С утра старик проснулся
от солнечного зайчика,
Который появился вдруг
незнамо от чего.
В руках своих держал старик
с водой – волшебной, скляночку,
Но также смог заметить он
пропавшее ведро.
Он хохотал, как никогда:
"Вот дурачок, ну учудил!
Ушёл тихонько спозарань,
чтоб старца не будить.
Он вместо скляночки моей,
живой воды в ведро налил,
Ну что ж, ему не привыкать,
под тяжестью ходить"!…
Ну а Аркашка в добрый путь,
настроил свои гусли.
Ведро, прикрывши крышкою,
шагал как налегке.
Он не хотел быть старику
ни гнётом, не обузой.
И шёл вперёд, увидев хмарь
в далёком-далеке.
С горы, а после в гору,
потом ещё вот так вот же…
Дорожками, да тропками,
да с песней на устах…
А местность – вся унылая,
а местность – вся невзрачная.
Подмышкой гусли верные
и огонёк в глазах.
Какой-то чертовщиною
дорога обернулася,
Аркашка день и ночь шагал,
а даль всё далека!
"Старик сказал здесь рядышком?
Дорога ближе – близкого"?
В кармане бережок нашёл -
подарок старика.
И стала хмарь вдруг близкою,
и стало пахнуть гнилью всё.
На шею бережок надел
и дальше зашагал.
Но тут, уже без Лешего,
что закружил тропинки все,
Шагал Аркашка и мотив
на гуслях он играл.
Предстала пред глаза его,
гора черна-вулканная,
Но только не огнём дышал
сей действенный вулкан.
Из жерла простиралася,
сплошная погань смрадная
И застилала, сколько глаз,
небесный океан.
"Старик сказал – мы как одно,
иль как один, но важно ли?
Людей вокруг всех смрад сожрал,
а мы как Божий Свет…
И стало быть, что мы вдвоём
остались невредимыми?
И стало быть, где смрад живёт,
живых там больше нет?…
А как далече смрад ушёл?
Жива ль деревня родная?
И как потом, мне дураку,
с таким вот грузом жить?
И как потом возделывать
поля, луга бесплодные?
С такой тоски – не то что смерть,
по волчьи будешь выть"!
Поправил гусли на ремне,
шагнул вперёд уверенно
И голос в голове его:
"давай дурак, смелей!
Ты прожил дураком, дурак,
столь сколько было мерено.
Давай дурак, спасай дурак
ещё живых людей"!
Чего-то неспокойное,
вдруг в голову закралося,
Старик ли в голове его
вещает голоса?
Уж больно всё неправильно,
уж больно речь нескромная…
Иль Леший снова в круговерть
являет чудеса?…
Как будто бы Аркашка спал,
под деревом безлиственным -
Разлёгся у подножия
и ноги растянул.
И видел как к нему тайком,
проворною лисицею,
На мягких лапах подошёл,
взъерошенный манул?
"Ах ты, лихая бестия!
Ах ты, звезда без яркости!
Хитёр лесной кошмар, но я
тебя всё ж проучу"!
Аркашка захрапел как смог,
придать стараясь вид себе,
Манул же, очень медленно
направился к ведру.
Петля ремня, на гуслях что,
на шее затянулася.
Манул уж было рыпнулся,
но понял что попал.
Аркашка вырос глыбою
над ним и самой малостью,
Тихонечко коленкою
к земле его прижал.
"Зачем тебе ведро моё,
зачем за мной ты следуешь?
Какой такой тебе, манул,