Я люблю обсуждать необсуждаемое,
Что не поддаётся вовсе силе слов.
Я люблю осязать неосязаемое,
Что словно из совсем иных миров.
Всей странности ярчайшие изумруды
Я неизменно собираю в свой карман.
Ну, а потом кому-нибудь, кто хочет,
Возможно, я бесстрастно их раздам.
Ведь дар тот странностью дышать
Мне дан спонтанно и бесплатно,
Но должен ли я кому-то его дать?
Вернее, поделиться аккуратно?
Ведь каждый – очень хрупкая система:
Не угадаешь, от чего его проймёт,
А от чего, покрывшись слоем гнева,
Решит закрыть себя он на замок.
Да и не просят – так лучше и не лезть:
Не знать наверняка, чего душе другой угодно.
Порой своих проблем-дилемм не счесть,
Так что уж говорить там про чужие «сложно».
Я люблю размышлять о чём-то странном,
Что мир вокруг меня – какой-то не такой.
Я люблю грезить о чём-то древне-тайном,
Что не расскажешь даже близкому порой.
Всей странности острейшие осколки
Я потихоньку наматываю на кулак,
Чтобы однажды в час заветный
Разрушить стену клетки в один удар.
Когда, в конце концов, падёт та самая завеса!..
И разобьются вдребезги иллюзии подковы!..
Я, разнеся всё в клочья, вдруг пойму:
А что же я, собственно, такое.
И вот тогда, на пепелище и руинах,
Предстанет то, чем я всегда и был.
И выстроится, наконец-то, ясная картина
Той родины, чей свет меня манил.
Но пока ещё – я лишь коллекционер
Тех изумрудов и осколков правды.
Но, может, однажды, хоть и не без потерь,
Всё же раскрою всей Вселенной карты.
Нарисованное небо!
Нарисованная жизнь!
Я хотел найти спасенье,
Но нашёл лишь только нить.
И она вела ко мне
Через череду преград,
Чтобы понял, наконец,
Кто же истинный творец:
Всей вселенной и любви,
Нескончаемой игры,
Путешествий сквозь миры,
Многоцветья красоты.
Удивительное небо!
Удивительная жизнь!
Я хотел найти спасенье,
Но нашёл лишь только нить.
(фрагмент моего романа «Эфемерно»)
Пустота…
Самое главное – это то, что она сжирает тебя изнутри. Не оставляя шанса на осознание всего масштаба катастрофы. Не принимая в расчёт твоё мнение и отношение к этому. Фатально. Болезненно. Неизлечимо. Именно так она поглощает тебя – эта внутренняя безграничная Пустота. А ты всё отворачиваешься от неё, так и этак пытаешься улизнуть в какую-нибудь первую попавшуюся щель, как мышка, гонимая нацеленной на результат кошкой.
Пустота.
Она – сама бесконечность. И ей ничего не стоит искромсать тебя. Размолоть в труху. Разбить вдребезги. Она даже имени твоего перед этим не спросит. Ей это, пожалуй, и не нужно. Она сожрёт и его. Она – тоскливая бесконечность, развлекающаяся с людьми, как та самая кошка с мышкой. Никакой гуманности. Только суровый закон Пустоты: «Я сделаю тебя собой. Ты станешь ничем. Я разберу тебя по кусочкам. Да так, что ты будешь кричать от боли».
И с каждым отвалившимся куском ты с ужасом понимаешь: тебе никогда не убежать от Пустоты. Не скрыться от её всепоглощающей власти. И душа твоя навсегда померкнет и потеряет свой индивидуальный контур в бездне её тьмы.
И это безумие. Настоящее безумие без преувеличений! Ты стираешься, и больше не за что зацепиться. Некому пожаловаться. Некого обвинять. Ты умираешь. Мгновение за мгновением Пустота сжирает тебя. А ты мысленно орёшь от боли и бредишь ночами, пока видишь размытые сны, в которых она, Разрушительница Идеалов, стоит в раздумьях и не знает, как сказать тебе, что беременна. От тебя. Это твой ребёнок. Ваш. Ваше маленькое счастье, готовящееся прийти в этот мир.
О, этот первый отцовский разряд тока, пронизывающий твоё тело! «У меня будет ребёнок! И от кого… От неё! От той, которую люблю до самых оснований своей души! От той, что пытается сказать важную новость, но не решается. Сомнения, страх: “А вдруг ему это не понравится? Вдруг он отвергнет ребёнка?”
Глупая! Да как?! Как я могу отвергнуть чудо, ниспосланное мне удивительной Вселенной?! Ни за что и никогда! Иди ко мне, я обниму тебя! Иди скорее, глупая моя, вечно себе всё накручивающая и от этого же сама страдающая! Иди ко мне, любимая! И больше ни слова! Дай мне тебя обнять и раствориться с тобой в этом счастье, прилетевшим к нам не то с Небес, не то откуда-то ещё! Теперь мы будем вместе! Будем вместе всегда!»
Но Пустота тут как тут.
Открываешь глаза – и она, разинув широченную пасть, отрывает от тебя кусок помясистей. Ты лежишь один в постели, тяжело вздыхаешь, сглотнуть нечем: горло – залитая песком скважина, грудь – средоточие жутких катаклизмов, голова – послевоенные руины.
И снова всё по новой. Пустота, пустота, пустота… Одиночество, безумие и тоска. Невыносимая тоска, от которой ты рассыпаешься и уже окончательно теряешь надежду на спасение.
Спасения не будет. Будет Пустота. Сухая, одинокая и безвыходная. Это твой личный ад, в который тебя будто приволок сам сатана. Чем ему приглянулся именно ты из семи миллиардов – вопрос для очередного бреда, где каждый следующий виток мыслей походит на подслушивание чужого разговора в соседнем помещении. Слышно, но разобрать, в чём смысл обсуждаемого, невозможно. И все эти слова, наседая одно на другое, выстраиваются в несуразную уродливую конструкцию, от которой хочется блевать.
П у с т о т а.
Семь букв чёрной меланхолии. Семь букв отчаяния, граничащего с психическим расстройством.
Пустота.
Тёмная пустыня.
Без воздуха.
Без света.
Без тепла.
И без надежды – последнего лучика души.
И ты всё больше становишься этой Пустотой. Она превращает тебя в себя. Ей весело. Бесконечность развлекается как может со своими жертвами. И куда бы тебя ни понесли ноги – к одноразовым девушкам, сомнительным приятелям, антидепрессантам, наукам или духовности – она всегда внутри тебя. Будто вшита в твой генетический код неизменной программой. Эволюция ли постаралась или просто ошибка Бога – пожалуй, не важно. Важно, что в один день она сожрёт тебя. Окончательно и безвозвратно.
Вот что такое Пустота.
Поэтому если я когда-нибудь услышу от кого-нибудь, что у него депрессия, или он испытывает состояние внутренней пустоты, то я предположу, что у человека, возможно, просто плохое настроение. Депрессия – настоящая депрессия, про которую, мне кажется, я мог бы написать отдельную книгу, – это совсем другое.
Это полное поглощение тебя Пустотой. Твоей личности. Твоей души. Твоей индивидуальности. Всего, во что ты верил и знал как себя. Всё это умирает.