bannerbannerbanner
Леса хватит на всех

Борис Батыршин
Леса хватит на всех

Полная версия

Лес есть Лес. В нём каждый сам за себя. Или, в лучшем случае – за свою банду.

Но к Фране и её спутнику этот простейший закон выживания не относится. Она – сотрудница солидной государственной организации, занимается серьёзным делом: ведут «полевые наблюдения» по заданию заведующего лабораторией экспериментальной микологии signore Шапиро, нового научного руководителя итальянки. Сильван же приставлен к ней в качестве проводника и охранника.

«Постарайтесь держаться подальше от неприятностей, сеньорина Монтанари. – напутствовал её Шапиро. – В последнее время в окрестностях ГЗ неспокойно, поговаривают о каких-то проходимцах, нападающих на челноков и фермеров, которые ездят Университетский рынок. Хотя на наших сотрудников нападений пока не было, опасаются. Отправлю-ка я с вами Умара, пусть приглядит, чтобы всё было комильфо…»

Но, как выяснилось, у сильвана имелось своё представление о том, как выглядит «комильфо». Он улыбнулся, приложил палец к губам – «сидите тихо, сеньорита!» – и неуловимым движением перетёк из кустов на тропу. Р-раз – ствол карабина втыкается ошеломлённому бандиту в солнечное сплетение, тот послушно сгибается вдвое. Два! – короткий взмах, и второй спиной валится в кусты, получив удар окованным металлом прикладом в челюсть. СКС отлетает в противоположную сторону. Три – ещё один удар прикладом, в скулу первому бандиту, который начал, было, разгибаться…

– Attenti![8]

Третий бандит, тот, что собирался потрошить вьюки, кинулся на сильвана сбоку, занося для удара большой, зловещего вида тесак. И – не достал: на пути, как чёртик из табакерки, появилась изящная девичья фигурка. Франа стояла, пригнувшись, выставив перед собой руку. Щёлкнуло, из сжатой в ладони перламутровой рукоятки выскочило узкое, дюймов шести в длину, лезвие стилета-выкидушки.

– Sei brutte come la merda de gatto![9]

Бандит, услыхав нерусскую речь, от неожиданности споткнулся, но не остался в долгу – матерно выругался и широко замахнулся тесаком. Этого мгновения итальянке хватило, чтобы перейти в атаку. Она промахнулась самую малость – нож вместо живота скользнул по рёбрам. Но её противнику хватило и такой малости – он отскочил, прижимая ладонь к боку, откуда сочилась алая струйка, и испуганно уставился на Франу. А та не замедлила нанести coup de grace[10], на этот раз, психологический: зловеще улыбнулась, высунула острый язычок и сделала вид, что слизывает кровь с лезвия. В глазах злодея мелькнул дикий ужас. А когда итальянка, качнув бёдрами, сделала шаг вперёд – он пронзительно взвизгнул, выронил тесак и поспешно задрал руки. Франа скривилась – от бандита остро пахнуло свежей мочой.

На этом баталия и закончилась. Опомнившийся челнок принялся одного за другим вязать бандитов, Умар страховал его с карабином наизготовку. Итальянка не захотела принимать участия в процессе. Подошла к ослику – тот дружелюбно фыркнул, приветствуя новую знакомую, – и стала гладить его по тёплому мягкому носу.

– Молодец, Мойша, спокойно стой… – челнок, закончив с пленниками, добыл из торбы сухарь и протянул на ладони ослику. Тот сочно захрумкал угощением.

– Как вы, сказали, signore, его зовут?

– Мойша. – ответил челнок. Он вытер ладонь о шкуру и принялся подтягивать ремни, удерживающие тюки. Был ещё до Зелёного прилива мультфильм, так в нём у княжны был ослик по имени Моисей. Если сократить на еврейский манер, то получится – Мойша. Впрочем, вы, наверное, не видели, мультик-то на русском…

– Не видела. – согласилась девушка.

– С этими что будем делать? – подошедший Умар кивнул на пленников. Они сидели, привалившись друг к другу спинами, и угрюмо косились на победителей. – И надо бы перевязать того, что вы, сеньорина, подрезали, а то кровью истечёт.

– Перебьётся. – ответил Петю ня. – Помрёт – значит, планида его такая. Да и неглубокая рана, я посмотрел. Нож по рёбрам скользнул, кровь сама скоро остановится. Мы их золотолесцам сдадим – за порядком на Воробьёвых надзирают они, вот пусть и расследуют.

Франа удивлённо подняла брови. Насколько она помнила, на Манхэттене подобные вопросы решали прямо на месте, без привлечения «надзорных органов». Выстрел в затылок, удар ножа, если было время, кусок верёвки с петлёй удавкой – вот вам и суд, и следствие, и мера пресечения.

Но, видимо, в этом Лесу свои порядки. Не столь кровожадные.

– А вы куда собирались, дядя Петя? – спросил Умар. – Вижу, вы с товаром, вьюки-то полны…

На Франу сильван поглядывал с почтительным недоумением. Та, уловив взгляд спутника, усмехнулась, демонстративно сложила нож и спрятала в рукав.

– В Пионерское. – не стал скрывать челнок. – Большой заказ из усадьбы «Воронцово». Ну и в «Ладошки» по дороге заглянул, крюк-то невелик…

«Ладошки» – богатый хутор, расположенный в самом центре парка близ метро «Проспект Вернадского», получил название по странной скульптуре, установленной на перекрёстке центральных аллей парка – контуры человеческих ладоней, красная, синяя и жёлтая и зелёная. Обитатели хутора тщательно ухаживали за диковинной инсталляцией, благодаря чему она и пережила эти тридцать нелёгких лет.

Челнок снова повернулся к пленникам.

– Пожалуй, к золотолесцам мы их не поведём. Далеко, да и хлопотно. Я лучше придумал: разденем до подштанников, и пусть катятся на все четыре стороны. Посмотрю я, куда они отправятся в таком виде!

– И куда? – заинтересованно спросил Умар.

– Может, в Мичуринское пойдут сдаваться, может, в Пионерское, к колхозникам. А скорее всего – в ГЗ. Эта троица наверняка уже успела напакостить в окрестностях, по мелочам, а университетским охранникам на это плевать. Подержат в обезьяннике пару недель, дадут какое ни то тряпьё, да и отпустят восвояси.

– Верно. – подтвердил Умар. – Когда Шапиро нас отправлял, то предупредил, что в окрестностях пошаливают.

– А я о чём? – обрадовался челнок. – Клык на холодец, как говорит Бич, это их работа. Вот и пусть пишут явку с повинной…

– Злой ты, дядя Петя. – с удовольствием сказал Умар. – разве можно с людьми так? Лучше уж прирезать.

– Зато ты, как я погляжу, добрый. – ухмыльнулся Петюня. Ну-ну, не обижайся, это я шуткую. Буду на Кордоне – обязательно скажу Вахе «спасибо». Хорошего сына воспитал, храброго!

– Вы закончили ваш диспут, signore? – осведомилась Франа. – Если нет, то решайте что-нибудь, prego[11], а то у меня ещё Molti… много дел.

– Да, конечно… – заторопился Умар. – С этими только разберёмся – и идём.

На выполнение коварного плана Петюни понадобилось минут десять. Один из бандитов, тот, с распоротым боком, попытался было, заспорить, но Петюня ткнул его сапогом под рёбра. Пленник заткнулся. Двое других угрюмо молчали, обречённо уставясь в землю. Умар помог челноку увязать на Мойшу трофеи, поулюлюкали вслед ковыляющим прочь налётчикам, и распрощались, вполне довольные друг другом. Напоследок сильван забрал в счёт их с Франой долю добычи – битую жизнью двустволку двенадцатого калибра с укороченным прикладом и обрезанными почти наполовину стволами. «Такое было у дяди Сергея, Бича, то есть. – объяснил он Фране. – Состояние, вроде, сносное, потом постреляем, испробуем…»

Итальянка спорить не стала – мужчине, в конце концов, виднее. Осмотрев трофей и клацнув пару раз стволами-переломками (к её удивлению, патронов в них не было), она повесила кургузое ружьецо на плечо.

– Ладно, mio amico![12], идём. A lupara пригодится – вдруг тут у вас не только banditi, водятся, но и волки[13]?

До Главного здания они дошли примерно за час – сутки назад прошёл дождь, и Мичуринская улица снова превратилась в глубокий каньон, по которому неслись в сторону Воробьёвых гор потоки вспененной коричневой воды. Временные мостки, сооружённые фермерами, ежедневно шастающими на университетский рынок, снесло, и пришлось делать изрядный крюк, пока не нашлось поваленное дерево, по стволу которого провал и преодолели.

 

– А вы – смелый юноша… – заметила Франа, когда уже они подходили к ГЗ. – Наброситься в одиночку на троих вооружённых до зубов mafioso – это belissimo![14]

– Да какая мафия, сеньорина Монтанари! – смутился Умар. – Так, мелкая шелупонь. Они и стрелять-то не решились, а один вообще двустволку не зарядил, вы же видели…

– Не скромничайте, mio amico! – итальянка как бы невзначай взяла его за кисть. – Вы настоящий coraggioso[15]… храбрец, так по-русски? И, кстати…

Она и не думала отпускать руку. Тонкие пальчики скользнули в рукав, нежно погладили запястье…

– Я подумала: может, не стоит рассказывать об этот stupidita[16] нашему боссу? К чему лишний раз волновать человека?..

Умар кивнул.

– Договорились.

– Сегодня я действительно очень занята. – продолжила девушка, – а вот завтра, если вы не против, можем поужинать вместе. Я живу в корпусе «Е» на шестом этаже – заходите, обещаю вам настоящую неаполитанскую лазанью!

И с удовольствием увидела, как побурела зеленоватая кожа собеседника.

* * *

Московский Лес,

ГЗ МГУ

– Ни на минуту отпустить вас нельзя! – кипятился Яков Израилевич. – Просил же быть осторожнее, осмотрительнее… А если бы вас убили? А уж от вас, Умар, я и вовсе такого не ожидал. Что, заняться было нечем, кроме как бандитов ловить?

Итальянка и сильван виновато переглянулись. Скрыть происшествие не получилось: изобиженные налётчики, как и предсказывал Петю ня, сдались охране ГЗ, и история получила широкую огласку. К Фране уже успели пристать с расспросами – правда ли, она в одиночку обезвредила двоих вооружённых бандитов, а потом ограбила их до нитки? Хорошо хоть, успела перед визитом в лабораторию заскочить к себе в общагу и оставить там трофейную двустволку. К чему давать лишнюю пищу для пересудов?

– Ладно, Умар Вахович, ступайте. – разрешил Шапиро. – И учтите, я вами крайне недоволен, и сообщу об этом происшествии вашему… хм… наставнику. В самом деле, никакого понятия о дисциплине!

Сильван с облегчением выдохнул и скрылся за дверью, успев бросить короткий взгляд на Франу. Итальянка на прощание одарила его улыбкой, и это не укрылось от внимания начальства.

– А вы, сеньорина Монтанари, прекращайте мне тут разлагать сотрудников! Думаете, я не в курсе ваших похождений?

Франа кротко потупилась. В самом деле, было несколько скандальчиков… довольно пикантных. Но и завлаб тоже хорош – вечно эти русские делают из мухи слона!

Но Яков Израилевич уже сменил гнев на милость. В отличие от профессора Симагина, в чьей лаборатории Франа стажировалась во время прошлого визита в Московский лес, доцент-миколог был отходчив и не злопамятен.

– Вы, кажется, хотели меня о чём-то расспросить? Вероятно, это связано с темой ваших будущих исследований?

Следующие полтора часа пролетели, как одна минута – Франа и Шапиро обсуждали планы работы, составляли графики, пару раз даже слегка повздорили – но в меру. В рабочем, так сказать, порядке. А под конец итальянка подняла тему, ради которого, собственно, и затеяла беседу. Графики-то она и сама могла составить, не впервой.

Яков Израилевич, услыхав вопрос, крякнул, стащил с носа очки, извлёк из кармана большой клетчатый платок и принялся протирать стёкла. Франа уже успела усвоить, что это действо означало у завлаба крайнюю степень озадаченности.

Значит, вас интересуют малоизвестные патологии, связанные с Лесом? Но, сами посудите, сеньорита: если они неизвестные, то откуда же мне о них знать? Это вам надо к тем, кто много времени проводит снаружи. Я-то сижу безвылазно в ГЗ. Лесная Аллергия, будь она неладна…

Франа кивнула. Практически все сотрудники лаборатории экспериментальной микологии в той или иной степени страдали от Лесной Аллергии. Потому доценту Шапиро и приходилось прибегать к услугам стажёров, вроде неё и Умара – тех, кого этот недуг обошёл стороной.

И других, о ком она уже слышала…

– А кто может знать?

Франа постаралась, чтобы вопрос прозвучал как можно непринуждённее.

Шапиро засунул платок в карман и водрузил очки на переносицу.

– Пожалуй, вам мог бы помочь лаборант, Егор Жалнин. Он, хоть устроился к нам совсем недавно, но о Лесе знает больше, всех сотрудников лаборатории, взятых вместе.

– А где его найти? – жадно спросила Франа. Она, разумеется, знала уже об этой легендарной личности. Впрочем, не только о нём.

Шапиро развёл руками.

– Увы, не в курсе. Признаюсь вам, сеньорита: Бечёвников только числится у нас лаборантом, а на самом деле, не вылезает из разного рода авантюр. Вот, скажем, недавно…

И доцент принялся рассказывать о похождениях непутёвого сотрудника. Франа слушала, но больше из вежливости – эти самые байки ей уже успели поведать девочки-лаборантки во время обеденного перерыва.

– Неужели, кроме него, расспросить больше некого?

– Можно, конечно, зайти на кафедру экзо-медицины. В принципе, болезни, связанные с Лесом – их вотчина. Но вряд ли вы узнаете там что-то новое. Их работы регулярно публикуются, уверен, вы уже всё изучили.

Франа кивнула. Этот вариант она отработала в первую очередь – и без особой пользы.

– Что-то ещё?

Шапиро ненадолго задумался, потом лицо его посветлело.

– Ну конечно! Попробуйте побеседовать с Мартином. Он, как бы вам сказать… наш нештатный сотрудник. Помогает по мелочам, пробирки моет, убирается, то, сё… Дело в том, что он – лучший знаток разного рода баек, легенд и сплетен о Лесе. В том числе – и о всяческих мифических болезнях.

– Я понимаю, источник информации не самый надёжный. – торопливо добавил Яков Израилевич, увидав скепсис на лице собеседницы, – но вы всё же постарайтесь отнестись к нему серьёзно. Случалось найти и в этой помойке алмаз… Только учтите: вытянуть из Мартина что-нибудь связное будет непросто. И, умоляю вас, осторожнее!

– А в чём дело? Он неуравновешен? Или…

– Да, собственно, никаких «или». Но если будет наливать – отказывайтесь. Печень – она, знаете ли, одна…

* * *

"…штурмовой танк с оглушительным треском ломился через заросли высоченного, в три человеческих роста, ядовито-зелёного кустарника. Толстенной многослойной, с керамическим усилением и навесными динамическими блоками, броне нипочём были клешниракопауков и шипомордников…"

– Твоювгосподабогадушупресвятуюгробамать! – Мартин тряс тощим журнальчиком с кислотно-аляповатой обложкой. Франа пригляделась: дешёвое «замкадное» издание, одно из многих, паразитирующих на теме Леса. Неизвестно, где старый алкаш раздобыл журнал, но теперь он устроился здесь, в кафе в «Шайба», на первом этаже Главного Здания, и развлекал слушателей – по большей части студентов и лаборантов – литературоведческими сентенциями. Разумеется, на свой, неповторимый манер.

Мартин обернулся к публике и картинно вздел журнал над головой.

– Танк, вам ясно? Штурмовой! С блоками, мля, динами… ик… динамическими! Воюет с шипомордниками! В Лесу! Спасибо, мля, хоть не «Мамонт» называется[17]…. И вот это называется современная фантастика?!

– А что тут такого? – возразил долговязый студент-третьекурсник с нашивкой факультета Почвоведения на выцветшей стройотрядовке. – В Карачи, в пакистанском Лесу то есть, именно танки и воюют. С шипомордниками. Правда, они там размером с носорога, и пули их не берут, даже бронебойные. И называются они как-то по-другому…

Окружающие (их, на взгляд Франы собралось не менее двух десятков) поддержали почвоведа нестройным гулом. Тридцатилетняя безнадёжная война, которую пакистанцы вели со своим Лесом, давно стала одной из любимых тем авторов боевиков.

Мартин облил знатока презрительным взглядом и громко икнул.

– Я тя умоляю, парень! Дело-то не в Карачи, а в Нью-Йорке, в Манхэттенском Лесу! Да вот, тут дальше…

«…Игнасио вскинул верный «Томмиган» и дал длинную, на пол-диска очередь от живота. Раздался пронзительный вой, от ствола титанической, метров двадцати в диаметре, секвойи, взломавшего асфальт на перекрёстке Бродвея и Пятой авеню, отделился зомби – некогда белый мужчина, а теперь весь покрытый пятнами гнили – сделал несколько шагов навстречу Игнасио и рухнул от следующей очереди.

«Бокор будет доволен!» – подумал лутер и перебежками, пригибаясь и ныряя под плети вьющихся лиан, то тут, то там пересекающих улицу, кинулся к подстреленному врагу. – Теперь-то он точно позволит мне сделать новую татуировку: пусть все видят, какой умелый воин Игнасио Роха, мексиканец!»

– Не, ну ты поэл? – Мартин чуть ли не рыдал. – Умелый воин! Ныряет он под кустики! Очередь у него от живота на пол-диска – а в нём, между прочим, сотня маслят… Зарежьте меня ножиком, а лучше налейте! Мой интеллект не в состоянии этого вынести!

Момент был слишком удобен.

– Sono d’accordo con lei[18]… вы всё правильно сказали, signore Мартин. – торопливо заговорила Франа. Взгляды слушателей немедленно обратились к ней. – Prima di tutto[19], автор completamente… как это на русский… совсем не знает, о чём пишет, и on с'ё alcun dubbio[20]…. это есть правда… Латиноамериканец в банде, возглавляемой колдуном Вуду, бокором – это senza senso[21]… неправильно. Там только негры, даже мулатов не принимают, fottuti razzisti… проклятые расисты! К тому же лутеры, собиратели spazzatura… хлама, который остался в брошенных домах – самая презренная каста, а вовсе не бойцы. Да, и зомби не могут быть белыми, только negros – бокоры их делают из своих мертвецов…

– Во! – Мартин снова икнул. – А я вам чё говорил? Козлы они все, пишут не пойми что…

– In secondo luogo[22], – продолжала итальянка, – ни секвой, ни вьющихся лиан на перекрёстке Пятого авеню и Бродвея нет, и быть не может. Там только древолиана на небоскрёбе-утюге, действительно, очень толстая. И давно morto… мёртвая, сухая.

– Мёртвая? Почему? – жадно спросил почвовед. На Мартина он уже не смотрел.

 

– Это есть главная enigma… загадка Нью-Йоркского леса. – Поначалу остров зарос огромными деревьями, лианами – всё, как в Московском Лесу. Но позже, когда nordamericani стали ссылать туда banditi, всё изменилось. Везде проросли чёрные колючие лианы, и они стали soffocare… душить деревья одно за другим. Та древолиана на небоскрёбе-утюге вся окутана чёрной колючкой. А когда негритянские банды возглавили адепты Вуду, бокоры и хунганы, стало совсем плохо. Чёрный терновник catturato… захватил весь Манхэттен, теперь там кроме него, ничего нет, только мхи, грибы да лишайники. И улицы сплошь им заросли, пройти нельзя. Приходится передвигаться metropolitana… в тоннелях под землёй.

– Складно излагаешь, чувиха! – подал голос Мартин. – Словно сама всё это видела!

– Я и видела. – согласилась итальянка, не отреагировав на непонятное «чувиха». – Я почти год работала на Манхэттене в caritatevole… благотворительной миссии. Много видела: и заросли чёрного терновника на улицах, и войны банд и даже зомби случилось встретить однажды!

Итальянка сделала паузу.

– Мне говорили signore Мартин, что и здесь встречаются зомби? Не negros, обработанные колдунами-вуду, как на Манхэттене, а обитатели этого Леса, только больные… sconosciuto… неизвестной болезнью?

– Да всё это сказки… – неуверенно начал почвовед, но на него цыкнули так, что студент немедленно заткнулся. Мартин же с отвращением покосился на «знатока», шумно почесал грудь в вырезе майки, в два глотка прикончил стоящий перед ним стакан (Франа поморщилась, уловив отчётливо запах крепкого алкоголя) и согласно кивнул.

– Девчонка верно говорил, парень, хоть и из Европ приехала. Не знаешь – не толкуй, как писал поэт Тва… ик!.. Твардовский. Да вы тут, небось, и Тёркина не читали?

Почвовед развёл руками. Студенты-слушатели по одному прятали глаза.

– Не читали, конечно. – горько вздохнул Мартин. – Куда мир катится… то есть докатился? А зомби тут водятся, красавица. – сказал он, обернувшись к Фране. – Только разные они. Есть зомби грибные…

Он замолчал, пошарил по столу, сграбастал стоящий перед ним стакан, но пить не стал – осмотрел сосуд на просвет, убедившись, что жидкость занимает в нём примерно половину объёма.

– Так о чём это я…. – снова заговорил Мартин. – есть, значит, зомби грибные. Это одно дело. А есть и чёрные. Те пострашнее будут, хотя и грибные – тоже не подарок. Они, правда, не совсем чёрные и даже не совсем зомби, а такие… андеды. Это по-аглицки, «немёртвые». Души в них нет всю чёрная пыль того…

Франа терпеливо ждала. Похоже, предупреждение Шапиро имело под собой основания. Вытянуть из такого собеседника нечто связное будет ох, как непросто.

Если вообще возможно.

Мартин тем временем поставил стакан на место – увиденное явно его расстроило – громко икнул и продолжил рассказ.

– Значить, чёрные зомби. Я сам их, правда, не видел… давно.

Он быстро, словно кто-то из слушателей мог его опередить, схватил стакан, в два глотка прикончил его содержимое.

– Не люблю я об этом. Скверная тема, гнилая. Но, раз уж пошла такая пьянка… – он снова скривился и заглянул в стакан. Тот, к сожалению, был пуст. Итальянка едва не выругалась – ну что стоило запастись для этого разговора бутылочкой крепкого? Намекал же Шапиро, ясно намекал. Как бы сейчас пригодилось!

Мартин уже отвлёкся от гранёного друга.

– Уж не знаю, от кого ты про это наслушалась, но есть только два человека, которые реально в теме: Бич да Егорка, лаборант с нашей кафедры… его ещё Студентом кличут.

Наконец-то конкретика! Франа едва сдержала довольную улыбку – дело сдвинулось с мёртвой точки. «Грибные» зомби – явственный намёк на неизвестную болезнь, вызываемую грибами-паразитами.

– Scusi[23], signore Мартин, а где именно в Лесу ваши amici видели зомби? И почему вы их назвали «грибными»?

– Насчёт грибов это ты к Яше, он по ним спец. – непонятно ответил Мартин. – Я что-то не пойму: ты, искать их, зомбаков то есть, собралась? Ты это дело брось, красавица. Сгинешь. Дождись Бича со Студентом, – сейчас-то ни того, ни другого в ГЗ нет, разбежались по своим делам, – и их расспроси. А более никого не спрашивай: врать будут, точно тебе говорю…

Доцент Семибоярский, до сих пор прятавшийся за спинами студентов, бочком выбрался из толпы и торопливо пошагал к лифтам. У проблемы, над которой они с Симагиным ломали головы весь предыдущий день, наклёвывалось решение.

IV

2055 год, осень

МЦК, на подъездах к станции «Соколиная Гора»

– Станция Хацепетовка, поезд дальше не пойдёт!

Пронзительно заскрежетало железо по железу. Дрезина, коротко вякнув гудком, притормозила, не докатившись полсотни шагов до нависшей над путями пешеходной эстакады.

– Приехали, слезайте здесь! – парень-путеец по пояс высунулся из бокового окошка будки. За спиной у него рокотал, распространяя запах горелого подсолнечного масла, дизельный движок в облупленном решётчатом кожухе. – На платформе останавливаться не будем, дурное это место. А дальше вдоль путей, справа, сплошь колючие кусты – там и с топором не пробиться, бензопила нужна…

Виктор кивнул, озирая окрестности. Он уже успел наслушаться про «нехорошую» станцию, и теперь воочию видел причины такого к ней отношения. Здесь почти ничего не росло – ни зелёного листка, ни пучков травы, пробивающейся сквозь асфальт, ни прядей проволочного вьюна на голых, облезлых стенах станции и пешеходного мостика – одни только трещины в голом бетоне да пустые переплёты окон мёртво скалятся острыми стеклянными зубьями.

Изрядная редкость для Московского Леса.

Пейзаж справа от путей, производил совсем уж удручающее впечатление. Виктор никогда не увлекался видеоиграми, но первое, что пришло ему в голову – именно этими кварталами, между 8-й и 5-й улицами Соколиной Горы, вдохновлялись дизайнеры, создававшие игры в популярном когда-то жанре постапокалипсиса. Не было здесь ни буйно разросшейся акации и сирени, ни древесных гигантов, появившихся в мегаполисе вместе с Зелёным Приливом, ни даже вездесущей ползучей зелени, которой в других районах сплошь заросли руины домов и фасады уцелевших строений. Лес словно побрезговал этими кварталами: между мёртвыми многоэтажками виднелись лишь, голые, почерневшие, словно обугленные, скелеты деревьев, ржавые остовы автомобилей, асфальт весь в ямах и промоинах, На фасадах, зияющих выбитыми окнами, то тут, то там – угольно-чёрные языки копоти, крыши топорщатся обломанными стропилами. Всё здесь было какое-то… словно обсыпанное невидимой глазу чёрной пылью.

Виктора передёрнуло. Прав путеец, дурные здесь места. Мёртвые. А ещё – чем-то знакомым веяло от этой черноты. Знакомым, и весьма неприятным.

«…ещё бы оно было тебе незнакомо! Та Чёрная Плешь в Грачёвке, ту, что осталась на месте расправы с Блудояром и Хорьком…»

Видимо, он произнёс это вслух, потому что Ева, возившаяся с рюкзаками, сваленными возле будки машиниста, немедленно отозвалась.

– Ты тогда валялся с раненой рукой, а вот я насмотрелась. В точности такой мертвечиной тянуло от этой отметины. В Марьиной Роще, в полосе Мёртвого Леса, тоже попадаются похожие, сама видела. Но там они неопасные – мелкие, выдохшиеся, да и зарастают быстро…

Виктор кивнул. Сам он не присутствовал при достопамятной экзекуции, учинённой друидами над доверенным палачом Порченого, и предателем-хуторянином, и не видел, как Прорыв – столб чёрного то ли света, то ли праха, выдул, если верить друидам, человеческие души, оставив пустые ходячие оболочки. А вот ощущение – мертвенную ауру поляны, отмеченной с тех пор угольно-чёрным кругом – он запомнил накрепко.

Здесь, вблизи почерневших Лес знает сколько лет назад кварталов, ощущение это было другим. С одной стороны, гораздо сильнее, а с другой – не столь острое, не столь пронзительное. Сглаженное временем, что ли?

– И давно здесь так? – он мотнул головой, указывая на неживую пустошь.

Ева неопределённо пожала плечами.

– Всегда было. Вообще-то сюда никто не заходит, стрёмно, да и незачем. Один из наших, Игнат его звали, наслушался однажды барахольщиков – те, якобы щипали Мёртвый Лес по краям – и сунулся. Так и сгинул.

– Его что, не искали? – удивился Виктор. Он уже успел убедиться, что у егерей не принято оставлять своих без помощи.

– Так мы же не знали, куда он отправился. – вздохнула женщина. – а когда забеспокоились, уже больше двух месяцев прошло. Пока слухи собрали, пока барахольщиков этих разыскивали – впустую, кстати, так никого и не нашли – ещё месяц долой. Ну и решили, что Игнат, скорее всего, сюда вообще не добрался, а накрылся где-то ещё. Он вообще мутноватый парень был, себе на уме. Так что разузнать что-то, да ещё спустя столько времени…

Ева безнадёжно махнула рукой.

– Давно это было, лет пять назад. Мы после того случая договорились перед особо рискованными рейдами обязательно оставлять в Норе «выручайки».

«Выручайками» егеря называли запечатанные пакеты с надписанной датой. Пакет отдавали Хранителю Норы, и вскрывали по истечении контрольного срока. После чего – собирали спасательную партию. До сих пор Виктору ни разу не приходилось этого делать – невостребованные же пакеты вернувшиеся в срок владельцы самолично сжигали в камине общего зала Норы. Такую осторожность Виктор вполне понимал: не всякий из этих убеждённых одиночек спешил оповещать друзей-коллег о своих планах.

– Значит, вы больше ничего не узнали об этом месте?

Виктор поймал себя на том, что ему важно получить ответ на вопрос. Вот с чего бы? Идти им в другую сторону, ничего особенно неотложного здесь не просматривается…

Чуйка, как говорит Серёга-Бич. Причём – весьма настойчивая. А чуйке в Лесу принято доверять.

– Откуда нам знать? Говорю же: никто туда не заходит. – Еву, похоже, тяготил интерес супруга к «нехорошей» пустоши. – Есть один-единственный человек, который что-то знает наверняка – это Мартин, тот, что живёт в ГЗ. Бич рассказывал, что его как раз здесь Зелёный Прилив застиг, ещё тогда, тридцать лет назад. Так и шёл отсюда до Воробьёвых гор со стаканом своим знаменитым. Только он почему-то об этом никому не рассказывает. Спросишь – трясётся, заикается и замолкает. А потом уходит в запой дня на три. Видать, хлебнул лиха мужик.

О Мартине, настоящем кладезе лесных баек и легенд, живой достопримечательности Гласного Здания, прижившейся под крылышком завлаба экспериментальной микологии, Виктор уже был наслышан. По большей части – от того же Сергея-Бича.

Где-то он сейчас? Вроде бы, на каком-то толковище, затеянном предводителями самых влиятельных группировок Московского Леса. Ну, им виднее, конечно…

– Ладно, не рассказывает – пусть его. Мы и сами заглянуть туда можем. Сколько меня лешаки у себя продержат – неделю, две? Вот на обратном пути и посмотрим, что это за невидаль…

– Это ты брось! – немедленно встревожилась Ева. – Тоже мне удумал – в Мёртвые кварталы лезть! Не надо тебе туда. И никому не надо. И даже смотреть туда не надо!

Виктор с удивлением посмотрел на супругу, обычно спокойную и ироничную.

– Да я же шучу… – попытался он сгладить свою промашку. – Подумаешь, сказал…

– Вот и думай, когда говоришь! – Ева никак не могла успокоиться. – И вообще, хватит болтать, идти пора. Гоша, небось, услышал, как мы подъехали, ждёт. Давай, поворачивайся, помогу рюкзак надеть…

* * *

Измайлово,

Запретный Лес

– А по эту сторону от МЦК, в сам парк – что, тоже никто не ходит?

Виктор зябко повёл плечами – неуютно здесь было, нехорошо. Глухая, напитанная зеленью и влагой тишина, какая-то неживая, мертвенная – хотя и по-другому. Не так, как на мёртвой пустоши Соколиной Горы.

– Никто. – отозвалась Ева. – А как сюда ходить? Если углубиться в Запретный Лес то шагов через двести-триста он становится не то, чтобы непроходимым, не пускает дальше и точка! Эта тропка – исключение: позвали нас сюда, пригласили. Да и зашли-то мы всего ничего, Круглый Пруд у самой границы. Там нас ждать и будут – на дальнем берегу, где раньше была лодочная станция.

Виктор огляделся. И правда, подлесок был непривычно густ для такого леса, сплошь состоящего из кряжистых дубов, клёнов и грабов. И дышалось здесь непривычно тяжело. Он сделал вдох полной грудью и тут же пожалел об этом. Вроде, и нормально пошло, и лёгкие полны… ан нет, не полны! Пусто в них, и только под черепом ночной бабочкой «мёртвая голова» шуршит, бьётся мысль – «назад, идиот, возвращайся, пока не подох!..»

Одно слово – Запретный Лес.

В просвете между деревьями мелькнула стоячая, затянутая сплошной ряской вода. Дальше тропка вела по берегу. Впрочем, тропка – одно слово, подошва мягко вязла в толстом слое прелой листвы, неутоптанном, нехоженом. Этому Виктор не уставал удивляться – деревья, считай, вечнозелёные, если не брать, конечно, золотые ясени Воробьёвых гор, а листва всё равно обновляется. Фокус в том, что листопад здесь не сезонный, а такой… вялотекущий.

Ещё одна удивительная особенность Леса.

Глаз зацепился за скрытую под пластами мха почерневшую кирпичную кладку. Руины небольшого здания, прямо возле воды. Может, это и есть та самая лодочная станция, где и должно состояться рандеву?

– Сюда даже почтовые белки предпочитают не заглядывать. – продолжала объяснять Ева. – Яська как-то рассказывала: они пытались пройти вглубь поверху, но тоже не выдержали, повернули. Многие верят, что, в самой глубине Измайловского парка, обитает та самая сила, что властвует над Лесом – над растениями, животными, даже погодой. Бич тоже как-то попытался пробраться вглубь. Пошарил в Измайловском Кремле, потом поднялся по Серебрянке примерно на километр. И повернул – нет, говорит, дальше не хочу. Нечего там людям делать, не наше это…

8(итал.) – Берегись!
9(итал.) – Ты урод, хуже кошачьего дерьма!
10(фр.) – «удар милосердия», добивающий удар в поединке.
11(итал.) – пожалуйста
12(итал.)_- мой друг
13lupara оразовано от итальянского lupo – волк. Такие ружья были популярны у сицилийских пастухов, а позже у мафии..
14(итал.) – превосходно!
15(итал.) – храбрец.
16(итал.) – глупость, ерунда
17Мартин, верный поклонник советской фантастики, намекает на штурмовой танк «Мамонт» из книги. А.и Б. Стругацких «Хищные вещи века».
189итал.) я с вами согласна
19(итал.) во-первых
20(итал.) В этом нет сомнений
21(итал.) Чепуха, ерунда.
22(итал.) во-вторых
23(итал.) прошу прощения
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru