На следующее утро я встал поздно, уже была половина десятого. Я быстро оделся, умылся и спустился вниз. За столом сидела молодая девушка со светлыми довольно короткими волосами, они едва касались плеч. Одна прядь ее волос была выкрашена в фиолетовый цвет.
– Доброе утро! – Улыбнулась она, обнажая свои белоснежные зубы. Ее ярко-красные губы сильно контрастировали с белыми зубами.
Игнат Савельевич очень редко рассказывал про свою дочь. Она ещё студенткой уехала учиться в Англию и так и осталась там жить. Но, увидев её, я сразу понял, что это и есть та девчушка, которую Игнат Савельевич так часто называл: строптивая непоседа.
– Доброе утро. – Поздоровался я. – Вы, наверное, Вика?
Она протянула мне свою руку так, что на секунду я впал в замешательство: хотела ли она, чтобы я пожал или поцеловал её кисть? Недолго думая, я решил мягко пожать её руку.
– Валера.
– А я знаю. Отец постоянно говорит про Вас. Он кстати пошёл на утреннюю прогулку в лес, скоро должен вернуться. Хотите чаю?
Она поднялась, но я остановил её.
– Вика, сидите, я сделаю.
Она улыбнулась.
– Давай на ты.
– Хорошо, – исправился я, – завтракай спокойно. Я заварю чай к приходу Игната Савельевича. Он любит еловый, верно? А ты? Какой тебе заварить?
– Чёрный. А в общем-то мне всё равно.
Она отложила вилку и внимательно следила за каждым моим движением, когда я заваривал чай.
Игнат Савельевич не заставил себя долго ждать. Едва закипел чайник, он уже показался на пороге.
– Доброе утро, мои дорогие. Валерка, сегодня ночью ко мне приехала Вика. Вы уже познакомились?
Я кивнул.
– Доброе утро, Игнат Савельевич.
Когда он сел за стол, я налил ему целую кружку елового отвара, а Вике по её заказу чёрный чай. Игнат Савельевич достал из морозилки замороженную клубнику с сахаром и поставил на стол. Я вспомнил, что клубнику Игнат Савельевич любит больше всего. Впрочем, это он и приучил меня к ней. Мы сделали тостеры и позавтракали этим лакомством в серое августовское утро. За столом Вика рассказывала, как ей живётся в Англии и почему-то больше смотрела на меня, чем на своего отца, хотя отец с неё глаз не сводил. Я не стал долго стеснять своим присутствием хозяев и по окончании завтрака поднялся из-за стола.
– Я, наверное, пойду. – Улыбнулся я Игнату Савельевичу, который давно уже всё прочитал по моим глазам.
Вика быстро встала.
– Уже? – Она распахнула свои зелёные глаза.
– Было приятно познакомиться. – Обратился я к Вике.
– Ты же ещё навестишь нас? – Девушка кидала взгляд то на меня, то на отца.
– Теперь уж я буду ждать вас к себе в гости.
– Договорились. – Вика снова плюхнулась в кресло и заулыбалась.
Я вышел из дома с одним словом на устах: ревность. Почему Игнат Савельевич упомянул именно ревность, когда говорил про мотив убийства? И причем тут вообще Нина? Как она причастна к убийству Сони? Оставалось только одно: выяснить, как связана Нина с женихом убитой девушки. И я направился прямиком в городской архив, где рабочий день был в полном разгаре.
В холле архива было душно. Меня приняли неприветливо и сказали ждать, пока Нина сама спустится ко мне. Сегодня в архиве была какая-то проверка, а поэтому все здесь были неимоверно заняты. Нина спустилась через пятнадцать минут. Она была растрепана и напугана, но, когда увидела меня, смахнула с себя усталость, расправила плечи и устремилась ко мне гордой походкой.
– А, это Вы. А я-то думала…
– А Вы думали, кто?
– Полиция. – Понизив голос, сказала она и взяла меня под руку. – Пойдёмте выйдем на воздух.
Мы вышли в небольшой дубовый парк. Дубы уже были старые, их толстые стволы невозможно было обхватить и трём людям, взявшимся за руки.
– Ну что ж, зачем Вы пришли? – Спросила Нина, высвобождая руку.
– Вы сами знаете, зачем. В прошлый раз, Нина, Вы мне не всё рассказали. – Я решил играть от обратного. Я не был уверен на сто процентов в догадке Игната Савельевича, что Нину что-то связывает с Владиславом, но подумал, что, если даже не выиграю в этом диалоге, то точно не проиграю.
Она рассмеялась.
– Да что Вы говорите. И что, по Вашему мнению, я Вам не рассказала?
– Вы знали жениха Сони? – Напрямую спросил я.
– Ну он приходил сюда пару раз. Мне что запрещалось с ним знакомиться?!
– Нина, Вы были знакомы и раньше, ведь так?
Она отвернулась. Несколько минут мы шли в полном молчании. Мне начало казаться, что она уже не ответит.
– Знала. – Просто сказала она. – Я его знала. И Соня познакомилась с ним только благодаря мне.
Я был счастлив. Моя игра вслепую оправдалась. Игнат Савельевич был прав. Я молчал. Молчание может вытянуть из человека гораздо больше, чем любые расспросы.
– Слава был моим лучшим другом. Может быть, он этого не подозревал, но я мечтала, что когда-то он сделает мне предложение. А потом к нам на работу устроилась эта молоденькая симпатичная девушка. И он сразу влюбился в неё, потерял голову, ходил за ней по пятам, словно меня не существовало.
Я продолжал молчать.
– Что Вы так на меня смотрите, Валерий? Я не причастна к убийству этой девушки. Вы поняли?! Не причастна!
Она перешла на крик.
– Почему Вы сразу не сказали правду? – Тихо спросил её я. Так тихо, что она тоже невольно перешла на шёпот. Но это был истерический шёпот, который даже больше режет слух, чем крик.
– Потому что я боялась. Это же мотив, неужели Вы не понимаете?! А убийство – статья.
– Сокрытие фактов – тоже статья.
Её щеки стали пунцовыми.
– Вы даже не представитель правопорядка. Я вообще не обязана разговаривать с Вами и что-либо объяснять.
– Вы правы. Спасибо за беседу.
Я повернулся и пошёл по направлению к выходу из парка.
– Стойте! – Нина догнала меня и сильно схватила за руку. – Я не хочу обманывать Вас. Мне следует сказать ещё кое-что. Соня незадолго до своей смерти написала завещание. У неё была накоплена достаточно внушительная сумма в банке. Она копила на квартиру. Так вот все эти деньги она завещала девушке, с которой они снимали комнату.
Я внимательно посмотрел на Нину.
– Спасибо. Я услышал Вас.
Я ждал Алису около подъезда. Уже стемнело. Её самолёт приземлился несколько часов назад. С минуты на минуту она должна была вернуться домой. Я не знал, с чего начать с ней разговор. Мне было неприятно думать о том, что Алиса не сказала мне ни слова про завещание. С другой стороны, возможно, она просто не знала про него. В любом случае я должен был поговорить с Алисой и всё выяснить. Вдалеке показалась фигурка. Она приближалась. По походке я узнал в этом человеке Алису и направился навстречу.
– Валер, что-то случилось? – Алиса подошла ко мне и внимательно посмотрела в глаза, будто пытаясь прочитать в них мои мысли.
– Я должен был с тобой поговорить.
– Пойдём тогда в дом. – Она достала ключи.
Мне стало неловко, что я приехал к ней после длительного рейса, не дав ни минуты отдохнуть.
– Алисонька, нет, в дом не пойдём. Я быстро. Ответь мне на один вопрос. Знала ли ты про завещание Сони?
Она вспыхнула.
– Знала.
Я боялся услышать этот ответ.
– Почему не сказала?
Она молчала.
– Это важно, Алис…
Я не успел договорить.
– Ну да. Теперь-то у меня есть мотив, а у тебя есть подозреваемый.
– Я не это имел в виду.
– А что ты имел в виду, Валера? По-моему, всё очевидно. Да, я знала про завещание и, если потребуется, скажу это в полиции, но тогда я не решилась об этом упомянуть.
Я ничего не ответил. Мне было неловко. Я не хотел подозревать Алису, но не мог исключить её из числа подозреваемых по причине того, что у неё был мотив.
– Прости меня. – После недолгого молчания тихо сказал я. – Хватит на сегодня этих разговоров. Ты, наверное, ужасно устала. Как Испания?
– Испания на месте, – улыбнулась Алиса, – ты точно не будешь заходить?
– Точно.
На следующее утро в девять часов я уже стоял на берегу озера и ждал Игната Савельевича. Мы договорились встретиться неподалёку от парка аттракционов, в котором произошли недавние ужасные события.
– Ты уже здесь, мой мальчик.
Я обернулся. Игнат Савельевич стоял прямо за моей спиной.
– Ваши догадки оказались верны. Нина, действительно, знала жениха убитой девушки. И не просто знала. Он был её лучшим другом.
– Я говорил, что здесь замешана ревность. Но у меня была ещё одна догадка, которую ты не очень-то захотел слушать. У Алисы же тоже был мотив, верно? И она умолчала про него.
– И в этом Вы оказались правы. Но я не могу предположить, чтобы кто-то из них оказался бы убийцей. Это просто невозможно.
– Неужели все остальные дела тебя ничему не научили? Нельзя доверять своим чувствам, только фактам.
– Игнат Савельевич, не кажется ли Вам, что мы постоянно только отталкиваемся от личных мотивов, есть же ещё профессиональные интересы.
– Например?
– Соня работала в городском архиве…
– И? В любом случае, убийство всегда совершается по личным мотивам. Зависть, мщение, ревность, отвращение, ненависть, страх… любовь.
– И всё же.
– Валерка, её работа состояла из того, что она старые пыльные дела хранила. Какое здесь убийство?
Я задумался. Мне всё же казалось, что здесь можно было за что-то зацепиться.
– Возможно, Вы и правы. – Я пытался абстрагироваться от своих мыслей и постараться настроиться на то, о чем говорит Игнат Савельевич.
– Ну конечно я прав.
– Тогда надо искать дальше.
– Ищи, но помни, что здесь что-то личное.
Я рассмеялся.
– Снова чувствую себя у Вас на экзамене, будто Вы мне правильный ответ подсказываете, а я бьюсь лбом в закрытую дверь.
– Так открой её.
Я пригласил Игната Савельевича к себе домой. Мы сели пить крепкий чай. Мой учитель сам предложил его приготовить. Он всегда утверждает, что любые отвары он заваривает превосходно, и никто не может с ним в этом сравниться. Мы долго беседовали. Игнат Савельевич больше, чем когда-либо рассказывал о Вике.
Когда мой старший товарищ ушёл, и я стал убираться на кухне, то обнаружил, что за увлекательной беседой даже не притронулся к чаю и, когда хотел отпить пару глотков, то перевернул чашку и разлил чай по столу. Тем, что осталось на дне чашки, я полил стоящий на окне гибискус. Перед сном я ещё раз посмотрел на тёмный и таинственный парк аттракционов. Какую же тайну хранит этот парк?
Утром я проснулся рано и к огромному разочарованию обнаружил, что гибискус завял. Не стоило его поливать таким крепким чаем. Ругая себя, я быстро взялся за работу, пересадил гибискус в другой горшок с новой почвой. Когда я закончил, было уже около одиннадцати, и я решил, что займусь сегодня уборкой. Ещё с детства мне во время уборки лучше думается. И я принялся за работу.
Следующие несколько дней прошли незаметно. Меня вызывали на работу, чтобы доложить о моей последней проведённой операции высшему руководству, которое приехало из Москвы. Но я не переставал постоянно думать о Соне. Каждый раз, когда появлялась свободная минутка, я пытался сложить все те ничтожные факты, которые у меня были, в единую картину, но пока ничего не получалось. Когда я покидал наш главный штаб и направлялся домой, то мельком услышал разговор двух офицеров в коридоре.
– … да ничего уже не изменишь. Не стоит ворошить прошлое.
– Хотелось бы обо всем позабыть, но я никак не могу выбросить это из головы.
– Не ищи скелеты в шкафу…
Я вышел на улицу и вдохнул свежий воздух. Скелеты в шкафу… Что-то мне напомнила эта фраза. Я медленно побрёл по аллее. Под ногами хрустел гравий. Я решил не садиться в автобус, а немного прогуляться по городу. Скелеты в шкафу. На какие мысли меня наводит эта фраза? Я остановился только уже на набережной. Городские часы пробили полдень, быстро пронеслась над поверхностью воды чайка, маленькая девочка, идущая навстречу, уронила на асфальт рожок клубничного мороженого, моего любимого. Оно растеклось по набережной. Я поднял глаза. Меня ослепила яркая вспышка, но это были не солнечные лучи. Это была вспышка света перед внутренним взором. Я осознал, что теперь понял все.