Александр Беляев
Анатомический жених
– Несчастный я, несчастный! – бормотал Джон. – Лучше бы ногу сломать, прыгая с автомобиля!
Джон ходил по комнате, то гасил, то зажигал свет, смотрелся в зеркало. Пробовал подкладывать под рубашку газеты, клеёнку со стола, закрывался, как щитом, тазом, подносом – светится! Проклятие! Что скажет Мери, когда увидит его? А он только хотел обрадовать её! Ужасно, ужасно…
Занялась заря. Наступал день. Надо было собираться на работу. Джон умылся, причесал перед зеркалом волосы – брр! Приготовил завтрак. Доедая бутерброд, не мог удержаться, чтобы не заглянуть в зеркало. Он сам себе казался противным, как живой мертвец.
На работу, однако, идти надо. Надел тёплое пальто, хотя было лето, надвинул шляпу на лоб и вышел.
Джон готов был ко всему, и всё же не мог себе представить, что в своём новом виде вызовет такую сенсацию.
Уже в вестибюле дома его увидела жена портье, истерически взвизгнула и убежала в свою каморку под лестницей, с шумом захлопнув за собою дверь.
На улице вокруг Джона тотчас образовалась толпа.
– Привидение! Скелет в шубе! Живой труп! Стеклянный человек! – слышались голоса.
Мальчишки смеялись, свистели, более храбрые дёргали за полы. Сбегались полисмены, привлечённые уличным беспорядком. И Джон сам бросился бежать, спеша скрыться в подземке.
Там было темнее, чем на улице, и он имел ещё более эффектный вид. Кондукторша застучала зубами; публика взволновалась; с женщинами начались истерики; пассажиры кричали и требовали «высадить это безобразие». Джон чувствовал себя отверженным, прокажённым.
Истерзанный и совершенно упавший духом, кое-как добрался он до конторы, насмерть напугал старика швейцара, который, приняв пальто, так и сел на пол, и вошёл в бухгалтерию.
Он пробирался к своему столу и словно гасил на пути все звуки. Умолкло стрекотание машинок, перестали скрежетать арифмометры. Наступила необычайная тишина. Только одна машинистка, сидевшая рядом со столом Джона, продолжала трещать клавишами, с головой уйдя в работу. Но необычайная тишина дошла и до её сознания. Она подняла голову, взглянула на Джона, завизжала, как сирена, хроматической гаммой в две октавы и упала в глубокий обморок.
В конторе вновь стало шумно, но это уже был шум бури, катастрофы, стихийного бедствия. Все служащие повскакали со своих мест, кричали, размахивали руками. Женщины убежали, мужчины несмело обступили Джона.
– Мистер Сиддонс! – послышался громовой голос бухгалтера.
Джон с таким чувством, будто он был раздет донага, прошёл за стеклянную перегородку.
Бухгалтер долго и внимательно рассматривал лёгкие и сердце Джона, потом сказал:
– Извольте объяснить, что значит этот… этот… я не подберу слова… этот необычайный маскарад?
– Простите, мистер… это не маскарад, а скорее несчастный случай, – лепетал Джон. – Последствия одного неудачного опыта… лечения…
Роковое слово было произнесено.
– Лечился? – воскликнул бухгалтер. – Значит, вы больны? И притом такой… неприличной болезнью? Зачем же вы пришли? Здесь не клиника и не анатомический музей.
– Но, уверяю вас, я здоров… я совершенно здоров… Я хотел только сказать, что опыт производился для того, чтобы лечить больных…
– Разве здоровые люди просвечивают, как графин, и бесстыдно выставляют напоказ свои селезёнки? Вы сами видите, что работать в вашем присутствии немыслимо. Извольте идти к кассиру и получить расчёт. Вы больше не служите у нас, мистер Сиддонс.
– Но, может быть, за ширмой… – начал Джон и махнул безнадёжно рукой. От этих проклятых лучей не защитит никакая ширма.
Опустив голову, поплёлся он к кассиру, который завыл, увидев скелет в светящемся теле, долго не мог прийти в себя и, наконец, трясущимися руками отсчитал деньги.
С торговым домом было покончено. И со всем на свете покончено. Другой работы ему не найти, о Мери нечего и думать…
