Антон Павлович Семёнов
Тени Империй

Полная версия

Глава 1: Пепел Порт-Артура

Порт-Артур дышал дымом и ржавчиной. Алексей Волконский стоял у края пирса, щурясь от солёного ветра, что гнал с моря запах пороха и гари. Ему было семнадцать, но выглядел он моложе – худой, с растрёпанными русыми волосами, что лезли в глаза, и руками, огрубевшими от работы. На нём болтался старый кадетский мундир, давно потерявший пуговицы, – единственное, что осталось от былой гордости рода Волконских. Он не был солдатом, не был даже настоящим магом, как его старший брат Григорий. Он был никем – мальчишкой, что таскает ящики в порту за медяки, пока война пожирает всё вокруг.

Русско-японская война гремела уже полгода. Пушки грохотали где-то за горизонтом, и в городе шептались, что японцы вот-вот ударят снова. Алексей не особо вслушивался в эти разговоры. Его мир ограничивался скрипом досок под ногами да тяжестью груза на плечах. Но сегодня что-то было не так. Воздух звенел, будто натянутая струна, и тени под ногами казались гуще, чем обычно. Он списал это на усталость – последние три ночи он почти не спал, разгружая бесконечные баржи с углём и порохом.

– Эй, Волконский! – окликнул его хриплый голос. Это был Фёдор, старый портовый грузчик с лицом, похожим на смятую бумагу. – Ты там не заснул? Тащи ящик, шевелись!

Алексей кивнул, подхватил деревянный короб с патронами и побрёл к складу. Тени шевелились у его ног, словно живые, но он привык их не замечать. Так было с детства – странные пятна, что плясали в углу зрения, особенно когда он злился или боялся. Бабка, пока была жива, шептала, что это проклятье рода, но Алексей не верил в сказки. Магия – удел аристократов, а он давно перестал считать себя одним из них.

Склад гудел от голосов. Матросы, солдаты, портовые крысы – все сновали туда-сюда, как муравьи перед дождём. Алексей поставил ящик у стены и вытер пот со лба. В этот момент небо раскололось. Грохот ударил по ушам, земля дрогнула, и где-то вдали взметнулся столб огня. Японцы. Снова.

– К орудиям! – заорал кто-то. Люди бросились врассыпную, словно стая птиц, вспугнутая выстрелом. Алексей замер, не зная, куда бежать. Он не был бойцом, не умел держать винтовку, но ноги сами понесли его к пирсу – туда, где море могло дать хоть какое-то укрытие.

И тут он увидел её.

Она стояла у края причала, будто явилась из другого мира. Девушка, не старше двадцати, в странном одеянии – тёмное кимоно с серебряными нитями, перехваченное поясом, на котором поблёскивали тонкие пластины, словно доспехи. Длинные чёрные волосы вились по ветру, а в руках она сжимала короткий меч. Её глаза – янтарные, яркие, как закат, – смотрели куда-то за горизонт. Алексей остановился, не в силах отвести взгляд. Она была красива, но не той красотой, что манит, а той, что заставляет чувствовать себя меньше, чем ты есть.

– Ты кто такая? – вырвалось у него, прежде чем он успел подумать. Глупый вопрос, но тишина между взрывами давила на нервы.

Она не ответила. Вместо этого её взгляд метнулся к нему, и в тот же миг воздух за её спиной сгустился. Двое в чёрных одеждах, с лицами, скрытыми масками, возникли из ниоткуда, как тени, сорвавшиеся с цепи. В руках у них блеснули клинки. Алексей даже не успел крикнуть – всё произошло слишком быстро.

Девушка развернулась, её меч взлетел в воздух, встречая удар первого нападавшего. Сталь зазвенела, но второй убийца уже был за её спиной, занося кинжал. Алексей не думал. Он просто рванулся вперёд, хотя в голове стучало: "Что ты делаешь, идиот?" Он схватил обломок доски с земли и с размаху ударил второго по голове. Тот рухнул, как мешок с углём, но первый уже повернулся к Алексею. Клинок мелькнул у самого его лица, и он отшатнулся, споткнувшись о ящик.

– Беги! – крикнула девушка, её голос был резким, но мелодичным, как звон колокольчика. Она шагнула вперёд, и её меч рассёк воздух, заставив первого убийцу отступить. Алексей хотел послушаться, но ноги не двигались. Он смотрел, как она танцует между ударами, как её кимоно трепещет на ветру, и чувствовал, что тени вокруг него оживают. Они тянулись к ней, к убийцам, к нему самому, словно голодные звери.

И тогда он услышал это – шёпот. Тихий, но отчётливый, будто кто-то говорил прямо в его голове: "Докажи". Алексей моргнул, пытаясь понять, откуда идёт голос, но в этот момент первый убийца бросился на девушку с новой силой. Её меч дрогнул, и она упала на колено, едва успев отбить удар. Второй, очнувшись, уже поднимался с земли, сжимая кинжал.

Алексей не знал, что делать. Он не был героем, не был магом, но что-то внутри него щёлкнуло. Тени под ногами рванулись вперёд, как чёрные змеи, и обвили второго убийцу. Тот вскрикнул, выронил оружие, а потом рухнул задыхаясь. Первый замер, глядя на Алексея с чем-то похожим на страх, но девушка не дала ему шанса. Её меч вонзился ему в грудь, и всё закончилось.

Тишина упала на пирс, тяжёлая, как мокрый снег. Алексей стоял, тяжело дыша, и смотрел на свои руки. Тени вернулись к нему, послушные, но живые. Он чувствовал их – холодные, текучие, как вода, и в то же время твёрдые как сталь. Что это было?

Девушка поднялась, убирая меч в ножны. Её янтарные глаза остановились на нём, и в них мелькнуло что-то – удивление? Благодарность? Она шагнула ближе, и Алексей невольно отступил.

– Ты… маг? – спросила она. Голос был мягче, чем раньше, но в нём всё ещё звенела сталь.

– Я… не знаю, – выдавил он. Это была правда. Он никогда не понимал, что с ним происходит, и уж точно не хотел разбираться в этом посреди войны.

Она посмотрела на него долгим, изучающим взглядом, а потом протянула руку. На её ладони лежал маленький амулет – чёрный камень, оправленный в серебро, с вырезанным символом, похожим на спящего дракона.

– Возьми, – сказала она. – Это твоё.

– Что? – Алексей нахмурился, но она уже вложила амулет ему в руку. Камень был тёплым, почти живым, и от него исходил слабый пульс, как биение сердца.

– Меня зовут Акико Такамура, – добавила она, и в её голосе мелькнула тень улыбки. – Запомни это имя. Мы ещё встретимся.

Прежде чем он успел что-то сказать, она повернулась и исчезла – не ушла, а именно исчезла, растворившись в воздухе как дым. Алексей остался один посреди пирса, сжимая амулет и слушая, как где-то вдали гремят пушки. Тени у его ног шевелились, будто ждали приказа, а в голове крутился только один вопрос: что, чёрт возьми, сейчас произошло?

Он не заметил, как с неба посыпался пепел – мелкий, серый, как предвестие чего-то большего. Война была только началом.

Алексей стоял, сжимая амулет, и смотрел туда, где только что растворилась Акико. Её имя – Акико Такамура – звенело в голове, как отголосок колокола, но он не мог понять, почему оно кажется знакомым. Ветер гнал по пирсу клочья дыма, и пепел оседал на его мундире, смешиваясь с грязью и солью. Где-то вдали снова ухнула пушка, но теперь звук казался приглушённым, словно война отступила на второй план, уступив место тому, что только что произошло.

Он опустил взгляд на амулет. Камень в его руке был гладким, тёплым, и от него исходило слабое свечение – едва заметное, но реальное. Алексей провёл пальцем по вырезанному символу, похожему на дракона, и почувствовал, как что-то внутри него отозвалось. Тени у его ног дрогнули, словно услышали зов, и на миг ему показалось, что они шепчут – неразборчиво, но настойчиво. Он тряхнул головой, прогоняя морок. Это всё усталость, сказал он себе. Или шок. Или то и другое вместе.

– Волконский! Ты оглох, что ли? – голос Фёдора вырвал его из оцепенения. Старик ковылял к нему, опираясь на кривую палку, что заменяла ему трость. Его лицо, и без того сморщенное, теперь было перепачкано сажей, а глаза блестели от смеси страха и злости. – Чего застыл? Японцы лупят по гавани, а ты тут как столб! Бери ноги в руки, пока нас всех не накрыло!

Алексей кивнул, но не двинулся с места. Он сунул амулет в карман мундира, чувствуя, как тот оттягивает ткань, будто весил больше, чем должен. Фёдор, не дожидаясь ответа, схватил его за рукав и потащил к складу.

– Дурень ты, Волконский, – ворчал старик, пока они пробирались через толпу. – Война кругом, а ты пялишься в пустоту. Небось девку какую приглядел, да? Бабы до добра не доводят, уж поверь мне.

Алексей промолчал. Он не стал рассказывать про Акико, про убийц, про тени, что сами бросились на врага. Фёдор всё равно не поверит – старик считал магию сказками для богатых да спятивших. А может, и правильно считал. Алексей сам не знал, во что верить.

Они добежали до склада как раз вовремя – новый взрыв прогремел совсем близко, и крыша над соседним пирсом рухнула, подняв облако пыли. Вокруг кричали, кто-то молился, кто-то ругался. Алексей прислонился к стене, переводя дух, и впервые за день почувствовал, как дрожат руки. Не от страха, нет – от чего-то другого. От силы, что бурлила внутри, непривычной и чужой.

– Ты в порядке, парень? – Фёдор хлопнул его по плечу, глядя с неожиданной тревогой. – Бледный ты какой-то. Не ранен?

– Всё нормально, – соврал Алексей, отводя взгляд. Он не хотел объяснять, что творится в его голове. Как рассказать, что тени, которые он всю жизнь считал пустяком, вдруг ожили? Что они слушались его, как собаки слушают хозяина? И что эта девушка – Акико – знала больше, чем сказала?

Фёдор хмыкнул, но спорить не стал. Он достал из кармана мятую жестяную флягу, отхлебнул и протянул Алексею.

– Глотни, полегчает. Самогон дрянной, но нервы успокаивает.

Алексей покачал головой. Ему не нужен был самогон – ему нужен был ответ. Он вытащил амулет из кармана и сжал его в кулаке, словно мог выдавить из камня правду. Кто такая Акико Такамура? Почему она дала ему это? И что значит "мы ещё встретимся"?

В этот момент небо над Порт-Артуром озарилось красным. Японские снаряды падали один за другим, превращая гавань в хаос. Алексей смотрел, как огонь пожирает деревянные мостки, как люди бегут, теряя всё, что у них было. И вдруг он понял: это не просто война. За дымом и криками скрывалось что-то ещё – что-то, связанное с Акико, с амулетом, с тенями.

– Пошли, Фёдор, – сказал он, наконец отрываясь от стены. – Надо выбираться отсюда.

Старик кивнул, и они двинулись вдоль складов, пробираясь к старой барже, что стояла у дальнего причала. Алексей не знал, куда идти дальше, но сидеть на месте было нельзя. Война наступала, и с ней – его собственная судьба, о которой он пока не подозревал.

Они шли молча, под грохот канонады и треск горящего дерева. Пепел сыпался всё гуще, оседая на волосах и одежде, как снег в декабре. Алексей то и дело оглядывался, будто ждал, что Акико появится снова – шагнёт из дыма, с мечом в руках и янтарными глазами, полными загадок. Но её не было. Только тени следовали за ним, цепляясь за пятки, как верные псы.

Когда они добрались до баржи, Фёдор хлопнул в ладоши и крикнул капитану – низкому мужику с бородой, похожей на мочалку:

– Егор, заводи посудину! Пора сматываться, пока нас не разнесло!

Егор сплюнул за борт и кивнул. Баржа была старой, с облупленной краской и дырявым днищем, но выбирать не приходилось. Алексей забрался на палубу, помогая Фёдору перетащить ящики с припасами, которые они успели прихватить. Мотор закашлял, выплюнув облако чёрного дыма, и судно медленно отвалило от берега.

Алексей стоял у борта, глядя, как Порт-Артур исчезает в огне. Он думал о доме – о старом поместье Волконских в двух днях пути отсюда, где его ждал брат Григорий с вечными насмешками и кулаками. Думал о матери, которую никогда не знал, и о том, почему её лицо вдруг всплыло в памяти – смутное, как отражение в мутной воде. И думал об Акико. Её слова – "Запомни это имя" – звучали в голове, как приказ.

– Ты чего такой задумчивый? – Фёдор плюхнулся рядом, отхлебнув из фляги. – Война, она такая. Либо сломает, либо закалит. Ты уж выбирай, парень.

Алексей усмехнулся, но ничего не ответил. Он не знал, что выбрать. Не знал, сломает ли его эта война или сделает кем-то другим. Но амулет в его кармане пульсировал, как живое сердце, и тени шевелились у ног, словно знали больше, чем он сам.

Баржа плыла по чёрной воде, унося его прочь от горящего города. Пепел всё падал, покрывая палубу тонким слоем, и Алексей вдруг заметил, что он не просто серый – в нём мелькали искры, крохотные, как звёзды. Он протянул руку, поймал одну, и она обожгла пальцы, оставив на коже слабый след – символ, похожий на тот, что был на амулете.

– Что за чертовщина… – пробормотал он, но договорить не успел. Тени вокруг него вздрогнули, и на миг ему показалось, что он видит фигуру – высокую, в длинном плаще, с глазами, горящими в темноте. Она стояла на берегу, далеко за дымом, и смотрела прямо на него.

– Фёдор, ты это видишь? – Алексей повернулся к старику, но тот уже дремал, прислонившись к борту. Когда он посмотрел снова, фигура исчезла.

Сердце стучало в груди, как барабан. Алексей сжал амулет сильнее, чувствуя, как тепло разливается по руке. Он не знал, что его ждёт, но одно было ясно: это только начало. Война, тени, Акико – всё это сплелось в клубок, который ему предстояло распутать. Или быть раздавленным им.

Баржа плыла дальше, и пепел падал с неба, как предвестие судьбы.

Глава 2: Наследие Волконских

Баржа скрипела и качалась на волнах, унося Алексея прочь от дымящихся руин Порт-Артура. Ночь опустилась на море тяжёлым покрывалом, и только слабый свет фонаря на носу судна разгонял тьму. Алексей сидел у борта, прислонившись спиной к холодному металлу, и смотрел на свои руки. Тени больше не шевелились – они затаились, как звери перед прыжком, но он всё ещё чувствовал их присутствие. Амулет, спрятанный в кармане, тихо пульсировал, словно напоминая о себе. Он не знал, что с ним делать, но выбросить не решался – слишком много вопросов крутилось в голове, и этот чёрный камень с драконом был единственной ниточкой к ответам.

Фёдор спал рядом, похрапывая и бормоча что-то про самогон и баб. Егор, капитан баржи, молча стоял у штурвала, его борода колыхалась на ветру как флаг. Алексей не спрашивал, куда они плывут – ему было всё равно, лишь бы подальше от огня и криков. Но в глубине души он знал, что рано или поздно придётся вернуться. Не в Порт-Артур, нет – в поместье Волконских, к Григорию, к прошлому, от которого он бежал последние два года.

Он прикрыл глаза, пытаясь отогнать усталость, но вместо сна перед ним всплыли обрывки воспоминаний. Старый дом на холме, окружённый соснами, с облупившейся краской на стенах и скрипучей лестницей. Бабка, сухая, как осенний лист, с глазами, что видели слишком многое. И голос – низкий, хриплый, полный злобы. Григорий. Алексей стиснул зубы, прогоняя образ брата. Он не хотел думать о нём, но память была упрямой штукой.

– Ты бесполезен, Лёшка, – говорил Григорий, ухмыляясь так, что шрам на его брови кривился. – Ни силы, ни мозгов. От тебя в роду один позор.

Алексей тогда молчал. Что он мог сказать? Григорий был старше, сильнее, и магия в нём горела, как пожар – настоящее пламя, что могло спалить всё на своём пути. А у Алексея были только тени – слабые, бесформенные как дым. Бабка пыталась его защищать, но после её смерти всё стало хуже. Григорий выгнал его из дома, бросив напоследок: "Иди, подыхай в порту. Там тебе место". И Алексей ушёл. Два года он таскал ящики, спал на соломе и старался забыть, что когда-то был Волконским. Но теперь, с амулетом в руке и тенями, что слушались его, он чувствовал, что прошлое возвращается.

Баржа причалила к берегу на рассвете. Небо было серым, как сталь, и мелкий дождь стучал по палубе, смывая пепел. Алексей помог Фёдору и Егору разгрузить ящики, а потом попрощался. Старик хлопнул его по плечу, сунул в руку краюху хлеба и буркнул:

– Береги себя, парень. И не лезь туда, где жарко.

Алексей кивнул, но в груди уже зрело решение. Он знал, куда идти. Поместье Волконских было в двух днях пути, если идти пешком и не останавливаться. Там был Григорий, там были ответы – и, может быть, что-то ещё. Он сжал амулет через ткань мундира и двинулся вдоль берега, под дождём, что стекал по лицу как слёзы.

Дорога была долгой и утомительной. Лес шумел вокруг, сосны гнулись под ветром, а грязь липла к сапогам, делая каждый шаг тяжелее предыдущего. Алексей шёл, не оглядываясь, но мысли его были далеко. Он вспоминал бабку – старую Дарью Волконскую, последнюю, кто хоть как-то заботился о нём. Она умерла три года назад, оставив его одного с Григорием, но перед смертью часто говорила странные вещи.

– В тебе кровь матери, Лёшка, – шептала она, сжимая его руку сухими пальцами. – Не наша, не русская. Чужая. И сила твоя от неё. Береги её, не дай Гришке сломать.

Алексей тогда не понимал, о чём она. Мать он не помнил – она умерла, когда он был младенцем, и в доме о ней не говорили. Григорий однажды, в пьяном угаре, бросил, что она была шлюхой, подкинутой каким-то японцем, но бабка тут же дала ему пощёчину, да так, что он замолчал. Теперь, с амулетом в кармане и словами Акико в голове, Алексей начинал подозревать, что бабка знала больше, чем говорила.

К вечеру второго дня он вышел к холму. Поместье Волконских стояло на вершине, тёмное и угрюмое, как старый зверь, что затаился перед смертью. Двухэтажный дом с покосившейся крышей, окна, забитые досками, и дым, что вился из трубы. Алексей остановился, глядя на него снизу вверх. Сердце заколотилось, но не от страха – от предчувствия. Он знал, что Григорий там. И знал, что встреча не будет тёплой.

Он поднялся по тропе, шаги гулко отдавались в тишине. Дождь перестал, но ветер гнал по земле клочья тумана, и тени вокруг казались живыми. Алексей невольно сжал амулет в кармане, и на миг ему почудилось, что камень шепчет – тихо, но ясно: "Иди". Он тряхнул головой, списав это на усталость, и толкнул тяжёлую дверь.

Внутри пахло сыростью и дымом. Холл был пуст, только старый ковёр, изъеденный молью, лежал у лестницы. Алексей шагнул вперёд, и половицы скрипнули под ногами, как живое предупреждение. Он хотел позвать Григория, но голос застрял в горле. Вместо этого он двинулся к гостиной – туда, где всегда горел камин, даже в самые жаркие дни.

Григорий был там. Он сидел в кресле у огня, широкоплечий, с короткими светлыми волосами и шрамом через бровь, что делал его лицо ещё суровее. На нём был мундир – не старый, как у Алексея, а новый, с золотыми эполетами, знак его службы в "Оке Престола". В руке он держал стакан с чем-то тёмным, а на коленях лежал меч – фамильный клинок Волконских, длинный и узкий, с рукоятью, обмотанной красной кожей.

– Ну надо же, – протянул Григорий, не поднимая глаз от огня. Его голос был низким, с хрипотцой, и в нём сквозила насмешка. – Младший Волконский пожаловал. Я думал, ты сгнил в порту, Лёшка.

Алексей стиснул кулаки, но промолчал. Он знал, что Григорий ждёт реакции – хочет, чтобы он сорвался, как раньше. Но теперь всё было иначе. Он чувствовал амулет, тени, силу, что зрела внутри. И он пришёл не просить, а требовать.

– Мне нужно поговорить, – сказал он, стараясь держать голос ровным. – О матери.

Григорий медленно поднял взгляд. Его серые глаза блеснули в свете камина, и в них мелькнуло что-то – не то удивление, не то злоба. Он отставил стакан и встал, возвышаясь над Алексеем как башня.

– О матери? – переспросил он, ухмыляясь. – А что ты хочешь знать? Что она была японской шлюхой, которая сдохла, родив тебя? Или что её кровь – позор нашего рода?

Алексей сжал зубы так, что заныли челюсти. Он хотел броситься на брата, вцепиться в его горло, но вместо этого вытащил амулет и поднял его перед собой.

– Тогда объясни это, – сказал он тихо. – И почему тени слушаются меня.

Григорий замер. Его ухмылка исчезла, сменившись чем-то тёмным, почти звериным. Он шагнул вперёд, и воздух вокруг него задрожал – жар его магии, пламя, что всегда было его гордостью. Но в этот момент что-то произошло. Фамильный меч на столе дрогнул, его лезвие вспыхнуло слабым светом, и тени в комнате рванулись к Алексею, окружив его как щит.

– Что за… – начал Григорий, но осёкся. Он смотрел на брата, на амулет, на меч, и в его глазах мелькнул страх – впервые за все годы, что Алексей его знал.

– Это её, да? – спросил Алексей, указывая на меч. – Магия матери. Она была не просто шлюхой, Гришка. И ты это знаешь.

Григорий молчал долго, слишком долго. Потом он рассмеялся – резко, хрипло, как будто выдавливал смех через силу.

– Ты думаешь, это что-то меняет? – сказал он, подходя ближе. – Ты всё ещё никто, Лёшка. Амулет, тени, меч – это игрушки. Сила – вот что важно. И у тебя её нет.

Он щёлкнул пальцами, и огонь в камине взметнулся вверх, бросив на стены пляшущие тени. Алексей отступил, но не из страха – он чувствовал, как его собственные тени отвечают, тянутся к нему, ждут. Григорий заметил это и нахмурился.

– Уходи, – бросил он, поворачиваясь к огню. – Пока я не передумал и не спалил тебя вместе с твоими тенями.

Алексей хотел возразить, но что-то остановило его. Не слова брата, нет – шорох за окном, едва слышный, но отчётливый. Он повернулся к стеклу, забитому досками, и сквозь щель увидел фигуру – высокую, в длинном плаще, с глазами, что горели в темноте. Та же, что на берегу. Она смотрела на него, и амулет в его руке вдруг обжёг кожу.

– Кто там? – рявкнул Григорий, хватая меч. Но фигура исчезла, растворившись в ночи.

Алексей стоял, сжимая амулет, и понимал, что это не конец. Это только начало. Наследие Волконских – или то, что от него осталось, – лежало перед ним, как открытая книга. И он собирался её прочитать, хочет того Григорий или нет.

Алексей смотрел в пустоту за окном, где только что растворилась фигура. Ночь за стеклом была густой, как смола, и только слабый свет луны пробивался сквозь щели в досках, рисуя на полу дрожащие полосы. Амулет в его руке всё ещё пульсировал, горячий, почти живой, и тени в комнате шевелились, словно чувствовали то же, что и он – присутствие чего-то чужого, опасного, но манящего.

Григорий шагнул к окну, сжимая меч так, что побелели костяшки пальцев. Его лицо, освещённое камином, было напряжённым, и в глазах мелькала тень чего-то, чего Алексей раньше не видел – неуверенности. Брат всегда был скалой, непробиваемой и жестокой, но сейчас он казался человеком, а не монстром из детских кошмаров.

– Кто это был? – голос Григория был резким, но в нём проскользнула хриплая нотка. Он повернулся к Алексею, и пламя в камине за его спиной вспыхнуло ярче, бросив на стены длинные тени. – Ты притащил сюда кого-то, да? Твои портовые дружки решили пограбить?

Алексей покачал головой, не отводя взгляда от окна. Он не знал, кто это был, но чувствовал, что это связано с амулетом, с Акико, с тем, что произошло в Порт-Артуре. И с матерью. Он сжал камень сильнее, и тени вокруг него дрогнули, потянувшись к Григорию, как голодные псы.

– Я пришёл один, – сказал он тихо. – Но ты что-то скрываешь. Про неё. Про мать.

Григорий замер, глядя на него сверху вниз. Его губы искривились в усмешке, но глаза оставались холодными, как лёд.

– Ты всё ещё цепляешься за эти сказки? – бросил он, отворачиваясь к камину. – Бабка набила тебе голову чушью, а ты поверил. Мать была никем. Японская девка, которую отец подобрал где-то на востоке. Она родила тебя и сдохла. Вот и вся история.

– Тогда почему меч отреагировал? – Алексей шагнул вперёд, указывая на клинок в руке брата. – Почему тени слушаются меня? Это не просто чушь, Гришка. И ты это знаешь.

Григорий стиснул зубы, и воздух вокруг него задрожал от жара. Он поднял меч, направив его острие на Алексея, и пламя камина отразилось в лезвии, превратив его в раскалённый уголь.

– Хочешь правду? – прорычал он. – Хорошо. Она была магичкой. Чужой, не нашей крови. Отец привёз её из Японии, думал, что она усилит род. Но она была слабой, Лёшка. Сломалась, как ветка под снегом. А ты – её отродье. Слабое, бесполезное. И эти твои тени – не сила, а проклятье.

Алексей почувствовал, как кровь застучала в висках. Он хотел возразить, бросить что-то в ответ, но слова застряли в горле. Вместо этого он посмотрел на меч – на фамильный клинок Волконских, который всегда принадлежал старшему в роду. Григорий носил его с гордостью, но теперь, в отблесках огня, Алексей заметил то, чего раньше не видел. На рукояти, под красной кожей, проглядывал тонкий узор – символ, похожий на тот, что был на амулете. Дракон, спящий в тенях.

– Это её меч, – сказал он, и голос его дрогнул от внезапной уверенности. – Не твой. Не отца. Её.

Григорий опустил клинок, но не убрал его в ножны. Его лицо потемнело, и на миг Алексею показалось, что брат сейчас бросится на него – ударит, сожжёт, уничтожит. Но вместо этого Григорий рассмеялся – хрипло, зло, как будто выдавливал смех через силу.

Алексей хотел возразить, но шорох за окном повторился – громче, ближе. Он повернулся к стеклу, и на этот раз увидел не одну фигуру, а две. Они стояли в тумане, высокие, в длинных плащах, и их глаза горели – не красным, как у Григория, а холодным, серебряным светом. Амулет в его руке обжёг кожу, и тени в комнате рванулись к окну, как стая собак, почуявших чужака.

– Что за… – Григорий схватил меч и шагнул к окну, но не успел. Доски, закрывавшие стекло, разлетелись в щепки, и в комнату ворвался ветер – ледяной, пронизывающий до костей. Две фигуры шагнули внутрь, и Алексей понял, что это не люди. Их лица были скрыты капюшонами, но из-под ткани проглядывали острые черты – слишком острые, чтобы быть человеческими. Руки, длинные и тонкие, сжимали посохи, увенчанные кристаллами, что светились тем же серебряным светом.

– Волконский, – произнёс один из них, и голос его был как скрежет металла. – Ты нужен нам.

Григорий рявкнул что-то невнятное и махнул мечом, но огонь, что вспыхнул вокруг него, угас, едва коснувшись пришельцев. Они подняли посохи, и воздух в комнате сгустился, став тяжёлым, как вода. Алексей почувствовал, как его ноги подгибаются, но тени вокруг него взвились вверх, окружив его щитом.

– Кто вы? – выдавил он, отступая к стене. Амулет жег руку, и он едва удерживал его в пальцах.

– "Око Престола", – ответил второй, и в его голосе не было ни злобы, ни насмешки – только холодная уверенность. – Мы пришли за тобой, Алексей Волконский. Твоя кровь зовёт.

Григорий выругался и бросился вперёд, но один из пришельцев взмахнул посохом, и невидимая сила швырнула его к камину. Он рухнул на пол, задыхаясь, а меч вылетел из его руки и упал к ногам Алексея. Тени рванулись к клинку, обвили его, и на миг Алексею показалось, что он слышит голос – женский, мягкий, но властный.

– Возьми, – шепнул голос, и он не понял, звучит ли он в голове или в комнате.

Алексей схватил меч, не думая. Лезвие было лёгким, почти невесомым, и рукоять легла в ладонь, как будто была создана для него. Тени вокруг взвились выше, и он почувствовал, как сила – настоящая, живая – течёт по его венам.

– Уходи, – сказал первый пришелец, глядя на него горящими глазами. – Но знай: мы найдём тебя. "Сердце Теней" не спрячется.

Они шагнули назад, и ветер унёс их прочь, как дым. Комната опустела, только камин потрескивал, да Григорий кашлял, поднимаясь с пола. Алексей стоял, сжимая меч, и смотрел на брата. Тот сплюнул кровь и ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было прежней злобы – только усталость.

– Ты влез во что-то большое, Лёшка, – прохрипел он. – И я не знаю, завидовать тебе или жалеть.

Алексей не ответил. Он повернулся и вышел из дома, не оглядываясь. Меч висел у пояса, амулет пульсировал в кармане, и тени следовали за ним, как верные стражи. Ночь встретила его холодом и тишиной, но он знал, что это ненадолго. "Око Престола", "Сердце Теней" – слова, которых он не понимал, но которые уже изменили всё.

Он спустился с холма, шаги гулко отдавались в темноте. Лес шумел вокруг, и где-то вдали завыл волк, но Алексей не боялся. Он чувствовал, что теперь он не один – тени были с ним, и меч, и голос, что шептал в голове. Наследие Волконских открывалось перед ним, как книга, и он собирался её дочитать – до последней страницы.