– Ты ещё не одета?!
От визгливых интонаций в голосе мачехи я подпрыгиваю на месте и прячу телефон в карман домашнего халата.
– Кулагин Дмитрий Петрович уже в гостиной, а ты, мерзавка общипанная, так и сидишь не одетой! Даже патлы косматые не причесала!
Мачеха собирается продать меня подороже похотливому старику – Кулагину Дмитрию Петровичу, крупному бизнесмену, баллотирующемуся в депутаты.
– Ирина! – вопит мачеха, призывая прислугу.
Крик такой громкий, что у меня в ушах начинает звенеть.
В комнату вбегает Ирина – раньше она была простой горничной, но сейчас она выполняет и другие поручения.
Семья Устиновых после смерти моего отца переживает не самые лучшие времена, и даже оставшаяся при доме прислуга выполняет тысячу и одно поручение каждый час.
– Ирина, милая моя, сделай с этой… кикиморой что-нибудь!
Мачеха больно дёргает меня за волнистую прядь и шипит в лицо:
– Дмитрий Петрович – наша единственная надежда на лучшую жизнь. Он уже дожидается тебя внизу. Так что поторопись и постарайся не испортить финальное впечатление о себе. Поговори с ним на одном из иностранных языков, покажи, что ты хорошо воспитана и покладиста. Будь отзывчивой и не отказывайся принимать знаки его внимания…
Могла бы просто сказать – позволь старикану облапать себя!
Ирина жёстко и быстро начинает продирать мои густые, волнистые волосы.
Мачеха уходит, швырнув на кровать алое, как у куртизанки, платье.
Отмахнувшись от цепких пальцев Ирины, я выбираюсь в коридор, на цыпочках добегаю до угла и выглядываю, осматривая гостиную.
Тучный Кулагин сидит на кресле и постукивает тростью по паркету, вытирая пот со лба.
Рядом с ним сидит сын мачехи – Леонид, мой старший сводный брат.
Словно почувствовав, что я смотрю на него, сводный брат бросает быстрый молчаливый взгляд в мою сторону и отдёргивает его поспешно.
Леонид и дальше слушает пафосную болтовню Кулагина, согласно кивая.
Мне становится тошно.
И Лёня меня предал! Продал!
Ведь Кулагин пообещал ему место в управлении одной из своих многочисленных фирм.
Мачехе щедро пообещал расплатиться по долгу за дом.
Взамен мерзкий старикан хочет получить всего один пустяк – меня.
– Марианна, вернись! – шепчет за спиной Ирина. – Или придётся доложить Светлане Петровне.
– Не надо, – вздыхаю и захожу в комнату, обречённо опускаясь в кресло. – Давай, причёсывай!
Через минут двадцать я спускаюсь в гостиную.
Услышав стук каблуков, старикан, покряхтывая, поднимается с дивана и идёт в мою сторону, облапывая, раздевая липким, похотливым взглядом.
Мерзкие слюнявые губищи оставляют влажный, сочный чмок на моей ладони.
А я, глядя на тушу, склонившуюся над моей рукой, думаю лишь о том, чтобы этого старпёра сковало радикулитом и никогда не разогнуло из позы рака.
Мачеха посылает мне убийственный взгляд, которым можно глотку перерезать на расстоянии.
Поэтому я приветствую Кулагина на французском, мило воркуя.
Хотя вижу, что гораздо больше похотливого старика волнует не французский язык, а мои губы и область глубокого декольте.
Приходится сесть рядом с этим уродом на диване, и его рука мгновенно прокрадывается на спинку дивана за моей спиной и оттуда совершает прикосновения – к шее и к открытым плечам.
Хочется уйти и как можно скорее помыться.
Мачеха нахваливает меня, Леонид сидит рядом с невозмутимым видом.
Его гордый, греческий профиль служит мне ещё одним напоминанием, что верить нельзя никому – даже тому, кто шептал ласковые словечки и целовал в тёмном углу украдкой, чтобы Светлана Петровна нас не засекла.
Слёзы закипают на моих глазах.
– У меня… кхм…. кхр… – Кулагин едва не хрюкает и говорит с тяжёлой одышкой. – У меня есть подарок для светлейшей Марианны. Но можно мне для начала стакан водички?
Светлана Петровна издаёт в мою сторону царственный кивок, разрешая прислужить престарелому извращенцу, охочему до юных тел.
Подаю старику стакан воды.
Перед тем, как приложиться к стакану, он забрасывает в рот таблетку, которую достал из коробочки без всяких надписей.
«Надеюсь, это не виагра…» – думаю с ужасом.
– Вот, прими подарок, Марианна, – передаёт мне коробку с алым бантом. – Там платье. И я хотел бы, чтобы ты примерила его… как можно скорее! – хлопает меня по коленке.
– Ох, какая щедрость. Марианна, ты только взгляни на бренд… Позвольте мне помочь доченьке с переодеванием, – улыбается мачеха и тащит меня за собой.
Оказавшись в моей комнате, она мгновенно вспарывает коробку с подарочным бантом и достаёт платье.
Оно полупрозрачное, сверкает от огромного количества нашитых пайеток и переливается в руках мачехи.
Ультракороткое и вообще не подразумевает белья!
– Я тебе помогу! – командует мачеха. – Ткань тонкая, пайетки просто шик. Не дай бог ты испортишь своими корявыми ручонками такую красотень!
Не успела я стянуть с себя алый кусок ткани, как в комнату просунула голову Ирина.
– С-с-с-светлана Петровна. У нас снова гости!
– Какие гости?! У нас в гостях – Дмитрий Петрович! Я же сказала, что никого другого не принимать!
– Приехал Бекетов, – говорит шёпотом Ирина. – Он очень зол.
– Бекетов? – бледнеет мама. – Мой бог, что нужно этому жестокому головорезу?!
– Очевидно, он приехал за долгом папы, – подаю голос, озвучивая то, что нам и так всем известно.
Бекетов считается другом моего отца.
Но как известно, когда вопрос касается денежных долгов, слово «дружба» становится лишь пустым звуком.
– Бекетов сказал, ему нужны деньги, и он их получит. Любой ценой.
– Помолчи, будь добра!
– Я всего лишь передала то, что он сказал! – оправдывается прислуга. – Слово в слово!
Мачеха нервно вытирает пот со лба и начинает ходить по комнате.
– Скажи Бекетову, что мы заняты.
– Уже сказала, – отвечает Ирина.
– И?
– Он ответил, что, если вы не станете с ним разговаривать, он войдёт в этот дом. По головам. И заберёт самое ценное.
– Боже-боже! – начинает подвывать мачеха.
О Бекетове я знаю очень и очень немного.
Он словно невидимка – приходит, когда захочет, исчезает, быстрее, чем успеваешь разглядеть его хорошенько.
Отец отзывался о нём, как о своём хорошем друге.
Папа называл Бекетова человеком, который устраняет проблемы.
Мачеха говорила проще – наёмник.
Бектов – один из лучших, устраняет проблемы и избавляется от людей по щелчку.
И этому опасному человеку мой отец умудрился задолжать крупную сумму!
Незадолго до своей смерти папа официально объявил семье о банкротстве. Ситуация с финансами в нашей семье – плачевная.
Бекетов дал время нашей семье собрать сумму долга.
Но время закончилось.
Головорез приехал за расплатой и его не интересует ничего, кроме денег.
– Хорошо, хорошо, Ирина. Скажи Бекетову, что я спущусь через десять минут. В дом запустить не могу, мы принимаем важного гостя…
Ирина уходит.
– Значит так, Марианна, – обращает на меня змеиный взгляд гадючка-мачеха. – Переодевайся, да поживее! Сейчас вся надежда на тебя. Я вытащу последнюю заначку и выторгую нам у Бекетова немного времени. А ты сегодня настолько сильно должна понравиться Кулагину, чтобы он не раздумывая, выложил нам кругленькую сумму. Поняла?!
Я молчу.
– Или Бекетов убьёт нас всех! – грозит напоследок и выходит, торопливо стуча каблуками.
С Бекетовым шутки плохи.
Светлана Петровна надеется наскрести немного деньжат и хотя бы так откупиться от Бекетова – на день или на два.
А я… должна охмурить старого извращенца.
Вот только фиг вам, Светлана!
Если так хотите, сами охмуряйте Кулагина.
Да она бы и с радостью взялась за это дело, только Кулагин любит девушек помоложе.
Я запираю комнату изнутри, быстро снимаю с себя алое платье.
Напяливаю первые попавшиеся джинсы, свитшот и открываю окно.
Оглядываюсь…
Сумерки – мне на руку.
Я цепляюсь за окно, скольжу по карнизу вбок, оттуда добираюсь до угла здания и спускаюсь по водосточной трубе.
Это удаётся мне легко, ведь подобный трюк я проделывала раз сто, пока бегала тайком гулять.
Оказавшись на мягком газоне, накидываю капюшон и, прячась среди кустарников, добираюсь до места, где Бекетов припарковал свою машину.
Почти у парадного входа. Наплевав на искусно выращенный газон и клумбы.
Хищные, грубые очертания машины вызывают нервную дрожь.
Но ещё больше я нервничаю из-за того, что собираюсь сделать.
Мужчина, курящий возле авто, пугает меня больше, чем все монстры из сказок.
Он высокий, широкоплечий, хорошо сложенный. Не перекачанный, скорее, грациозный, опасный и смахивает движениями на хищника.
Бекетов всегда хорошо одет. Он предпочитает костюмы-тройки, которые сидят на нём безупречно, а белизна рубашек режет глаза.
Я всего один или два раза видела его лицо и запомнила леденящий душу, тяжелый взгляд серо-голубых, глубоко посаженных глаз.
Такой взгляд трудно выдержать на себе.
К тому же мужчина распространяет вокруг себя ауру опасности, которая сигнализирует только об одном – не приближайся.
Словом, я до смерти боюсь Бекетова.
Но признаться, я предпочитаю бояться, а не дрожать от омерзения.
– Бекетов! – зову негромко.
Он быстро поворачивается на звук и безошибочно смотрит в моём направлении.
Хоть я и прячусь в кустах, но чувствую, как ледяной взгляд мужчины пронизывает грудную клетку насквозь.
– Это я, Марианна, – говорю таким же горячим шёпотом.
– Чего тебе?
– Вы друг моего отца, Устинова Николая.
В ответ Бекетов издаёт звук, похожий на клёкот хищной птицы.
– Я не дружу с мертвецами. Или твой папаша внезапно ожил?
– Нет, не ожил, – стараюсь игнорировать горечь, подкатившую комом к горлу. – Я хочу предложить вам сделку.
– Кажется, тебе только недавно восемнадцать исполнилось! Я не совершаю сделок с детьми и умалишёнными, – цедит с презрением.
– Я уже совершеннолетняя! Значит, не ребёнок. К тому же я психически здорова! Мачеха собирается продать меня Кулагину. Вы же знаете его?
Мужчина молча затягивается.
Я вижу, как вспыхивает оранжевый огонёк на конце сигареты, на миг освещая суровое лицо мужчины, сложенное из одних ломких линий и острых углов.
– Знаю.
– Он мерзкий. Я не хочу к нему! – говорю, словно жалуясь.
– Говоришь, мачеха продаст тебя Кулагину? Отличная новость! – коротко усмехается мужчина. – Значит, скоро она получит деньги и сможет расплатиться со мной по долгам твоего отца.
Ой, что я наделала?!
Боже!
Зря сказала про деньги и продажу себя Кулагину!
На что я надеялась?
Разжалобить каменного истукана?
Всем известно, что у Бекетова нет жалости, а вместо сердца в груди – крошечный, но твёрдый кусок льда.
– Мачеха не сможет с вами расплатиться! – говорю уверенно. – Долг перед вами слишком большой, – говорю наобум.
Но судя по короткому кивку Бекетова я попадаю точно в цель.
– Я предлагаю сделку!
– Сделку? – ухмыляется мужчина. – И какую же сделку мне может предложить маленькая, глупая девочка, едва окончившая школу?
– Лицей! Я окончила лицей, а не школу! – продолжаю говорить, пока мужчина не приказал мне заткнуться и не отвесил пинка под зад. – Вы увозите меня отсюда и прячете так, чтобы мачеха не нашла. Я знаю, вы это можете.
Бекетов отбрасывает сигарету, бесшумным, плавным движением скользит в мою сторону.
Однако хватка его пальцев – сильная и безжалостная.
Он крепко цепляет меня за подбородок и неспешно наклоняется к лицу.
Я чувствую на своём лице его дыхание – с табаком и мятой.
У Бекетова горячее дыхание, но ощущение возникает такое, как будто на меня надвинулся арктический ледяной ветер и за одно прикосновение выстудил из тела все крохи тепла.
– Ты должна предложить мне что-то взамен, маленькая девочка. Что-то очень ценное. Себя можешь не предлагать, – хмыкает. – Я предпочитаю в постели опытных и раскованных женщин, настоящих профессионалок, а не сомневающихся и трясущихся невинных дев.
В постель?! С ним?! Ещё чего захотел!
– Я себя и не предлагаю! Я предлагаю деньги! Я знаю, где папа прятал деньги. На чёрный день. Не только в валюте. В золоте и драгоценностях. Там много… Очень много… Мачеха ничего не знает об этих деньгах!
Бекетов молчит.
Я бросаю осторожный взгляд в сторону дома и вижу по освещённым окнам, как тень мачехи перемещается по гостиной к выходу.
Нужно действовать быстрее и уломать Бекетова!
– Вы ведёте опасную жизнь, а рука не всегда будет твёрдой. В тайнике папы денег столько, что вам хватит на хорошую жизнь и после выхода на пенсию!
– Считаешь, что с меня песок сыплется?!
В ответ я пожимаю плечами.
Я не знаю, сколько лет Бекетову.
Когда я видела его в первый раз, я дала бы ему лет тридцать, не больше.
Во второй раз он произвёл впечатление человека, которому глубоко за сорок…
Да и чёрт с его возрастом!
Спать с Бекетовым я не собираюсь.
– Если там столько денег, почему ты не пойдёшь и не возьмёшь их?!
– Не могу сделать это в одиночку, – придумываю на ходу.
– Ты можешь сказать о деньгах мачехе, и эта корыстная стерва поможет их достать… – лениво возражает мужчина. – Расплатится по всем долгам семьи.
– Могу, конечно! Но для меня это не изменить ровным счётом ничего! Мачеха ненавидит меня и мечтает поскорее избавиться. Даже если я преподнесу ей все деньги на блюдечке, она всё равно продаст меня старому извращенцу!
– Беспокоишься за свою шкуру, – подводит итог мужчина.
– А вы бы не беспокоились на моём месте? – задаю вопрос, испытываю мандраж от нетерпения и накала эмоций. – Мы выиграем. Оба!
Не хочу смотреть на Бекетова умоляющим взглядом, но это получается само собой.
– Щенячьи глаза тебе не помогут, – мгновенно реагирует мужчина.
Не хочу смотреть на Бекетова умоляющим взглядом, но это получается само собой.
– Щенячьи глаза тебе не помогут, – мгновенно реагирует мужчина.
В голосе Бекетова звенит острая, опасная сталь.
Нужно собраться и быть твёрдой духом, но я вишу на волоске от гибели и трагические нотки коварно пробираются в мой голос:
– Пожалуйста, помогите. Я не смогу покинуть город незамеченной и точно не доберусь до тайника папы в одиночку.
На самом деле я не знаю ничего о папиных тайниках и планирую сбежать от Бекетова сразу же, как удастся покинуть пределы города.
– Назови место! – требует Бекетов и пальцы на моём горле сжимаются стальными тисками.
– Только после того, как увезёте меня… отсюда! – хриплю. – Клянусь… Клянусь папой, там много золота и денег! Это был неприкосновенный запас папы. Он сказал, на крайний случай, на случай беды.
– И какая же беда сейчас, если ты решила запустить руку в неприкосновенный запас Устинова?
– Кулагин. Мачеха хочет продать меня этому старому, жирному хряку… – всхлипываю.
Горячие слёзы скользят по щекам и капают на мужскую руку.
Бекетов сначала смотрит на свою руку, словно удивился горячей солёной капле, потом пристально вглядывается в моё лицо.
Слышу, как отворяется входная дверь.
Мачеха вот-вот двинется по тропинке к кустарнику…
– Хорошо. Сиди тихо и жди… – командует Бекетов. – Но если ты соврала мне, беги прямо сейчас. Иначе тебе придётся на своей шкуре узнать, что я делаю с маленькими лживыми девочками.
Он разжимает пальцы и лениво отходит, возвращаясь к своему внедорожнику.
Тук-тук-тук.
Моё сердце грохочет невероятно громко, а кровь бежит по венам чересчур быстро.
Мне кажется, что я даже дышу чересчур громко!
Замираю, стараясь не шевелиться.
Тук. Тук. Тук.
Это уже частят каблуки мачехи по каменной дорожки.
Я настолько хорошо знаю оттенки её походки, что сейчас, даже не выглядывая из кустов, могу сказать с уверенностью, что она идёт от бедра, вспомнив модельное прошлое.
Неужели она собирается взять Бекетова… натурой?
Жуть как хочется на это поглядеть.
Я осторожно отодвигаю ветку кустарника в сторону.
Вижу, как Светлана Петровна замирает в метре от Бекетова.
Ну, я не ошиблась насчёт попытки соблазнить мужчину!
Пуговицы на изумрудной блузке мачехи расстёгнуты ниже, чем я помню!
К тому же она отставила ножку в сторону и позволила высокому разрезу юбки обнажить бедро до самой кромки кружевных чулок.
– Бабки при тебе? – грубо интересуется Бекетов.
– Денег нет. Бекетов, ты же знаешь, что мой больной и старый муж стал банкротом и бросил несчастную жену в одиночестве. Я ещё скорблю по утрате.
– Мне до одного места твои скорби. Долги мужа – твои долги. Срок уплаты давно прошёл!
– У меня ничего нет… Дом – и тот в следующем месяце отберёт банк! – оправдывается мачеха. – У меня нет почти ничего! – и как будто невзначай гладит себя по груди, а потом накручивает на палец рыжеватый локон.
Бекетов безразлично взглянул на мачеху и остался стоять на месте. даже не шевельнулся.
Мачеха решила, что это хороший знак и подошла ближе, заведя своё колено между широко расставленных ног Бекетова, пробираясь к его паху.
– Может быть, иначе договоримся? – мурлыкает призывно.
Бекетов стоит без движения.
– Ты предлагаешь мне сунуть высококлассный шланг в ржавую канистру с расхлябанной горловиной? – спрашивает с презрением и смеётся каркающим смехом.
Ох, вот это он завернул!
Хочется рассмеяться от того, как меняется выражение лица Светланы Петровны.
Тем временем Бекетов вырывает из рук мачехи сумочку, методично выворачивает все карманы, отбирает iPad, срывает с шеи мачехи золотое ожерелье с изумрудом и выдёргивает дорогие серёжки из ушей.
– Это заберу. Даю тебе два дня. На третий день я приеду за деньгами. Не будет денег – выбирай несколько мусорных баков на свой вкус. Отправлю в них по кускам.
Мачеха замирает.
– Чего застыла? Вали в дом! Ищи деньги! – рыкает Бекетов и тянется к кобуре.
Разумеется, мачеха предпочитает убежать от наёмника, как от чумы.
Громко хлопает входная дверь дома.
– Выбирайся и шевели булками к машине! – спустя минуту командует Бекетов, раздвинув кустарник. – Потом ты скажешь мне, где деньги, Анна-Мария.
– Я Марианна!
– Плевать.
Бекетов забирается в машину.
Немного подождав, я забираюсь следом, на сиденье рядом с водительским.
– Куда лезешь?! На заднее марш. Или поедешь в багажнике.
Я стройная и не хочу терять время на то, чтобы выпрыгивать из салона.
Просто перебираюсь на заднее сиденье, протискиваясь в салоне.
Бекетов неожиданно отвешивает мне по попе несколько звонких шлепков.
– Эй, уберите руки!
– Живее располагай свою задницу на сиденье, ленивец! И ляг. Чтобы камеры не засекли, что у меня пассажир!
Десятки женщин могут согреть постель, но только одна согреет его сердце.
Друг.
Ха.
Ха.
Анна-Мария точно наивняк полнейший, если считает меня другом Устинова.
Не спорю, что в разговоре со мной Устинов лебезил:
– Друг, дружище… Что бы я без тебя делал?
Но то же самое мне говорят и другие.
Друг, брат…
Всё, что угодно, лишь бы я согласился взяться за работу.
С Устиновым меня связывали только крепкие деловые отношения.
В кредит я не работаю, задаток – всегда вперёд.
Последняя сделка была вполне успешной, как и всегда.
За исключением того, что Устинов просрочил с оплатой, а потом вообще коньки откинул.
Может быть, Устинова отправила на тот свет его молодая жёнушка?
Но после смерти Устинова на свет вылезли долги, которых оказалось больше, чем денег на счетах Николая.
Да и весь бизнес его оказался мыльным пузырём, который быстро лопнул.
В итоге семья осталась почти у разбитого корыта с миллионными долгами.
Сложности семьи Устиновых меня касаются лишь в той мере, в какой они обладают способностью расплатиться.
За период сотрудничества я успел понять, что Устинов – из тех, кто приберегает денежки на чёрный день.
Пусть вдова отдаст мне причитающееся, остальное меня не касается.
Однако она божилась, что денег нет, а вот дочка Устинова выболтала, что деньги у её отца были припасены.
Эти слова совпадали с моим собственным мнением, поэтому я согласился на условия девчонки.
Вытащить её из города и сляпать документы на левое имя будет проще простого!
Взамен я получу гораздо больше.
Не думаю, что она мне солгала. Выглядит как та, что совсем недавно пересела с горшка на унитаз для взрослых.
Сколько ей? Всего восемнадцать!
Тинейджер в бесформенной толстовке и джинсах.
– Говори, где деньги, – требую.
– Ага, – пищит с заднего сиденья. – И вы сразу же от меня избавитесь? Вот уж нет! Я о вас наслышана. Сначала вывезите меня из города, потом я скажу, где деньги отца. Тем более, ради того, чтобы их достать, вам всё равно придётся город покинуть! – тараторит девчонка.
Надо же, голосок звонкий.
И не дура.
Жаль.
С дурами дела иметь проще.
Им хоть плюй в глаза – всё Божья роса.
У этой мелочи писклявой хватает ума не доверять мне на слово.
Похвально, конечно.
В целом, похвально.
Но вслух говорю другое:
– Это было глупо.
– Почему?
– Ты озвучила свои опасения. Глупо. Впрочем, проявления большого ума я от тебя не жду.
– А я… – и садится.
– Чего вскидываешься? Кому сказал – лежать!
– Разве этот участок дороги оснащён камерами? – оглядывается по сторонам.
Камер на этом участке дороги нет.
Внутри закипает раздражение.
Откуда такая всезнайка выискалась?!
– Не хочешь лежать – выпрыгивай прямо сейчас. К Кулагину, – притормаживаю на обочине и снимаю блокировку дверей.
Повисает тишина.
Напряжённо разглядываю лицо малявки в зеркале заднего вида: глаза большие, голубые, губы пухлые, ресницы тёмные, длинные.
Красивый овал лица, чёткие скулы.
Запоминающаяся мордашка.
Цепляющая.
– Не хочу к Кулагину. Буду лежать, – и покорно укладывается головой на локоть. – Хотите, даже молчать буду? Только увезите меня отсюда. Поскорее…
В голосе девчонки начинает звенеть отчаяние.
Не такая уж глупая, если опасается Кулагина.
Борова многие считает лишь царьком мясокомбината, однако это не совсем так.
Он производит впечатление почти беспомощного жиробаса, но мозг у него работает, как компьютер, а жалости нет вообще.
Жирный спрут Кулагин держит добрую четверть города в страхе.
Так что опасения дочки Устинова вполне обоснованы.
Интересно только, знает ли она подробности или просто не хочет лежать под жирным боровом?
Впрочем, какое мне дело?
Никакого.
Молча блокирую двери и нажимаю на газ. Машина срывается с места.
– Спасибо, – тихо отзывается. – Папа говорил, что вы – человек чести и всегда выполняете свои обещания.
– Кажется, ты хотела заткнуться? И если уж общаешься, то не выкай.
– Как мне вас… тебя называть?
– Бекетов.
– А имя? Имя есть у всех.
– Я тебе уже сказал, Анна-Мария, как ко мне обращаться. Бекетов.
– Моё имя не Анна-Мария, меня зовут Марианна.
– Плевать я хотел. Моя машина – моя территория. Моя территория – мои правила. Понятно?
– Да.
Становится тихо.
Слышно, как шелестят шины по асфальту.
Обычно тишина меня не напрягает.
Но сейчас, после разговора с малявкой, несколько минут тишины растягиваются дольше обыкновенного.
Решаю выяснить подробности, как вдруг слышу утробный бульк.
Что за чертовщина?!
– Тебя тошнит, что ли!
Не хватало, чтобы малявка из-за страха и волнения загадила мне салон тошнотой.
– Нет. Меня не тошнит…
И снова этот звук.
– Тогда что это?!
В ответ малявка неразборчиво пищит что-то.
Надо же, секунду назад болтала, без умолку, а сейчас язык в узелок скрутила и хрен разбери, что она шепчет.
– Отвечай! Чётко и ясно!
– Я хочу есть.
– Чего?..
Не понимаю. У неё в животе так сильно бурчит, что ли?
– Я голодная! – выпаливает зло девчонка. – Я не хотела быть милой с Кулагиным, и за это мачеха закрыла меня в подвале на три дня. Без еды. Только воду приносили.
Мд-а-а-а…
Я знал, что новая жена покойного Устинова – кипишная стерва. Но чтобы настолько!
Не предполагал.
Хотя, стоило ожидать.
О её потрясающих способностях говорит хотя бы то, что она смогла засрать мозгу прожжённому бабнику-Устинову, и он женился на ней, имеющей довольно взрослого сына от первого брака.
Придётся накормить голодающую, иначе её желудок на протяжении всего пути урчать и выводить меня из себя.
– Тебя не догадались покормить перед тем, как презентовать старику?
– Нарочно кормить не стали. Мачеха сказала, что это стимул быть послушной.
– Удивлён, как ты в обморок не хлопнулась, когда из окна вылезала.
– Было немножко страшно, – по-детски признаётся дочка Устинова. – Я не хочу тебя задерживать. Если есть водичка, могу попить и живот не будет урчать.
– Пять минут тишины, голодный обморок и потом мне придётся тащить твою тушку на себе? Нет, спасибо.
– Силёнок не хватит?
– Что ты сказала?
– Ничего.
– Вот именно. Рот на замок. Через пять минут свернём на заправку. В магазине возьму тебе чего-нибудь.
В салоне снова становится тихо.
Минут на пять.
Потом я заруливаю на заправку и возле неё, как назло, замечаю авто из свиты Кулагина.
– Оставайся на месте! – предупреждаю девчонку.
– Что случилось? За мной уже гонятся?!
– Твой тощий зад не настолько ценен, как ты считаешь. Просто лежи и не дёргайся.
– Но я же хочу покушать, – возражает девчонка, и её желудок громко подтверждает сказанное. – Я бы так сильно не хотела, если бы ты о еде не говорил.
– Я и не говорил. Лишь упомянул вскользь.
– Голодному человеку вообще нельзя говорить о еде!
– У тебя медаль победительницы в конкурсе на «Мисс ослиное упрямство»?
Секундой позже понимаю, что я делаю. Препираюсь с мелочью.
Я, Бекетов, спорю с малышкой, которая мне в дочери годится.
Спорю в момент, когда заправщик стоит со шлангом наготове возле бензобака и ждёт лишь моей отмашки.
– Лежи. Я сам тебе еды куплю!
Выйдя из машины, глотаю прохладный воздух. Даю отмашку заправщику и направляюсь к кассе, чтобы оплатить за бензин и купить что-то из еды.
Откровенно говоря, набор здесь фиговый.
Гамбургеры трёхдневной свежести, щедро сдобренные подсохшим майонезом, лежащим желтоватыми комками поверх умершей зелени.
Кручёное, подгорелое тесто вокруг сосиски, которая выглядит так, словно она побывала в прямой кишке собаки…
– Есть ещё что-нибудь кроме этого?
– Есть беляши! – радостно предлагает продавщица.
Вот уж спасибо.
Не хватало ещё, чтобы мой внедорожник провонялся, как вокзальный притон для нищебродов.
– Другое. Без сюрпризов в виде крысиных хвостов!
– Есть выпечка. Но предупреждаю, что она не свежая.
Млин.
Мне уже становится не по себе от этих слов.
Если лежаие на прилавке продукты чьей-то извращённой фантазии считаются образцом свежести, то как выглядит несвежая выпечка?!
– Рогалик с арахисом.
На прилавок опускается рогалик со звуком упавшего камня.
Ладно, выбирать тут почти нечего.
Пусть погрызёт, займёт чем-нибудь свой болтливый рот.
Потом мой взгляд падает на вертикальный холодильник, где среди холодного пива и ядрёной газировки чудом примостилась полка с питьевыми йогуртами.
Срок годности у них такой, что простоят еще недели две, неиспорченными.
Остановив свой выбор на этих продуктах, расплачиваюсь наличкой и возвращаюсь в авто.
Возле него крутится заправщик, с гордым видом развозюкивающий грязь по лобовому стеклу вонючей тряпкой.
– Достаточно!
Бросаю мелочь доходяге и тот удаляется, будучи преисполненным гордостью, с чувством исполненного долга.
В салоне авто подозрительно тихо.
– Ты здесь, Анна-Мария?
Вдруг в обморок упала? Или… сбежала?!
– Здесь. Просто села пониже. Мне не понравилось, что тот мужчина возле машины крутился.
– А мне, представь себе, как не понравилось! – перебрасываю на заднее сиденье бумажный пакет. – Ешь.
Наблюдаю за дочкой Устинова через стекло заднего вида.
Она забирается на сиденье с ногами и быстро разворачивает картонный пакет с видом ребёнка, впервые получившего свой подарок.
Девчонка сглатывает слюну и голодная настолько, что пальцы трясутся.
Мне становится её немного жаль.
Но потом через миг, заглянув в пакет, Марианна громко вздыхает и откладывает в сторону.
– Несъедобно.
Во мне мгновенно закипает злость.
– Я и сам привык питаться иначе. Но сейчас выбирать, знаешь ли, не приходится!
– Ты меня не так понял. У меня непереносимость лактозы и аллергия на арахис. Очень сильная. Могу умереть прямо здесь, – снова вздыхает. – Но всё равно спасибо за заботу.
Прекрасно.
Проблем только добавилось!
Она еще и хронический аллергик!
Если вдруг с ней что-то случится в дороге, я и лекарства ей колоть не смогу без мыслей: а не помрёт ли через секунду?!
Порывшись в машине, на дне бардачка нахожу протеиновый батончик, протягивая девчонке.
Она придирчиво изучает состав, отыскивая в нём следы лактозы или арахиса и, не найдя их, слопала батончик за секунду.
Теперь вроде не сдохнет от голода. Должна дотянуть до следующей заправки, расположенной на выезде из города.
– Здесь можно перекусить…
Я поворачиваю голову налево.
Именно туда тычет пальцем в стекло дочка Устинова.
– Мак Дональдс? Я не поклонник фастфуда и тебе не рекомендую.
– Знаю, что неполезно. Но пахнет так… аппетитно.
Я бы сказал – воняет за километр.
Даже в салон запах котлет и жареной картошки пробрался.
Но есть возможность сделать заказ, не вылезая из авто и не светясь.
Ладно, придётся чем-то жертвовать.
Направляю авто в сторону окошка, принимающего заказы.
– Выбирай, что будешь.
Дочка Устинова изучает плакаты и начинает перечислять:
– Картошку фри, горчичный соус, двойную порцию наггетсов, два макчикена, большую кока-колу…
– Ты что, термит?!
– Я три дня не ела!
– Советую притормозить. Если ты всё это съешь, то точно заговнячишь салон моего авто тошнотой.
– Кажется, нам ехать не один час. Я не собираюсь съедать это всё за один присест. Буду растягивать удовольствие.
Ну, трындец!
Значит, в машине не один час будет вонять дешёвой едой!
Хочется осадить девчонку, слишком резвая она, для голодающей и попавшей в беду.
К тому же еда, что здесь подают, низкосортная.
Но потом я вижу, как дочка Устинова голодно смотрит в сторону этой будки, из которой выглядывает девица, ожидающая заказ.
Внезапно мне вспоминается момент из моего детства.
Вспоминается до того противно и ярко, что я чувствую во рту вкус прокисшей еды, выуженной из мусорного бака…
Грудь сдавливает словно стальными обручами.
Сколько бы ни пытался отмыться, из головы не вытравить несколько лет бездомных скитаний по помойкам.
С тех времён у меня пунктик на чистую одежду, комфортные условия и хорошую еду.
– Вы готовы сделать свой заказ? – спрашивает диспетчер.
Кажется, не в первый раз задаёт вопрос.
– Да. Картошку фри, горчичный соус, двойную порцию наггетсов, два макчикена, большую кока-колу… – повторяю на автомате.
Через несколько минут я принимаю тёплый пакет через окошко выдачи и передаю его дочке Устинова.
Ещё раз напоминаю, чтобы она не съедала сразу всё, а ела небольшими порциями.
Совет от бывалого, так сказать.
Просто в памяти встаёт, как после возвращения в стан состоятельной семьи, я сразу набросился на домашнюю еду – такая аппетитная и манящая, слюни до колен висели!
Хотелось затолкать всего и побольше!
Ел, ел и не мог остановиться, потом блевал, дальше чем видел.
Вслух ничего этого не говорю.
Девчонке подробности о моей жизни знать ни к чему.
Сосредоточился на дороге, набирая скорость, но не привлекая внимания постовых, расставленных повсеместно.