– Вас, наверно, заждались, – тихо сказала Елена, надеясь, что он уйдет, пока она еще держится.
Офицер вдруг встал. Он вышел из цеха и, пройдя по коридору, выглянул в окно. Взвод выстроился и ждал его у крыльца столовой. Одни курили, другие перечитывали письма родных, третьи сидели молча, каждый в себе.
Лейтенант не торопился вернуться в цех. Постучав в окно, он позвал одного из солдат и прикурил у него папиросу. Спустя две минуты он увидел, что папироса уже истлела в его руке, а он так и не приложил ее к губам. Пальцы дрожали, в горле пересохло. Он бросил папиросу в пачку, смял ее и сунул в мусорный бак. Нужно было вернуться, но что-то внутри держало его, не давало двинуться с места. Солдаты закуривали уже третью, переминались с ноги на ногу и время от времени поглядывали на окно, за которым неподвижно стоял их командир.
Небо хмурилось уже дольше недели, но еще ни разу не полил дождь. Тучи словно застыли в ожидании. Это была долгая, долгая тишина. Офицер чувствовал на своих плечах невообразимую тяжесть.
Он вернулся к Елене Сергеевне. Она работала в два раза быстрее, будто чувствуя вину за потраченное время. Лейтенант встал у двери, все еще не решив, с чего начать.
– Ну что опять? – рассердилась женщина. – Не пойму, что расспросить хотите: то про картошку, то про детей… лучше солдат обучайте, чтоб живыми возвратились.
Она помолчала и добавила:
– Может, вам картошки надо в дорогу? Так сразу бы сказали. Ну что, что вы смотрите? Скажете наконец, зачем пришли?
Он опустил голову. Снайперская винтовка сорвалась с плеча и повисла на его обмякшей руке. На разбитом прикладе женщина увидела вырезанное имя.
Она улыбнулась, но едва дышала.
– Редкое имя, Яков.
Он молчал.
– Это же ваше имя?..
Не подняв глаз, он покачал головой.
– Вы снайпер?
Он тяжело вздохнул и снова молча ответил «нет».