митрополит Антоний Сурожский
Молитва и жизнь
Разделять же со Христом Его страдание, распятие, смерть – значит принять безоговорочно все эти события в той же настроенности, как и Он, то есть принять их добровольно, страдать вместе с Мужем скорбей, пребывать здесь в безмолвии, – безмолвии Самого Христа, нарушенном лишь немногими решающими словами, в безмолвии истинного общения; не в жалостливом молчании, но в безмолвии сострадания, которое делает нас способными вырасти в полное единство с другим так, что уже нет одного и другого, но одна жизнь и одна смерть.
На протяжении истории люди неоднократно были свидетелями преследований и не боялись, но разделяли страдания, не протестуя: например, София – мать, стоявшая рядом с каждой из своих дочерей, Верой, Надеждой и Любовью, вдохновляя их на смерть, или многие другие мученики, которые помогали друг другу, но никогда не обращались против мучителей. Дух мученичества можно показать на целом ряде примеров. В первом примере выражен самый дух мученичества, его установка: дух любви, которой не может сломить страдание или несправедливость. Священника, попавшего в заключение совсем молодым и вышедшего на свободу разбитый человеком, спросили, что осталось от него, и он ответил: «Ничего не осталось от меня, они вытравили буквально все, осталась только любовь». Такие слова свидетельствуют о правильной установке говорящего, и всякий, кто разделяет с ним его трагедию, должен разделить и его непоколебимую любовь.
А вот пример человека, который вернулся из Бухенвальда, и когда его спросили о нем самом, сказал, что его страдания ничто по сравнению с сокрушением о несчастных немецких юношах, которые могли быть так жестоки, и что он не находит покоя, думая о состоянии их душ. Его забота была не о себе (а он провел там четыре года) и не о бесчисленных людях, страдавших и умиравших вокруг, а о мучителях. Те, кто страдал, были со Христом; те, кто проявлял жестокость – нет.
Третий пример – молитва, написанная в концентрационном лагере заключенным-евреем:
Мир всем людям злой воли! Да престанет всякая месть, всякий призыв к наказанию и возмездию… Преступления переполнили чашу, человеческий разум не в силах больше вместить их. Неисчислимы сонмы мучеников…
Поэтому не возлагай их страдания на весы Твоей справедливости. Господи, не обращай их против мучителей грозным обвинением, чтобы взыскать с них страшную расплату. Воздай им иначе! Положи на весы, в защиту палачей, доносчиков, предателей и всех людей злой воли – мужество, духовную силу мучимых, их смирение, их высокое благородство, их постоянную внутреннюю борьбу и непобедимую надежду, осушавшую слезы, их любовь, их истерзанные, разбитые сердца, оставшиеся непреклонными и верными перед лицом самой смерти, даже в моменты предельной слабости… Положи все это, Господи, перед Твоими очами в прощение грехов, как выкуп, ради торжества праведности, прими во внимание добро, а не зло!
И пусть мы останемся в памяти наших врагов не как их жертвы, не как жуткий кошмар, не как неотступно преследующие их призраки, но как помощники в их борьбе за искоренение разгула их преступных страстей. Ничего большего мы не хотим от них. А когда все это кончится, даруй нам жить как людям среди людей, и да возвратится на нашу исстрадавшуюся землю мир – мир людям доброй воли и всем остальным…·
Один русский епископ говорил, что для христианина умереть мучеником – это особое преимущество, потому что никто, кроме мученика, не сможет на Страшном суде стать перед лицом Божиего Престола судного и сказать: «По слову Твоему и примеру я простил; Тебе нечего больше взыскать с них». Это означает, что тот, кто претерпел мученичество во Христе, чья любовь не поколебалась в страдании, тот обретает безусловную власть прощения над теми, кто причинял страдания. Это применимо и на гораздо более обыденном уровне, на уровне повседневной жизни; всякий, кто терпит малейшую несправедливость со стороны другого, может простить или отказать в прощении. Но это обоюдоострый меч; если мы не прощаем, то и сами не получим прощения.
Французские римокатолики, с их острым чувством справедливости и славы Божией, ясно сознают, какую победу может одержать Христос через страдания людей: с 1797 года существует Орден Искупления, который в непрестанном поклонении Святым Дарам молит о прощении преступлений всей земли и прощении отдельных грешников по молитвам их жертв. Орден ставит перед собой также цель воспитывать в детях и взрослых дух любви.
Характерен также рассказ о французском генерале Морисе д’Эльбе периода революционных войн. Его солдаты схватили несколько «синих» и собирались расстрелять; генерал вынужден был уступить, но настоял, чтобы солдаты сначала прочитали вслух Молитву Господню, что они и сделали; и когда дошло до слов И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим, то поняли, заплакали и отпустили пленников. Позднее, в 1794 году, генерал д’Эльбе сам был расстрелян «синими».
Французский иезуит Жан Даниелу в своей книге «Святые язычники» пишет, что страдание – связующее звено между праведниками и грешниками: праведниками, терпящими страдания, и грешниками, причиняющими их. Не будь этого звена, они были бы совершенно разобщены; праведники и грешники оставались бы на параллельных линиях, которые никогда не пересекаются, и не могли бы встретиться. В таком случае праведники не имели бы власти над грешниками, потому что невозможно иметь отношения с тем, кого не встречаешь.
МОЛИТВА ГОСПОДНЯ
Молитва Господня, хотя она так проста и употребляется так часто, – большая проблема и трудная молитва. Это единственная молитва, которую дал Господь. В каком-то смысле это не только молитва, но и путь жизни, изложенный в форме молитвы: это образ постепенного восхождения души от рабства к свободе. Молитва построена с поражающей точностью. Подобно тому, как круги, расходящиеся от падения камешка на поверхности пруда, можно наблюдать все дальше и дальше до берегов, или в обратном направлении – от берегов к источнику движения, так же и Молитву Господню можно разбирать, начиная либо с первых слов, либо с последних. Несравненно легче начинать, идя снаружи к центру, хотя для Христа и Церкви правилен другой путь.
Это молитва сыновства – Отче наш. И хотя в известном смысле ее может произносить всякий, кто приближается к Господу, вполне точно она выражает отношение только тех, кто находится в Церкви Божией, кто во Христе нашел путь к своему Отцу, потому что только через Христа и в Нем мы становимся сынами Божиими.
Это научение духовной жизни можно лучше понять, если рассматривать его параллельно с рассказом об Исходе и в контексте Заповедей блаженства. Когда мы начинаем с последних слов молитвы и идем к первым, то видим, что это путь восхождения: наша исходная точка – в конце молитвы – определяет состояние пленения; вершина восхождения – первые слова молитвы – определяет наше состояние сыновства.
Народ Божий, пришедший в землю Египетскую свободным, постепенно впал в состояние рабства. Условия его жизни непрестанно напоминали ему о его порабощении: работа становилась все тяжелее и тяжелее, положение – все более нищенским; но этого было недостаточно, чтобы заставить евреев устремиться к подлинной свободе. Если бедственное состояние переходит какие-то пределы, оно может повести к бунту, к насилию, к попытке избавиться от тяжкого, невыносимого положения; но, по существу, ни восстание, ни бегство не делают нас свободными, потому что свобода есть прежде всего состояние внутреннее по отношению к Богу, к самому себе и к окружающему миру.
Каждый раз, когда евреи пытались покинуть страну, на них налагали новые и все более тяжкие работы. Когда надо было делать кирпичи, им отказывали в необходимой для этого соломе, и фараон говорил: «Пусть они сами ходят и собирают себе солому» (Исх. 5:7). Он хотел, чтобы они дошли до такого истощения, так были задавлены своим тяжким трудом, что мысль о бунте или избавлении не приходила бы им больше в голову. Точно так же и для нас нет надежды, пока мы порабощены князем мира сего, диаволом, со всеми силами, которыми он располагает для пленения человеческих душ и тел, чтобы удерживать их вдали от Живого Бога. Если только Бог Сам не придет освободить нас, освобождения не будет, но будет вечное рабство; и первые слова, которые мы находим в Молитве Господней, как раз об этом: Избавь нас от лукавого. Избавление от лукавого – это именно то, что было сделано в земле Египетской чрез Моисея и что совершается в крещении силой Божией, данной Его Церкви. Слово Божие звучит в этом мире, призывая всех к свободе, подавая надежду, сходящую с небес, тем, кто потерял надежду на земле. Это слово Божие проповедуется и встречает отклик в человеческой душе, делая человека учеником Церкви: он стоит у входных дверей, словно тот, кто услышал зов и подошел послушать (Рим. 10: 17).
Когда ученик решается стать свободным человеком в Царствии Господнем, Церковь совершает определенные действия. Что пользы спрашивать у раба, все еще остающегося во власти своего господина, хочет ли он стать свободным? Он знает, что если осмелится просить о предлагаемой свободе, то будет жестоко наказан, как только останется снова наедине со своим господином. От страха и привычки к рабству человек не может просить о свободе, пока не будет освобожден от власти диавола. Поэтому прежде чем спрашивать что-либо у того, кто стоит здесь с новой надеждой на божественное спасение, его освобождают от власти сатаны. В этом смысл заклинательных молитв, которые читаются в начале чина крещения как в Православной, так и в Римско-католической Церквах. Только когда человек стал свободным от уз рабства, его спрашивают, отрекается ли он от диавола и хочет ли соединиться со Христом. И лишь после свободного ответа Церковь принимает его, делает членом Тела Христова. Диавол хочет рабов, а Бог хочет свободных людей, воля которых была бы согласна с Его волей. В терминологии Исхода «лукавым» был Египет, фараон и все, связанное с ними, а именно – пропитание и сохранение жизни при условии рабской покорности. И для нас акт молитвы, являющийся более существенным, более окончательным актом восстания против рабства, чем вооруженный бунт, есть в то же время как бы восстановление чувства ответственности перед Богом и родства с Ним.
Итак, первое положение, с которого начинается Исход – и начинаем мы, – это осознание своего рабства и того, что невозможно покончить с ним путем бунта или бегства, ибо бежим мы или восстаем, мы продолжаем оставаться рабами, если только не изменим всего своего отношения к Богу и ко всем обстоятельствам жизни, так, как нас тому учит первая заповедь блаженства: Блаженни нищие духом, яко тех есть Царство Небесное. Само по себе нищенство, состояние рабства не есть пропуск в Царство Небесное; раба можно лишить не только земных благ, но и благ небесных; такое нищенство может быть более удручающим, чем простое лишение того, в чем мы нуждаемся для земной жизни. Святой Иоанн Златоустый говорит, что беден не так тот, у кого ничего нет, как тот, кто хочет того, чего не имеет.
Бедность коренится не в том, насколько мы жаждем иметь то, чего получить не можем. Думая о нашем человеческом существовании, мы легко можем убедиться, что мы крайне бедны и обездолены, ибо что бы мы ни имели – это никогда не наше, как бы богаты мы ни казались. Когда мы стараемся ухватиться за что-либо, то очень скоро убеждаемся, что не можем этого удержать. Наша жизнь не коренится ни в чем, кроме державного творческого слова Божия, вызвавшего нас из полного, радикального отсутствия в Его присутствие. Не в нашей власти удержать нашу жизнь и здоровье или хотя бы психосоматические свойства: достаточно разорваться в голове мельчайшему сосуду, чтобы человек великого ума превратился в слабоумного старика. В области наших чувств, по разным причинам, которые мы в состоянии или не в состоянии объяснить, например, от гриппа или усталости, мы не можем в нужную минуту испытать к другому человеку то сочувствие, которое так хотели бы найти в себе; или же мы идем в церковь – и чувствуем себя каменными. Это нищета в чистом виде, но делает ли она нас детьми Царствия? Нет, потому что с горечью видя в каждое мгновение жизни, что все ускользает от нас, замечая только, что ничем не обладаем, мы от того не делаемся радостными детьми Царствия Божией любви, но остаемся жалкими жертвами обстоятельств, над которыми мы не властны и которые ненавидим.
Это возвращает нас к словам нищие духом. Нищета, открывающая Царство Небесное, заключается в знании, что если ничто из моего по-настоящему мне не принадлежит, значит все, что у меня есть – это дар любви, Божией или человеческой любви, и тогда все совершенно меняется. Если мы сознаем, что мы не самобытны и все же существуем, то можем сказать, что здесь проявляется непрестающее действие Божией любви. Если мы видим, что никакими усилиями не можем сделать своей собственностью то, чем мы только обладаем, значит все – Божия любовь, конкретно являемая в каждом мгновении; и тогда бедность становится источником совершенной радости, потому что все, что мы имеем, есть доказательство любви. Мы никогда не должны стремиться к присваиванию, потому что называть что-либо «своим», а не неизменным даром Божиим, будет лишением, а не приобретением. Если это мое, оно чуждо отношениям взаимной любви; если это – Божие, и я обладаю этим изо дня в день, из мгновения к мгновение, это непрестанно обновляющийся акт Божественной любви. И тогда мы приходим к радостной мысли: «Благодарение Богу, это не мое; будь оно моим, это было бы обладанием, но, увы, без любви». Строй отношений, к которому эта мысль приводит нас, и есть то, что Евангелие называет Царствием Божиим. Лишь те принадлежат к Царству, кто имеет все от Царя во взаимоотношениях любви и кто не стремится быть богатым, потому что быть богатым значит быть лишенным любви и находиться во власти вещей. Как только мы открываем Бога в этой перспективе, обнаруживаем, что все Божие и все от Бога, мы начинаем входить в Божественное Царство и обретать свободу.
Лишь когда евреи, под руководством Моисея и просвещаемые им, осознали, что их состояние рабства имеет какое-то отношение к Богу, а не является просто человеческим делом, когда они обратились к Богу, когда они возвратились к отношениям Царства, что-то смогло измениться; и это верно в отношении всех нас, так как только когда мы осознаем, что мы – рабы обездоленные, но осознаем также, что это происходит по Божественной премудрости и что все во власти Божией, мы можем повернуться к Богу и сказать: Избавь нас от лукавого.
