– Что с тобой? Тебе плохо? – спрашивает меня наша су-шеф Эффи.
Я растерянно стою на кухне вместо того, чтобы принимать заказы в зале. Но в данный момент я не способен работать. Сначала мне нужно переварить то, что Калла не в Люнебурге, как я ожидал, а в Любеке. Здесь, в «Травемюнде». За девятым столиком. Во время моей смены, на которую я вышел, буквально чтобы не думать о ее возвращении.
– Только не заблюй мне всю кухню, – слышу я обеспокоенный голос Эффи. В ушах все еще звучит голос Каллы. Небрежный тон, которым она меня поприветствовала. Тон для человека, которого случайно встретил в городе и даже не помнишь, откуда его знаешь. Тем, кто живет в стеклянных домах, не стоит бросаться камнями, верно? В отличие от нее, я даже не сказал «Привет». Меня это злит. Меня раздражает, что я не сумел повести себя более уверенно. Более расслабленно. Более равнодушно. Любезно и вежливо.
– Не волнуйся, Эффи. Я в порядке.
– Не с таким лицом. Ты привидение увидел?
– Типа того, – бормочу я себе под нос так тихо, что Эффи меня не слышит. Мне нужно вернуться к гостям. Нужно выполнять свою работу. Каким-то образом. – Это уже можно выносить? – Я указываю на стойку выдачи, на которой стоят две тарелки с салатами, как вдруг дверь распахивается, и в кухню врывается Дэниел.
– Это мои! – отвечает он вместо Эффи, разворачивается и исчезает так же стремительно, как и появился.
– А тебя я пущу на кухню лишь после того, как ты что-нибудь выпьешь и подышишь свежим воздухом, договорились? – Эффи грозит мне половником.
Я киваю. Но вместо того, чтобы выйти через кухню во двор, я направляюсь в комнату отдыха и туалет для персонала. Гляжу на себя в зеркало и понимаю, что Эффи права. Я бледный, как полотно. Я открываю кран и ополаскиваю лицо холодной водой. Это возвращает коже хоть немного цвета. Но странное чувство в груди никуда не делось.
Я несколько раз приглаживаю волосы и повторяю себе, что с Каллой мое состояние никак не связано. Выхожу из туалета и натыкаюсь на Сенну.
– Я тебя везде ищу. Вот. – Она заметно нервничает и сует мне под нос листок. – Приняла вместо тебя несколько заказов.
– Спасибо.
Сенна – спасительница всех нас. Она наизусть помнит все блюда из меню и соответствующие им номера, что при забивании в кассу экономит массу времени. Времени, которое она использует, чтобы помочь другим. Без ее поддержки я бы здесь первые две недели не пережил.
– Разберешь мой почерк? Я слишком торопилась, извини.
Я забираю у нее бумажку и надеюсь обнаружить в ней заказ с девятого столика от Каллы, Лисы и Лео. Напрасно. Мне приходит в голову попросить Сенну взять этот столик на себя. Но потом я говорю:
– Да, все нормально. – И чувствую себя идиотом. Ведь если просить ее о помощи, то придется объяснять, зачем мне это нужно, а сейчас я не смогу.
Мы вместе идем к стойке. Я пропускаю ее к кассе первой и забиваю свои заказы после. На это уходит больше времени, чем обычно, потому что я дважды ошибаюсь. Калла совсем рядом, но нас хотя бы разделяет десяток метров.
– Яспер?
По крайней мере, я так думал.
Я замираю, прижав указательный палец к экрану кассы. Мне требуется два вдоха, чтобы вернуть себе способность пошевелиться, и еще один, чтобы придать лицу равнодушное выражение. Я поднимаю глаза, и все внутри – живот, грудь и чертово сердце – сжимается, потому что передо мной стоит Калла. В полный рост. Такая же красивая. Я вижу, как платье облегает ее формы, и сжимаю кулаки, чтобы не схватить ее и не обнять. Я хочу ее. По-прежнему хочу.
Черт.
Калла поправляет декольте и играет с кулоном цепочки, которую подарил не я. Мою она, наверное, выбросила несколько месяцев назад. Я ее понимаю, но легче от этого не становится.
– Есть минутка? – спрашивает она с осторожной улыбкой на губах.
– Чтобы принять ваш заказ? – с серьезным видом осведомляюсь я.
– Нет, гм-м… Я должна тебе кое-что сказать. – Она напряженно вздыхает. В чем бы ни собиралась признаться Калла, это ее, похоже, нервирует. И я не уверен, что хочу это слышать. Мне работать еще несколько часов, а я из-за нее и так совсем голову потерял. И еще большего смятения чувств я не вынесу. Только не сейчас.
– Извини, но ты не вовремя. – Я слышу, как грубо звучат мои слова, но ничего не могу поделать. К такому повороту я не готов. Ни морально, ни эмоционально. Когда я издалека увидел ее сидящей за столиком, у меня, по крайней мере, было несколько минут, чтобы взять себя в руки (хоть это и не слишком помогло). Но эта ее атака оказалась слишком внезапна.
– Это не займет много времени. Дай мне пять секунд.
– Ты здесь стоишь уже минимум двадцать секунд и отвлекаешь меня от работы.
Ее огромные темные глаза смотрят на меня так, будто я дал ей пощечину. Меня тут же накрывает чувство вины, я ощущаю себя последним мерзавцем. Вдруг ей нужна помощь? Вдруг ей нужен я, и она появилась здесь неслучайно?
– Ясно! Больше не буду тебя беспокоить. – Ее голос звучит раздраженно, и я вижу на ее лице разочарование. Она разворачивается, чтобы уйти, но я ее останавливаю.
– Подожди, я… Мне очень жаль. Я не это имел в виду. Просто… я не ожидал увидеть здесь тебя и… – Мне нелегко. Последнюю мысль я оставляю при себе.
Она вздыхает.
– Я тоже несколько иначе представляла себе нашу встречу, – признается она. Ее взгляд заставляет меня чувствовать то, чего я по идее больше чувствовать не должен. И не хочу. – Но я рада тебя видеть, Яспер. Как… как у тебя дела?
– Как могут быть дела у человека, которому приходится работать в субботу вечером? – говорю я, избегая прямого ответа. В том, что она полностью выбила меня из колеи, я ни за что не признаюсь.
– Прости, это было беспощадно с моей стороны, – сухо отвечает она. Ее губы трогает улыбка, но взгляд остается серьезным.
– Извинения приняты. – Я не менее фальшиво ухмыляюсь в ответ и поражаюсь тому, какой спектакль мы тут разыгрываем. Настоящее сейчас только напряжение в моей груди. И чем дольше она передо мной стоит, тем сильнее становится это чувство. – Калла, я… мне правда пора работать. Что ты хотела сказать?
Она делает глубокий вдох и сдавленно произносит.
– Я… я хочу устроиться сюда на работу, и в понедельник у меня пробный день.
Лучше бы на меня вылили ведро ледяной воды. Мое лицо вытягивается, и я не в силах на это повлиять. Я не знаю, как реагировать и что говорить, и в ужасе смотрю на нее. Понятия не имею, что она хочет от меня услышать.
– Если бы я знала, что ты здесь работаешь, я бы поискала другой ресторан, но… – Она пожимает плечами, словно извиняясь, а мои мысли мечутся со скоростью, превышающей частоту уходящего за сотню ударов пульса. – Я лишь хотела, чтобы ты знал: вполне вероятно, что мы скоро опять здесь столкнемся.
Понедельник. Это скоро наступит уже в понедельник. Когда мне удается поймать одну из своих мыслей, я понимаю, что именно я буду тем человеком, кому поручат ввести ее в курс дела. Я тревожно сглатываю.
– Все ясно. Спасибо за информацию. – Каким-то чудом мне удается говорить так, будто я вовсе не шокирован. Как, черт побери, я смогу о нас забыть, если она будет здесь работать?
– Кажется, ты не рад. Ты точно не против?
– Не похоже, чтобы у меня был выбор, не так ли?
Она прикусывает нижнюю губу и кивает. Хоть мы и давно не виделись, я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать: мой ответ ее ранил. Это доставляет мне болезненное удовольствие. Откровенно говоря, я не думал, что опять смогу причинить ей такую боль. Не исключено, что я ей вовсе не так безразличен, как она пытается показать.
– Тут уж ничего не поделаешь, Яспер. У меня квартира, и нужно платить аренду. Мне нужна эта работа.
Вопрос о том, где она живет, одна или с кем-то, вертится у меня на языке. Но ее жизнь уже давно меня не касается, и я проглатываю этот горящий словесный ком.
– Тебе не нужно передо мной оправдываться. Если хочешь здесь работать – работай. А не хочешь – не работай, – говорю я и пожимаю плечами, хотя мне плохо от одной только мысли, что я буду ее обучать. Мне придется объяснять ей кассовую систему, работу с картами и остальные нюансы. Все это можно объяснить, только находясь рядом.
Может быть, я смогу отвертеться, и Штефан выберет на роль ее наставника кого-то другого.
– Ладно-ладно, – говорит она, снова играя с цепочкой. – Тогда до скорого.
– То есть ужинать вы не будете? – Я указываю подбородком на ее столик.
– Почему же, будем. Дай мне… нам еще пять минут, – говорит она, разворачивается и уходит.
Я едва дожидаюсь большой перемены. Но в коридоре в суматохе я теряю Каллу из вида. На школьном дворе обзор со ступенек отличный, но поиски тщетны.
– Кого ты там все высматриваешь? – спрашивает меня Ник. Он следит за моим взглядом и выглядит раздраженным. Он рассказывает о какой-то видеоигре, я не услышал даже четверти информации.
– Новенькую, – с понимающей ухмылкой отвечает Давид. Как будто я делаю тайну из того, что Калла мне нравится. Весь класс заметил, что мы пишем друг другу записки.
– Эту Карлу?
– Ее зовут Калла, – поправляю я Джоэля. И Обиома.
– И что тебе от нее нужно? – осведомляется Ник.
Давид стонет.
– А ты что думаешь? Он в нее втюрился, ты, тупоголовый осел.
– Гм-м… – Ник морщит нос. – Она хоть и красивая, но чернокожие женщины не в моем вкусе.
– Господи, чувак! – кричит Джоэль и шлепает Ника по плечу.
Я догадываюсь, почему он это сделал, но я не меньше Ника удивляюсь его бурной реакции.
– И что?
– Это расизм, чувак!
Лицо Ника напоминает перезревший помидор.
– Старик, ты что?! Следи за своим языком.
– А ты следи за своим.
– Только потому, что мне не нравятся темнокожие женщины, я, по-твоему, чертов расист? Я?! Ты мой друг, забыл?
– И как твой друг с темной кожей, я напоминаю тебе, что говорить подобное – расизм.
– Почему?
Все мое внимание направлено на Джоэля.
Вместе с ним мы основали организацию по борьбе с расизмом. Это была его идея. Он сам пострадал от чужих предубеждений и, к сожалению, даже в нашей школе имел неприятный опыт. Джоэль безгранично предан своему делу, и я многому у него научился. И узнал много такого, о чем раньше даже не думал.
– Это расизм, потому что ты решительно отметаешь темнокожих женщин из-за цвета кожи. Независимо от того, считаешь ты их красивыми или нет.
– Я совсем не это имел в виду.
– Но сказал ты именно это.
Ник беспомощно смеется.
– Разве я виноват в том, что меня притягивают светлокожие девушки?
– Не виноват. Ты… – Джоэль поочередно смотрит на каждого из нас. – Мы все социализировались в обществе, в котором быть белым – значит быть красивее, лучше и привлекательнее. – Он переводит взгляд на Ника. – Просто имей в виду, что тот факт, что ты отдаешь предпочтение белым женщинам, может быть мотивирован расовыми предрассудками. И прежде всего следи за тем, что говоришь. Для чернокожих девушек и женщин такие фразы очень обидны. И прочитай, наконец, ту чертову книгу, которую я тебе дал.
– Какую книгу? – спрашивает Давид, который, как и я, с живейшим интересом следил за разговором. Каждый раз, когда Джоэль объясняет нам что-то подобное, у меня создается ощущение, будто он на пять лет старше или будто он член Партии зеленых.
– «Выход из расизма», – отвечает он.
– Мы читаем ее сейчас на немецком, – даже с некоторой гордостью заявляет Давид.
– Классно! – Джоэль одобрительно кивает, а я размышляю над его словами.
Просто имей в виду, что тот факт, что ты отдаешь предпочтение белым женщинам, может быть мотивирован расовыми предрассудками. А что, если бывает наоборот? В моей голове всплывают образы Каллы, и я снова думаю о том, какая она чертовски красивая. Я тревожно перебираю в памяти всех девушек и женщин, которые казались мне привлекательными и с которыми я хотя бы целовался. Прихожу к выводу, что у меня нет какого-то конкретного типа женщин, который бы мне нравился, и это меня странным образом утешает.
После перемены я вместе с остальными вхожу в класс. Нас ждет сдвоенный урок биологии.
Калла сидит во втором ряду, а место рядом с ней свободно, потому что эта парта обычно пустует. Я говорю Нику, что сяду впереди.
Он равнодушно пожимает плечами. После разговора с Джоэлем у него плохое настроение. По крайней мере, мне так кажется. Может, стоит его приободрить, подчеркнуть, что я знаю, что он не имел в виду ничего плохого?
Хотя, как и говорил Джоэль, дело не в этом.
– До скорого, – только и говорю я, иду к Калле и встаю рядом с ее партой. Надеюсь, встреча с ее взглядом не парализует мой речевой центр.
Возможно, это к лучшему, что она занята чем-то в телефоне.
– Это место свободно?
Она поднимает голову и замирает.
– Ой, прости. Ты не хотел зрительного контакта, верно?
Я смеюсь. В том числе и над собой. Неужели я и вправду такое говорил или писал?
– Это означает да?
Она кивает и демонстративно смотрит вперед. Уголок ее рта дергается, и я могу поклясться, что она с трудом сдерживает улыбку.
Я хочу спросить, что в этом смешного, но прежде мы договорились начать все сначала. Прикинуться, будто впервые друг друга видим. Я достаю тетрадь, по своему обыкновению отрываю уголок и пишу:
Ты новенькая, да?
В надежде, что она поймет мою игру, я протягиваю ей записку. Я осмеливаюсь посмотреть на нее и вижу, что она улыбается. Хороший знак. Я спокойно смотрю вперед и слышу, как стержень ручки царапает бумагу. А несколько секунд спустя уже читаю ответ Каллы, ровно в тот момент, когда фрау Аталай проходит мимо нашей парты к учительскому столу.
Да, я новенькая.
А у новенькой есть имя?
Калла. А как тебя зовут?
Привет, Калла. Приятно познакомиться. Почти все называют меня Яспером.
Мой план возбудить ее любопытство, чтобы мы могли позже направить разговор на ее имя, работает.
А как тебя называют остальные?
Бенедикт, сокращенное от Бенедиктус.
Я тоже рада знакомству, Яспер Бенедикт, сокращенное от Бенедиктус.
Мне не удается подавить смешок, и я зарабатываю предупреждающий взгляд фрау Аталай. Как всегда, когда ученик без спроса открывает рот. Она бесится даже когда кто-то в классе слишком громко дышит. Так что обмениваться записками на ее уроках неразумно. Но я все равно этим занимаюсь. Просто нужно сделать так, чтобы я – вернее, мы – не попались. Я поспешно открываю учебник биологии, чтобы учительница решила, что я безумно увлечен.
А я действительно увлечен. Только не уроком, а Каллой и нашим новым началом. На данный момент все идет неплохо. А чтобы фрау Аталай не сумела нам помешать, я кладу тетрадь на середину парты и пишу ответ не на клочке бумаги, а на широкой пустой странице.
Да, смейся-смейся. Не у всех же такое красивое имя, как у тебя.
Я оставляю ручку на тетради и знаком даю Калле понять, чтобы она пользовалась и тем, и другим. Она кивает и пишет:
Кто здесь над кем смеется? Мое настоящее имя некрасивое. И не надо делать вид, будто ты его запомнил.
Я хмурюсь. Что не так с ее именем? И почему она решила, что я его забыл? Это было бы куда вероятнее, если бы у нее было обычное имя, например Анна или Николь. Да и имени Калла я никогда прежде не слышал.
1. Твое имя ПРАВДА красивое!
2. Некрасиво с твоей стороны приравнивать мой мозг к мозгу амебы.
Мне безумно хочется посмотреть на нее сбоку и улыбнуться, но я сдерживаюсь. Вместо этого я слежу за фрау Аталай, пока Калла пишет ответ.
К пункту 1. Я рада, что мое имя тебе нравится.
К пункту 2. Будет здорово, если ты убедишь меня в обратном.
Можно я буду называть тебя твоим вторым именем, если у меня получится?
Никто кроме родителей меня так не называет. А вообще-то мое второе имя – Калла.
Что тебе не нравится в твоем имени?
Что 90 % людей его неправильно произносят, хотя оно не такое сложное.
Ее ответ вызывает у меня неуверенность. Мне хотелось бы попросить ее вновь произнести ее имя, слог за слогом. Но еще минуту назад я по глупости похвастался, что запомнил его. Признаваться в том, что я соврал, мне не хочется. Возможно, мне удастся ее приятно удивить и немного впечатлить. С дружелюбной поддержкой Google. Во время летних каникул во Франции и Испании страничка How To Pronounce была моим ежедневным спутником.
Я отодвигаюсь от парты и встаю. Калла вопросительно смотрит на меня снизу вверх, отчего ее темные глаза кажутся еще больше и загадочнее. Я встречаю ее взгляд и не каменею. Заклинание разрушено, хотя Калла излучает всю ту же магию.
– Я сейчас вернусь, – шепчу я, получаю разрешение выйти в туалет и покидаю класс.
Закрыв дверь, я достаю из кармана джинсов мобильный и забиваю в поисковой строке Google «Obijoma имя». Я дохожу по коридору до лестницы и сажусь на первую ступеньку. Интернет предлагает мне написание имени без буквы J. Я нажимаю на него, попадаю на онлайн-словарь имен Namespedia.com и с интересом читаю, что Обиома – это одновременно нигерийская фамилия и женское имя. С невероятно красивым значением – «доброе сердце».
– Доброе сердце, – бормочу я себе под нос. Теперь я тем более не понимаю, почему она хочет, чтобы ее называли Каллой. Я покидаю страницу, захожу на сайт How To Pronounce и забиваю имя Обиомы. Мне остается только выбрать язык, но, к сожалению, нигерийский в списке отсутствует. Я выбираю немецкий и слушаю, как женский голос произносит имя – так же, как это несколько дней назад сделала Калла. На всякий случай я прослушиваю запись три раза и возвращаюсь на урок с довольной улыбкой. Хотя она сразу исчезает с моего лица, когда я вижу перевернутые листы на партах и нервные взгляды одноклассников. Отлично. Тест, о котором фрау Аталай даже не предупреждала. Я к нему не готов, и, следовательно, я в полной жопе. Я фыркаю и сажусь рядом с Каллой, которая, в отличие от меня, выглядит расслабленной.
– Мы только тебя и ждали, – комментирует фрау Аталай, заметив мое разочарование.
– Спасибо. Но в этом не было необходимости. – «Потому что я все равно ничего не знаю», – мысленно добавляю я. Бессмысленная зубрежка латинских слов и биохимических процессов, как всегда, стояли в учебном плане всего за два дня до контрольной.
– Ну, что ж, – фрау Аталай переводит злорадный взгляд с моего лица на часы, – у вас двадцать минут, чтобы ответить на десять вопросов о человеческом глазе. Если вы внимательно слушали на уроках и регулярно выполняли домашние задания, у вас не возникнет проблем. Желаю удачи!
Я уныло переворачиваю лист и с облегчением вздыхаю, когда вижу шесть вопросов с несколькими вариантами ответов. Методом исключения и с небольшой долей везения я мог бы заработать тройку – если все ответы не выглядели бы одинаково. Различия настолько минимальны, что в этой теме действительно необходимо разбираться. Прощай, тройбан. Привет, неуд.
Краем глаза я вижу, что Калла уже приступила к тесту. Я тоже утыкаюсь в контрольную, но пропускаю вопросы с несколькими вариантами ответов и начинаю с открытых. Но и тут все непросто. Я очень смутно помню, как устроен человеческий глаз, и совершенно не представляю, как формируется цвет радужной оболочки. Я знаю только, что у глаза в принципе есть радужная оболочка и что определенную роль играет меланин. Поэтому я строю предложения вокруг этих двух терминов и импровизирую. Пока сбоку не раздается тихий шепот:
– Эй…
Я медленно поворачиваю голову и вижу, что Калла подталкивает мне свой листок с тестом через середину парты. И указывает ручкой на задания с несколькими вариантами ответов. Первая моя мысль: она просит помочь. Но потом я понимаю, что она все галочки уже проставила. Она хочет помочь мне.
– Скорее, – шепчет она, и я поспешно отмечаю те же варианты ответов. Сердце колотится как сумасшедшее. Я нервничаю. Я не хочу, чтобы фрау Аталай заметила, что я списываю, и чтобы из-за меня пострадала Калла. Зачем она так рискует? Мы ведь толком друг друга не знаем.
«Доброе сердце», – проносится у меня в голове.
После того как фрау Аталай собирает выполненные тесты, я пишу Калле записку.
Спасибо! Ты спасла мою задницу.
Она улыбается и пожимает плечами, как будто не сделала ничего такого. Тем не менее до перемены я думаю только о том, как ее отблагодарить, но в голову так ничего и не приходит. Я слишком плохо ее знаю. Пока. Но я твердо намерен это изменить.
Мы с Яспером вместе выходим из класса и, как и все остальные, выбегаем во двор. Прошлую перемену я провела в школьной библиотеке. Потому что на переменах вечно чувствую себя неловко и не знаю, к кому подойти. Хотя до сих пор все относились ко мне доброжелательно, я чувствую себя пятым колесом в телеге каждый раз, когда стараюсь прибиться к какой-нибудь группе. А еще я не хочу никому навязываться.
– Увидимся позже, – говорю я Ясперу и направляюсь к скамейке под каштаном.
– Подожди, – он следует за мной, – ты куда?
– К скамейке. – Я не останавливаюсь из страха, как бы меня кто-нибудь не опередил и не занял местечко.
Яспер догоняет меня и, когда я сажусь на обветренную скамью, садится рядом. До сих пор наше взаимодействие ограничивалось работой в классе и написанием записок. Я думала, что так все и останется.
– Ты не обязан проводить перемену со мной, – говорю я, хотя я не против. Честно говоря, я была бы даже рада. Я ненавижу перемены и… мне нравится Яспер. По крайней мере, нравится достаточно, чтобы дать ему списать у меня во время теста.
Яспер вскидывает темно-русую, идеальной формы бровь. Не будь его брови такими широкими, я бы подумала, что он их выщипывает.
– Почему я должен чувствовать себя обязанным? – Судя по тому, как он на меня смотрит, ему больше не трудно выдерживать мой взгляд. Возможно, он сказал так просто ради красного словца. У него красивые глаза: теплые, лучистые, зеленые с крошечными крапинками, напоминающими мне цветочную поляну.
– Потому что я тебе помогла? – отвечаю я и достаю из рюкзака обед.
– Ты правда так думаешь?
Пожав плечами, я ставлю рюкзак себе на колени и достаю из бумажного пакета бутерброд с сыром.
– Возможно.
– Но это не так. Ты ведь помнишь, что я подсел к тебе на биологии?
Еще как помню! Честно говоря, я надеялась, что он ко мне подсядет. Разумеется, вслух я этого произносить не буду.
– Да.
– Зачем ты это сделала? Зачем дала мне списать? Если бы фрау Аталай заметила, тебе бы досталось.
– Нам обоим, – поправляю его я.
– Да, но я бы в любом случае написал на двойку.
– Вот именно. Ты выглядел таким напуганным. Как будто еще немного – и заплачешь. – Уголки моих губ дергаются.
– У меня и правда в глазах стояли слезы.
– И подбородок дрожал.
Мы смеемся, и я впервые замечаю, что у Яспера ямочки на щеках.
– Так как же мне с тобой расплатиться?
– Позволь мне списывать у тебя математику, – шучу я.
– Нет проблем, по математике у меня твердая четверка. Но тогда тебе снова придется сидеть со мной. – Взгляд у него вызывающий, ожидающий и серьезный одновременно. Должно быть, иронию в моем голосе он не уловил.
Я качаю головой. Я действительно хочу подтянуть математику, но не хочу, чтобы Карим чувствовал себя по-дурацки из-за того, что я опять пересела. К сожалению, теперь я, кажется, обидела Яспера. Я вижу, как его взгляд тускнеет от разочарования.
– Это очень мило с твоей стороны. Но в математике я полный ноль, и с этого момента мне нужно быть внимательней на уроках. Если я сяду с тобой, то буду слишком отвлекаться, – объясняю я. И это не ложь. С тех пор как он сделал комплимент моим глазам, мое сердце в его присутствии бьется чаще.
– Понимаю. Я заставляю тебя нервничать. – Его рот кривится в удовлетворенной ухмылке, которая из-за ямочек выглядит довольно мило. Так мило, что я улыбаюсь против своей воли.
– Не выдавай желаемое за действительное, Яспер.
Его ямочки становятся еще глубже. Он поворачивается ко мне всем корпусом и перекидывает ногу через скамейку.
– Я и правда этого желаю, Обиома. – Я удивленно моргаю. Он правильно произнес мое имя. Мне даже не пришлось его повторять, проговаривать по слогам или исправлять. Мое имя сорвалось с его губ самым естественным образом, как нечто само собой разумеющееся. – О, нет. – На его лице появляется разочарование. – Только не говори, что я неправильно произнес. Я его загуглил.
– Ты загуглил мое имя? – недоверчиво спрашиваю я.
– Да… когда ненадолго выходил из класса. Я всех обманул, – застенчиво признается он.
– Ты мог бы просто спросить меня, – тихо смеюсь я.
– Но тогда я стал бы одним из девяноста процентов людей, которые не в состоянии запомнить твое имя, хотя оно на самом деле несложное.
И его ответ, и то, что он не поленился погуглить мое имя, кажется мне бесконечно очаровательным. Еще никому и никогда это не было так важно. И меня это смущает. Я не знаю, что сказать, и молча улыбаюсь.
– И?
– И что?
– Можно я буду называть тебя Обиомой?
Я во второй раз слышу, как непринужденно он произносит мое имя, как если бы меня звали Анна или Джулия, и во мне пробуждаются какие-то неясные чувства. Я впервые за долгое время не стыжусь своего африканского имени, мне не приходится ничего объяснять, исправлять или проглатывать неправильный вариант. И это так непривычно. Непривычно хорошо.
– Ты единственный человек, который хочет называть меня Обиомой. Большинство испытывают облегчение и благодарность, когда я предлагаю им Каллу.
– Я просто принадлежу к оставшимся десяти процентам. У тебя самое красивое и необычное имя из всех, что я знаю. Одно его значение чего стоит.
Я изумленно сглатываю. Если не считать моих родственников, можно по пальцам пересчитать людей, которые знают, что значит Обиома. И один из них теперь Яспер. На меня накатывает паника: вдруг он узнал обо мне что-то еще? Нет, ерунда. Кроме меня, Линуса, наших родителей и бывшего директора никто не знает, из-за чего я сменила школу. Так что причин для беспокойства нет.
Яспер заметил перемену в моем настроении и абсолютно неверно ее истолковал:
– Эй, если ты не хочешь, это нормально. Я тоже могу звать тебя Калла.
– Все в порядке, – улыбаюсь я. – Зови меня Обиомой – но, пожалуйста, только не в присутствии остальных.
На его лице отражается растерянность. Но он сдерживается, не расспрашивает и лишь украдкой озирается по сторонам. Затем переводит взгляд на меня и произносит:
– Конечно, Обиома.
Я смеюсь.
– И последний вопрос, прежде чем я позволю тебе спокойно доесть твой бутерброд. – Ой, точно, мой бутерброд… Я о нем едва не забыла. – Если бы у тебя было десять евро, что бы ты купила, чтобы доставить себе радость?
Я хмурюсь.
– А что? – едва вопрос слетает с моих губ, как до меня доходит. – Тебе не обязательно мне что-то покупать или дарить, Яспер.
– Знаю, но я хочу, – настаивает он. – Раз уж ты не разрешаешь мне стать твоим математическим героем после того, как ты стала моей био-героиней.
Я закатываю глаза.
– Тогда я выберу купон «Мой математический герой». Хорошо?
– Договорились. – Удовлетворенно кивнув, он открывает рюкзак и достает школьную тетрадь и ручку. Пока он что-то строчит, мне наконец удается откусить кусок хлеба. Желудок благодарно бурчит. Что бы Яспер ни делал в тетради, это секрет, судя по тому, как он держит обложку и закрывает мне обзор. Я успеваю съесть полбутерброда, когда Яспер раскрывает секрет. Он вырывает страницу и протягивает мне. – Пусть это будет у тебя черным по белому.
Не переставая жевать, я улыбаюсь. У меня в руках купон «Мой математический герой» в виде граффити. «Не подлежит передаче третьим лицам», – указано под заголовком. «От Яспера Бенедиктуса Обиоме Калле». Он запомнил, что Калла – мое второе имя. Тронутая до глубины души, я читаю, что ваучер действителен до итогового экзамена по математике.
– Спасибо, Яспер.
Он наклоняется вперед и, понизив голос, произносит:
– Рад стараться, Обиома.
По моей спине бежит дрожь, как будто он прошептал эти слова мне на ухо. Когда он встает и идет к друзьям, мне хочется, чтобы он посидел со мной подольше.