bannerbannerbanner
Мартовские колокола

Борис Батыршин
Мартовские колокола

Полная версия

– А вот расслабляться не надо, – сказал вожак. – С камерами молодцы, но прекращать наблюдение нельзя. Пока по-прежнему – не больше трех проходов в день, по два человека за раз, и не меньше шести часов – интервал. Усвоили?

Виктор с Дроном кивнули. Меры предосторожности вырабатывали вместе; после предательства Вероники и разрыва с группой Семенова-Корфа решено было прекратить пользоваться порталом на Гороховской. Сейчас Виктор разрабатывал операцию по установке там видеокамер слежения; что же касается той самой улицы, но уже в двадцать первом веке, то там дела обстояли похуже. Непонятно как, но «противникам» – Геннадий и остальные иначе уже не воспринимали недавних своих друзей – удалось добиться того, что камеры на улице Казакова в районе интересующего их дома отключили. Оставалось гадать, решилось дело взяткой или у кого-то из «конкурентов» нашлись нужные связи. Пока приходилось смириться с неизбежным – электронной слежки через наружные видеокамеры на стороне двадцать первого века не будет. Оставался вариант камер в прошлом. Тут нельзя было дать и малейшей осечки, так что Виктор не торопился: не готово – значит, надо работать. Геннадий и не подгонял, полагаясь на опыт соратника.

– Так, теперь по нашему новому другу, – продолжал вожак Бригады. – Как он себя показал? Твое мнение, Вить?

Дрон хотел было возразить – в конце концов, операцией руководил он! – но смолчал.

– Показушник. – поморщился Виктор. – Даже по местным понятиям – театрален до невозможности. Хотя черт их разберет, местные понятия… они тут все, похоже, помешаны на пафосе и внешних эффектах.

Собеседники закивали. Эту особенность своих новых знакомых отмечали уже все; особенно ярко проявлялась она у Володи Лопаткина, того самого студента, в чьей комнате они сейчас и беседовали. Сам хозяин жилплощади отсутствовал, так что говорить можно было вполне открыто.

– Ну вот, – продолжал меж тем Виктор. – Как Дрон городового вальнул, я хотел труп подальше оттащить, чтобы нашли не сразу. Так этот ваш Жоржик, не поверите – сначала хотел на трупе червового туза оставить, в качестве знака, а когда Дрон не позволил – целую речь закатил. Куда там Ленину в октябре!

– Точно, – подтвердил Дрон. – Думаю, заранее готовился. Я бы так сходу не смог…

«Да ты бы и подготовившись не смог, – усмехнулся про себя Геннадий. – Твоя сила, милый Дроша, не в словах, и не в мозгах даже». Хотя это он, пожалуй, зря – несмотря на некоторую горячность, с порученными делами старый школьный товарищ справляется весьма толково.

Вслух же он ответил:

– Ну ладно, что есть, то есть. Время у них здесь такое – без пафоса никак. Значит, по Крынникову все?

Виктор замялся, и на этот раз ответил Дрон:

– Да нет, не вполне. Понимаешь, Ген… не понравился он мне. Пафос пафосом, а на самом деле я вот его слушаю… и все не могу отделаться от мысли, что он нас держит за лохов. В чем дело – не скажу; но по тому, как смотрит, как говорит… либо с недоумками разговаривают, либо с детьми.

– Согласен, – кивнул Виктор. – Есть такой файл. В смысле – мне тоже так показалось.

– И потом, – продолжал Дрон, – он помнишь что нам впаривал? Что-де ключи от сейфа точно у сторожа. А на деле – не было у него ключей! Я его сам обшмонал – не было, полюбасу. И пришлось нам этот сундук пилить; вот шум и подняли. А он вообще предлагал рвануть! Не поверишь – у него с собой динамит был и даже бикфордов шнур! Каков сюрпризец? Значит, подготовился, гад! Возникает вопрос – зачем?

– Резонно… – ответил Геннадий. – Запишем в загадки. Однако факт есть факт – хвоста за нами нет, этой конурой никто пока не интересуется. Значит, не сдал…

– Все равно, – упрямо продолжил Дрон. – Не верю я этому Жоржику. Вот увидите, от него точно какая-нибудь подстава будет…

– Ты, Дрон, просто завидуешь, – лениво заметил Виктор, отрываясь от экрана. И когда это он успел вытащить планшет и погрузиться в очередное мелькание символов? – Жорж у нас такой красавчег…

Когда Геннадий договаривался с Жоржем о том, как они будут поддерживать связь, тот объявил, что отзываться будет теперь только на псевдоним «Красавчик». Дрон, услышав это, прыснул – в их времени подобное могло быть истолковано только одним-единственным способом. Жорж, как ни странно, понял – скривился, слегка покраснел и, похоже, с этого момента зачислил насмешника в список недругов.

– Да пошел он! – немедленно взъярился Дрон. – Было бы чему завидовать… урод, чмо аптекарское! Да я его…

– Успеешь, – осадил соратника вождь. – Мне он и самому не особенно нравится… но на данный момент – юноша полезный. Ты им займись, Витя, ну, понимаешь… думаю, труда это тебе не составит.

Виктор кивнул. Проверить нового соратника и в самом деле ничего не стоило – местная непуганая публика понятия не имела не то что о микрофоне в булавочной головке, но вообще о возможности электронной слежки.

Тем более что прояснить кое-что насчет Красавчика и правда стоило – бывший студент пошел на контакт с «бригадовцами» легко и пришелся им весьма кстати – оказалось, что Жорж недавно служил провизором на крупном аптекарском складе и не только хорошо знал условия хранения дорогих лекарств, к которым, безусловно, относился и кокаин, но еще и поддерживал интимную связь с барышней, служившей при складе кассиршей; она-то и сообщила Красавчику о том, что хозяин на днях получил крупную партию кокаина и морфия наивысшей очистки. Правда, приобрести их законным путем, как поначалу планировал Геннадий, не удалось – вещества брались под конкретные заказы и в свободную продажу не шли. Пришлось отказаться от прежних планов и соглашаться на милый сердцу Дрона вооруженный налет. Насторожило тогда Геннадия то, что Крынников охотно согласился именно на такой вариант…

– Так, Дрон, ты занимаешься стволами и дурью – как договорились. Ты, Олежек, пасешь Лопаткина…

Третий член Бригады Прямого Действия, студент-философ Олег, до сих пор не принимавший участия в беседе, кивнул.

– Кстати, Витя, звонил предкам Олега? Как он там?

– Да ничего вроде… – отозвался Виктор. – По-прежнему верят в поход на Алтай. Но неделя-другая – и это больше не будет прокатывать.

После нелепой гибели приятеля Олега – Валентина – молодому человеку пришлось скрыться в прошлом: мама погибшего Вали все не оставляла надежды разыскать сына и осаждала Олега расспросами, впрямую уже заговаривая о полиции. Пришлось выдумать турпоездку в горный Алтай, где, разумеется, не действовала мобильная связь. В результате Олег уже три недели делил комнату с Лопаткиным, стремительно мимикрируя под обитателя «Ада». Парень оброс, от него уже попахивало – душа и прочих излишеств в «Аду» отродясь не имелось, а уговорить Олега на посещение общественных бань можно было разве что под дулом револьвера. Пока Геннадий терпел – в конце концов, у населявших «Ад» и «Чебыши» студиозусов были достаточно своеобразные представления о гигиене, и на их фоне Олег еще не слишком выделялся.

– Ладно, вот тогда и решим. А сейчас – вопросы есть? – Геннадий обвел соратников взглядом. Все молчали – всякий, как и полагается, знал свой маневр. – Ну что ж, тогда ближайшие две недели каждый занимается своим делом. Старший – Виктор.

– Все-таки решил ехать? – уныло спросил Дрон. Перспектива отлучки Геннадия его не радовала – в его присутствии штатный боец Бригады Прямого Действия чувствовал себя куда уверенней.

– А что делать, Дрога? – снисходительно усмехнулся вождь. – Нельзя упускать такого случая. Сам подумай – какие люди!

– Да… – согласился Виктор. – Это нам повезло. Кто бы мог подумать – сам Бронислав Пилсудский! А еще…

– …Братец Саша, – закончил за него Геннадий. – Спасибо пану Радзиевичу и его питерским знакомым.

Студент университета Янис Радзиевич, с которым (как, впрочем и с испытанным уже в деле Жоржем «красавчиком») «бригадовцев» познакомил все тот же Володя Лопаткин, оказался человеком на редкость осведомленным. Уже во время студенческой вечеринки, куда, к слову сказать, он же их и пригласил, Геннадий с Виктором разговорились с поляком. К концу мероприятия они уже вполне понимали друг друга: Радзиевич отпускал прозрачные намеки, Геннадий тонко улыбался и отмалчивался. Но и за намеками, и за молчанием этим стояло что-то такое, что оба они смогли учуять друг в друге. На следующий день Геннадий встретился с Янисом в Александровском саду; о чем они там беседовали, он рассказывать соратникам не стал и лишь объявил, что срочно уезжает вместе с паном Радзиевичем в СанктПетербург, приказав Виктору сделать комплект документов на другое имя.

Больше недели Геннадий, подобно театральному интригану, держал друзей в напряжении, и вот вчера назвал наконец две фамилии. И если первая, «Пилсудский», лишь повергла соратников Геннадия в недоумение, то вторая, в сочетании с именем «Александр», произвела эффект разорвавшейся бомбы. Перед «бригадовцами» сразу же замаячили прожекторы Дворцовой площади, выстрел «Авроры» и известный по бесчисленным фильмам негромкий картавый выговор…

* * *

– И что, их будет семнадцать? – потерянно спросил Николка. – И все – офицеры?

– Вообще-то нет, – уточнил барон. – Офицеров – только дюжина. Остальные – унтеры, из той группы, что полковник обучает особо.

– Да как же мы с ними справимся, Евгений Петрович? Дюжина офицеров и пятеро унтеров, наверное, самые лучшие в батальоне, так? – Яша недоуменно поскреб в затылке. – Ну я еще понимаю, вы… Роман вот… Ваня тоже, наверное, умеет кое-что. Но я-то вообще стрелял раза три в жизни!

– Не беда, – я беззаботно махнул рукой. – Они, считай, тоже ничего не умеют. Чему их учили? Строем ходить, «коротким коли»… и все! Нет, их, конечно, сейчас этот самый Нессельроде, наверное, натаскивает… но много они с двустволками навоюют?

– Согласен, – кивнул Ромка и демонстративно клацнул «помпой». – Да и вряд ли Нессельроде их чему-нибудь успеет научить. Ну, видел он пару раз тренировки этих зуавов – так и что с того? Те и сами-то тогда все, наверное, на ходу придумывали…

 

– Так мы и этого не умеем! – в отчаянии крикнул Николка. – Вы вообще в своем уме? Кто мы, а кто они? Там же, наверное, половина офицеров еще с турками воевали…

– Пятеро, – уточнил Корф. – Это считая самого Фефелова. Нессельроде, как я понимаю, всю войну в конвое государя проболтался… как и я, – добавил он после некоторой заминки. – А Фефелов и еще один там, капитан – те да, они и Шипку прошли.

– Вот видите! – развел руками гимназист. – Они же нас одной левой…

– Ты, Никол, не кипятись, – отозвался я. – Ну сольем, так и что с того? Пули-то не свинцовые, невелика беда. Получим по паре синяков – так это и не смертельно. И стыда тут никакого нет – они, собственно, другого от нас и не ждут. Только вот незадача: мы им не сольем. Вот увидишь.

– Да с какой стати?! – в голос завопил мальчик; ему с полусекундной заминкой вторил Яша. – Вы что, втроем с семнадцатью справитесь?

– Ну, втроем, предположим, не справимся, – согласился я. – Но нас-то…

– Ага! «А скажут – нас было четверо»! – Николка ехидно процитировал «Трех мушкетеров».

– Кстати, не припомните, молодой человек, чем там дело закончилось? – осведомился барон. – Рано вы себя списываете. Во-первых, у нас еще целых четыре дня, и мы можем потренироваться…

– А они что, будут на месте сидеть, что ли? – влез Яша. – Наверняка их сейчас тоже гоняют в хвост и в гриву!

– Это уж будьте благонадежны, – кивнул Корф. – Зная моего друга полковника – нисколько не сомневаюсь. Но тут одна тонкость. Сержант, сколько у нас шаров?

– Две коробки по две тысячи штук, – тут уже ответил Ромка. – Если надо – еще сгоняю, в доме семь коробок лежит.

– Вот видите? – повернулся к мальчикам барон. – А у Нессельроде на каждое ружье хорошо если по сотне заготовок для красящих шаров. И на подготовку они смогут истратить самое большее половину; причем большая часть уйдет на то, чтобы научить господ офицеров и унтеров хотя бы обращаться с этим оружием. Тогда как у нас – свободно по паре тысяч выстрелов на ствол, и никакой возни с освоением техники.

– Так уж и никакой? – Яков с сомнением покосился на дробовик в моих руках. – Вон он какой… хитрый.

Я удивился. Ну что, скажите на милость, может быть такого хитрого в самом обычном «шортгане»?

– Вот, смотри, как надо…

Я в несколько движений раздвинул приклад, потом быстро набил шарами трубчатый подствольный магазин, лязгнул затвором и в несколько секунд расстрелял все шары по мишени – валявшейся в двух десятках шагов от них большой корзине. После каждого удара корзина отлетала на шаг-другой; Яков, видя такое дело, посетовал, что бьют эти шарики с краской, наверное, весьма чувствительно…

Выпустив последний заряд, я вновь набил магазин шарами и протянул маркер Яше:

– Ну-ка, попробуй!

Он неуверенно взял ружье в руки и попытался передернуть помпу; не вышло. Механизм оказался неожиданно тугим.

– Резче надо! Ты что, совсем без сил, что ли? Вот, погляди! – Ромка, отобрав у Яши маркер, еще раз демонстративно лязгнул «помпой» и пальнул в многострадальную корзину. – На, попробуй…

На этот раз получилось; Яша повеселел и тоже выпалил в корзину. К его удивлению, от мишени полетели брызги краски – попал!

Пока Яша входил во вкус, расстреливая один магазин за другим (всего в трубке под стволом помещось два десятка шариков с краской), Роман сходил к экипажу и принес еще один сверток.

– Вот, смотрите! – на свет появились два необычной формы пистолета. – Семь шаров в магазине, питание – баллончик с газом в ручке. Пользоваться – проще простого…

Солнце уже клонилось к закату, а на поляне все раздавались хлопки – то редкие, одиночные, то заполошноторопливые, чуть ли не сливающиеся в очередь. Несчастная корзина давно покрылась причудливым слоем разноцветных – зеленых, красных, желтых – пятен. Порой двое стрелков, стоя в разных углах поляны, ухитрялись выстрелами перекатывать многострадальную тару от одного к другому.

Мы с Ромкой разошлись не на шутку: оба по очереди демонстрировали то стрельбу с перекатом, то в кувырке вперед, то упражнялись из пистолетной пальбы сразу с двух рук. Я предложил даже принести маски и сей же час попробовать сыграть двое на трое; но Корф решительно пресек эту затею.

– Еще успеем, друзья. Сегодня наши рекруты, – и барон кивнул на вошедших уже во вкус пострелушек Николку и Яшу, – только осваивают основные приемы с оружием. А вот завтра, с утра…

– Не получится, – вздохнул Николка. – Завтра мне в гимназию. Да и тебе, Вань, тоже ведь учиться надо?

– Перебьюсь, – я беззаботно махнул рукой. – Вон, дяде Макару позвоню – он мне справку напишет, про какое-нибудь ОЭрВи. Как-нибудь переживет без меня школа два дня, а там и выходные. Вы ведь, кажется, учитесь по субботам?

Расстроенный Николка кивнул.

– Ну ладно, не беда, – утешил его барон. – Ты тогда сразу после занятий – хватай извозчика и дуй сюда. Порфирьич тебя покормит – он всегда с собой вдоволь снеди берет на десятерых, – потом переоденешься – и в бой. Пойдет?

– Пойдет, конечно, – согласился враз повеселевший гимназист. А можно спросить, Евгений Петрович?

– Что за церемонии? – удивился барон. – Спрашивай, какие разговоры…

– А где вы эти ружья и пистолеты раздобыли, да еще и так быстро? – помявшись, задал вопрос Николка. – Они же из будущего, так? И, наверное, дорогие…

– А это, брат ты мой, и вовсе просто, – хохотнул барон. – Даже обращаться к нашему уважаемому доктору не пришлось. Ну и к твоему отцу, Иван, тоже. Мы с Романом позвонили господам реконструкторам и предложили им… как это у вас называется, сержант?

– Бартер, – ответил Ромка. – Господин барон пообещал реконструкторам два десятка старых капсюльных ружей времен еще крымской войны, с полным фаршем – в обмен на маркеры, какие нам были нужны. Ну и весь остальной обвес – налокотники там, маски, шары, камуфляж. Гранаты пейнтбольные, кстати, тоже есть. Они как услышали – чуть не подавились от жадности. Еще бы: у кого из реконструкторов такое сокровище сыщешь?

– А где вы их сами взяли? – недоуменно спросил я. – Сколько уж лет прошло… те гладкостволы уже лет двадцать как с вооружения сняли!

– Тридцать, – уточнил барон. – Сняли – да не выкинули; в арсеналах по сей день и кремневые фузеи пылятся. Я специально отобрал не абы какие, а те, что черной краской крашеные.

– Черной? Это еще зачем? – удивился я. – Ни разу не слышал, чтобы ружья красили в черный цвет. То есть у вас, конечно. В наше-то время это дело обычное. Правда, не красят, а оксидируют…

– Обычное – потому что в Крыму-то это и придумали, – назидательно сказал Корф. – У англичан были особые стрелки вроде ваших снайперов, с винтовками Минье; такие били шагов на тысячу, не меньше. И взяли, мерзавцы эдакие, манеру – наших застрельщиков по кустам выбивать. А стреляли, паскудники, на блеск ружей! Вот и стали солдатики ружья черной краской красить – чтобы не блестели…

– А зачем эту рухлядь до сих пор хранят? – я и в самом деле не понимал. – Это ж не музей, а армейский арсенал, там полно современных винтовок…

– Есть; только ведь не пропадать же добру! Кому надо – заходи, покупай, почти что по цене лома. Старые гладкоствольные курковые ружья у казны охотно берут сибиряки-охотники. Да и не только они: вот недавно один купец в Москве и в Туле закупил аж полтыщи старых мушкетов – для торговли с пуштунскими племенами, в Туркестане. А чем плохо? Им такое старье – в самый раз; пули сами льют, порох, кремни тоже под рукой. А патроны к современным винтовкам – где их взять в такой глуши?

Короче – двух дней не прошло, как доставили нам господа реконструкторы все, что мы заказывали. Так что завтра с утра и приступим. Будет Роман делать из нас… как вы говорили, сержант?

– Разведывательно-диверсионную группу, – ответил Ромка. – Три автоматчика… стрелка то есть. С помповухами. В смысле – двое с помповухами, а у меня снайперка. Она, конечно, не настоящая снайперка, но метров на семьдесят лупит довольно точно. С оптикой – так просто загляденье. А если учесть, что эти двустволки шагов на тридцать дай бог в стену сарая попадают…

– А что ж электронные маркеры не взяли? – поинтересовался я. – Нет, конечно, в пейнтболе я не очень, но знаю: там сейчас любые модели есть – и под эмки штатовские, и под «калаши». В пять стволов очередями мы бы их…

– Нет, Иван, это, как у вас говорят… неспортивно, – покачал головой Корф. – Видишь ли, вот эти, как вы их называете, «помповые ружья», по сути, в плане скорострельноcти не особо-то отличаются от винтовок Генри. Ну и пистолеты – считай, те же револьверы, только патронов на один больше. Гранаты опять же еще в турецкую были – не совсем, правда, гранаты, так, динамитные бомбочки. Но ведь были же! А двустволки-краскострелы, что капитан Нессельроде привез, по скорострельности почти как берданки. Вот мы с Романом и решили – подбирать оружие так, чтобы оно более-менее соответствовало тому, что сейчас есть в реальности. Не обязательно чтобы было на вооружении, тем более в России – просто существует. Ну, или может быть быстро изготовлено. Я же не просто победить хочу – мне нужно убедить господ офицеров, какая это полезная штука – такая вот военная игра с краскострелами. Ну а заодно и продемонстрировать кое-какие новинки тактического плана. А значит – надо, чтобы все было по-честному.

– Ну а мы с Николом как? – нетерпеливо спросил Яша. От прежней его нерешительности не осталось и следа; похоже было, что, расстреляв пару сотен шариков с краской, Яша избавился заодно и от неуверенности в себе. – Вы-то стрелки, это понятно. А мы кем будем?

– А для вас, – ухмыльнулся Роман, – у меня есть особая задача…

Глава 6

– Что ж, юноша, предсказываю вам, что вы далеко пойдете! – добродушно прогудел Гиляровский.

Яша смущенно потупился. Похвала была ему особо приятна; Владимир Алексеевич был известен всей Москве как самый осведомленный в делах городского дна репортер. Газеты с его статьями на криминальные темы зачитывали до дыр; ему верили. Фамилия репортера была хорошо известна и пользовалась немалым уважением и в хитровских шланбоях, и в кабинетах сыскной полиции города. И если уж такой человек говорит, что Яша добьется успеха в выбранном деле…

Юноша посетил репортера на его новой квартире; Владимир Алексеевич совсем недавно переехал в Столешников переулок, где снимал квартиру в доме Титова. Гиляровский принял гостя радушно; к удивлению Якова, журналист вовсе не забыл о нем и буквально с порога принялся расспрашивать о Корфе, Никонове и о собственных, Яши планах на будущее. И четверти часа не прошло, как он выложил все, – и о своих планах на сыщицкую карьеру, и о Семенове с Корфом, благодаря которым он так далеко продвинулся к исполнению своей мечты.

В самый последний момент Яша все же спохватился: еще чуть-чуть, и он, пожалуй, проговорился бы о портале; во всяком случае, ляпнул нечто такое, что непременно насторожило бы внимательного, ни слова не упускающего собеседника.

Так, судя по всему, и случилось; чем дольше продолжалась беседа, тем настойчивее Гиляровский возвращался к одной и той же теме – что, собственно, понадобилось Якову на Хитровке? Зачем он сунулся, рискуя жизнью, в это клопиное гнездо – и чем он настолько не угодил загадочному «немцу», проживавшему в съемном «нумере» над «Сибирью», что Яшу пришлось вызволять оттуда с револьверной пальбой и кровью?

Однако в любой беседе обыкновенно участвуют две стороны – и сам Яша не был уж совершеннейшим желторотиком. Во всяком случае, тем, кто подумал бы так, предстояло в скором времени убедиться в своей неправоте. Вот и теперь, вырвавшись в какой-то момент из тенет добродушного очарования, которые распространял вокруг себя репортер, Яков, в свою очередь, сумел кое-что разузнать у собеседника. И Владимир Алексеевич сильно удивился бы, если бы кто-нибудь поведал ему, сколько всего полезного вынес из разговора с ним этот скромный еврейский юноша с необычными для представителей его народа амбициями.

Тем более что Яша и вправду понравился Гиляровскому. В определенном смысле он увидел в нем себя самого – в самом начале бурной карьеры. Правда, Якову сильнее повезло: у него с первых шагов нашлись серьезные покровители. С их помощью молодой человек и правда мог далеко пойти – тут репортер нисколько не покривил душой. Его удивили трезвость суждений и здравый смысл, продемонстрированные юным собеседником; а более всего – уверенность Якова в себе. А потому он вольно или невольно – скорее уж невольно, поскольку отнюдь не сразу дал себе отчет в происходящем, – старался произвести на Якова благоприятное впечатление.

В итоге беседа мэтра криминальной журналистики Москвы с восторженным неофитом превратилась в своего рода обмен опытом; в какой-то момент Гиляровский повел Якова из гостиной, в которой они беседовали, в свой кабинет. Молодой человек последовал за хозяином дома с некоторым трепетом; все же и репутация репортера, и его огромная, налитая богатырской силой фигура внушали юноше почтение. Яков был, конечно, осведомлен о перипетиях жизни журналиста: и о подвигах на турецкой войне, и о бурлацкой лямке, которую ему пришлось тянуть на Волге, и об изгнании из военного училища, и, конечно, о цирковой карьере.

 

В кабинете Гиляровский усадил Якова в высокое кресло с готической спинкой – такие же точно стояли в клубе у Корфа – и принялся демонстрировать свои последние находки. Их было три: первым экспонатом стал странный «искусственный» зуб, извлеченный изо рта молодого человека, застреленного на Хитровке в тот же самый день, когда случилось пленение Яши; на втором месте оказался и вовсе удивительный предмет. Узкий, белый то ли хомутик, то ли ремешок из неизвестного, но весьма прочного материала. По словам репортера, этим ремешком были стянуты руки сторожа ограбленного аптечного склада – того самого, где был убит городовой.

Подозрительный ремешок был снабжен чрезвычайно простым, но надежным запором; полицейский чин, освобождавший сторожа склада, так и не сумел его расстегнуть и принужден был воспользоваться ножом. После испорченный ремешок был отброшен в сторону; репортер же, присутствовавший на месте с первого момента – он прибыл к аптечному складу одновременно с полицейским нарядом, – выждав момент, подобрал эту важную улику. Впрочем, этим он не ограничился; осмотрев, уже после ухода сыщиков, помещение склада, Гиляровский отыскал еще два предмета, несомненно имеющих отношение к случившемуся.

Это были гильзы – два латунных цилиндрика, остро воняющие сгоревшим порохом. Причем, как отметил Владимир Алексеевич, порох был не привычный, черный, а более всего напоминал по запаху французскую нитроклетчатку, только-только принятую в патронах новой пехотной винтовки Лебеля. Да и сами гильзы оказались весьма необычны. Мало того что они были нетипичной для револьверных патронов формы – бутылочкой, – так еще и маркировку имели ни на что не похожую… На донце были: цифра «10», две крошечные пятиконечные звездочки и еще какой-то непонятный значок в виде двух треугольничков. Капсюль обеих гильз был наколот точно посредине; как сказал Гиляровский, револьвер злодея был «центрального боя».

Яков с жадностью слушал эту импровизированную лекцию: его собственные познания в части огнестрельного оружия были весьма скромны. Но, в отличие от Владимира Алексеевича, для Яши все эти диковинки не представляли никакой загадки; он прекрасно понимал, что предметы, вызвавшие удивление журналиста, происходят из будущего и, видимо, доставлены сюда кем-то из соратников Геннадия Войтюка. Получалось, что Гиляровский ходил у самой-самой черты, переступив которую он, пожалуй, мог и разузнать что-то, чего ему знать ну никак не следовало.

Яша вдруг почувствовал себя неуютно – следовало как можно быстрее добраться до барона и рассказать ему о неожиданной опасности. Да, а еще сегодняшние стрельбы в Фанагорийских казармах… надо же, как некстати!

– Какие такие стрельбы, молодой человек? Господин барон затевает военные маневры или соревнования по стрельбе?

Яша прикусил язык, но было уже поздно. Видимо, он был настолько выбит из колеи, что произнес последнюю фразу вслух. Увы, слово – не воробей; раз проговорившись, молчать дальше не было смысла; в конце концов, откажись он говорить о намеченном на сегодня стрелковом пари, репортеру ничего не стоило заехать к барону и попроситься на столь интересное для журналиста мероприятие. Московские газеты охотно публиковали материал о входящих в моду спортивных развлечениях, а уж статейки о жизни офицеров московского гарнизона и вовсе не сходили со страниц. Так что, вздумай Яша отказать, до Фанагорийских казарм Гиляровский все равно доберется – а вот только-только налаживающиеся отношения были бы, пожалуй, испорчены.

Так что не приходится удивляться, что к фехтовальному клубу на Маросейке Яков подъехал в одной пролетке с репортером. По дороге Владимир Алексеевич пытался выспросить у Яши подробности заключенного бароном пари; молодой человек отмалчивался, ругал себя и прикидывал, как он будет оправдываться перед товарищами. До сих пор у Яши не случалось столь явных проколов, и он тяжело переживал свою несостоятельность. Гиляровский же глядел на своего юного собеседника с хитрецой: он, несомненно, о чем-то догадывался, но не спешил торопить события. Репортерское чутье подсказывало, что сегодня он увидит нечто любопытное.

* * *

– Что ж, Юлий Александрович, вы и впрямь проделали огромную работу!

– Вашими молитвами, Олег Иванович, вашими молитвами, – ответил Меллер. – Да вот, прошу – наши первенцы!

Двое мужчин прошлись вдоль ряда выставленных на обозрение велосипедов. Их было восемь; необычный – для девятнадцатого века, конечно – внешний вид, элегантный изгиб рамы, яркая окраска… и надпись «Дуксъ» на верхней трубе рамы. Оставалось только дивиться, как точно в этом своем витке повторилась история – только на семь лет раньше срока.

Юлий Александрович Меллер, известный в Москве спортсмен и безусловно, талантливый изобретатель, познакомился с Олегом Ивановичем еще в июне, на велосипедном празднике в Петровском парке. Гость из будущего искал тогда источники дохода, только еще планируя устраиваться в прошлом, – и самым перспективным вариантом показалось ему нарождающееся в России велосипедное дело. Сказано – сделано; познакомившись на упомянутом мероприятии сразу с двумя будущими «воротилами» велосипедной отрасли – Александром Лейтнером, владельцем уже действующей веломастерской в Риге (будущая фабрика «Россия»), и будущим создателем знаменитой фабрики «Дукс», – Семенов решил сделать ставку на Меллера. И, похоже, не ошибся.

Нет, с Лейтнером он тоже наладил сотрудничество – в результате рижская фабрика, еще в августе выпустила первую партию своих «Беговелов» – самокатов новейшей конструкции, оснащенных клещевыми тормозами и амортизаторами передней вилки. «Беговелы» раскупались как горячие пирожки; почти все машины были приобретены богатыми петербургскими спортсмэнами и теперь фабрика Лейтнера была обеспечена заказами на год вперед. Рижский предприниматель в срок, как было договорено, перевел на счет Олега Ивановича весьма значительную сумму денег, затребовал новые поставки и слал в Москву письма с намеками на то, что готов оказать содействие в приобретении привилегий на изобретения в области велосипедного дела. Адресат же не торопился отказывать – потчевал рижанина завтраками, развивая, тем временем, в Москве совместное дело с Меллером.

Недавно затея принесла первые плоды – в сентябрьском велопробеге, традиционно устроенном Царскосельским кружком велосипедистов, Меллер возглавил команду московского общества велосипедистов-любителей, члены которых – все трое – выступали на новых машинах фабрики «Дукс».

Победа была полной; несмотря на то что остальные спортсмэны выступали на новейших (и весьма недешевых!) английских и бельгийских машинах, прибыли к финишу на полчаса позже последнего из коллег Меллера. Троица московских гонщиков комфортно, не особенно даже и напрягаясь, преодолела дистанцию и лишь шагов за сто от финишной ленты аккуратно распределились в заранее оговоренном – в этом не усомнился ни один из зрителей – порядке. Еще один совет Семенова, данный им до отбытия в Сирию; на всем пути следования команду сопровождали «технички»: две пролетки, на одной из которых помещались двое лучших мастеров «Дукса» с необходимыми инструментами и запчастями, а на второй, в специальных держателях, везли три запасных велосипеда.

Все это произвело гнетущее впечатление на соперников московской команды – у них не осталось ни единого шанса, и они прекрасно поняли это еще до старта пробега, – и невиданный прилив энтузиазма у петербургских поклонников «бициклизма». Меллеру, разумеется, предлагали большие деньги за его агрегаты; когда же присутствующие поняли, что Юлий Александрович и в мыслях не держит продавать именно эти экземпляры, заказы посыпались рекой. Изобретатель отвечал осторожно, боясь излишне обнадеживать будущих клиентов: модели особые, приготовленные только для гонки, и о серийном выпуске говорить пока рано…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru