Антонио Катифоро
Жизнь Петра Великого

Полная версия

Как только стрельцы узнали о том, что случилось с их вождем, они решили объединиться, чтобы отомстить за его смерть тем, кого они найдут в ней виноватыми, кем бы те ни были. Они отрядами рассредоточились по городу и прежде всего заняли арсеналы и склады, угрожая всё истребить огнем и мечом. Двор сразу же получил известия о случившемся. Задолго до этих событий царь Алексей привлек себе на службу большое число иностранных офицеров и солдат, прежде всего немецких, и образовал из них особый корпус²⁰⁴, на который многочисленные стрелецкие полки смотрели с пренебрежением и досадой. Князь Голицын посоветовал царевне выставить против мятежников эти иноземные войска, квартировавшие в слободе [Borgo] под Москвой²⁰⁵. В Троицкий монастырь вызвали офицеров для дачи им приказаний, которые они должны были исполнить: те поспешили в монастырь, не подумав о том, что они оставляют свои семьи на милость стрельцов. Те, узнав о приказах, которые получили немцы, решили предотвратить уготованное им наказание, напав на их слободу и захватив их жен и детей. Были среди них и такие, кто хотел уничтожить всю слободу огнем и мечом, однако менее жестокие их собратья воспротивились столь варварскому решению и уговорили своих товарищей примириться с двором. Для этой цели в Троицкий монастырь послали нескольких офицеров. Так как вина на них лежала меньшая, чем на других, их выслушали благосклонно, и они добились прощения – на том, однако, условии, что сложат оружие и выдадут властям зачинщиков мятежа. Те сделали даже больше, чем от них требовали: привычные к кровопролитию, они направили свою ярость против тех, кто сам так часто подавал ее пример. Перебив своих полковников и многих других офицеров, они разошлись по домам²⁰⁶.

Царям больше нечего было бояться, и они отправились обратно в столицу, сопровождаемые знатью и иностранными войсками. Разоруженные стрельцы выстроились вдоль дороги и кланялись в землю, моля о милосердии. Тогда стала ясна великая разница между величием Петра и убогостью Ивана: последний смотрел на происходящее в оцепенении, в то время как Петр, напротив, с подлинно царским величием и видом одновременно суровым и благосклонным давал стрельцам понять, что милость им дарована²⁰⁷. Так, сопровождаемые благословениями облагодетельствованных стрельцов и приветственными криками собравшегося народа, цари со всем двором возвратились в Кремль (так у московитов называется царский дворец). Царевна Софья, распоряжавшаяся всем, как полновластная государыня, немедленно произвела князя Голицына в чин великого канцлера²⁰⁸, который в России, как для других монархиях, соответствует должности первого министра. Голицын взялся за мятежных стрельцов и назначил следователей, которым поручено было собрать точные сведения об их поведении. Тех, чья вина была наиболее тяжелой, приговорили к смерти, остальных отправили в ссылку. Из этих ссыльных образовали четыре полка, которые были расквартированы на четырех концах Российской империи²⁰⁹. Великий канцлер распределил все должности, освободившиеся после стольких смертей, между теми, кого он считал наиболее достойным их занять, не обращая никакого внимания на их родовитость. Должность главы Стрелецкого приказа, которую занимал Хованский, была отдана одному искателю удачи по имени Шакловитый [Techelavito]²¹⁰. Молодой Голицын²¹¹, двоюродный брат канцлера, был назначен главой Казанского приказа; должности глав остальных приказов были розданы тем, кого скорее можно было считать ставленниками канцлера, чем его коллегами. Всё это навлекло на него ненависть родовитых бояр – ведь отныне они лишены были привилегий, которыми предки их обладали исстари²¹².

Конец первой книги

КНИГА ВТОРАЯ

В Москве заключен вечный мир со Швецией. Царевна Софья силится повредить нравы Петра. Император Германии пытается склонить московитов к союзу против турок. Князь Василий Голицын ведет войну с крымскими тартарами, но возвращается в Москву, не добившись успеха. Софья предлагает ему убить обоих царей, но он разубеждает ее и добивается того, чтобы царю Ивану была найдена супруга. На следующий год ²¹³ Голицын опять предпринимает поход против тартар, и снова безуспешно. Брачное сочетание царя Петра. Софья плетет против него новый заговор. Заговор раскрыт, и Петр заточает Софью в монастыре. Петр упраздняет стрелецкое войско ²¹⁴ и заменяет его иностранными полками. Он предпринимает осаду Азова и со второй попытки завладевает крепостью. Петр создает в Воронеже [Veroniza] арсеналы и доки для строительства кораблей. Он совершает долгое путешествие и посещает многие дворы Европы. Новый заговор заставляет его вернуться в свои земли, где он проводит в высшей степени полезные реформы.

Так обстояли дела в стране, когда в Москву прибыли послы шведского короля, желавшие возобновить мирный договор с Россией: предыдущий договор был заключен в Кардисе [Cardis] в 1662 году на двадцать лет, и теперь они истекали²¹⁵. Князь Голицын с готовностью откликнулся на предложение шведов и добился того, что Кардисский договор превратился в вечный мир. Оба царя поклялись соблюдать его и отправили в Стокгольм нового посла, чтобы тот принял от шведского короля подобную же клятву. Посол был принят при этом дворе с большим почетом, а Карл XI поклялся соблюдать мир со всеми подобающими случаю торжественными формальностями.

Могущество царевны Софьи и канцлера²¹⁶ Голицына после заключения этого договора, который обеспечивал России полное спокойствие на внешних рубежах, еще увеличилось: они безраздельно правили государством и принимали все меры, которые казались им политически целесообразными для удержания власть. Для этого они назначили на наиболее важные должности доверенных людей, отстранив родственников царя Петра по материнской линии и всех других сторонников молодого государя, этой единственной надежды Российской империи²¹⁷ и единственного препятствия на пути к осуществлению честолюбивых замыслов царевны. Держась этой нечестивой политики, она пыталась развратить нравы своего брата, раз уж лишить его жизни не было никакой возможности. Под предлогом заботы о брате она позволяла ему обретаться в компании развращенных и беспутных юнцов, стремясь тем самым возбудить в душах подданных отвращение и ненависть к царю²¹⁸. Однако эта недостойная уловка не имела успеха, ибо если семена добродетели в душе Петра и ослабели, то все же задушить их и истребить до конца не удалось. Вместо того, чтобы развратиться примером сверстников, которых сестра сулила ему в товарищи, юноша, напротив, сумел мало-помалу привить каждому из них любовь к тем многочисленным добродетелям, к которым он от природы был склонен. Самой большой его радостью было обучаться самому и обучать своих товарищей, как бы играючи и ради забавы, различным военным упражнениям и механике, и прежде всего – мореходному искусству. Почти каждый день Петр плавал на Переславском озере [Lago di Perislavia]²¹⁹, что в Ростовском княжестве [Ducato di Rostou]: он делал все, что положено и матросу, и шкиперу, на маленьком суденышке, приказав для этой цели изготовить все необходимое для военного корабля снаряжение. Можно сказать, что именно там он изучил азы этого искусства и вскоре сделался одним из лучших его знатоков.

Приблизительно в это же время мятеж Текели [Techeli], князя Трансильвании²²⁰, и громкие обещания, которые он сделал султану Мехмеду [Maomet] IV²²¹, стали причиной войны в Венгрии. Император Леопольд²²², оценив пользу от союза с Россией, отправил к царям посла, дабы побудить их взяться за оружие против общего врага христианства. Однако вышло так, что императорский посол не смог исполнить этого поручения, потому что Голицын счел нецелесообразным разрывать перемирие, заключенное еще за двенадцать лет до того с Портой в царствование Федора, и посольство не принесло желаемого результата. Тогда император возложил свои надежды на Польшу. Там в это время еще правил великий Собеский [Sobieschi]²²³, который в 1676 году заключил с турками не слишком почетный мир, потому что по его условиям под властью Порты оставались важные земли Каменеца [Caminizza]²²⁴. Поэтому для Венского двора было несложно привлечь этого короля к союзу против турок, в одной из статей которого было недвусмысленно сказано, что «следует усердно склонять Царей к вступлению в союз». Христианские державы серьезно рассчитывали на помощь Московии. Польский король также предпринял усилия, чтобы привлечь царей к союзу, но безуспешно. Так продолжалось до тех пор, пока в 1684 году к наступательному, на время войны, и оборонительному, навечно, союзу с Польшей и императором присоединились венецианцы. Тогда польскому послу наконец удалось заключить в Москве договор²²⁵, по условиям которого «за Россией мирным путем было закреплено право на владение Киевом и Смоленском, а Цари со своей стороны обязывались ради восстановления христианской веры в магометанских землях начать войну с турками и тартарами и отправить послов во Францию, в Англию, Данию и Голландию, дабы побудить эти державы объединить силы против магометан». Во исполнение договора граф Шереметев [Seremetov]²²⁶ был отправлен в Польшу, а оттуда в Вену; князь Долгоруков [Dolgoruchi]²²⁷ – во Францию и Испанию, другие посланники – к другим дворам. Но с искренними намерениями в эту лигу²²⁸ вошел только Папа, когда император, венецианцы и поляки избрали его покровителем их союзного договора.

В Российском Сенате [Senato di Russia]²²⁹ было решено, что, пока венецианцы попытаются отобрать у султана Морейское княжество и сковать его действия в Далмации, поляки атакуют его войска у границ Подолии [Podolia] и Волыни [Volinia], а немцы²³⁰ будут держать оборону в Венгрии и Трансильвании, московиты начнут войну в Тартарии и попытаются захватить Крым, драгоценный полуостров в Черном море, который древние называли Херсонесом Таврическим [Taurica Chersonesus]. Князь Голицын принял на себя верховное командование, порученное ему тем Сенатом. Однако, прежде чем выступить в столь серьезный поход, он добился того, что его сын был произведен в бояре в чине великого канцлера²³¹. В начале весны²³² он направился в сторону Крыма с войском в триста тысяч человек пехоты и сто тысяч человек конницы²³³. Однако путь оказался сопряжен с таким множеством трудностей, что до границ Тартарии они добрались только к середине июня, но не смогли там закрепиться, потому что тартарский хан²³⁴ приказал опустошить всю страну на пространстве пятидесяти лиг²³⁵, дабы не позволить вражеской армии продвинуться из‐за недостатка средств к существованию – прежде всего воды и фуража. Поэтому военачальнику московитов пришлось изменить план и возвратиться обратно тем же путем, не находя чем прокормить свою армию, которая начала быстро таять из‐за дизентерии и голода. Голицын между тем приказал арестовать атамана [Atman]²³⁶, т. е. казачьего генерала, который за переговоры с тартарским ханом был смещен с должности и отправлен доживать свои дни в Сибирь. Этого атамана звали Иваном Самойловичем [Giovanni Samueleviz]²³⁷. Главнокомандующий Голицын поставил на его место²³⁸ знаменитого Мазепу²³⁹, о котором мы расскажем в свое время. Все же нельзя сказать, что этот поход не принес никакой пользы. Ведь ближайшей целью его было помешать тартарам прийти на помощь туркам в Венгрии или в Польше, и цель эта была достигнута. Кроме того, князь Голицын получил возможность исследовать эту территорию и заметить то, что могло бы помочь или помешать россиянам в их будущих походах в Крым. Так, он приметил на реке Самаре место, подходящее для закладки города, который мог бы послужить военным приграничным складом. Этот замысел был воплощен в начале следующего года: город был построен по чертежам голландского инженера и назван Новобогородицк [Novobogrodilla]²⁴⁰.

Когда князь Голицын вернулся ко двору²⁴¹, царевна Софья подробно рассказала ему обо всем случившемся в его отсутствие и прежде всего поведала об опасениях, которые вызывало у нее чрезмерное усиление партии царя Петра, во главе которой стояли Нарышкины, т. е. родственники императрицы [Imperadrice]²⁴² – матери Петра²⁴³. Поэтому бояре, особенно же их сыновья, видя, что именно Петру предназначено стать опорой царства (ибо царь Иван был немощен и телом, и духом), примкнули к Петру, от которого зависела теперь их дальнейшая судьба. Софья боялась, что, если с течением времени эта партия возьмет верх, с ее регентством будет покончено и правление ее прекратится. Властолюбие до такой степени ослепило ее²⁴⁴, что она не только замыслила в душе своей, но имела даже дерзость предложить своему фавориту пойти на государственную измену: «лишить жизни собственных братьев²⁴⁵, дабы ей достался царский венец». Услышав это предложение, Голицын изменился в лице, ведь, хотя властолюбив он был не меньше царевны, в нем все же не до конца еще угасло чувство чести. Не зная, как поступить, он, с одной стороны, понимал, что с ним будет, если он открыто отвергнет план, предложенный ему такой норовистой царевной, с другой – думал о том высоком достоинстве, которого может достигнуть он сам и его семья, если поддержит замысел Софьи. Наконец он нашел выход, который, как казалось, примирял властолюбие с добродетелью. Он одобрил, или сделал вид, что одобрил, все цели царевны, но, осудил средства, которыми она этих целей намеревалась достигнуть, объявив их чрезмерно жестокими и опасными. Он сказал, что «к той же цели можно прийти непрямыми путями, пусть и не столь короткими, зато более надежными. Ведь необходимо же принимать в расчет и мнение общества, которое непременно восстанет против самой Софьи, если будет считать ее виновной во внезапной смерти Царей: поэтому ему представляется более подходящим другой путь. Следует дать Царю Ивану супругу, а в случае, если он окажется неспособным к исполнению супружеского долга – а были основания полагать, что так оно и случится, – подговорить жену к тайному совокуплению с кем-то. И тогда выйдет так, что у Ивана появится потомство, а значит, сторонники Петра будут разочарованы и непременно его покинут, а его самого легко будет принудить вступить в монашество. В этом случае они добьются своей цели, ибо телесная немощь Ивана позволит им пользоваться всей полнотой власти. После этого им будет легко известить весь свет о прелюбодействе царицы, объявить ее детей незаконными и лишенными каких бы то ни было прав на царский венец. Вслед за тем они добьются расторжения этого супружества и пострига царицы, уличенной в измене, и подберут Ивану другую жену, от которой не будет потомства. Так царский венец естественным образом окажется на голове царевны, которая заблаговременно назначит на важнейшие должности своих ставленников. Наконец, чтобы привлечь на свою сторону духовенство, лучше всего облечь патриаршим саном игумена Сильвестра²⁴⁶, человека, способного к самым хитроумным интригам»²⁴⁷.

Таков был план Голицына, всё же не столь преступный, как замыслы Софьи, однако и отнюдь не невинный, хотя и может показаться, что внешние приличия здесь были соблюдены, – а это и является целью политики, позволяющей скрыть от очей людских самые черные преступления. Царевна Софья, видя и свою выгоду в плане, предложенном ее фаворитом, приняла его без колебаний и предоставила Голицыну самому заботиться о его исполнении. Голицыну оказалось легко убедить царя Ивана жениться. До тех пор цари имели обыкновение выбирать себе супругу из самых красивых дочерей их подданных, которым для этой цели приказывали явиться во дворец. Из тех девиц, которые были представлены царю Ивану, выбор его пал на Прасковью Федоровну [Proscovia Federuna]²⁴⁸, дочь боярина Федора Салтыкова [Fedro Solticof]²⁴⁹, и царь заключил с ней брак со всеми подобающими случаю священнодействиями²⁵⁰. Добродетель молодой государыни стала первым препятствием в исполнении преступного замысла канцлера; кроме того, царь Иван не оказался, вопреки всеобщему мнению, бессильным, и царица вскоре сделалась беременна²⁵¹.

Партия Нарышкиных, делавшая ставку на царя Петра, легко разгадала замысел царевны Софьи и ее фаворита. После обстоятельных совещаний было решено выдвинуть против канцлера Василия Голицына такого человека, который сумел бы противостоять его чрезмерной власти. Для этой цели они приставили к царю Петру князя Бориса Голицына [Bors Galizino]²⁵², двоюродного брата канцлера. Нисколько не уступая талантами кузену, он сумел за короткое время войти в доверие к своему высокому покровителю²⁵³.

Наступил 1686 год²⁵⁴, и в Османской империи начались неурядицы: имперские войска заняли ряд важных крепостей в Венгрии²⁵⁵, а венецианцы в Греции – прекрасный Морейский деспотат [Regno della Morea]²⁵⁶. Сам Константинополь, столица этой могучей монархии, оказался под угрозой, потому что восставшие янычары низложили²⁵⁷ Мехмеда IV и поставили на его место Сулеймана II²⁵⁸, его брата. Поляки не сумели добиться сколько-нибудь значительных успехов. Московиты, ничуть не смущенные скромными успехами предыдущей кампании, начали новые приготовления и под командованием все того же Голицына направились к Тартарии²⁵⁹, чтобы внезапным приступом взять город Перекоп [Precop], блокировавший проход на Крымский полуостров. Они надеялись найти город беззащитным, потому что были уверены, что хан, его правитель, отправился на подмогу Великому султану [Gran Signore]²⁶⁰ в Венгрию. Но неожиданно навстречу им выступил калга-султан [Sultano Galga], сын хана²⁶¹, с большим войском хорошо вооруженных тартар. Ничуть не устрашенные этим, московиты атаковали вражеские войска с такой яростью, что обратили их в бегство. Российские войска пустились в погоню за неприятелем и приблизились на расстояние пяти лиг²⁶² от Перекопа. Хан, которого его сын своевременно предупредил через гонцов о приближении московитов, стремительно оставив Венгрию, поспешил назад в свои земли и появился в виду противника с сорока тысячами всадников, разделенными на несколько отрядов. И тогда московиты, окруженные со всех сторон тартарской конницей, решили выставить перед своей пехотой заслон из фризских лошадей и гарцевать на них перед пехотными траншеями, тем самым их охраняя. Некоторые отряды тартар решились атаковать российскую конницу: та, испугавшись, укрылась за обозом. Тартары, воодушевленные этим, опрокинули часть войска противника и, без сомнения, разгромили бы его окончательно, если бы боярин Долгорукий [Ruca]²⁶³ не подоспел на помощь со своими людьми. Бесстрашие этого военачальника московитов так обескуражило варваров, что те обратились в бегство. В то же время генерал Шереметев на левом фланге перешел в атаку с такой храбростью, что тартары были вынуждены отступить, хотя и сумели захватить некоторую добычу. Тогда мужество вернулось к московитам, и они продолжили движение к Перекопу и, приблизившись к городской артиллерии, приступили к осаде. Хан, который, как и положено хорошему военачальнику, умел использовать в сражении ум не менее, чем руки (Non minus est Imperatoris superare consilio quam gladio^{264 265}), сделал вид, будто хочет вступить в переговоры с московитами, и сумел под разными предлогами затянуть дело так надолго, что за это время у противника закончились припасы, и русские, не будучи в состоянии дольше оставаться в этой бесплодной степи, которая, к тому же, была намеренно опустошена самими тартарами, оказались принуждены снова вернуться домой несолоно хлебавши²⁶⁶. В связи с этими событиями в Москве из приверженности к лести и бахвальству²⁶⁷ уже начали готовить публичные празднества в честь победы Голицына над тартарами и изгнания их в Крым за Перекоп²⁶⁸.

В то время сторонники царя Петра, узнав о беременности царицы Прасковьи²⁶⁹, убедили главу своей партии, который достиг уже полных шестнадцати лет, также вступить в брак²⁷⁰. Царевна Софья предприняла все меры, чтобы расстроить этот замысел, но тщетно²⁷¹. Петр 29 января²⁷² 1689 года сочетался браком с Евдокией Федоровной [Eudosia Federovna]²⁷³, дочерью боярина Федора Лопухина [Fedoro Lapuchim]²⁷⁴, из старинного боярского рода. В следующем году она родила ему сына²⁷⁵. Эти меры полностью разрушили планы великого канцлера, в отсутствие которого противная ему партия усилилась настолько и сумела так дискредитировать его действия в качестве министра и полководца, что по возвращении его из похода Петр отказал ему в аудиенции²⁷⁶. Для Софьи немилость ее фаворита стала ударом: защищать его от царя означало самой лишиться царской милости, оставить вовсе без поддержки – дать понять всему свету, что все ее планы пошли прахом, а возможно, были попросту выданы посвященными в них людьми в надежде вновь обрести благоволение царя. Эта предприимчивая женщина пустила в ход все средства: подобострастие, лесть, посулы. В конце концов ей удалось добиться того, что царь Петр допустил Василия к целованию руки, хотя большой пользы ему в том и не было, потому что пришлось проглотить горькие упреки, от которых ему нечем было оправдаться²⁷⁷. Однако царевна нашла в себе силы на новое предприятие: чтобы полностью оправдать в глазах публики своего фаворита, она стала просить у царей позволения вознаградить всех тех, кто хорошо послужил родине в последнем походе. Единственной ее целью было собрать вокруг себя значительное число сторонников за счет того самого государя, которого она собиралась устранить. Царь Петр, начавший уже понимать, что значит править государством, воспротивился этому намерению, указав на то, что желательно было бы сначала ему внимательно изучить заслуги, а уж после раздавать награды. Однако Софья совершенно этого не хотела, потому что ее целью было представить оказанные благодеяния как собственную заслугу. Поэтому она с такой настойчивостью и энергией упрашивала братьев, что вынудила Петра позволить ей действовать так, как ей было угодно²⁷⁸.

Добившись этого позволения, Софья составила перечень дарений вместе с Голицыным: он был во главе списка. Голицын получил полторы тысячи крестьянских дворов в разных краях. Щедрые подарки получили и другие бояре из партии царевны. Офицерам достались подарки в соответствии с чином каждого из них – ей удалось облагодетельствовать даже совершенно не ждавших этого некоторых господ, чтобы привлечь их на свою сторону. Щедроты эти произвели два различных последствия. Унижение, которое царевне пришлось испытать, чтобы добиться разрешения их проявить, заставило ее задуматься о том, насколько ограниченна ее власть, и она не без оснований заключила, что вскоре ей предстоит лишиться ее окончательно. Всё это не могло не показаться весьма обидным даме, которая привыкла полновластно распоряжаться всем со времен болезни царя Федора, не встречая ни малейшего сопротивления. В то же время у царя Петра и его приближенных открылись глаза, когда они увидели щедрость, с которой царевна расточала милости людям всех чинов и званий, и им стало ясно, сколь многочисленно и могущественно ее окружение, к тому же возраставшее с каждым днем. Особенно их беспокоило то, что на ее сторону склонялась основная часть войск, и прежде всего стрельцы.

Каждая сторона оценивала ситуацию по-своему, и каждая предприняла шаги, чтобы упредить другую. Нарышкины здраво рассудили, что рискуют потерять все, если попытаются одним ударом сокрушить власть царевны и канцлера, и решили действовать окольными путями. Царевна, внимательно следившая за всем происходящим, поняла, что на руинах ее могущества Петр выстраивает собственную власть, которую уже несколько раз применил против нее самой и многократно – против ее клики. И вот, не сомневаясь в том, что в конечном счете будет отстранена от власти, если позволит всему идти своим чередом, она начала уже раскаиваться в том, что последовала слишком осторожным советам Голицына. Она пригласила фаворита в свои покои и, преувеличивая степень нанесенного ей братом оскорбления, когда тот отказался предоставить канцлеру аудиенцию и долго не хотел позволить ей раздать столь малые награды, отчетливо дала ему понять, что «он станет первой жертвой надвигающейся катастрофы, если будет медлить и дальше». Министр, который был не менее догадлив, чем царевна, не мог отрицать, что ее предположения не были лишены оснований. Он мог бы, однако, указать ей на то, что именно их властолюбие стало причиной того, чего они теперь так опасались, и что они не навлекли бы на себя всех этих бед, если бы удовольствовались тем высоким положением, которое уже прежде занимали. Однако, хотя Голицын и не был так жесток, как царевна, властолюбием он ей не уступал: некоторые думали, что он собирался обмануть ее и, женившись на ней, чего она и сама хотела, возвести на престол своих сыновей от первого брака²⁷⁹, а не тех, которых могла бы родить ему Софья. Как бы то ни было, Голицын заранее одобрил любые действия царевны, изъявив готовность поддержать ее во всем, что она намеревалась предпринять, исходя из того, что она скорее согласится погубить своих братьев, чем вернуться в монастырь. Понимая, что замысел Софьи не так легко исполнить, как ей казалось, министр решил тайно отправить в Польшу своего сына и часть своих сокровищ²⁸⁰. Однако, в силу той естественной склонности, которая заставляет людей спешить с исполнением тех дел, к которым у них нет охоты – insita mortalibus natura propere sequi, quae piget inchoare^{281 282}, – нетерпеливость Софьи не оставила Голицыну времени для исполнения его осторожного замысла.

Царь Петр находился в замке неподалеку от Москвы²⁸³, пока Софья плела против него чудовищный заговор. Призвав к себе вероломного Шакловитого, который сменил Хованского на посту главы Стрелецкого приказа, она поручила ему убить не только самого царя Петра, но и его мать, жену и большую часть родственников и приближенных. С готовностью приняв это нечестивое поручение, убийца поспешил в стрелецкие слободы и, отобрав самых решительных из числа своих подчиненных, раскрыл им тщательно продуманный план, который предстояло той же ночью исполнить, обещая, что добычей их станет имущество убиенных, – ибо такие посулы склоняют души низкие и продажные к самым отвратительным злодеяниям. Однако среди стрельцов нашлись двое, которых привела в ужас мысль о том, чтобы обагрить руки кровью своего государя. В строжайшей тайне поспешили они к замку, где пребывал в то время царь Петр, и в подробностях рассказали ему о заговоре, сплетенном против него. Петр не решался верить в столь великое вероломство сестры и собственных войск; однако, так как важность дела не давала ему покоя, он тотчас отправил в Москву одного из своих дядьев по матери вместе с князем Борисом Голицыным, чтобы точнее узнать положение вещей. Едва проделав половину пути до столицы, эти двое издалека увидели стрелецкие полки, быстро шедшие к Москве во главе с Шакловитым, который не преминул бы схватить их обоих, если бы они вовремя не свернули на другую, более короткую дорогу и не бросились бы в ноги своего государя, уверяя его в том, что опасность и вправду близка. В то время Петр совещался с самыми преданными из своих домашних о том, что ему следует предпринять, однако известие о быстром приближении войск Шакловитого не позволило ему продолжить совет. Как за восемь лет до того, когда граф Головин²⁸⁴ спешно вынес Петра на руках и перевез его в Троицкий монастырь, дабы спасти от только что открывшегося ужасного заговора²⁸⁵, так и теперь ему пришлось в большой спешке сесть в карету вместе с матерью и супругой²⁸⁶, беременной и едва одетой, и со всем своим двором бежать в тот же Троицкий монастырь²⁸⁷ – как нам уже приходилось говорить, место, защищенное весьма надежными укреплениями. Шакловитый, заявившийся со своими разбойниками в замок²⁸⁸, был крайне обескуражен, узнав, что царь Петр со всем двором²⁸⁹ только что удалился в большой спешке. Он не сомневался, что его предали. Поэтому он скрыл свое истинное намерение, объяснив, что прибыл раздать жалованье солдатам, охранявшим замок, и в смятении возвратился к царевне²⁹⁰.

Эта неудача, которая привела бы в замешательство любого другого человека, никоим образом не смутила Софью. Она решила вести себя так, будто ничего не знала о случившемся в замке и в Троицком монастыре. Князь Голицын убеждал ее бежать с ним в Польшу. «Это означало бы, – ответила она, – постыдным образом бросить игру и признаться в преступлении, в котором нас хотят обвинить. Пусть первый удар пришелся мимо – у нас довольно еще времени, чтобы нанести новый, только на сей раз я все возьму на себя. Если нам удастся подчинить себе царя Ивана, то мы сможем делать всё, что будет нам угодно, от его имени. Петру останется довольствоваться лишь половиной власти. На моей стороне стрельцы, и благодаря щедрым подаркам мне удалось приобрести столько сторонников, что лучшие люди империи во мне кровно заинтересованы». Голицын, видя, что Софья тверда в своем решении, по необходимости принужден был смириться со всем тем, что могло воспоследовать из ее намерений, сам став жертвой упорства своей покровительницы. Правда и то, что при дворах государей путь лежит через постоянные опасности к смертельной угрозе для чести и жизни. In Principum Curiis per pericula ad grandius periculum pervenitur^{291 292}.

На следующий же день в Москве стало известно о том, что произошло в замке. Софья изобразила гнев и изумление, всеми силами выказывая желание видеть брата в безопасности. Она воображала, что ей удастся этими уловками обмануть людей и свалить на кого-нибудь другого вину в столь гнусном преступлении. Однако боярин, посланный Петром²⁹³, быстро дал ей понять, что при дворе все уже известно. Он не пожалел в ее адрес горьких упреков от имени царя и не убоялся даже назвать ее «изменницей и предательницей». Софья дерзко ответила, что «не заслуживает подобных обвинений, что брат ее был обманут, что все это смятение произошло лишь от панического страха и что боярин чинит ей тягчайшую обиду, почитая ее до того подлой и низкой, что будто бы она могла злоумышлять против жизни родного брата своего и государя, чьи владения с такой заботой сохраняла для него во время его малолетства».

Пока царевна пыталась таким оправдаться, Петр решил известить бояр и всех знатных людей об опасности, которой подвергся, и одновременно побудить тех, «кому дорога его жизнь, явиться к нему в Троицкий монастырь»: этого было достаточно, чтобы весь свет собрался в монастыре²⁹⁴. Посовещавшись с доверенными лицами, Петр приказал канцлеру Голицыну²⁹⁵ явиться в Троицкий монастырь, но этот несчастный отказался под предлогом, будто «царь Иван хотел оставить его при себе». Софья, увидев, что дело принимает серьезный оборот, попыталась заручиться поддержкой стрельцов и привлечь на свою сторону младших офицеров, которые в подобных случаях имеют большее влияние на подчиненных, чем полковники. Ей удалось вовлечь в свою партию и царя Ивана, убедив его в том, что «всю вину хотят свалить на него и что единственной целью Петра было сосредоточить всю власть в своих руках, отняв ее у Ивана, и править одному». Хотя простота Ивана и не позволяла ему живо реагировать на слова сестры, всё же, поддавшись на уговоры царицы, своей супруги, и Голицына, он в первый и, может быть, единственный раз в своей жизни лично отдал приказ стрельцам «оставаться при нем во дворце и не исполнять никаких приказаний брата, пожелавшего сеять смуту в государстве». Эти слова Софья перетолковала на свой лад, добавив, что «дерзнувший ослушаться заплатит жизнью»²⁹⁶. Вот как гармонии доброго правления вредит пребывание в одном государстве нескольких государей и насколько прав был царь поэтов²⁹⁷, когда утверждал, что в монархиях может быть только один суверенный правитель.