Аркадий Гайдар
В дни поражений и побед
VI
Ночь была светлая, лунная. Сергей сидел в караульном помещении, – он был разводящим. Посматривал валявшийся на столике гарнизонный устав, изредка поглядывая на стенные часы.
– Сколько времени? – спросил его, встряхиваясь от невольной дремоты, караульный начальник.
– Без десяти час.
– Скоро смена.
– Да, уже пора будить.
Он подошел и стал тихонько расталкивать спящих на деревянных топчанах курсантов.
Очередная смена быстро поднялась.
Пошли. Сначала Сергей сменил часового у парадного, потом у бокового выхода, затем у знамени и у оружейного цейхгауза, а потом пошел на задний двор к большим железным воротам, выходящим к тиру и роще.
– Кто идет? – окликнули с поста.
– Смена.
– Наконец-то.
– Что, устал что ли?
– Не устал, а курить охота.
– Ну, теперь можешь, – говорил Сергей, когда часовые сменились. – И сам остался подышать на несколько минут свежим воздухом.
Постоял, потом не торопясь пошел обратно. Обо что-то споткнулся, чуть-чуть не упал и вдруг остановился и замер, прильнувши к стенкам одной из двуколок. – К маленькой железной калитке в углу каменной стены направлялись две тени. Подошли и остановились. Кто-то чиркнул спичкой, и при свете ее Сергей ясно увидел лицо невысокого черного человека с небольшими усиками.
– Осторожней! – послышался негромкий голос другого, стоящего в тени.
И удивленный Сергей услышал, как щелкнул замок и слегка скрипнула дверь отворяющейся калитки.
– Стой! – бросился он вперед, щелкнувши затвором. – Стой! Кто ходит?
– Тише! Свои, – уже повелительно произнес тот же голос.
Лунный луч, прорвавши облако, упал на землю, и Сергей внезапно увидал перед собой начальника курсов.
Сергей стоял в недоумении.
– Чудак! – усмехнулся начальник. – Ведь это же – дежурный по гарнизону.
Сергей посмеялся над своей поспешностью.
Сменившись утром, он рассказал товарищам о своем ночном приключении, и они тоже вдоволь над ним подтрунили.
– Своя своих не познаша.
Стояла теплая ясная погода; было не больше десяти часов.
– Ну, ребята. Я вас поведу на прогулку, – сказал Николай.
– Рано-то так?
– Ничего не рано. Сейчас в роще самая прелесть, – не жарко.
– Ну пойдем, – согласился Сергей, – хотя я, собственно, ночью почти и не спал.
– Э! Спать в такое время, – возразил Николай. – Ты посмотри, что на дворе делается.
Пришлось согласиться.
Они отправились знакомой Николаю дорогой, и через 20 минут были около белого домика.
– Ну вы посидите на той лавочке, а мы сейчас выйдем, – сказал он товарищам.
– Ты недолго! – напутствовали они его.
– Нет, я сию минуту.
«Сия минута» протянулась по крайней мере с полчаса.
Наконец калитка отворилась, и из нее вышла сначала Эмма, потом Николай с каким-то человеком, который попрощался с ним за руку и пошел в другую сторону.
Сергей внимательно глядел вслед незнакомцу.
– Знакомьтесь, – говорил Николай подходя, – Сергей… Сережа!.. – одернул он его.
Сергей машинально подал руку, почти не оборачиваясь.
– Да что ты там интересного нашел? – смеясь спрашивал Владимир.
– Кто это пошел? Вон там.
– Это брат отчима Эммы – Юрий Борисович Агорский. А что? Разве ты с ним знаком или он похож на кого-нибудь? – ответил Николай.
– Да… похож, – пробормотал Сергей.
Во всю прогулку он был задумчив и неособенно внимателен. Николай почти обиделся.
Эмма тоже была немного не в себе, и Николаю показалось даже, что ее глаза чуть-чуть заплаканы.
– Что с тобою? – спросил он, когда они остались немного позади.
– Ничего, – ответила она.
– Нет, «чего». Я ведь вижу.
– Мама нашла у меня твою книгу. Мы с ней и повздорили немного. Из-за тебя…
– И все?
– И все…
Николай весело посмотрел на нее.
На обратном пути Николай стал горячо упрекать Сергея за его непонятную рассеянность, которая портила всю прогулку.
Сергей посмотрел на своих друзей, подумал немного и вдруг не мало удивил их своим ответом.
– А знаете что? – сказал он, – я готов прозакладывать голову против медного пятака за то, что при обходе ночью я видел не дежурного по гарнизону, а этого человека, с которым Николай там у калитки прощался за руку.
– Не может быть!
– Может, если я говорю.
– Но что же это значит? Ведь ты же говоришь, что с ним был начальник курсов.
– А то значит, что у начальника есть знакомства, которые он предпочитает почему-то скрывать.
VII
Разговаривая оживленно и делая всевозможные предположения, они шли рощею, находившейся около курсов, как вдруг Владимир остановился и прислушался.
– Тс… Слушайте! Что это такое?
Та-тара-та-тата-та, – протяжно и едва слышно доносил ветерок со стороны курсов далекий сигнал.
– Уж не тревога ли?
– Нет, – отвечал прислушиваясь Сергей, – тревога подается не так. Это – сбор.
И, прибавивши шагу, торопливо они направились на сигнал.
Еще не доходя, они увидели, как ото всех концов рощи, переполненной гуляющими, торопливо собирались курсанты.
В самом корпусе тоже царило необычайное оживление. Бегали курсанты, суетились каптеры, отворялись цейхгаузы, вещевые, оружейные, продовольственные, а в коридорах спешно строились роты.
Едва только успели наши товарищи встать в строй, как раздалась общая команда: «смирно!», и комиссар объявил, что подчинявшийся до сих пор Советской власти атаман Григорьев выступил внезапно со своими войсками против Украинской Республики. А потому он объявляется предателем и изменником, стоящим вне закона и подлежащим уничтожению. Во исполнение сего, согласно приказу наркомвоена Украины, курсы через четыре часа грузятся в эшелоны и уезжают на новый фронт.
Задание:
– Получить: патроны, подсумки, патронташи, палатки, котелки, фляги.
– Сдать: постели, корзинки, книги, матрасы.
– Погрузить на одни двуколки – хлеб, консервы, продукты; на другие – пулеметы, ленты, цинки.
Сроку – четыре часа.
От оружейного цейхгауза – к вещевому. От вещевого – к продовольственному. С первого этажа – на второй, с первого этажа – на третий.
К сроку все было готово.
Вот уже курсы развернулись перед корпусом, уже окружены толпящимся провожающим народом.
Последнее напутственное слово представителя наркомвоена и – команда.
* * *
Это было тревожное и трудное время. Десятки бело-партизанских банд наполняли Украину. Многие занимались попросту грабежами и разбоями. Но многие, и довольно крупные шайки, под общим руководством Петлюры наносили тяжелые и сильные удары по тылу Украинской Республики.
Пользуясь тем, что лучшие части Красной Армии в то время были оттянуты на далекий восточный фронт, они не всегда прятались по лесам и оврагам, а открыто располагались по селам, хуторам и деревням.
Избегая открытых боев, бандиты часто наносили удары с той стороны, откуда их меньше всего ожидали.
Отличаясь большой жестокостью, они проявляли ее повсюду. Но горе тому из пленников, который, помимо всего, попадал к ним как «коммунист». Только средневековая инквизиция могла бы придумать те разнородные пытки, которыми сопровождались последние минуты его жизни.
И нигде, никогда, ни один из фронтов Республики не был настолько бессмысленно жесток, как жестоки были атаманы разгульно-пьяных петлюровских банд.
Вот в это время и выступил стоявший на румынской границе командир шестой дивизии или, как он себя величал, «Атаман партизанов, Херсонщины и Таврии» – Григорьев.
VIII
На рассвете невеселого серого утра осторожно подошел эшелон к небольшой березовой рощице. Дальше пути не было, – чьей-то заботливой рукой выброшено несколько шпал и рельс. Выгрузились и принялись за починку.
Первый взвод тем временем направился к ближней деревушке в разведку.
Вышли на опушку, разделились на две партии и разошлись, – обе в разных направлениях.
Над темною пашнею, саженях в пятидесяти от дороги, кружились и поднимались, кружились и спускались стаи бесшумных темных птиц.
– Лошадь, должно быть!
– Сбегай – посмотри.
Позвякивая котелком глухо, один торопливо с трудом побежал по липкой вспаханной земле.
Вот он остановился, надел шапку на штык и замахал к себе.
– Что там такое?
Свернули, подошли и остановились.
На черной сырой рыхлой пашне, в одном белье, валялись два трупа расстрелянных. Кто они? Разве определишь по этому снесенному до половины черепу или по застывшим стеклянным глазам, был ли то друг или враг?..
Молча пошли дальше.
Вдруг по окраине деревушки быстро промелькнул всадник.
– Сережа… Смотри! – послышались предостерегающие крики. Сергей был старшим в этой партии.
– Вижу… По бугру, в цепь!
Раздались выстрелы.
Вот уже из кучки конных, бросившихся в обход, тяжело рухнули двое. В маленькой цепи курсант Молчанов с удивлением смотрит на расщепанный приклад своей винтовки и капли крови на отяжелевшей руке.
Спешит и торопится на поддержку услышавшая выстрел соседняя разведка.
– Ага, наши!
– Цепь, вперед!
Зачем пригибаться, для чего пригибаться? Это от пули не спасет. Лучше прямо, но скорее, – вперед и вперед. Залп… другой… огонь подбегающей поддержки. И кучка всадников, человек около сорока, с гиканьем скрывается по дороге за деревенькой.
– Ловко для первого раза! – с веселым смехом кричал подбегая Николай.
Сергей улыбался.
– Спасибо, Сержук! – говорил он, пожимая руку старшему соседней разведки. – Во-время поспел, брат!
В деревне Молчанову заботливо перевязали руку.
– Хорошо еще, что в мякоть! – говорил он, бледнея от боли, но все же улыбаясь.
Около деревеньки валялись трое бандитов, рядом бродила оседланная лошадь.
Подобрали винтовки, на колокольню поставили наблюдателя, а на трофейной лошади послали верхового с донесением.
Выяснили, что это был не отряд григорьевцев, а бродячая банда Козолупа.
И эшелон снова помчался вперед.
И вот: на одной стороне – Кременчуг, на другой – Крюков. Ночью, по мосту через Днепр, торопливо прошли подоспевшие курсанты. И во-время: несколько часов спустя город начал наполняться панически отступающими красными партизанскими частями. Курсанты останавливали бегущих и спешно сколачивали в разные отряды. Подошли красные броневики, подошли брошенные против повстанцев еще какие-то курсы, кажется черкасские. И только что рассвело, как по городу загрохотали орудия.
Григорьевцы наступали.
Все утро разговаривали трехдюймовки, сновали броневики и автомобили. Красные части готовились к контр-удару.
Сергей лежал за большим камнем возле углового дома и без устали стрелял по черным точкам. Григорьевцы были поголовно пьяны и наступали остервенело.
– Сережа! У меня осталось только две обоймы, – кричал, сгоряча расстрелявший почти все патроны Николай.
– На вот тебе еще три, – кинул из своих тот. – Да ты смотри, даром-то не выпускай.
– Я и не…
Артиллерийский снаряд, попавши в крышу соседнего дома, заглушил его ответ, и белое облако пыли закрыло его от глаз товарищей.
– Коля… Колька! – с опаскою окликнул Сергей.
– …Я и не выпускаю их даром! – послышался запальчивый ответ.
Выстрелы грохотали повсюду. Где-то далеко на фланге послышалось «ура», ближе… ближе, и покатилось по всем цепям. Красные наступали. К полудню ни в городе, ни за городом уже никого не было. – Разбитые банды убегали, красные их преследовали.
И верные своей партизанской тактике, григорьевцы дробились и распылялись между более мелкими шайками, наводнявшими Украину.
IX
Однажды перед рассветом, рассыпавшись в цепь, отряд курсантов осторожно охватывал деревушку, в которой крепко спали перепившиеся бандиты.
Не доходя с полверсты, цепь залегла, а первая рота, отделившись, пошла небольшой лощиной в обход. Ни разговоров, ни топота. Вот уже в предрассветной мгле показались белые мазанки, и рота беззвучно, чуть не ползком, переменив направление, залегла поперек дороги.
– Тише! – вполголоса проговорил, взглянув на часы, командир взвода. – Сейчас наши будут наступать. Замрите, и огонь только по свистку.
Прошло десять долгих минут.
– Скорее бы!
– Успеешь, Николай, – шопотом ответил Сергей, – куда ты всегда торопишься… Слышишь?
Еще бы не слыхать! Частый тревожный набат с колокольни, потом загрохотавшие выстрелы, и через несколько минут, – конский топот в панике мчавшихся на них бандитов.
Резкий свисток пронизал воздух, и меткий внезапный огонь сделал свое дело. Видно было, как по зелени восходящих хлебов уносились стремительно кучки потрепанной банды.
Деревню охватили. Следовало думать, что захваченные врасплох не все успели убежать, а попрятались тут же, в деревне.
Взошло солнце. Обыск дал хорошие результаты: через полчаса трех человек уже вели к штабу, около церкви.
– Чья банда? – спросил у одного из них комиссар.
– Горленко! – ответил хмуро, не поднимая глаз, здоровый лохматый детина.
Их заперли в крепкую деревянную баню и поставили часового.
Курсанты разбрелись по хатам и с жадностью закусывали хлебом, молоком и салом.
– Хозяин! – спросил Владимир, – есть у тебя деготь?
– Зачем тебе? – удивился Сергей.
– Сапоги истрескались.
– А пошукай, дэсь було у двори трошки, – ответил нехотя старик, но сам не пошел, очевидно опасаясь оставить избу на солдат.
– Пошукай. Вот чортов старик, где у него тут пошукаешь, – ворчал Владимир, очутившийся на дворе богатого мужика. – Сколько барахла разного навалено. Разве только вон там в углу, – пробормотал он, заметивши под навесом, позади каких-то сломанных ящиков, корзинок и повозок, небольшой бочонок. Но дегтя в бочонке не оказалось, и он хотел уже вылезать, как взгляд его упал на маленький блестящий предмет, валяющийся на полу. Он нагнулся и поднял самый обыкновенный, изогнутый в виде буквы «Г» разрывной капсюль от русской гранаты.
Владимир внимательно и подозрительно осмотрелся. Он заметил под снопом, прислоненной к стене конопли, кольцо от небольшой дверки.
«Ага»! – подумал он и, осторожно выбравшись, быстро побежал к своим.
– Что-то подозрительно! – согласились товарищи, и, захвативши винтовки, отправились во двор.
Они растаскали хлам в стороны, откинули сноп и распахнули небольшую дверку, должно быть от бывшего курятника.
– Эй, кто там?! Выходи!..
Молчание.
– Может быть там никого и нет, – проговорил Николай и, наклонивши винтовку, заглянул в темноту.
Раз!.. два!.. три!.. бахнули один за другим револьверные выстрелы, и из двери стремительно бросилась черная фигура.
Владимир ударил прикладом по голове, а Сергей крепко схватил за руки. Николай же, покачнувшись, неуверенно ухватился за край телеги и, не удержавшись, упал, – он был ранен.
На выстрелы со всех сторон сбежались курсанты. Бандита связали, а Николая осторожно перенесли в избу.
Пойманный нагло смотрел на окружающих. Когда вывернули его карманы, то в них нашли письмо, приказ и желто-голубой значок. – Это был офицер, прежний штабс-капитан, а теперешний атаман, – Горленко.
Николай был тяжело ранен. Пришел фельдшер и установил, что пуля пробила верхушку правого легкого и засела где-то возле лопатки.
…И когда у каменной стены церковной ограды перед отделением курсантов, хмуро опустив головы, встали четыре человека, Сергей холодно и твердо произнес слова роковой команды…
А на другой день, после трехнедельного скитания, эшелон быстро уносил их домой – в Киев.
Запыленные, загоревшие, с маршем прошли возвратившиеся курсанты по городу.
Встреча была устроена торжественная. Даже начальник курсов пробормотал несколько приветственных слов, поздравляя их с благополучным возвращением.
На следующий день были похороны убитых товарищей. Среди огромного скопления народа Сергей на мгновенье увидел Эмму. Она внимательно всматривалась в проходящие ряды и, казалось, кого-то искала.
Он был в строю и потому сказать ей ничего не мог.
X
Николаю сделали операцию и вынули круглую свинцовую пулю.
– Эдакая мерзость застряла, – сказал доктор, взвесивши ее на ладонь. – Сразу видно, что из дрянного револьвера.
Когда Сергей выходил из курсового лазарета, ему передали, что его хочет видеть какая-то девушка.
Он спустился в садик и увидел там Эмму. По ее похудевшему лицу и по беспокойному взгляду не трудно было догадаться, о чем она хочет спросить.
Сергей, не дожидаясь расспросов, рассказал ей все сам.
– Ему теперь лучше?
– Да… Вот что, – добавил он немного подумавши, – вы приходите дня через три, и мы вместе к нему сходим.
Эмма ответила благодарным взглядом.
Здоровье Николая начало значительно улучшаться, и через несколько дней он уже мог слегка поворачиваться со спины на бок.
Эмма пришла, как они условились, – после строевых занятий. У входа в лазарет надели белые халаты и прошли к Николаю.
– Мы к тебе сегодня в гости, – проговорил входя Сергей.
Николай радостно взглянул на него.
– И ты пришла? – спросил он Эмму.
– Пришла, – смеясь ответила она.
– А как же дома?
По лицу Эммы можно было видеть, что это обстоятельство теперь беспокоило ее мало.
Сергей вышел, а они долго и оживленно болтали, как хорошие старые друзья.
– Ты изменилась, Эмма, – заметил Николай.
– Может быть, Коля. Я так много думала за последнее время.
– О чем?
– Обо всем! Досадно становится. Жизнь течет так скучно. Кругом что-то делается, кипит, а тут – все одно, все одно и то же. Помнишь, – улыбнулась она, – как ты на меня из-за петроградских работниц рассердился?
– А зачем же ты тогда спорила, – заговорил он после некоторого молчания, – а зачем в церковь… Глупая девочка! – вдруг закончил он мягко, точно большой человек, выговаривающий маленькому ребенку.
Когда они прощались, то Николай крепко пожал ей руку и сказал полусерьезно-полушутя:
– Думай только больше и глубже и обо всем!
– Сначала о тебе, а потом обо всем.
– Почему? – и он мельком поймал ее глаза. Она чуть-чуть улыбнулась, хотела что-то от дверей добавить, но не сказала и вышла.
XI
Был праздник; утром поверки не производились, и многие повставали несколько позднее, чем обыкновенно. Утро стояло жаркое, солнечное, и курсанты разбрелись по роще и садику, прогуливаясь и отдыхая.
Сергей только что направился по направлению к пруду, думая искупаться, как вдруг внезапно по окрестностям покатились торопливые, четкие переливы сигнала «тревога».
«Это – уже не сбор», – мелькнуло у него в голове. И он стремительно помчался наверх к пирамидам с винтовками.
Никто ничего не знал, только командир батальона громовым голосом кричал: «Строиться… быстро!» И почти что на-ходу построившимся курсантам подал команду: «За мной бегом марш».
Вот и знакомая роща, налево – насыпь, город кончается, что это такое?
– По окраине города от середины в це-епь!
Запыхавшиеся курсанты быстро рассыпаются, тарахтит по земле пулемет.
Вот оно что! Во весь опор мчатся на курсантов какие-то всадники, и быстро снимается с передков чья-то батарея.
– Ого-онь! – раздается команда.
И цепь, опередившая в развертывании на несколько минут неизвестного противника, жжет его огнем своих пуль.
Кто-то падает, тщетно пытается изготовиться к выстрелам батарея. Поздно! – слишком силен огонь курсантов.
– Прекратить стрельбу! Сдаются!
И цепь, бросаясь вперед, завладевает батареями загадочного противника.
– Кто же это? – слышатся недоумевающие голоса победителей.
И вдруг от края до края что-то быстро передается и перекатывается по цепи, и через минуту у всех на устах: «Багумский полк восстает», «Багумский полк – изменник».
Сергей хмурит брови, он начинает понимать, в чем дело. 9-й Багумский полк, – полторы тысячи человек, – самая крупная единица гарнизона.
– Дело – дрянь! – решает вслух он.
– А что?
– Полк большой, и если он серьезно заражен петлюровщиной, справиться будет трудно.
Захваченные орудия поставили на плацу, подходы к корпусу заняли сильными караулами.
Всю ночь собирались надежные части гарнизона – 6-е, 4-е, 5-е курсы, кавалерийские, а также мелкие партийные отряды. В девять часов утра полк выступил, к девяти ему предъявлен ультиматум – сдать оружие…
Киев точно вымер, по улицам извивались цепи, по углам к земле приникли пулеметы.
Еще несколько минут до срока. На автомобиле подъехал наркомвоен Украины и взглянул на часы. И почти в то же время вместо ответа с той стороны первою лентою резанул пулемет.
Наркомвоен привстал, рукой облокотившись на стенку машины, и подал сигнал.
И через головы притаившегося Киева батарея с ревом забила по Бендерским казармам.
Перестрелка на улицах длилась очень недолго, со стороны восставших выстрелы стали вскоре стихать.
Сергей бежал одним из первых по Керосинной улице и, завернувши за угол, он увидал спины поспешно убегающих багумцев и выкинутый белый флаг.
– Ага – сдаются!
И по улицам, до автомобиля наркомвоена доносится весть, что багумцы сдаются.
– Спохватились все-таки, – говорит он.
И приказывает прекратить огонь.
Без артиллерии докончить начатую измену полк не смог, сдался, был обезоружен и расформирован в тот же день.
К вечеру все было уже спокойно и тихо. Еще днем привычный киевлянин сначала робко высунулся на двор, потом показался на улицу. И не нашедши там ничего угрожающего своей особе, вздохнул с удовольствием и восхищением.
