Бертрис Смолл
Царица Пальмиры
– Все будет так, как пожелают боги, мой господин.
Князь повернулся к аль-Зене и вывел ее вперед.
– Это моя мать, Зенобия, – сказал он.
– Это большая честь для меня, моя госпожа!
– Добро пожаловать во дворец, моя… – аль-Зена пыталась подыскать нужное слово, – мое дитя! Надеюсь, твое пребывание здесь будет счастливым!
– Спасибо, госпожа! – учтиво ответила Зенобия.
Несколько минут спустя ее устроили в комфортабельных апартаментах вместе с Баб, которая деловито распаковывала вещи и болтала. Баб приехала во дворец на несколько часов раньше Зенобии.
– Вот дворец так дворец! – восторгалась Баб. – Большой, с прекрасным садом, а комнаты какие просторные! Кажется, здесь множество рабов, чтобы прислуживать нам. Надеюсь, кормят здесь прилично.
– Тише, Баб! Даже твое благоразумие не может сдержать твой язык!
Баб усмехнулась и продолжала распаковывать и раскладывать одежду Зенобии.
– Не уверена, что твои наряды достаточно элегантны для этого дворца. Нам следовало бы приехать сюда позже. Тогда у нас было бы время, чтобы сшить для тебя новые туалеты.
– Ты уж слишком беспокоишься, старушка! – поддразнивала ее девушка. – Либо я нравлюсь князю, либо нет. А если не нравлюсь ему, то сколько бы красивых перышек у меня ни было, это мне не поможет!
– Но не сам князь внушает мне беспокойство, а его мать! – Баб понизила голос: – Я слышала, что она очень несчастна из-за того, что он собрался жениться. Она надеялась, что он удовольствуется своей наложницей Делицией. Говорят, что княжна альЗена – очень своевольная и властная женщина.
– Она настроена именно против меня, Баб, или вообще против любой девушки?
– И то и другое, моя малышка! – ответила Баб.
Они с Зенобией всегда были честны друг с другом.
На мгновение Зенобия задумалась, а потом снова заговорила:
– Самый лучший способ найти общий язык с этой госпожой, как я думаю, – это изображать саму сладость. Как сможет она обвинять меня в дурных манерах? – Зенобия усмехнулась.
– А как ты будешь вести себя с его наложницей, дитя мое? Ведь нельзя жить в одном дворце и никогда не встречаться!
– У меня нет сомнений, что мы будем встречаться, но, когда это случится, я подружусь с ней.
– Зенобия! – Баб была потрясена.
– У меня нет выбора, Баб! Если я выйду замуж за Одената, я должна стать ему помощницей, а не помехой. Как же мы сможем успешно править Пальмирой, если в нашем собственном доме разгорится война. Допусти я это, он сначала испытает беспокойство, а потом обидится на меня. Нет, я должна одержать верх над ними обеими – над его матерью и над Делицией. – Она улыбнулась Баб. – Не беспокойся, я не забуду о том, во что меня вовлекли, но сейчас мне хотелось бы принять ванну. Не сомневаюсь, что такая простая вещь доступна мне в таком чудесном месте!
– Конечно, деточка! Все для тебя уже подготовлено! Идем, идем!
Баб взяла свою хозяйку за руку и повела ее в выложенную кафелем купальню, где воздух уже наполнял гиацинтовый аромат духов Зенобии. Полдюжины черных девушек-рабынь ожидали гостью. Зенобия, бросив взгляд на восхитительно глубокий купальный бассейн, в восторге сбросила свои запыленные одежды и вошла в теплую воду. Ее округлые, полные груди и длинные ноги тотчас же были замечены двумя шпионками, которых подослали в ее апартаменты аль-Зена и Делиция.
Когда Зенобия выкупалась, Баб завернула ее в мягкий хлопковый халат. После этого девушка прилегла, чтобы отдохнуть до вечерней трапезы. Ее утомили сборы и волнения. В тот вечер ей предстояло встретиться с аль-Зеной и, может быть, столкнуться лицом к лицу с прекрасной наложницей Делицией. Однако, несмотря на все свои страхи, Зенобия спала глубоким невинным сном юности.
Проснувшись, она прошла через комнату и вышла в открытый портик. Внизу раскинулся окруженный стеной сад, а выше, словно богатая трапеза на столе пустыни, расстилалась Пальмира. Фонари уже зажгли, и синие сумерки быстро переходили в черную ночь. Слабый ветерок доносил запах чего-то столь неуловимого, что даже Зенобия со своим острым обонянием не могла уловить, что это было. Она чувствовала себя расслабленной, но была уверена – в этот вечер она не потеряет контроль над собой.
– Ты уже проснулась?
Зенобия обернулась и вошла в комнату.
– Да, проснулась, Баб.
– Тебе следовало бы позвать меня! – проворчала старуха.
– Мне хотелось побыть минутку одной.
– Гм! – послышалось в ответ.
И все же Баб поняла ее.
Белая туника без рукавов с низким вырезом – совсем простой наряд. Зенобия улыбнулась про себя. Невинностью своего платья она подчеркнет разницу между собой и матерью Одената.
– Оставь волосы распущенными! – попросила она.
Баб кивнула и, расчесав длинные густые локоны Зенобии, закрепила их простой белой ленточкой, вышитой крошечными жемчужинками.
Зенобия взяла свою шкатулку с драгоценностями и достала из нее большую золотисто-кремовую жемчужину в форме слезинки на тоненькой золотой цепочке. Она повесила ее себе на шею, и жемчужина приютилась между юными грудями девушки – один соблазн между двумя соблазнами-близнецами. Дополняя ее, из ушей Зенобии свисали гроздья жемчужин на золотых проволочках. Браслеты из украшенного резьбой розового коралла и тонкие золотые проволочки с нанизанными на них жемчужинами охватывали запястья. Круглая жемчужина, оправленная в золото, украшала ее руку, привлекая внимание к длинным пальцам с отполированными ногтями.
Баб кивнула, выражая одобрение, когда Зенобия надушилась своими любимыми духами.
– Ты – само совершенство, дитя мое! Ты затмишь и эту старую ведьму, и наложницу-гречанку!
Едва эти слова слетели с уст Баб, поспешно вошла одна из чернокожих девушек-рабынь и объявила:
– Пришел евнух, чтобы сопровождать госпожу в трапезную.
Легонько кивнув Баб, Зенобия последовала за девушкой и за евнухом. Они шли по обширному дворцу так быстро, что у нее едва хватало времени, чтобы замечать что-либо по пути. Однако девушка-рабыня выразилась неправильно, так как то место, куда они шли, было не трапезным залом, а скорее семейной столовой. Аль-Зена, одетая в зелено-золотые одежды, была уже там. Она полулежала на диване. Рядом с ней сидела прелестная белокожая блондинка, одетая также по парфянской моде, но ее одежда была небесно-голубого цвета и вышита серебром.
– Зенобия, дитя мое! – замурлыкала аль-Зена. – Это госпожа Делиция!
– Добрый вечер! – ласково ответила Зенобия.
Аль-Зена несколько смутилась, так как девушка не выказала ни огорчения, ни гнева по поводу присутствия Делиции. Либо она абсолютно бесчувственна, либо чрезвычайно глупа, либо очень умна. Аль-Зена не могла определить, что именно, и ей пришлось сделать паузу. Она подозрительно рассматривала Зенобию, пока та усаживалась на место, которое ей указали. Потом Зенобия повернулась к Делиции со словами:
– Я знаю, у вас двое сыновей. Какая вы счастливая! Надеюсь, и я когда-нибудь стану матерью сыновей!
Аль-Зена с трудом проглотила вино, пролив часть его себе на платье. Она послала служанку поскорее принести воду. Зенобия озабоченно заворковала:
– Ах, вы пролили вино! Надеюсь, оно не оставит пятна на вашей тунике!
Делиция разглядывала будущую жену Одената из-под густо накрашенных ресниц и выдавила усмешку. Эта маленькая бедави мудро ведет себя с аль-Зеной и готова вести с ней борьбу! Делиция видела, что аль-Зена еще не составила окончательного мнения о характере и уме девушки. Она воспользовалась возможностью оценить свою соперницу и вздохнула. Девушка просто красавица! Делиция подумала, что рядом с ней она кажется неинтересной.
Рабыня суетливо оттирала тунику аль-Зены, когда в комнату вошел князь Пальмиры. Он окинул взглядом трех женщин и резко спросил:
– Делиция, что ты делаешь здесь?
– А разве ты не пригласил меня, мой господин? Твоя мать сказала мне, что сегодня вечером я должна прийти на ужин.
– Тебя не приглашали! – послышался ледяной ответ. – Пожалуйста, вернись в свои комнаты!
Пораженная, Делиция встала, и Зенобия в то же мгновение поняла – мать Одената использовала эту женщину как пешку в своей игре.
– Пожалуйста, мой господин князь, не отсылай госпожу Делицию прочь! Я получила такое удовольствие от ее общества! – попросила Зенобия.
– Это не огорчает тебя, мой цветок? Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя несчастной.
– Мы с Делицией – ровесницы, а скоро станем подругами, я знаю. Пожалуйста, мой господин князь!
И Зенобия положила ладонь на его руку. Под ее взглядом Оденат так и таял. Он чувствовал, как сильно бьется его сердце.
– Что ж, если это приятно тебе, мой цветок, то Делиция может остаться! – грубовато ответил он.
Однако, произнося эти слова, он так хотел, чтобы в комнате не было ни Делиции, ни его матери! Тогда он смог бы поцеловать эти восхитительные губы, которые, казалось, с таким очарованием молили его об этом. Он нетерпеливо подал знак рабу, чтобы тот наполнил вином его бокал.
– Спасибо тебе, господин князь! – мягко произнесла Зенобия.
Аль-Зена чуть зубами не скрежетала от разочарования. Он влюблен! Да будут прокляты боги! Ее сын влюбился и не способен рассуждать! Однако если бы ей удалось показать ему, какое неподходящее для него создание эта девчушка, тогда Оденат, возможно, прислушается к голосу разума. Подумать только, девушка-бедави – княгиня Пальмиры! Никогда!
Трапеза оказалась довольно незамысловатой и началась с артишоков в оливковом масле и эстрагоновом уксусе. За ними последовали ягненок, жареный дрозд на спарже, зеленые бобы и молодая капуста. Завершился ужин персиками и зеленым виноградом. Князь не мог оторвать взгляд от Зенобии, вызывая этим ужас у своей матери и чувство смиренной покорности у Делиции. Зенобия с аппетитом ела превосходно приготовленные блюда, в то время как все остальные почти не притронулись к еде.
После завершающего блюда посуду со стола убрали и вновь наполнили бокалы вином. В зал вошли танцовщицы и менестрели. Делиция видела, как отчаянно желал Оденат остаться наедине с этой красивой девушкой, которую хотел взять в жены. Поэтому, как только танцовщицы выбежали из столовой, она поднялась и сказала:
– Позволь мне удалиться, мой господин. Я очень устала.
Князь благодарно улыбнулся ей и кивнул. Делиция поклонилась аль-Зене и Зенобии и вышла из комнаты. Еще несколько минут они сидели в молчании, откинувшись на свои ложа. Оденат ждал, когда его мать наконец удалится. Когда стало ясно, что она не собирается делать этого, он встал и, протянув Зенобии руку, сказал:
– Идем! Мои сады по праву считаются прекрасными. Ты извинишь нас, мама? Полагаю, теперь ты пожелаешь удалиться, ведь уже совсем поздно.
Зенобия вложила свою руку в руку князя и поднялась.
– Мне очень хотелось бы посмотреть твои сады, мой господин князь!
Даже не обернувшись на аль-Зену, Оденат увлек Зенобию в обширный затемненный сад. Тут и там вдоль дорожек пылали факелы, однако разогнать мрак ночи не могли. Зенобия не удержалась и усмехнулась.
– Надеюсь, ты знаешь, куда идешь! Мне не хотелось бы закончить свою жизнь в пруду с рыбой! – поддразнила она.
Оденат остановился и, повернув ее к себе, заглянул в лицо.
– Я хочу поцеловать тебя! – пылко произнес он.
Какой прекрасной казалась она ему при свете факелов, мерцавших, словно расплавленное золото!
– Что?
Ее сердце бешено застучало, она почувствовала панический страх. Затем робко заглянула в его красивое лицо, и ее глаза слегка расширились от удивления.
– Я хочу поцеловать тебя! – повторил он. – Если бы на твоем месте была какая-нибудь другая девушка, я бы даже не стал спрашивать разрешения!
– Ах! – воскликнула она.
Ее голос вдруг стал совсем слабым, и когда Оденат взглянул на нее, по ее лицу разлилась медленная улыбка.
– Ты – словно свежий ветерок, который проносится через город на закате, мой цветок!
Его рука соскользнула с ее плеча и обвила тонкую талию. Он крепко прижал ее к себе. Другая рука заскользила вверх по шее и лицу и запуталась в черном как смоль шелке ее волос. Он опустил свою темноволосую голову, его губы легко и быстро касались ее губ, распространяя по ее телу быстрые волны дрожи. Она отчаянно боролась сама с собой, пытаясь вернуть контроль над своими чувствами.
– Зенобия!
Его голос ласкал ее слух, и она задрожала. Что он делает с ней? Почему звук его голоса, произносящего ее имя, заставляет ее задыхаться?
– Зенобия!
Она почувствовала, как ослабли ее ноги, и чуть не упала в охватывавшее ее кольцо его рук. В течение короткого мгновения он вглядывался в ее лицо, а потом быстро наклонился, и их губы слились.
Его губы были теплыми, гладкими и твердыми. Зенобия, хотя и была наивна в том, что касалось поцелуев, все же почувствовала его сдержанность. Он поцеловал ее мягко и с величайшей нежностью. Казалось, его губы вытягивали из ее неискушенного тела самую суть ее существа. Она почувствовала, как из самой ее глубины поднимается страстное желание. Она неистово желала чего-то, но сама не знала, чего именно. По прошествии некоторого времени, которое показалось ей вечностью, он наконец оторвался от ее губ, и она пролепетала:
– Еще!
Он взглянул на нее, и его карие глаза стали почти прозрачными от страсти.
– Ах, Зенобия, ты возбудила меня! – тихо сказал он и снова поцеловал ее.
На этот раз его поцелуй был уже не таким мягким, но она не испытывала страха, а только отчаянное желание познать нечто большее. Он разомкнул ее губы, и его язык стал исследовать бархатистую нежность ее рта, словно что-то искал. Она чего-то хотела, сама не зная, чего именно. Она восхитительно дрожала, когда он в течение некоторого времени сосал ее маленький язычок. Потом придвинулась ближе к нему, и ее груди напряглись.
С нетерпеливым стоном он оттолкнул ее от себя.
– Ты еще так молода, мой цветок! – мягко произнес он.
Это звучало почти как упрек.
– Я неприятна тебе? – спросила она.
Она огорчилась, и он заметил это.
– Идем!
Он взял ее за руку, и они снова отправились гулять по темному саду.
– Нет, ты очень нравишься мне. Я еле сдерживаю себя, так мне хочется любить тебя.
– Тогда давай полюбим друг друга! – простодушно ответила она. – Я еще никогда прежде не была с мужчиной, но и Тамар, и Баб говорили, что то, что происходит между мужчиной и женщиной, вполне естественно. Я не боюсь, мой господин князь!
Он улыбнулся ей в темноте:
– Думаю, ни одна женщина не станет заниматься любовью с мужчиной, которого она не любит, к которому не испытывает чувств. Это безнравственно, мой цветок. Я никогда не делал этого с женщиной, которая совсем не любила меня. В этот вечер чувственная сторона твоей натуры едва лишь пробудилась, и ты страстно стремишься познать больше. Но ты еще не знаешь меня, Зенобия. Придет время и для плотских радостей, обещаю тебе!
– Ты заставляешь меня чувствовать себя ребенком!
И она надула губки.
– А ты и есть ребенок! – ответил он. – Но наступит ночь, когда мы с тобой будем любить друг друга, и тогда, Зенобия, я сделаю тебя женщиной, полностью осознающей могущество своей страсти.
Она вздохнула:
– Значит, мне придется довольствоваться твоими суждениями, потому что сама я ничего не знаю о таких вещах.
Оденат тихо засмеялся:
– Полагаю, мне следует наслаждаться твоей покорностью. Я подозреваю, что ты редко уступаешь кому-либо.
– Я знаю, что я не такая, как другие женщины, – сказала она, защищаясь. – Если я действительно нужна тебе, мой господин князь, ты должен принять меня такой, какая я есть. Не знаю, смогу ли я измениться, даже если сама захочу этого.
– Ты мне нужна такая, как есть, несмотря на то что у моего цветка пустыни есть шипы, как я подозреваю. – Он на минуту остановился, повернул ее к себе и снова поцеловал. – Пожалуйста, научись любить меня, Зенобия! Я сгораю от желания любить тебя!
– Любить меня или заниматься со мной любовью? – спросила она.
– И то и другое! – признался он.
В ответ она подарила ему быстрый поцелуй.
– Ты честный человек, – сказала она. – Думаю, мы сможем стать друзьями, а друзья, как мне говорили, становятся самыми лучшими любовниками.
Эти слова доставили Оденату удовольствие. Она совершенно серьезна, и он еще никогда не встречал женщину, которая была бы так восхитительно интересна.
– Почему ты не называешь меня по имени, Зенобия? – спросил он. – Ты называешь меня «мой господин князь», но никогда не произносишь мое имя.
– Ты ведь не давал мне разрешения называть тебя по имени, мой господин князь. Я всего лишь простая девушка из племени бедави, но я знаю, как себя вести.
Она замолчала, и он разглядел в темноте мерцание ее глаз.
– А кроме того, твое имя мне не нравится.
– Не нравится мое имя?! – Он изумился.
– Твое имя звучит слишком торжественно, почти напыщенно, мой господин князь.
– Но если нам предстоит пожениться, ты не можешь продолжать называть меня «мой господин князь»!
– Это ведь еще не решено, что мы поженимся! – спокойно ответила она. – Кроме того, я не могу воспринимать тебя как Одената Септимия, мой господин князь.
В ее голосе ему послышался дразнящий смех, и он оценил ее маленькую игру и ответил в том же духе:
– Мы поженимся, мой цветок, не бойся! Я собираюсь научить тебя любить меня и называть меня по имени. – Он сделал паузу. – Если не можешь называть меня Оденатом, тогда как тебе хочется называть меня?
– На людях я буду называть тебя «мой господин князь», но наедине ты будешь Ястребом, потому что напоминаешь эту птицу своим длинным прямым носом и пронзительным, мрачным, пристальным взглядом.
Оденат был польщен сверх всякой меры, и она поняла, что будет так, как она хочет.
– Итак, я для тебя Ястреб! – Он усмехнулся. – Ты воображаешь себе, что приручаешь эту дикую птицу, мой цветок?
– Никогда не следует приручать дикие существа, мой Ястреб. Нужно завоевать их доверие и уважение, стать их другом, и мы с тобой так и сделаем.
Снова она удивила его, и он усмехнулся про себя.
– Что ж, я буду Ястребом, если это доставит тебе удовольствие, Зенобия. Но сейчас уже поздно. Пойдем, я отведу тебя в дом.
Взяв ее за руку, он двинулся через темный сад с уверенностью верблюда, идущего знакомой тропой. Они вошли во дворец, она последовала за ним вверх по потайной лестнице и оказалась в коридоре, ведущем в ее комнаты. Они остановились перед большими двустворчатыми дверями.
– Умеешь ли ты ездить верхом на лошади? – спросил он.
– Да.
– Тогда будь готова на рассвете! – сказал он и, повернувшись, широкими шагами пошел прочь по коридору.
Она смотрела, как он уходил, а потом его фигура в длинной белой тунике исчезла за углом. Зенобия вздохнула и некоторое время стояла перед своей дверью. Потом один из солдат, охранявших ее апартаменты, поклонился и распахнул перед ней дверь. Залившись румянцем от смущения, она поспешила в свои комнаты и закрыла за собой дверь. Ей навстречу выбежала Баб:
– Ну что, все прошло хорошо, дитя мое?
Впервые в своей жизни Зенобии не хотелось разговаривать со своей любимой служанкой. Ей ни с кем не хотелось делиться тем, что произошло между ней и князем.
– Да, Баб, все прошло хорошо.
– Прекрасно, прекрасно! – одобрительно воскликнула Баб.
Чувствуя, что, если она не расскажет Баб что-нибудь еще, служанка не оставит ее в покое, Зенобия продолжила:
– Завтра на рассвете мне предстоит верховая прогулка вместе с князем.
Ей благополучно удалось отвлечь Баб.
– На рассвете?
– Да.
Зенобия сделала вид, что зевает.
Через несколько минут она была раздета и лежала в постели. К ее восторгу, она осталась одна – Баб разместилась в отдельной маленькой комнатке рядом с передней. Зенобия вытянулась в своей удобной постели и в восторге пошевелила пальцами ног под роскошным шелковым покрывалом. В ее голове одна мысль сменяла другую.
Все говорили, что это она должна принять решение относительно свадьбы. Однако истина заключалась в том, что выбор фактически уже сделан. Брак с князем Пальмиры возвысит ее. Единственное, что от нее требуется, – это произвести на свет следующего правителя Пальмиры. Князь – мягкий человек. Как и ее отец, он, казалось, искренне беспокоился о том, что она чувствует и думает. У нее нет другого варианта. Не было ли все это злым роком? Она без сна ворочалась в постели, вспоминая его поцелуи и то, что они с ней сделали.
В некотором отношении эти поцелуи испугали ее, так как делали ее совершенно беспомощной. Она не знала, чего он ждал от нее. Еще никогда прежде она не позволяла мужчине целовать себя. Юноши из ее племени довольно часто стремились застать ее одну, но ей всегда удавалось избежать их алчущих губ, их нетерпеливых рук. Если необходимо, она применяла насилие, ведь она никогда не была игрушкой мужчин и никогда не будет ею. Оденат же обнимал ее с нежностью и словно пробовал ее губы на вкус. Это возбудило ее любопытство. Она подозревала, что именно это он и намеревался сделать. Он не прикасался к ее телу, но из болтовни Тамар и Баб она знала, что мужчины любят ласкать женское тело. Почему же он не прикасался к ней? Может быть, в ее теле есть что-то дурное или неприятное?
Все еще бодрствующая, Зенобия встала с постели и вышла в портик, возвышавшийся над садом и городом. В течение нескольких минут она рассеянно шагала туда-сюда. Что в ней не так? К ее величайшему удивлению, она чуть не плакала. Где сейчас ее Ястреб? Неужели он покинул ее только для того, чтобы отправиться в объятия Делиции? Две слезинки скатились по ее щекам, и она яростно смахнула их. Какое ей дело до того, что он делает?
– Зенобия!
В ее ушах зазвучал его голос, и она, пораженная, вскрикнула. Сильные руки обхватили ее, и, к своему ужасу, она разразилась слезами и неистово всхлипывала, прижавшись к его обнаженной груди. Он дал ей выплакаться, а когда ее рыдания наконец начали стихать, поднял ее на руки и понес в спальню. Сидя на краешке ее ложа, он укачивал ее, прижав к себе.
– Почему ты плачешь, мой маленький цветок? Ты тоскуешь по дому?
– Н-нет!
– В чем же тогда дело?
– Я думала, ты пошел к Делиции.
– Я уже несколько месяцев не стремлюсь к Делиции. Я хожу в ее апартаменты только для того, чтобы увидеться с нашими детьми. Но только не наябедничай на меня, Зенобия, иначе ты испортишь мою репутацию.
Он был близок к тому, чтобы рассмеяться, рассмеяться от радости. Она любит его! Любит достаточно сильно, чтобы расплакаться при одной мысли о том, что он с другой женщиной! Однако он не должен прижимать ее к себе слишком сильно, хотя ее тонкая ручка, ласкающая тыльную сторону его шеи, сводит его с ума!
– Откуда ты появился? – спросила она.
– Мои комнаты находятся рядом с твоими, мой цветок, – ответил он. – Этот портик служит и для моих прогулок, и мне тоже было трудно заснуть.
Вдруг она заметила, что его грудь обнажена и на нем ничего нет, кроме куска ткани, обернутого вокруг поясницы. Она заметила также, что и сама она практически обнажена в своей тонкой белой хлопковой сорочке. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания князя, и он почувствовал, что символ его мужественности поднялся, отвечая на вызов ее прекрасного тела. Он сделал движение, чтобы отстранить девушку от себя, но ее руки только еще крепче сомкнулись вокруг его шеи.
– Зенобия! – В его голосе слышалась мольба.
– Люби меня хоть немножко! – тихо попросила она.
Он задрожал.
– Зенобия, мой цветок, имей же сострадание! Ведь я всего лишь мужчина!
– Люби меня хоть немножко, Ястреб! – повторила она, и ее тонкая сорочка распахнулась. Она скинула ее с плеч, и сорочка съехала на талию, обнажив ее округлые полные груди.
Это было великолепное зрелище, и Оденат на мгновение закрыл глаза, заклиная богов помочь ему. Он страстно желал обладать этой прелестной девушкой, которая так насмехалась над ним. Его рукам не терпелось приласкать ее, однако он пытался сдерживать себя перед этим невероятным соблазном. Она потянулась вниз, схватила его руку и подняла вверх, к одной из своих грудей.
– Зенобия! – простонал он. – Зенобия!
Но его рука уже отвечала на зов ее нежной и теплой плоти.
– Ах, Ястреб! – прошептала она ему на ухо. – Разве ты не хочешь меня? Хотя бы немножко?
– А ты хочешь меня? – с трудом выговорил он, задыхаясь.
Ее груди, упругие и полные, лежали в его руке, словно молодые гранаты.
– Мне больно, – сказала она. – Где-то внутри мне ужасно больно, и я ничего не понимаю.
– Это желание, которое ты чувствуешь, мой цветок!
Он позволил себе опустить глаза, и у него захватило дыхание, когда он увидел ее груди во всей их красе. Соски у нее были большие и круглые, цвета темного меда. Он испытывал страстное желание вкусить сладость ее плоти, но время еще не пришло. Он был совершенно серьезен, когда говорил ей, что никогда не занимался любовью с женщиной, если она не любила его.
Она станет его женой, но он даст ей время привыкнуть к нему и научиться любить его. Он желал этой любви, потому что знал, что Зенобия никогда еще не отдавала свое сердце, не говоря уже о своем теле, ни одному мужчине. Она еще ребенок, при всей чувственности ее форм и легкости ума. Это женщина, которую он с нетерпением стремился узнать, женщина, которой он поможет созреть и сформироваться.
Он держал в своих объятиях девочку, ребенка. Теперь ему удалось взять под контроль свои желания, и он нежно ласкал ее, нашептывая слова утешения в ее маленькое ушко. Его нежность подействовала на нее успокаивающе, и она вскоре заснула у него на плече. Когда ее дыхание стало спокойным и ровным, он встал и, осторожно повернувшись, положил ее на постель и накрыл шелковым покрывалом. Долгое время он стоял, глядя на нее сверху вниз и упиваясь ее прелестью, а потом со вздохом сожаления задул светильник и вышел из комнаты.
Он стоял в портике, ухватившись за балюстраду. Его взгляд не замечал ничего вокруг. Он даже не отдавал себе отчета в том, что ночь в пустыне становилась прохладной. Как долго ему придется ждать? Он хочет, чтобы эта девушка была рядом с ним. Ему хотелось разделить с ней всю свою жизнь, как печали, так и радости. Он почему-то верил, что плечи Зенобии достаточно сильны, чтобы нести часть его ноши. Идти по узкой дорожке между римлянами и его восточными воинственными соседями, персами, – нелегкая задача, особенно если учитывать, что ему надо еще удовлетворять интересы своих сограждан. Нужно беспокоиться о безопасности караванов вплоть до самой Пальмиры.
Кроме того, в его жизни была еще одна женщина – его мать. Лицо князя исказила гримаса. Единственное благодеяние, которое оказала ему аль-Зена, заключалось в том, что она дала ему жизнь. Но даже это она сделала неохотно. Он слышал рассказы о своем рождении, о том, как она не желала стать матерью вплоть до самой последней минуты. Говорили, что если бы она способствовала его рождению, то роды были бы легкими. Но она поступила наоборот и причинила вред сама себе, лишив себя возможности иметь в будущем другого ребенка. Его отец никогда не простил ей этого. Его родители не любили друг друга. Их брак был чисто политическим союзом. Говорили, что его мать была влюблена в персидского принца. Говорили также, что в их первую брачную ночь его отец был вынужден взять ее силой. Именно в ту ночь он и был зачат.
Родители любили его, но отец не разрешал ему проводить много времени в обществе аль-Зены. Оденат так и не имел возможности получше узнать ее до самой смерти своего отца. Но к тому времени ему исполнилось уже восемнадцать лет, и он был взрослым человеком. Однако он знал о ее несчастье и видел, какое разрушение может причинить брак без любви. Он поклялся, что никогда не прикоснется к женщине, если она этого не желает.
Он даже попытался стать ей другом, но она начала вести себя по отношению к нему как собственница. Он избрал тактику лицемерия, на словах выражая ей почтение, но помалкивал в ее присутствии о своих делах. Однако он был умен и проявлял по отношению к матери такую очевидную заботу, что она поверила в свою силу. Она постоянно давала ему советы, пытаясь вмешиваться в управление Пальмирой – дело, к которому она была совершенно непригодна. Хуже всего, что ему не с кем было поговорить, не с кем разделить свою ношу.
Внезапно звук водяных часов, каплями отсчитывавших минуты, напомнил ему о том, что час уже поздний. Он повернулся и направился в свою спальню. Он лег и заставил себя заснуть.
Когда в пустыню пришел рассвет, вытянув на песке свои пальцы расплавленного огня и расцвечивая все вокруг абрикосовыми и золотистыми тонами, из города выехали два всадника – черные силуэты на фоне яркого утреннего неба. Оденат сам выбрал для Зенобии горячую арабскую кобылу белой масти, такой же, как и его собственный крупный жеребец. Кобылу лишь недавно объездили. Зенобия стала ее первой хозяйкой.
– Как ее зовут? – спросила девушка, когда они выезжали из Пальмиры.
– У нее еще нет имени, мой цветок. Это твоя задача – дать ей имя, ведь эта кобыла – мой первый подарок тебе.
– Так она моя?! – В ее голосе слышались недоверчивость и восторг.
– Да, она твоя! – повторил он и позволил своему взгляду устремиться на ее длинные обнаженные ноги, выглядывавшие из-под короткого хитона. Он собирался принять какие-нибудь меры в связи с этим, так как не хотел, чтобы другие мужчины могли с нежностью смотреть на эти прелестные ножки.
– Я назову ее «аль-Уля»! – счастливым голосом произнесла Зенобия.
Он улыбнулся, кивком выразив свое одобрение. Слово «аль-уля» на арабском языке означало «первая».
– Это хорошее имя, и ты очень умно поступила, назвав ее так, мой цветок.
– А как зовут твоего жеребца?
– Ашур, воинственный, – ответил он.
– А что, он действительно воинственный?
– Из-за него я не могу держать других жеребцов у себя на конюшне. Он уже убил двоих. Теперь я держу только меринов и кобыл.
– Я буду состязаться с тобой! – бросила ему вызов Зенобия.
– Только не сегодня, мой цветок! Аль-Улю только что объездили, и ей нужно время, чтобы привыкнуть к тебе. Кроме того, мне нужно возвращаться, ведь у меня сегодня напряженный день.
– А можно мне поехать с тобой? Это гораздо интереснее, чем болтать с женщинами. Я не привыкла сидеть и ничего не делать, только красить ногти да мокнуть в лохани с надушенной водой.
Он сочувственно усмехнулся:
– Когда станешь моей женой, сможешь повсюду ездить со мной, Зенобия.
– О, черт!
Она поняла, что ей придется остаться в женских апартаментах, где она окажется между аль-Зеной и Делицией.
Он прочитал ее мысли и стал посмеиваться над ее разочарованием:
– О, мой бедный цветок, оказавшийся между осой и бабочкой!
– Откуда ты знаешь, о чем я подумала? – спросила она.
– Выражение твоего лица яснее любых слов, которые ты могла бы произнести! – ответил он. – Если ты станешь моей женой, Зенобия, я не стану загонять тебя в гарем, обещаю! Ты будешь свободна и сможешь уходить и приходить, когда тебе захочется. Я сделаю для тебя то, что еще ни один князь Пальмиры не делал для своей княгини – я сделаю тебя равной мне.
