Ученик. Если душа – это воля к благу, обретаемому через богоподобие, то возникает следующий вопрос: а может ли она существовать без тела? Многие в нашем мире сказали бы тебе, что воля есть такой же атрибут человека, как и память, мышление, воображение, эмоции и многое другое. И все это существует, пока живо тело, и пока работает мозг. С разрушением же его эти функции отключаются, и нет больше того, кто проявлял бы их. Однако из твоих слов я делаю вывод, что воля существует и без тела.
Мудрец. Друг мой, ты не можешь отменить волю к богоподобию, если только не отменишь самого Бога. Ведь пока он существует как Абсолют (а мы уже выяснили, что он вечен), будет существовать и непрерывное стремление уподобиться ему в относительном. Одно непреложно обуславливает другое, ибо относительное, как мы знаем, есть образ абсолютного, и пока есть то, не может исчезнуть и это. А потому давай исходить из того, что воля к богоподобию первична, а средства для ее реализации – вторичны. Следовательно, нелепо было бы утверждать, что при разрушении средства исчезнет и воля, которая пользовалась им для своей реализации. Однако такое впечатление может возникнуть, поскольку любая воля склонна приспосабливаться к текущим условиям, а потому она, будучи лишена своего средства, может стать пассивной и уйти в себя. И все равно приходится признать, что даже в таком состоянии она не уничтожается.
Ученик. Как мы можем быть в этом уверены?
Мудрец. Представь себе мастера или ремесленника – пусть для примера это будет кузнец – который орудует определенными инструментами, помогающими ему реализовать его волю. У кузнеца воля направлена на то, что ковать металлические изделия, а помогают ему в этом молот и наковальня. Если ты отнимешь у него эти орудия, он, конечно, уже не сможет заниматься привычной для него ковкой. Ему придется отказаться от любимого дела и внешне будет казаться, что он перестал быть кузнецом. Однако его кузнечная воля не исчезла, да и все навыки, связанные с этим, тоже не испарились в одночасье. Они могут притупиться от долгого бездействия, однако потенциал быть кузнецом в нем остается. Доказывается это легко: стоит вновь вручить ему молот и наковальню, как он примется ковать металл с прежним рвением. Фактически, в ту пору, когда ему не хватало орудий, перед нами был кузнец, который не выглядел кузнецом. И если судить лишь по внешним проявлениям, ничего не зная о скрытой сути, наблюдатель со стороны мог бы сказать, что кузнец исчез одновременно с молотом и наковальней, а затем вновь появился, будто из ниоткуда, вместе с другими молотом и наковальней. Но мы-то понимаем, что кузнец никуда и не пропадал.
Ученик. И все же я бы сказал, что твой пример не очень-то похож на то, что он призван проиллюстрировать.
Мудрец. Какое именно несходство ты в нем заметил?
Ученик. Да очень простое. Ведь в примере сам человек, работавший кузнецом, никуда не пропал даже после того, как у него отняли инструменты. Можно сколько угодно сомневаться, осталась ли у него воля к кузнечному ремеслу, однако сам ее прежний носитель – перед нами. В случае же с душой мы говорим о гибели тела, которое было носителем воли – где же и каком состоянии остается тогда сама воля?
Мудрец. Ты, друг мой, смешиваешь средство и носитель. Я ведь привел пример лишь для того, чтобы показать, как связана воля с используемым ею средством. В случае с кузнецом мы готовы самого его считать волей (или носителем воли, пользуясь твоим выражением), а молот и наковальню – средствами. Если же говорить о душе, то средством для нее будет тело. Однако твой вопрос о том, где и в каком состоянии находится душа, когда теряет тело, все равно вполне справедлив. Давай на него теперь и постараемся ответить.
Ученик. Пока не узнаю ответ, не смогу принять до конца и предыдущее рассуждение.
Мудрец. Ну так слушай. Если говорить кратко, то душа попадает как раз в то состояние, которое она утратила ранее из-за тела. А тело, как мы уже выяснили, роднит нас с миром материи и таким образом отвечает за пребывание в сокрытии. Следовательно, если устранить его, исчезают, если и не все факторы, создающие сокрытие, то, по крайней мере, один из главных. Следовательно, без тела душа оказывается в состоянии, когда атрибуты Бога ей становятся ясно видны, а вместе с этим появляется и осознание того, к чему и каким путем она стремится.
Ученик. Находится ли она в этот момент в каком-то конкретном месте?
Мудрец. Если под местом ты имеешь в виду участок физического пространства, то давай не забывать, что именно тело приобщало душу к миру материального. В отсутствие же такового пространственные ограничения не властны над душой.
Ученик. Если не властны пространственные, значит не властны и временные, так как одно вытекает из другого?
Мудрец. Верно, и это можно было бы показать и иначе. Мы ведь уже установили, что разделительный эффект времени тем сильнее, чем дальше существо находится от Абсолюта. Но ведь отдаляет от него именно сокрытие, а с его отменой душа вновь приобщается к состоянию, в котором сокрытия нет. Таким образом, время также теряет над нею свою власть.
Ученик. Получается, что душа словно проваливается в некое безвременье?
Мудрец. С нее попросту спадают покровы, ранее скрывавшие от нее прошлое и будущее, и она воспринимает то и другое как часть настоящего.
Ученик. Но я вот что не могу понять. Если со смертью тела исчезает и сокрытие, а время и пространство больше не ограничивают душу, означает ли это, что она приходит в полное уподобление с Абсолютом? Ведь это как раз его состояние – вечность превыше времени и вездесущность превыше пространства. Так неужели нам достаточно умереть, чтобы достичь этого? Если это так, я снова не понимаю, для чего душе вообще потребовалось воплощаться в теле, и почему ты назвал тело средством к уподоблению, если на деле оно этому уподоблению лишь мешает?
Мудрец. А ты не забыл для чего вообще душе изначально понадобилось сокрытие?
Ученик. С твоих слов – для того, чтобы разрешить главный конфликт ценностей.
Мудрец. Здесь же заключен ответ и на твой последний вопрос. Теряя тело, душа попросту возвращается в то состояние, из которого стремилась выйти, когда искала пути к телесному воплощению – она лишается сокрытия, а мы знаем, что происходит в таком случае. Явное осознание качеств Бога как непреложной истины подчиняет ее себе, отнимая драгоценную свободу. И вновь тот самый конфликт ценностей встает перед ней во всю величину. Поэтому нельзя сказать, что, умирая, мы приходим к полному подобию Богу. Мы лишь открываем более ясный взгляд на то, каков Бог, но настоящего уподобления не происходит, пока не разрешается главный конфликт. И хотя к некоторым атрибутам Бога душа приобщается в этом состоянии – в виду чего как раз и выходит из-под власти пространства и времени – в этом нет ее собственной заслуги. Это лишь пассивная сопричастность, а не активное и волевое уподобление.
Ученик. Следует ли из этого, что она вновь будет стремиться к воплощению?
Мудрец. Безусловно, она так и сделает. Если кузнецу из нашего примера в первый раз понадобились инструменты для того, чтобы в совершенстве овладеть кузнечным делом и выковать свой шедевр, однако он потерял их еще до завершения работы, как он поступит? Он непременно будет стремиться обрести их вновь или найти другие аналогичные, лишь бы продолжить свой труд. Так и душа – стоит ей потерять одно тело, она будет стремиться заполучить в свое распоряжение другое, чтобы продолжить путь к подлинному богоподобию.
Ученик. Это приводит нас к принятию теории реинкарнаций, не так ли?
Мудрец. Как видишь, то, что обычно считают лишь теорией, логически вытекает из понимания природы души и той роли, которую для нее играет тело. Да, душа действительно воплощается неоднократно, а все потому, что за один раз ей не удается прийти к достаточно полному богоподобию. Вот и выходит, что прерванный посередине труд приходится возобновлять повторно, причем даже не два или три раза, но множество раз.
Ученик. И сколько же раз душе приходится перевоплощаться?
Мудрец. Пока не будет достигнута цель, ради которой происходили воплощения. Ты помнишь, что еще вчера, обсуждая конфликты ценностей, я упомянул, что любой из них в принципе разрешим, но путь к такому разрешению, как правило, долгий и трудный? Вспомни для примера хотя бы конфликт между покоем и движением или между любовью и могуществом. Если проанализировать их, это покажет, что решения для таких конфликтов могут быть многообразны, одно лучше другого. И найти простейшее из них бывает не так уж сложно, однако окончательного удовлетворения оно не приносит, становясь лишь промежуточным этапом к более полному уподоблению.
Ученик. Я помню, как мы затрагивали эту тему в целом, однако, если сейчас это необходимо, чтобы разобраться с перевоплощениями души, хотелось бы вернуться и внести подробности.
Мудрец. Возьмем конфликт между покоем и движением, а точнее между стремлением уподобиться Богу по абсолютному покою и стремлением уподобиться ему по вездесущности. Последнее, как мы помним, происходит за счет того, что человек покоряет пространство, учась как можно быстрее перемещаться в нем. До некоторой степени перемещаться позволяет само наше тело, благо на то у него наличествуют ноги. Однако, чтобы с их помощью ходить, их приходится напрягать, а это идет в разрез с желанием покоя. Поэтому человек изыскивает другие способы к перемещению. Например, он приручает животных и осваивает верховую езду. И вот наш человек – верхом на резвом коне, что позволяет ему не только меньше напрягать ноги, но и перемещаться с гораздо большей скоростью.
Разрешил ли он конфликт ценностей? Можно сказать, что он лишь приблизился к этому или нашел некоторое промежуточное решение, но далеко не окончательное. Ведь скорость коня все равно ограничена, а для управления им по-прежнему приходится напрягать мышцы, пускай и не так сильно, как во время ходьбы или бега. Поэтому изобретательная мысль человека на этом не останавливается, и он продолжает искать дальнейшие решения. Осознав принцип вращения колеса, он создает транспорт, в который запрягает лошадей. Теперь ему необязательно ехать верхом – он может сидеть в колеснице или карете. Управление лошадьми в таком положении требует меньших усилий, а покой и комфорт возрастают. Впрочем, и это решение не способно утолить жажду богоподобия – ведь Бог вообще не тратит сил для того, чтобы пребывать повсюду и сразу. Поэтому человек исследует силу пара и создает паровозы и целые поезда, прикрепляя вагоны друг к другу. Теперь двигатель, работающий на топливе, несет его вперед с гораздо большей скоростью, чем любые кони, а управление им требует еще меньше напряжения физических сил, чем прежде.
Не буду долго рассуждать о том, почему и это решение не стало окончательным – думаю, ты уже уследил за ходом мысли. А посему вслед за паровозами появляются электровозы, двигатели совершенствуются, пока человеку не удается преодолеть притяжение Земли и взлететь сначала в атмосферу, а затем и в открытый космос. Но даже теперь, когда ему стали доступны космические полеты, он все еще не чувствует, что конфликт между покоем и движением окончательно разрешен. Ему, с одной стороны, необходимо автоматизировать управлением транспортом до такой степени, чтобы его самого это оставляло наслаждаться совершенным покоем. Здесь на помощь приходит вычислительная техника, а следом за ней – искусственный интеллект. С другой же стороны, покорения все еще ждут невообразимые колоссальные пространства: ведь он пока долетел в лучшем случае до ближайших космических тел, а что делать с целыми галактиками, простирающимися вдалеке?
Таким образом, ты видишь, что динамика в разрешении этого конфликта идет сразу по двум направлениям: мы параллельно увеличиваем и покой, и движение. Даже успех в одном из этих начал, ставит нас ближе к преодолению противоречия, с которым мы впервые столкнулись, когда обнаружили затраты сил при ходьбе на своих ногах. На практике же большинство новых решений дают прогресс сразу в обоих качествах.
Теперь ты спросишь: что же станет окончательным решением этого конфликта? Такое решение мы можем описать лишь в принципе, но не на практике. Им стала бы способность мгновенно телепортироваться в любую точку пространства без затрат собственных сил. Однако на практике, продолжая обитать в ограниченном мире, мы всегда будем сталкиваться с тем, что наши успехи лишь приближаются к абсолютным величинам, но не достигают их полностью. Если бы произошло полное уподобление Абсолюту, относительное перестало бы оставаться таковым, а это невозможно. Ведь не зря относительное есть мера абсолютного: всякое уподобление тоже ограничено своей мерой, которая может бесконечно расти, но ни в каком отдельном состоянии не будет абсолютной.
Ученик. Значит, конфликты ценностей по-настоящему неразрешимы?
Мудрец. Они разрешимы в принципе. На практике же это означает, что для любого из них существует множество решений, каждое из которых относительно. А мы вольны выбирать то, какое нам больше нравится, и какое в силах осуществить.
Ученик. Не означает ли это, что мы всегда будем оставаться с некоторым изъяном или недостатком? Эта мысль несет в себе какую-то неизгладимую печаль.
Мудрец. Здесь сокрыта особая тайна. Суть ее в том, что в действительности относительное по природе своей подобно абсолютному в полной мере. Точнее говоря, относительное – это и есть абсолютное, но рассматриваемое в своей динамике. Это означает, что абсолютное бесконечно в своем бытии, а относительное также бесконечно, но в приближении к этому бытию. Абсолют обладает неограниченными качествами, пребывающими в полном единстве, а относительное обладает неограниченными возможностями приобретать эти качества. Однако это как раз и означает, что в любом отдельном состоянии в относительном не может быть совершенства, поскольку оно положило бы предел дальнейшему развитию и улучшению. И тогда неограниченность, свойственная относительному, сменилась бы ограниченностью, и относительное перестало бы отражать в себе Абсолют.
Ученик. Похоже, ты в конец меня запутал.
Мудрец. Я не даром назвал это тайной – то, что я сейчас произнес, бросает вызов привычному пониманию. Однако подумай об этом на досуге и, вероятно, ты поймешь, почему в реальности все устроено так, как устроено, а не как-либо иначе. Впрочем, я намерен вернуться к твоему предыдущему вопросу касательно печали.
Именно безграничность совершенствования и развития, свойственная относительному, означает, что любое отдельно взятое состояние имеет в себе изъяны и недостатки, однако как раз они и открывают дорогу к дальнейшим улучшениям. С недостатком связана жажда, а с его восполнением – наслаждение. Поэтому то, что любой отдельно взятый этап в относительном мире не являет нам полного совершенства – это гарантия непрекращающегося наслаждения от процесса все новых и новых обретений и достижений. Печаль же присуща лишь тем, кто в этом процессе не участвует, а застревает в отдельном состоянии с его недостатками. Таким людям эти недостатки будут казаться неисправимыми и невосполнимыми. Нам же, знающим о том, что в относительном мире присутствуют бесконечные возможности для развития, грустить некогда.
Ученик. Выходит, все зависит от того, как посмотреть: можно в любом состоянии увидеть полную половину стакана, а не пустую.
Мудрец. Я бы сказал точнее: в пустой половине стакана следует видеть предпосылку к его дальнейшему наполнению. И чтобы это наполнение никогда не прекращалось, в стакане всегда должна оставаться некоторая пустота. Поэтому, если кто выбирает грустить из-за недостатков мира, – на то его право; для меня же в том и проявляется бесконечная любовь Бога, что он доставляет нам возможности для неограниченного наслаждения.
Ученик. Если в любом конфликте ценностей невозможно получить окончательное решение, но всякое решение будет лишь промежуточным, значит так же дело обстоит и с главным конфликтом? И тогда душе придется воплощаться бесконечное число раз?
Мудрец. Тебя бы такое обстоятельство расстроило? Будешь вновь печалиться из-за него?
Ученик. Наслушавшись твоих слов о бесконечном наслаждении, я бы, пожалуй, воздержался пока от печали. Просто хочу понять, верно ли, что душе необходимо бесконечно воплощаться, или же есть этому какой-то предел?
Мудрец. Поверь мне, наслаждение и в самом деле куда лучше печали. А что касается предела для воплощений, давай подойдем к этому вопросу, как полагается – чинно и по порядку. Мы уже знаем, что воплощения души необходимы для разрешения конфликта между стремлением к свободе и уподоблением Богу по остальным его качествам. Ранее я сказал, что любой конфликт ценностей разрешим в принципе, тогда как на практике всякое решение не будет окончательным. Давай сначала определим, как выглядит решение в принципе.
Ученик. Давай определим.
Мудрец. Вчера мы уже говорили об этом, когда рассуждали о правильной степени сокрытия, однако стоит закрепить изученное прежде, чем двигаться дальше. Сокрытие призвано создать свободу выбора, оставив добро и зло доступными к исследованию, но не очевидными. По мере того, как человек, совершая ошибки и получая страдания, все же мало-помалу выясняет для себя, что есть добро, а что зло, у него появляется возможность самостоятельно и свободно выбрать добро. Добро же, как мы помним, – это и есть уподобление Богу по всем атрибутам. Получается, что такое уподобление для невоплощенной души было бы обусловленностью, лишающей ее свободы, а для воплощенной оно же может стать актом свободы. Если человек выбирает добро сам, опираясь на собственную волю и разум и не будучи толкаем к этому очевидностью, ему удается сочетать добро и свободу в одном действии. Так в принципе разрешается наш главный конфликт.
Ученик. А что с практической реализацией этого решения?
Мудрец. Практическая реализация продвигается вперед всякий раз, как человек по своей воле воспитывает в себе склонность к добру. Естественно, продолжая жить в теле и в мире сокрытия, он тем самым гарантирует себе, что это добро в его жизни будет сочетаться со свободой. Так, шаг за шагом, он все больше утверждается в состоянии, в котором эти ценности больше не конфликтуют. На это ему и потребуются многие воплощения.
Ученик. Так может ли все-таки наступить момент, когда дальнейшие воплощения станут не нужны?
Мудрец. Вернее будет сказать, что в этом процессе человек будет с каждым разом все ближе к состоянию, когда он сможет сам управлять своими воплощениями. Душа будет иметь все больше власти решать, когда, где и в каком теле воплотиться, а сами воплощения будут проживаться все более осознанно. Важной вехой на этом пути станет момент, когда сознание в теле и сознание вне тела сомкнутся, и все воплощения станут для этого человека как одна непрерывная жизнь.
Ученик. Это звучит как фантастика.
Мудрец. А я и не говорю, что такого состояния легко достичь. Но так же, как и паровоз с космической ракетой когда-то в прошлом звучали как фантастика, а сегодня стали реальностью, – так и овладение силой воплощения до такой степени, как я описал, неизбежно наступит, разве что для большинства ныне воплощенных душ это произойдет весьма не скоро. Фактически, это и будет означать возвращение к бессмертию. Впрочем, тема эта, если захотим в ней разобраться, потребует от нас более развернутого обсуждения, а потому предлагаю сейчас оставить ее.
Ученик. Тогда вернемся к тому, о чем говорили ранее.
Мудрец. Итак, рассмотрев все это, мы не только поняли, для чего происходят воплощения души, но и открыли великое благо, которое в себе заключает смерть.
Ученик. Что же это за благо?
Мудрец. Понять его будет нетрудно, если лучше разобраться в том, как работает закон подобия.
Ученик. Ранее ты объяснял мне, что нечто, что уподобляется другому, сближается с ним, а что лишается подобия другому – удаляется от него. Чего же нам еще не хватает в этом законе для его понимания?
Мудрец. Верно, что мы рассмотрели его именно с такой точки зрения. Но ведь заметь, что он действует и в обратном направлении.
Ученик. Это как?
Мудрец. А так: если что-то сблизилось с другим, оно уподобляется ему; а если удалилось от другого – теряет подобие с ним.
Ученик. Но разве это не то же самое, что я сформулировал прежде?
Мудрец. Смотря о чем говорить. Мы ведь до сих пор, в основном, говорили об уподоблении Богу. А в этом процессе сказать, что существо приблизилось к нему, или что уподобилось ему – это фактически одно и то же. Точно так же и сказать, что существо отдалилось от него, или что уменьшило подобие ему – одно и то же. И вся моя речь, когда я говорил о подобии, на том и была сфокусирована, чтобы запечатлеть в твоем сознании единство этих процессов – уподобления и приближения, дабы они воспринимались как один процесс, а не два разных.
Но так обстоит дело с уподоблением Богу, потому что он представляет собой безграничное единство, он вечен и вездесущ, а значит, мы не можем отслеживать приближение к нему по каким-либо иным параметрам, кроме как по самому уподоблению. Этим я хочу сказать, что мы не можем представить приближение к нему ни в пространстве (так как он в равной мере пребывает во всем пространстве, а не в какой-либо его части), ни во времени (так как он – во всем времени, а не в части). Вот почему в разговоре о Боге уподобление и приближение нераздельны.
Но что получится, если мы станем говорить об объектах в относительном мире? Ведь в нем можно приблизиться к предмету в пространстве или во времени, не уподобляясь ему по своим качествам. К примеру, я могу приехать в другую страну, в которой господствуют определенные взгляды, обычаи и менталитет, однако сам я могу сохранять собственные взгляды, отличные от принятых в стране, куда приехал, не так ли?
Ученик. Действительно так.
Мудрец. На первый взгляд, это разрушает наше прежнее понимание закона подобия. Относительный мир нередко демонстрирует то, как соседствуют в непосредственной близости друг с другом совершенно разные объекты. А ведь, если следовать за тем, как мы понимали закон подобия, этим объектам пришлось бы либо стать схожими между собой, либо отдалиться один от другого. Ты можешь разрешить эту проблему?
Ученик. Признаться честно, я как-то не задумывался глубоко о том, насколько строго закон подобия соблюдается во всех процессах относительного мира. Но сейчас, когда ты спросил, я склоняюсь к такому ответу. Подобие или неподобие вещей в нашем мире создает определенное тяготение, которое толкает их сближаться или отдаляться. И, если какие-либо объекты соседствует в близости друг с другом, несмотря на свою качественную несхожесть, это должно означать либо то, что их различия – сравнительно новое явление, и возникающее из-за них отталкивание еще не успело развести эти объекты по разным местам; либо же параллельно с их различиями существуют и сходства, которые создают тяготение, противодействующее отталкиванию. В итоге одно уравновешивается другим, и объекты сохраняют свои места.
Мудрец. Ты очень удачно сформулировал свою мысль. И в самом деле, поскольку относительное пребывает под властью времени, в нем эффект от уподобления не будет мгновенным, и приходится говорить о силах тяготения, которые стремятся постепенно сблизить подобное и отдалить различное. Опираясь на это, я и сказал ранее о том, что закон подобия работает не только в том виде, как мы привыкли говорить, но и в обратном. Иными словами, не только уподобление порождает тяготение, стремящееся сблизить вещи, но и сближение порождает силу, стремящуюся уподобить их друг другу.
Ученик. Можешь пояснить примером?
Мудрец. Здесь будет достаточно и того примера, что я уже привел – с человеком, переехавшим в другую страну. Мы можем прочесть эту ситуацию в обоих направлениях. С одной стороны, сам факт того, что он туда приехал, свидетельствует о некотором уподоблении его с этой страной, наступившем еще до самого переезда. Таким уподоблением могло стать принятие им каких-либо качеств, характерных для данной страны – быть может, он выучил язык, на котором в ней говорят, или принял для себя ее экономический уклад и захотел искать в ней заработок, или испытал солидарность с ее политической системой, или проникся духом ее культуры и истории. Любая из этих причин, как и некоторые другие, могла подтолкнуть его к переезду, и в каждом из перечисленных случаев мы вправе говорить о частичном уподоблении. Коль скоро переезд состоялся, приходится признать, что этого уподобления оказалось достаточно, чтобы породить такое тяготение, которого хватило, чтобы сдвинуть человека с места – заставить его расстаться с прежним его местом жительства, собрать вещи, пройти все необходимые приготовления и двинуться в путь.
Ученик. Но что, если наш переселенец поехал лишь потому, что в той стране живет любимый человек или родственник? Что в таком случае следует сказать об уподоблении?
Мудрец. В этом случае подобие, вызвавшее силу тяготения, произошло не со страной, а тем человеком. Ведь не ко всякому родственнику ты поедешь за тридевять земель, но лишь к такому, с которым имеешь достаточно подобия. Этому способствуют общие взгляды, совместимость характеров, сходство домашних привычек. Здесь-то мы и приходим к рассмотрению обратной стороны закона подобия.
Допустим, наш переселенец действительно приехал к родственникам, живущим в другой стране, тогда как с самой страной никакого особого уподобления не испытал. Что же произойдет дальше? Тут уже сама страна начнет воздействовать на него и склонять его к уподоблению ей. Она заставит его учить язык, знакомиться с культурой и обычаями, впитывая их в себя, перестраивать свое поведение в соответствии с ее законами и порядком. Если он поддастся этому и будет участвовать в таком процессе уподобления, то через некоторое время это может завершиться принятием гражданства данной страны. Чем дальше зайдет такое уподобление, тем труднее будет отличить иммигранта от коренных жителей. Если же, с другой стороны, этот иммигрант противопоставит явному тяготению со стороны того, что его окружает, собственную индивидуальную волю и будет сопротивляться уподоблению – не захочет учить язык, не проявит уважения к обычаям, а может быть, даже нарушит законы – фактически, он запустит новую силу, которая будет работать на отталкивание. О таком говорят, что страна не приняла его. Она словно вытолкнула или выплюнула этого человека как инородное тело, которое в ней не прижилось. В результате, если его расхождение со страной примет резкую и грубую форму, его депортируют, а если мягкую – все вокруг будет красноречиво намекать ему на то, что лучше самому уехать прочь.
Подчеркну, что сила, толкающая к уподоблению, по-любому проявится. Сопротивление человека, о котором я упомянул в последнем случае, возникает лишь как реакция на нее, и если оно резко – значит, сила уподобления была велика. Отсюда делаем вывод: не только уподобление приводит к сближению, но и сближение вызывает силу уподобления. И, насколько мы можем судить, рассматривая любые примеры и ситуации, закон этот непреложен и обязателен во всем.