Антон Сибиряков
Дети апокалипсиса
-Лин, я…
-Закончила? Спасибо.
Он поднялся, держась за камень, и ушел. А я осталась сидеть на песке с окровавленными руками, и кровь эта жгла мои пальцы, проникая в поры чужим, незнакомым сердцебиением.
Мы неразрывно связаны с тобой. Но я никогда не увижу твоего настоящего лица. Любовь делает меня слепой, ищущей твоих объятий в запертом, ненастоящем мире. Почему ты так жесток со мной? Почему не подашь голоса в опасной темноте? Почему не протянешь руки?..
Я сидела на песке, а на руки мне капали горячие слезы. И только природа, живущая внутри меня, все еще шептала – ты готова, моя милая девочка. Теперь, ты готова…
Мы пришли в этот городок, потому что нам некуда было больше идти. Он стал для нас освобождением, мечтой… Дальше простиралась тайга, припорошенная первым снегом, а за ней, казалось, больше ничего и нет. Край мира находился здесь, под нашими ногами. А дальше – только черта горизонта, слившаяся с бесконечностью неба.
Проходя по этим землям, мы чувствовали, как меняется природа. Как она оживает, наполняя воздух чистотой. И хотя вокруг нас был все тот же унылый пейзаж апокалипсиса, мы знали – мир меняется. Эти места еще не сдались. Не умерли. В них и только в них возможно возрождение человеческой расы. Здесь, в почве, скрыта великая тайна далеких предков, которую они называли надеждой на жизнь.
Суровый край встретил нас холодными ветрами и снегом. Поэтому ночью мы старались не оставаться под открытым небом, задерживаясь в опустевших поселках до самого утра. В панельных домах было не лучше, чем на улице, и мы выбирали перевалочным пунктом деревянные, полуразвалившиеся строения, в углах которых скапливалось сырое тепло промозглого дня. Там мы разводили костер и слушали байки Тага о странной сибирской земле, которая всегда манила исследователей своими природными богатствами. Он рассказывал нам о том, что Сибирь – это уникальное место, похожее на отдельную республику, в которой всегда теплился огромный потенциал. Говорил, что раньше, пока были границы, а люди давали названия материкам, эта земля находилась в двух мирах, принадлежала двум вероисповеданиям. А я, слушая его рассказы, не могла понять, зачем же людям было столько богов? Ведь в Библии сказано, что Бог един, его сущность непоколебима… И зачем людям нужны были религиозные войны, если все религии мира призывали творить добро? Наверное, нам, детям апокалипсиса, этого никогда было не понять. Перед нами стояли вопросы куда простые, но и великие в своей простоте. Выжить. Возродиться. Оставить следы своего пребывания на этой планете. Рассказать о том, что мы были…
По дороге вглубь незнакомых земель мы обзавелись теплой одеждой. Климат здесь не претерпел изменений и слова Тага о том, что нам пора утеплиться, были кстати. Нам долго не удавалось найти одежду, потому что вся она истлела от времени и вечной сырости, но в одном из городков мы наткнулись на подземное хранилище удовлетворившее, наконец, наши "взыскательные" вкусы. Вообще-то выбор наш не различался многообразием – нам просто хотелось согреться. Главное, чтобы вещь была удобной и не громоздкой, позволяющей легко двигаться с оружием. Я выбрала длинное пальто, плотно прилегающее к телу, и когда встретила между рядами хранилища Лина, точно в таком же, то прыснула со смеху. Он напялил на голову вязаную шапочку и недовольный прошествовал мимо.
Как мы выживем здесь без любви? Ведь в этих землях так холодно…
Однажды, пробираясь по лесу, наш отряд повстречал оленя. Огромного, с рогами, похожими на радиолокационные антенны. Он стоял у дерева и смотрел на нас темным взглядом широких глаз. В нем одновременно было столько красоты и боли, что я почувствовала горький комок в груди. До этого никто из нас, кроме Тага, не встречал диких животных. И нам всегда казалось, что они просто миф, сказка, живущая лишь на страницах потрепанных книжек.
В тот момент я подумала – сколько же мощи заключено в этом удивительном создании. Сколько желания жить!
И когда Таг вытащил из кобуры обрез, я схватила оружие за двойное дуло.
– Не смей!
Это был шепот сквозь зубы, больше похожий на шипение.
– Когда ты в последний раз ела мясо, Гун? – зашептал он в ответ.
– Эта особь, возможно, последняя в своем роде…
– Отпусти! Меня достали эти бобы…
– Таг, – я услышала голос Лина прежде, чем увидела его руку, улегшуюся Тагу на плечо. – Гун права. Это и отличает нас от тех чудовищ на корабле. Мы все еще люди.
После этих слов Таг вернул оружие в кобуру. Но не разговаривал со мной целую неделю. Но воительница Гун привыкла к такому обращению. Поэтому ее шаги по припорошенной снегом хвое оставались все такими же твердыми.
Мы пришли, чтобы остаться. Чтобы начать новую жизнь. Мы здесь… Этот городок станет нашим райским садом. И мир снова обретет четкие контуры. Воскресит все мечты…
– Ты бывал тут раньше?
Мы шли по пустынной улице, затянутой туманом, и я слушала, как хрустит под подошвами хрупкая наледь.
– Нет, Мияко, здесь я не бывал, – голос Тага прозвучал устало. Всем нам хотелось спать этим морозным утром.
– Кажется этот город такой же мертвый, как и все остальные. Куда делись люди, ведь должен был хоть кто-нибудь выжить?
– Они здесь. Просто не хотят, чтобы мы их видели.
– Откуда знаешь?
– Они следят за нами. Чувствую их взгляды.
– Вот как?..
Я услышала, как заскрипела кожаная кобура. Мияко вытащил пистолет. Я обернулась, и увидела, как он нервно оглядывается по сторонам.
– Да брось ты, они неопасны.
– Тебе-то откуда знать, Гун? Может они тоже жрут людей!
– Остынь, а!?
– Не указывай мне…
– Помолчите-ка все, – Лин остановился, прислушиваясь. – Да. Таг прав. За нами следят.
– Ну, что я говорил? – Мияко передернул затвор.
– Если хотим здесь остаться, нужно наладить с ними контакт. Убери ствол, Мияко. Ты воин, ты успеешь его достать и за секунду до выстрела.
Я улыбнулась. Снова Лин оказался на моей стороне. Он был нашим негласным лидером, не смотря ни на что. И хотя он отяготил наше путешествием грузом побега, его слова все еще имели вес. Поэтому Мияко убрал пистолет, но щелчка кобуры я так и не услышала.
– Идемте. Нужно найти место потеплей. Не мешало бы выспаться.
Мы разместились в небольшом двухэтажном здании, в котором когда-то находилась школа. В кабинетах, под слоем бетонной пыли, покоились останки железных парт. У стен, покосившиеся от времени, умирали рамы школьных досок. А в углах, среди мусора, можно было разглядеть почерневшую бумагу – страницы, по которым когда-то человечество училось жить. Жаль, но все науки оказались пустыми теориями, которые не смогли уберечь мир от катастрофы. Они сгинули вместе с человечеством, а научные трактаты сгорели в ядерном огне. Людям, помимо прочих наук, в век технического прогресса необходимо было изучать искусство равновесия. Изучать самих себя.
За окнами, поросшая высохшей травой, располагалась спортивная площадка. В переплетении колючих трав ржавели перекладины футбольных ворот.
– Воды почти не осталось, Лин, – Чжин сидел на пыльном подоконнике, болтая ногами.
– Я знаю. Наверняка в этом городе она есть. Иначе бы тут никто не жил. Выставьте одного часового, попробуйте развести костер и… отдохнуть тоже попробуйте.
– А ты?
– Я пойду, познакомлюсь с местными.
– С ума сошел? Один?
Я с хрустом размяла пальцы:
– Я пойду с тобой, Лин.
– Нет. Ты останешься здесь.
– Хватит мной командовать! Я тебе не маленькая девочка! – Я сжала кулаки.
– Разговор окончен.
– Тогда я пойду одна!
– И оставишь команду без снайпера?
– Лин, – в разговор вмешался Алан, – глупо идти одному. И ты это знаешь.
– Тогда ты пойдешь со мной. Снайпер нужен здесь.
– Идиотизм! – я топнула ногой, взбивая тяжелую пыль.
– Ты видишь? – обратился Лин к Алану. – И после этого она говорит, что повзрослела.
– Черт бы тебя побрал, Лин! Твоя проблема в том, что ты считаешь меня слабой. Но это не так.
– Я не считаю тебя слабой, Гун. Я просто стараюсь быть реалистом. Идем, Алан.
– Извини, Гун…
Они зашагали к выходу, а я осталась стоять на месте, гневно раздувая ноздри. Зубы мои заскрипели от злости.
– Чертов… – мой кулак влетел в стену, срывая с костяшек кожу. Боль выстрелила в локоть, и обвила жаркими нитями плечо. -…Лин!
Я оглядела оставшуюся команду слезящимися глазами. Они все, молча, смотрели на меня, но их взгляды были туманны и неясны. И в установившейся тишине моя злость разрослась, превратившись в безудержную волну. Мне казалось, все они смеются надо мной, считают сопливой девчонкой не способной на подвиги в этой чертовой войне.
– Я осмотрю второй этаж, – бросила я и быстро зашагала прочь, к лестнице.
Поднявшись по пыльным ступеням, я отыскала лучшее место для снайпера – выбитое окно с покосившейся рамой, находившееся аккурат над парадным входом. Злость моя поутихла, уступив место странной безысходности, и я долго ставила на подоконник винтовку, просматривая местность в окуляр оптического прицела.
На войне нет места чувствам. Эта слабость может стоить жизни.
Но с кем мы воюем, когда на земле почти не осталось людей?
Я покрутила колесо отстройки, выставив комфортное расстояние для стрельбы.
Зачем нам нужна эта война? За что мы боремся, ведь внутри у нас не осталось ничего человеческого? Мы умеем только убивать. Отнимать чужие жизни…
Винтовка была готова. Я оставила ее на подоконнике, прикрепив к цевью сошку, и облокотилась рядом, разглядывая унылый пейзаж апокалипсиса.
Этот мир достоин большего, чем кровавая брань между остатками человечества. Я знала это всегда. Но за грохотом выстрелов не могла расслышать правды. Не могла удержать истину в скользких от крови руках. И только теперь, в оглушающей тишине… я начала понимать. Опустошенным землям нужна жизнь. Семена, готовые упасть в почву и дать всходы. Нашему миру нужны…
– Гун?
Я оглянулась, все еще поглощенная раздумьями. В дверях, переминаясь, стоял Мияко.
– Что?
– Ты как?
– В порядке.
Он кивнул и осмотрелся.
– Выбрала позицию?
– Звучит двусмысленно.
Он непонимающе глянул на меня, но потом расхохотался. Я тоже улыбнулась в ответ.
– Снайперскую.
– Да, отсюда неплохой обзор. Хочешь взглянуть?
– Да нет, нет, конечно. Тебе лучше знать, что тут и как. Значит ты в порядке?
– И не сомневайся.
Он снова кивнул:
– Хочешь, я побуду с тобой?
– Нет, Мияко. Я хочу побыть одна.
– Хорошо. Я просто хотел сказать… мы… все мы… не считаем так, как Лин. Ты столько раз спасала нам жизнь…
– Вы мои друзья. Моя команда. Я не могла иначе.
– Да… да… но все равно… мы редко говорили "спасибо". Принимали, как должное.
Я грустно усмехнулась.
"Спасая вас, я убивала других. И цепь эта разомкнется только с моей смертью"
– Это война, Мияко. Так должно быть.
– Да. Ты права. Это война…
Мы помолчали и он ушел. А я вернулась на позицию и долго не могла прогнать с лица улыбку.
Лин и Алан вернулись довольно быстро. Они шли не спеша, о чем-то разговаривая, а я наблюдала за ними через окуляр прицела. Их фигуры, поначалу размытые, стали четче, как только они вошли в зону обстрела. Лин, по привычке, махнул рукой. Это означало, что я могу сниматься с позиции.
Я оставила винтовку на окне, а сама спустилась к команде. Мы вчетвером вышли на крыльцо, полные надежд и вопросов. Но когда Алан и Лин подошли к нам, первым, что мы услышали, было…
– Гун, я заметил тебя с двухсот метров. Прицел выдал отблеском…
– О, чудесно! – я оборвала Лина, громко выдохнув. – Это все, что ты можешь нам рассказать? Как Гун неправильно разместилась на позиции?
Он пожал плечами.
– Что было, Лин? Вы встретились с местными? – В разговор встрял Мияко.
– Встретились. Алан расскажет лучше, он больше в этом понимает, – Лин отошел в сторону, приглашая друга занять его место. – Алан?
Все наше внимание теперь было приковано только к нему. Он немного помолчал, подбирая слова, и начал говорить:
– Их здесь около двухсот человек. Так сказал староста, с которым нам довелось пообщаться. У них тут что-то вроде общины. Коммуны или… секты. Они проповедуют христианство отличное от нашего. Они грешны.
– Секта? – Чжин осмотрелся по сторонам.
– Алан немного преувеличивает, – подал голос Лин. – Вряд ли они опасны. Просто они очень… суеверны. Нам здесь не прижиться.
– Вот так хрень! – Мияко оглядел всех нас. – Мы шли сюда три года, чтобы услышать эти слова? Нам тут не прижиться?
– Они согласились дать нам приют на несколько дней, и снабдить всем необходимым для дальнейшего путешествия…
– Куда? – хохотнул Мияко. – Куда нам идти дальше, Лин? За этими лесами ничего нет! Только вечный холод.
– Таг? Что скажешь? Ты ведь бывал здесь. Есть у нас какие-то варианты?
– Идти дальше, нет смысла, Лин. Впереди только бескрайняя тайга, которую скоро завалит снегом.
– Мы что, правда, рассматриваем этот вариант? Прятаться в тайге, как звери? Это без меня, уж простите.
– Никто не собирается прятаться, Мияко. Все мы воины.
– Тогда нужно просто остаться здесь и пристрелить того, кто скажет хоть слово против!
– Воины, – Лин снял перчатку, оголив черную татуировку, щупальцами охватившую кисть правой руки. Я знала, он сделал ее потому, что такую носили все в его семье. И отец. И дед. И прадед. Знак чести. Принадлежность к военной элите несуществующей уже Японии. – Но не убийцы. Не грабители и не мародеры. Эти люди согласились нам помочь. И мы будем им благодарны.
– Они сказали, что мы несем зло, Лин. Что мы должны уйти. От этих слов разит смертью, – Алан посмотрел на меня черствым взглядом. Но я не отвела глаз. – Гун, сестра, что ты думаешь об этом?
– Я думаю, нам нужно остаться.
У меня не было обоснований. Просто я впервые решила пойти против Лина.
Эмоции губят нас на войне. Но без них нам не за что бороться.
– Чудесно. Значит, через несколько дней мы с вами расстанемся. Я не собираюсь быть частью отряда мародеров.
– Послушай, Лин, ты не прав, – Таг выступил вперед, на ступени крыльца. – То, что ты считаешь по-другому, не повод всех нас оскорблять. Мы шли с тобой до самого конца. Тебе не в чем нас упрекнуть.
– Боюсь, что если вы останетесь здесь, – Лин впервые за долгие годы посмотрел на меня. А я, испугавшись, опустила взгляд. – Вы не отмоетесь от этой крови.
– Мы не собираемся устраивать тут войну… – удивленно развел руками Чжин.
– Война уже идет. Она началась еще до нашего рождения. Но сюда, в этот мирный край, принесли ее мы. И если задержимся здесь, то заразим ею остальных. Крови не избежать. Я это знаю.
Наверное, каждый из нас знал, что Лин был прав. Только одного знания было мало, чтобы подчиниться и пойти с ним в заснеженную неизвестность. У всех у нас были причины отстаивать свою однобокую правду. Нам не был важен этот город так, как нужна была уверенность в себе. Глупо, но мы все пошли против Лина. И я со своей детской злостью, и Алан с вечными вопросами веры. И Чжин, и Мияко, и Таг. Все мы… мы его предали.
Я смотрела в пол и ждала, когда же Лин скажет, что принимает сторону большинства. Я была уверенна – он не сможет уйти. Как когда-то давно, со слезами на глазах, я отказывалась верить в то, что умерла мама. Но Лин только усмехнулся.
– Тогда через несколько дней наши пути разойдутся.
Он сказал это так, что на миг у меня перехватило дыхание и захотелось кричать. Признаваться ему снова и снова, что все мои слова сказанные минуты назад – это детская ложь, вызванная безответной любовью. Что я пойду за ним в эту чертову глушь, в эти снега и горы, и буду идти, пока не остановится сердце.
Вот только отступать было поздно. И он подвел под нашим договором черту.
– Решено. А теперь собирайтесь, пойдем в жилые районы города. Староста обещал накормить нас вкусным обедом. А мы обещали рассказать ему о том, что творится в мире.
Я отправилась на второй этаж за винтовкой.
Все когда-нибудь заканчивается. Никакой союз не вечен. История, о которой мы знаем так мало, подтверждает эту истину. На земле были содружества куда важнее и величественнее нашего. Но и они распались, когда настало время.
Я сняла сошку с винтовки и перекинула оружие через плечо. Порыв теплого ветра дыхнул мне в лицо сырым запахом осени. Его ладони скользнули по моим волосам, а губы шепнули на ухо – смотри, это теперь ваша история, ваш мир.
Я стояла напротив окна, за которым бесцветным полотном раскинулась унылая округа, и не могла отвести глаз.
Еще одной войны нам не пережить. Прошлое сгорело в огне, а будущее пока не свершилось. Есть только настоящее. И это мы. И серая дорога уводит нас в туман предстоящих дней. Так пишется история. Так было всегда. И так будет…
Под окном у крыльца собрались все кроме меня. А я смотрела на своих друзей и открывала для себя истину.
