Современные науки шагнули далеко вперед со своими открытиями, о которых не могли помыслить Аристотель[20], Фома Аквинский[21] и другие философы, которые, к примеру, утверждали, что «глаз видит». На самом деле, глаз ничего не видит и не понимает: понимание есть лишь форма контакта на уровне нейронов в четко определенной зоне головного мозга, где имеют место впечатления, импульсы, фотонные переменные. В ответ на них мозг осуществляет перевод и понимает, что перед ним – стакан. Именно головной мозг (выполняющий определенную операцию после стимулирования зрительных, слуховых и пр. клеток) определяет степень точности восприятия. Кроме того, после мы имеем дело с нейронным контактом в особой зоне головного мозга. Онтопсихологический анализ деятельности мозга выявил, что в итоге в восприятии[22] отмечается некий оператор, познающий, который проявляет себя на уровне состава, молекулы, но одновременно превосходит их. Знать это (интуиция[23]) означает бытие внутри, это знание внутри бытия. В определенный момент мое знание в существовании, знание, основанное на восприятии, становится знанием в простоте бытия, потому что, несмотря ни на что, сейчас я есть. Из имманентности «быть» и «я есть» я могу познавать[24].
Я опираюсь на множественный опыт различных народов, так как применял свой метод в разных культурах. Все так называемые великие люди всегда творили идеологию или науку в рамках одной страны, определенной культуры. На самом же деле, когда подготовленный ученый работает с арабами, монголами, мавританцами, жителями Сибири и т. д.[25], социологические переменные раскрывают различные формы познания, из которых он выводит простоту знания. Благодаря чему ученый постигает, что всеобщая теория, или «универсальный ключ», может быть сформулирована лишь на основании знания об имманентности информации. Информации, которая, образуя бытие и существование, придает форму бытию. Бытие есть. Состояние, когда «бытие себя видит и себя желает», вторично, это уже нечто другое. Априорность заключается во фразе «бытие есть». В связи с этим, как только я, ученый, освободился от каких-либо стереотипных конструктов, мне удалось сформулировать эту элементарную формулу, которой я рад поделиться. Совокупность знаний, о которых шла речь, привела к постижению элементарности информации, общей и частной. Эта информация априорна для всякой материи, даже если мы постигаем ее вместе с материей.
Первая и последняя божественная или материальная «частица» – это всегда и исключительно информация, которая бывает внешней или внутренней в собственной бытийной и экзистенциальной однозначности.
Сказанное выше абсолютно не предполагает богословского или онтологического пантеизма. Действительно, бытие как таковое, несмотря на формы своего внешнего (ad extra) воплощения, остается цельным и неизменным в своем простом единстве, не имеющем частей, «до» и «после», «больше» и «меньше». Оно открывает принципы и проекты вне себя, оставляя неизменной свою бытийную благодать и тотальность. Непонимание этого означает незнание собственной идентичности.
Понятие интенциональности имеет множество значений[26]. Так, в юридической практике преднамеренное преступление отличается от неумышленного, в том числе на уровне ответственности и последствий. В области права более конкретным аспектом является интенциональность, именно она определяет степень тяжести преступления.
При этом если понятие интенциональности четко разработано в юриспруденции, то в области научной медицины и фармацевтики требуется уточнить конкретную роль интенциональности в развитии болезней.
Если обратиться к религиозной морали, то и здесь наличие или отсутствие греха определяется интенцией (намерением), то есть проявлением сознательного стремления, даже если за ним не следует внешнего действия.
Интенциональность[27] можно определить как целенаправленное действие, проект, вектор, импульс, сигнал (в физико-цифровом смысле), обращенный к результату. К примеру, человек (ученый, художник, философ, студент, ремесленник и т. д.) в самый первый момент познания испытывает любопытство: он чувствует зов, притяжение, что-то в нем снижает уровень индифферентности и являет себя для. Человек начинает «наличествовать для».
Таким образом, за разумом (интеллектом), который видит и знает образ, стоит интенциональность. Разум соотносится с объектом, являет себя ему обратимым образом, то есть объект становится субъектом, а субъект – объектом. Объект превращается в субъект, субъект делает, изменяет и творит объект. Такова познавательная интенциональность. Факт познания вовлекает интенциональность в реальность, в res (лат. вещь. – Прим. пер.).
Интенциональность различается в зависимости от субъекта и от объекта. Возьмем субъекта: кто вознамеривается? кто пребывает в поиске? Например, кем желаемо мороженое? Ребенком. Кем иском уран? Ученым, политической силой, экономической корпорацией и т. д. Следовательно, как субъект, так и объект детерминируют связи, отличия и прочее.
Как следствие, у человека – одна интенциональность, у общества – другая и так далее.
Ну а к чему или к кому обращена интенциональность природы? К нам, людям, или к себе? Из наблюдений становится очевидным, что природа следует космической интенциональности. Одна вещь протекает в другой – и это создает черты отличия между разными видами интенциональности.
Углубляясь в рассмотрение интенциональности как информационного процесса, прежде всего необходимо уточнить, что под интенциональностью в общем смысле понимается процесс, толчок, вектор, направление. Но когда мы хотим выделить и уточнить это понятие, то в крайней редукции говорим об информации, которая уточняет контакт между двумя вещами на уровне способа (инстинктивный, волновой, корпускулярный и пр.), времени, значимости происходящего и т. д. Информация есть особый контакт, который характеризует связь двух вещей, а именно, являются ли эти вещи отличными, подобными или же противоположными друг другу. Изначально они могут быть противоположными, отличными или подобными, но в процессе сбывания, появления информации образуется третье, рождается некий эффект, отличный от первых двух начал. Следовательно, интенциональность как информационный процесс есть информация, вхожая в иное единство действия (материальную единицу) и вырисовывающаяся, уточняющая себя сообразно способу, форме, знаку первоначальной информации.
Термин «интенциональность» имеет латинские корни и определяется как intus ens agit[28], то внутреннее, что задействовано сущим, как intus entis action, или действие внутреннего содержания сущего, или действие сущего в его внутреннем мире. Таким образом, он уточняется как бытие, которое становится специфическим (а не общим или рассеянным) устремлением к собственному акту, бытие, которое превращается в акт «для», то есть действие в каком-то месте, точке. Actio (действие) или actus (акт) отсылают к понятию вот-бытия, которое означает «вот здесь» (ecce hic).
Разговор об активности или интенциональности как информации означает, что бытие становится словом, уточняет себя, вырисовывается, сбывается вовне, выделяется, становится иным, превращается в индивидуацию (обособляется)[29].
Я говорю об атомах, элементарных частицах, человеке, дереве, рыбах, планете, соединениях и т. п. Индивидуацией является ботинок, нос, любая вещь, которую мы обрисовываем, видим как единую в себе и отличную от всех других. Роль части «ин» в слове «информация» (как и «эн» в других словах) является основополагающей не только с точки зрения этимологии, поскольку в рамках коммуникации она проясняет момент, в который бытие говорит, вступает в контакт, уточняет себя, переходит в существование. Эта «ин» («эн») в переводе означает не просто предлог «в», который указываете на присутствие внутри чего-то другого, но и вводит ειμί [eimί] (гр. быть), то есть бытие, которое есть и действует. Следовательно, «ин» одновременно указывает на существо и на направление, это существо, приступающее к действию, и в момент, когда оно приступает к действию, оно уже есть форма. Иными словами, оно не действует в хаосе и не совершает действие ради действия: это действие, наделенное формой. Действие уже формально определено и очерчено, следовательно, оно уже есть нечто иное, это уточненное действие, производящее определенное следствие.
Еще одной животрепещущей точкой дискурса становится термин «воля», который обосновался в языке, оброс значениями[30]. Слово «воля» (ит. volontà) произошло от игры корней vis-volo, точнее, от слияния слов vis (сила, энергия), ὅλος [hόlos] (все, вместе), volo (желаю), voluntas (воля), ὤν, ὅντος [ṓn, όntos] (причастие настоящего времени глагола εἰμί [eimί] – быть), где το (от гр. τίθημι [tίthēmi] – предоставить место) привносит значение движения в пространстве (место) и времени.
Тогда, когда интенциональность превращается в информацию, она же становится волей. Первый момент – это бытие, второй – интенциональность, третий – информация, четвертый – воля. Воля становится выходом, предельным актом интенциональности как информационного процесса, который оканчивается целью, результатом, индивидуацией. Обратимся к корням vis и ὅλος: ὅλος – это все, но это все полноценное, гармоничное, упорядоченное; следовательно, имеет место намерение, которое своим действием вовлекает всейность информации во всейность точки прибытия. Это контакт, взаимодействие: всейность информации входит во всейность энергетического кванта и происходит именно такое, а не какое-нибудь другое изменение.
Внутренняя часть семантического поля между индивидом и средовым результатом настоятельно требует информационной волевой интенциональности не частями и не в виде «более или менее», а целиком: информационная тотальность в открытой тотальности, все во всем. Любая нехватка всейности информации или всейности энергетического пассивного воспринимающего прерывает специфическое действие, или результат. Следовательно, воля есть сила (вся целиком), которая приводит в действие завершенный акт ради достижения тотальной цели.
Вот чем является онто Ин-се в самый первый момент: это бытийная информация, которая дает ход собственной исторической информации, то есть из онтической позиции организует виртуальность процесса становления, существования в конкретном модусе.
Любое упоминание о психической деятельности в психологическом смысле уводит нас далеко от того, о чем я говорю сейчас, поскольку психическая деятельность есть феноменология интенциональности. Я же веду речь об онтологии, которая, будучи исчерпывающей, стоит за психической динамикой, становящейся впоследствии влечением, чувством, сознанием, волей, интеллектом и так далее. Действительно, когда человеческое существо достигает радикальности собственной онтической интенциональности (или радикальности своего онто Ин-се), оно раскрывается в бытии, живет бытием.
Когда устанавливается априорная онтичность, появляется (в силу информации) человеческое соединение психики и сомы, или гилеморфная[31] индивидуация. Таким образом, человеческие существа постигают с помощью обычного сознания, которое отражает их существование, что они пребывают и внутри, и вовне. Мы оказываемся вовне, становимся своеобразным «осадком».
Семантика в этом случае представляет собой бытие, которое обозначает, пишет, говорит. Поэтому весь процесс – так называемое экзистенциальное становление – всегда является следствием проекта, который делает меня своим намеренным результатом, иными словами, я есть интенциональность этого проекта.
Перейдем от сделанного вступления к более детальному анализу того, что такое психика в виде «Я», или же онто Ин-се.
Онто Ин-се – это существо, формальное сущее или же преобразованная информация. Чтобы раскрыть это понятие, приведем пример. Каждый из нас является мыслящим существом с бесконечным числом способов уточнения себя. От простоты «я есть» можно перейти к «я думаю», «я хочу» и т. п. Отталкиваясь от единства своего однозначного и простого бытия, я уточняю себя в различных направлениях и, как следствие, создаю разную информацию («возьми этот стакан», «сделай так», «хочу думать так», «сейчас поступлю по-другому» и т. д.). По сути, когда мое бытийное сущее действует (для меня, для других), оно делится на разную информацию, производит информацию для себя и для других. Любое мое отношение или позиция задает вектор, определяет специфический знак, который осуществляется. Почему? Потому что я есть, а значит, я могу обозначать, уточнять.
А теперь перенесем этот пример с маленького «я есть» каждого человека на «Я Есть» Бытия, которое есть: оно говорит, и каждое его «слово» – это проект, поскольку Бытие как таковое есть простота чистого акта. «Чистый акт» означает, что, как бы оно не уточняло себя, оно не разделяется, его не становится больше или меньше. Бытие просто есть. Я тоже есть, и когда прошу черешни или ложусь спать, я не уменьшаю то, чем я есть, не преобразую id, то есть существо, коим являюсь[32]. С точки зрения априорности, я остаюсь простым и тотальным. Точно так же Бытие, которое есть, пишет, выражает, зашифровывает бесконечное количество соединений всевозможных экзистенций – от элементарной материи до высших форм[33].
Индивидуальное онто Ин-се – это формальное сущее, предназначенное для специфической индивидуации, и когда оно становится специфической индивидуацией, то переходит в существование[34]. Оно становится проектом, размещенным вовне, как инвестиция, специфическим сущим, которое обособляется в истории, или существовании. Тем не менее, хотя онто Ин-се и воплощается в истории (на уровне материи, страсти, чувства голода, идеала и любых других метаморфоз), оно всегда сохраняет трансцендентность по отношению к собственному историческому сбыванию. Это значит, что, несмотря на любые мои мысли и действия, та априорная информация, которой я являюсь, остается нетронутой, незапятнанной. Я, человек, образованный разумным онто Ин-се, всегда остаюсь отличным и отдельным от того, что делаю, произвожу, привожу в действие, воображаю и пр. Я есть причина множественности, а также своих экзистенциальных и познавательных позиций, но онто Ин-се, которым я являюсь, всегда превосходит мои действия в этом бесконечном историческом аутоктизе. Онто Ин-се совершает действия, устанавливает позиции и при этом всегда сохраняет трансцендентность по отношению к своим следствиям, воплощениям, поскольку оно изначально единосущно тотальному бытию, сообщением которого и является.
Подобная трансцендентность, способность сохранять незапятнанность, каким бы ни было существование субъекта, подтверждается не только внутренней логикой, берущей начало от факта того, что бытие есть, а небытия нет, но и обширным клиническим опытом.
Первым потрясением было следующее открытие, сделанное мною у смертного одра разных людей: я заметил, что перед кончиной у них наступал прекрасный, радостный момент. Это был непорочный момент трансцендентного присутствия (которое еще называют духовным или попросту душой), хорошо распознаваемого и специфического. Высшее «Я», которое было и отличалось от всего остального; акт, момент, особое присутствие, которое приобретало конкретность в радости вечного бытия. Я спрашивал себя, как возможно, что человек, каким бы больным или старым он ни был, перед смертью проживал подобную перемену. Сперва я пытался объяснить это с позиции религий, но был вынужден признать, что в момент смерти религиозный опыт внушал страх, не выступал опорой для свершения последнего шага, когда человеку надлежит покинуть это тело, этот театр, этот экзистенциальный сценарий. Позже я понял, что онто Ин-се, или принцип, задающий информационную интенциональность, в момент смерти решает не существовать, но продолжает быть: уже не в прежнем виде, но оно остается целостным, свободным и пребывает в простоте универсального акта бытия.
Другой свой опыт я получил за годы практики в области онтопсихологической терапии. Когда происходит вмешательство с помощью онтопсихологического метода, принцип онто Ин-се субъекта тотален, а не «расколот пополам», он совершенен. Именно в силу того, что этот принцип есть тотальное непорочное присутствие, возможно привести в порядок органику, исправить ошибки субъекта против собственного организма, которые он допускает в медицинском смысле. Благодаря этой точности и полноте информации, когда онто Ин-се, к примеру, говорит с помощью сновидений, оно остается совершенным, безошибочно точным. В ходе клинической практики я задался вопросом о том, как возможно, что человек после стольких ошибок и ущерба, нанесенного себе, обладает точной информацией для продолжения жизни. То есть, несмотря на поражение органических структур субъекта, удается идентифицировать целостный порядок жизни, благодаря чему (даже с учетом невежества и убеждений больного) терапевт получает точные указания, раскрывающие тотальную жизнь. Я понял, что ущерб имеет внешний, экзистенциальный характер, он не затрагивает сущности, идентичности, которая образует априорную онтическую информацию. Именно поэтому онтопсихологический метод, который использует данную элементарную информацию, исполняет биологическую команду природы. Посредством такой команды организм обозначает причину ошибки, а также указывает на действия по исправлению последствий моральной, биологической, поведенческой или психологической ошибки.