Борис Борсуков Ст
Сон Брахмы
Поток воспоминаний прервал голос Славы:
– В целом ты усвоил урок, – одобрительно сказала она и добавила, – хотя часто бываешь такой тупой, что просто руки опускаются. Тут я сама виновата, – подумав, сказала она. – Я переусердствовала, понуждая тебя читать Сервантеса.
– А что Сервантес?.. – перебил я стараясь отогнать тягостные воспоминания.
Вместо ответа Слава проницательно взглянула на меня. Я видел, что события той ночи не тайна для нее и чувствовал желание как-то объясниться.
– Оставь это, – с досадой сказала она. – Я вижу, что этот урок остался незаконченным, а это значит то, что ты неминуемо вынужден будешь его повторить, только затем, чтобы в который раз убедиться, что ты не герой.
Мне нечего было возразить и я промолчал. То, что я не способен на настоящее бесстрашие, мне было известно и без нее, но ее бесцеремонность была все равно неприятна. «Черт бы тебя подрал с твоими уроками», – думал я. Между тем, она продолжала как ни в чем не бывало: «Через Грэм-Гриновских Уотерморлда из «Нашего человека в Гаване» я ввела в твою жизнь русскую Мили, чтобы ты понял, что чужая жизнь – не твой путь. Это путь цигун – выплавление нового человека путем отравления прежнего. Помнишь золотую пилюлю, которую мастера цигун давали ученику? Эта пилюля убивала в нем все старое. Если он выживал – это был уже совсем другой человек. Вот и я дала тебе эту пилюлю. Я даже тебя в Гавану отправила, чтобы ты на месте, убедился, что это не твой путь».
Здесь снова нотабене: урок, который имела в виду Слава, я помнил очень живо и уже как-то обсуждал его с ее мужской ипостасью. «Брось, Старик, – говорил он, комментируя мое угнетенное состояние, – никакая человеческая привязанность, кроме связи родителей с детьми, не имеет ни искренности, ни силы. Не следует думать, что ты являешься исключением. В основе всех психических явлений лежит активность точки восприятия. Сама же точка восприятия появляется при оплодотворении яйцеклетки из точек восприятия отца и будущей матери в средине первого триместра беременности. При этом материнская и отцовская точки восприятия начинают отражать не только свои тела, но и тело формирующегося плода, а затем тело родившегося ребенка. Отсюда следует забота о сохранении этого тела и участие в его потребностях. В принятых в обществе терминах это называется «любовью к детям». На самом деле это естественный результат того, что интенсивность связи точки сборки со своим телом или телом рожденного ею ребенка, гораздо сильнее, чем описание мира, получаемое от органов чувств. Поэтому единственные настоящие чувства среди двойников – это чувства привязанности родителей к детям. Все остальное – это имитация чувств, пусть даже и неосознаваемая. Точка восприятия одного тела вступает в контакт с точкой восприятия другого и через вторую сигнальную систему пытается ею управлять так, чтобы достичь максимума положительных эмоций внутри тела, с которым связана. Разумеется, то, какие потребности удовлетворяются, зависит от приоритетов, которые предопределены самой точкой восприятия. Если в обеих точках восприятия преобладают витальные потребности, это создает устойчивую связь, потому что тела, контролируемые ими, просто могут удовлетворять взаимные потребности. Все остальные сочетания приоритетов потребностей порождают труднопримиримые конфликты и в целом ведут к тому, что связь между такими двойниками недолговечна.
– Особенно конфликтная ситуация складывается, – прокомментировала Слава мои воспоминания, – если в структуре обеих точек восприятия доминируют ролевые потребности. Для этого мы и ввели ее в твою жизнь. Но, она не оправдала наших надежд. Да, она действовала безупречно и должна была полностью разрушить твою веру в отношения с женщиной, как нечто смыслообразующее. Но она справилась с задачей всего процентов на 90. И знаешь почему?
– Смыслообразующее? Что ты имеешь в виду? – перебил я Славу.
Слава внимательно взглянула на меня, еле заметно усмехнулась и продолжила.
– Суггестия, что в человеческих отношениях есть, что-то высшее и самодостаточное, по сути, есть основное предназначение мировой культуры. Подверженные этой суггестии обречены на поиски идеала этих отношений, независимо от того, способны ли они к ним, или нет. Большую часть жизни ты провел в таком бесплодном поиске. Тебе нужен был хороший учитель, который на деле показал бы тебе, что это не так. Я привела его к тебе вовремя. Если бы он пришел в юности, ты сформировался бы как циник и построил бы свою жизнь на карьерных началах – бессовестной и бездушной конкуренции с другими людьми и наш нынешний разговор был бы попросту невозможен.
– Кстати, манипуляция через шаблоны, – вернулась она к прежней теме, – это повседневная реальность наших дней. Только шаблоны эти примитивные. Посмотри вокруг – современные двойники берут шаблоны поведения из голливудских фильмов и постепенно становятся животными. Целые ассоциации пастырей организуют эту индустрию. Животные очень непосредственно реагируют на окружающее. Эмоции при этом просто бьют фонтаном. Порочная практика, она погубит мир, – с осуждением сказала она и рассмеялась.
– Что тут смешного? – не выдержал я. – Вы совсем нас за людей не считаете! Проклятое племя!
– Ну, ну, – примирительно сказала она, – взгляни вокруг. В тебе еще бродит закваска двойника. Но ведь ты уже не совсем двойник! Не правда ли? Успокойся! Я засмеялась, потому что сама начинаю рассуждать с точки зрения двойника. Ну как можно погубить мир, который давным-давно погиб? Ну не смешно ли?
Я взглянул вокруг – мы стояли на шумной улице. Двигаясь вслед за моим телом, которое бесцельно бродило по улицам, мы сместились с исходной точки и теперь двигались по шумной улице.
– Ну, так на чем мы остановились? – деловито продолжила она, – на Сервантесе. Помнишь золотую пилюлю цигун? Тот, кто примет ее, никогда не будет прежним. Мигелю я тоже дала такую пилюлю. Правда это была пилюля в прямом смысле. Однажды, когда он, однорукий инвалид скитался в полном отчаянии и даже нанялся мытарем в налоговом ведомстве Севильи, я свела его с другим бродягой – авнтюристом, который вернулся из Нового света с жестянкой маринованных в меду галлюциногенных грибов рода Psilocibe Mexicana. Он угостил Мигеля и навсегда изменил его. Изменил так, что из автора посредственных пьес он стал автором бессмертного «Дон-Кихота». Помнишь принцессу Микомикону из второй части «Дон-Кихота»? Он зашифровал этот эпизод с пилюлей в ее имени: микос – по-гречески гриб, Микон – сказочный остров, полный чудес, на котором он побывал во время грибного полета. Такой же маневр я проделала и с Пелевиным.
– Что, ты тоже угостила его пилюлей из грибов? Что, он тоже ездил в Мексику?
– Зачем в Мексику? В Ленинградской области полно таких грибов, только из другого рода Semiplacenta. Надо только было пригласить его в буддийский лагерь под Выборгом. Он там еще собаку покусал, – она засмеялась.
– Собаку? – удивился я.
– А что тут удивительного? Он до этого Кастанеду переводил. Помнишь, там эпизод с собакой, которую обмочил Карлито? Ну вот, Витя, поел грибов – видит, дворовая собака на него смотрит неодобрительно. Он думает – Ах ты, такая-сякая! Обмочить тебя за это или нет? Для него это тогда больной вопрос был – как бы не попасться на плагиате кастанедовских книг. Пришлось ее покусать.
– Где-то у него было про грибной полет, – попытался вспомнить я.
– А, ну да, он косвенно описал это в «Чапаеве и Пустота». Помнишь, как сцену, в которой персонаж по фамилии Володин, преподает основы буддизма двум уголовникам? Был у них в лагере, один буддист, учил их «священному пути». Пелевин, что запомнил, что выдумал, – но в общем, передал, что понял – получилась версия буддизма для уголовников. А перед этим, в «Генерации П», тоже использовал эти впечатления, только под видом грибов Simiplacenta описал свой творческий взлет на примере копирайтера Татарского, который объелся сушеных мухоморов Генри Уоссона, – улыбнулась она.
– А Булгаков? Что тоже ел мухоморы?
– Ну нет, он не стал бы есть мухоморы ни под каким видом. До Уоссона это мог бы сделать только самоубийца, – ответила она. Пришлось его на какое-то время сделать морфинистом. Трудно мне пришлось, – сокрушенно заметила она. – Сложное это вещество – наподобие белены – сильно разрушает физическое тело, да и отучить от его приема сложно.
– Тебе было сложно! – с негодованием воскликнул я, вспоминая, чего мне стоил ее маневр с учителем безупречного эгоизма в виде «русской Мили». – А ему было каково?
Женщина посмотрела на меня с иронией. – А каково было тем животным, на которых ты проводил опыты?
«Что же, она права, не мне ее судить», – с раскаянием подумал я, вспоминая тысячи лабораторных крыс, мышей и собак, которые стали жертвой моих экспериментов в прошлом.
– К тому же, все они должны быть мне благодарны, за это выплавление. Ну, посуди сам, кто бы помнил сейчас автора «Галатеи», «Роковых яиц» или «Колдуна Игната и людей». Я подарила им бессмертие, – с гордостью сказала она и растаяла.
«Да, а вот я ничего не подарил своим жертвам, – с грустью и раскаянием подумал я. – Хотя бы кормил их как следует…»
Глава 10
Несколько недель, прошли без визитов Славы. «Наверно они чем-то заняты и им не до меня», – думал я. В то же время, я имел серьезные основания опасаться, что все, что произошло за последнее время, цветочки по сравнению с тем, что ожидало меня впереди. Машинально занимаясь работой, я постоянно был начеку, ожидая очередного визита или атаки, как я называл про себя появления Славы. Больше всего меня беспокоило многозначительное, хотя и брошенное вскользь, замечание, что моей ближайшей задачей является прекращение приема пищи. Однажды вечером, я порылся в Интернете и с удивлением обнаружил, что кроме легендарных персон типа Терезы Нойман, в настоящее время существует целое движение людей, которые совсем или почти совсем ничего не едят. Более того, часть из этих современников сочетала жизнь без еды с жизнью без воды. «Как это возможно? – думал я. – Ведь человек каждый день теряет только с потом около 0,7 литров воды». Мерзкая картина механизма выделения пота и кожного сала, виденная мною в день, когда я отравился ЛСД, предстала перед моими глазами. Как это не отвратительно, но такова физиология – где-то нужно брать эту воду для питания потовых желез. Иначе в жару тело просто перегреется. Да и остальные системы организма, например, выделительная, требуют воду. Наверно, это какие-то шарлатаны или психически ненормальные люди, которые просто не помнят, что едят и пьют, вводя доверчивых простаков в заблуждение – решил я. Хотя, постой, а что, собственно, такое пища и вода с точки зрения сна Брахмы? Ничего – просто один из элементов его сюжета. Тогда, если сюжет таков, что им не положено есть, то никакого чуда тут нет. С другой стороны, когда-то, во время дня Брахмы это было бы явным нарушение законов тогдашней природы. Но ведь законы тогдашней природы это всего лишь особенности работы программ Вишну и Шива. Если кто-то мог модифицировать эти программы, он мог вполне добиться того, чтобы нужные элементы сами формировались в теле без потребления пищи и воды. Да, но как можно добраться до кодов этих программ? Это все равно, как если бы персонаж компьютерной игры сел бы за изображенный на экране дисплея компьютер и начал бы переписывать программу, которая его в данный момент рисует на этом же дисплее».
– Верно, коды Вишну и Шивы нам недоступны, – вдруг донесся голос Славы. – Но есть прием, который позволяет модифицировать программу без вмешательства в ее основной алгоритм.
Хотя я уже имел опыт внезапного вторжения Славы в реальность и ожидал его постоянно, но каждый раз его появление заставало меня врасплох. Раздался звон в ушах, возникло давление в области солнечного сплетения, что-то во мне раздвоилось и одновременно я оказался в позиции призрака в компании со Славой. Он широко улыбался. Мое тело закрыло глаза, посидело некоторое время неподвижно и, опустив голову на руки, замерло за столом.
– Привет, Старик! Наконец ты добрался до главного вопроса.
– Слушай, а что это каждый раз так бывало, когда ты появлялся? Ну, этот звон, давление и прочее? – вместо приветствия спросил я.
– Да, конечно, просто ты раньше не мог этого вспомнить, – ответил Слава.
– А какой вопрос главный? Про неядение? – подумал я.
– Как ты сказал? Про неядение? – рассмеялся он. – Я все ждал, когда ты произнесешь это слово. Во сне Брахмы ты был первым, кто применил это слово, применительно к схватке с апсарами. Был и есть, – поправился Слава.
«Опять он про апсар! – не может быть, чтобы это было серьезно», – с тоской подумал я.
– Твое выплавление не закончено. Ты прошел только начальную стадию, в которой сгорела часть внешней скорлупы социальной обусловленности. Это позволило нам встретиться. Я показал тебе устройство мира, но что это изменило в твоей жизни? Практически ничего. И знаешь почему? – продолжил Слава, оставив без внимания мои сомнения, связанные с апсарами.
– Да. Странно, но в моей жизни, действительно, почти ничего не изменилось, – признался я. – Но ведь это почти всегда так. Такова человеческая природа.
– Такова природа пищеварения, – возразил Слава. – Пока ты ешь – ты настолько отравлен продуктами переваривания пищи и токсинами микробов, которые живут в кишечнике, что ни одно намерение, кроме простейших, не способно осуществиться.
– А почему так? Все люди едят, и среди них было и есть, множество подвижников, героев, мудрецов! По-твоему, если человек ест, то он уже ни на что не годен? – сказал я, смутно предугадывая, что он мне ответит.
– Правильно, – подтвердил мои догадки Слава, – Все и всё под контролем. Вот я, например, – горько усмехнулся он, – был куда как неординарной личностью! Днями и ночами на работе корпел, ни минуты покоя не имел. Все истину искал. А почему? – Слава из меня соки высасывала, таким оригинальным способом.
Я ошарашенно на него уставился: «Ты это от нее самой узнал?» – спросил я.
– А чего тут знать? – махнул рукой Слава. – Это азбука жизни пастора.
– Пока ты будешь действовать, исходя из точки зрения, расположенной внутри тела, – тебе не выбраться из этой коры. Будешь выполнять программу, заложенную в теле, даже если тебе удастся отключить подпрограммы питания, – продолжил он.
– Из какой коры? – недоуменно спросил я.
– Из коры тела – так мы называем внешнюю границу области существования двойника. Пока ты в коре – ты живешь по ее законам. Это очевидно.
«А, так вот что он имел в виду!» – вспомнил я слова своего товарища, который все время толковал мне про идею видения, как основу основ природы реальности. Он был поклонником метода Рамана Махарши, который утверждал, что просветление достижимо регулярной практикой всего одного вопроса: «Кто я?». Получается, что Махарши как-то вышел за пределы, этой непонятной коры путем практики этого вопроса?
– И да, и нет – ответил Слава. – Да, потому что он действительно выходил за ее пределы, а нет – потому, что не этот вопрос был причиной его просветления, а то, что его пастырь отказался от взятки, которую с него брал. Помнишь, как толстовцы отпускали крепостных на волю? Что-то в этом роде бывает и среди пастырей. Но таких пастырей очень мало, не больше, чем было толстовцев среди помещиков, – усмехнулся Слава. – В истории было много двойников, которые выходили за пределы коры или достигали просветления, как ты говоришь, другим путем. Они сокращали потребление пищи до такого мизерного минимума, что их пастыри пытались от них избавиться путем продажи, а если покупателя, которому был бы по душе такой вид взятки, найти не удавалось, то просто бросали их, как изношенный башмак. Вообще – это закон: духовный учитель – это вольноотпущенный или брошенный. Ну, он конечно, придумывает теорию, по которой он достиг просветления и проповедует ее среди учеников. В целом, в теории всегда что-то есть, только толку от нее нет никогда.
– Как нет? – возмутился я. – Ведь эти люди двигают человечество вперед, расширяют горизонты сознания, будят воображение.
– Будят, конечно, еще как будят, по себе знаю, – невесело засмеялся Слава, – только что толку, для разбуженного, если вырваться из коры он все равно не может, поскольку его пастырь ему этого все равно не позволит.
– Ты это серьезно? – с сомнением спросил я. – Что же все духовные вожди человечества – вольноотпущенные?
– Да, – просто ответил Слава. – Не каждый вольноотпущенный становится вождем или даже просто учителем, но любой учитель и тем более вождь – это вольноотпущенный. Поэтому ученик никогда не достигает уровня учителя, за редчайшим исключением, когда ученик тоже вольноотпущенный, да еще и принадлежит пастору, который научит его перемещению точки восприятия за пределы коры.
Наверно, это новость была самой нестерпимой из тех, которые я услышал от Славы. Нельзя сказать, что она касалась непосредственно меня. Она касалась основы человеческой культуры. В самом деле, узнать, что ты марионетка – чрезвычайно неприятно, но узнать, что те, которых ты считал лучшими из людей, тоже марионетки – это не просто неприятно, это нестерпимо. По сути, это означает, что не только ты, но и вся человеческая культура и история – просто нелепая пьеса, срежиссированная алчностью пастырей? Мысли об этом повергли меня в глубокое уныние.
– А что, выход из коры – единственный способ просветления? – спросил я и тут же получил ответ, причем ответ пришел сам собой: выход за кору неизбежно расширяет восприятие мира, которое автоматически порождает идеи единства мира, любви, сострадания и всего остального, что обычно сопровождает просветление и что неизбежно следует из отсутствия «Я», которое живет внутри коры.
– Совершенно верно – подтвердил Слава. – Точка восприятия, возникающая при оплодотворении яйцеклетки, формируется одновременно с телом плода и прочно связана с ним. Каждый орган тела, со всеми предопределенными функциями, отражается в точке восприятия с наивысшим приоритетом. Вся остальная информация, приходящая в точку восприятия от зрения, слуха и других рецепторов, значительно слабее и не может вызвать реакции сопоставимой интенсивности. То, что мы воспринимаем как «Я», всего лишь отражение этого факта. Моя голова, моя рука, мои чувства, эти понятия – простое следствие преобладания интенсивности сигналов, приходящих от тела, над сигналами, приходящими из внешнего, по отношению к телу, мира.
– А что такое «кора и точка восприятия»? – машинально спросил я, размышляя над этим неожиданно простым и даже механистическим подходом к решению вопроса о природе «Я».
Признаться, лавина ощущений и информации, полученная мною, начиная с момента начала контактов с миром пастырей, была такой интенсивности, что пытаясь разобраться в ней, я долгое время не решался задать вопрос о природе точки восприятия. Отчасти потому, что это понятие было мне смутно знакомо из книг Кастанеды, отчасти от того, что я бессознательно опасался получения окончательного ответа.
– Следует различать природу точки восприятия ночью и днем Брахмы, – тоном лектора начал Слава и продолжил, – во время дня Брахмы точка восприятия, как часть сознания Брахмы, отражает локальную картину созидаемого мира, во время сна Брахмы точка восприятия отражает локальную картину потока воспоминаний о нем. Поэтому во время сна, то есть сейчас, возможны смещения точки, как в прошлое, так и в будущее. Днем Брахмы смещения в будущее невозможны, поскольку его еще нет. В любом случае, точка восприятия – крошечная часть сознания Брахмы. Будучи связана с телом, эта часть вынужденно становится в позицию «Я», поскольку, получает локальную картину мира через посредство связанных с ним органов чувств. Отрываясь от тела, точка восприятия сливается с единым сознанием и, следовательно, исчезает в нем.
Слава оставил свой менторский тон, немного помолчал, как бы вспоминая что-то, и продолжил, – Помнишь легенду о соляной кукле, которая захотела познать океан, вошла в него, и вместо познания океана, растворилась в нем? Это аллегорический ответ на твой вопрос. Поэтому важно, чтобы точка возвращалась, иначе тело не выйдет из комы.
Перемена тона Славы совпала с видимо одновременно возникшим у нас воспоминанием. Много лет назад, Слава часто пользовался этой легендой, правда, в совсем другом смысле. «Не будь куклой и не пытайся связываться с официальной наукой. Ты войдешь в неё и она растворит тебя без остатка, проглотит как миленького», – убеждал он меня, в ответ на мои планы сначала стать в науке на ноги, защитить диссертацию а потом… «Ничего потом, кроме безвозвратно потерянного времени и разочарования, не будет», – предупреждал Слава. Как он был прав! Однако обсуждать эту тему сейчас мне не хотелось.
– Что же происходит с телом после того, как точка восприятия покидает его, – спросил я, прикидывая, как мне построить разговор так, чтобы как можно дольше удерживать его в русле вопросов-ответов, уклоняясь от манипуляций с моей точкой восприятия типа путешествий по временной волне, воспоминания о котором до сих пор вызывали у меня спазмы в районе солнечного сплетения.
Слава внимательно посмотрел на меня. Ясно, что любая моя мысль или побуждение были для него очевидны. Но он не подал виду и голосом лектора, читающего нудную лекцию, произнес: «Голограмма тела достаточно автономна и позволяет поддерживать норму обмена веществ какое-то время и без точки восприятия. Разумеется, что это время невелико. Кто-то должен следить за ним. Обычно это делают родственники или другие близкие люди. С точки зрения постороннего наблюдателя, тело такого человека находится в бессознательном состоянии. Когда точка восприятия возвращается в тело, двойник оживает и обычно считает, что побывал в раю. При подходящих условиях двойник на основе воспоминаний об этом переживании может такого натворить, что ого-го, например мировую религию учредить. Правда, для этого он должен находиться в поле внимания влиятельного пастыря и обладать литературным даром, чтобы эти воспоминания соответствующим образом оформить…
– При чем тут влиятельность пастыря? Если дело обстоит так, как ты говоришь, то пастырь должен просто перестать брать с него взятку, а сам он должен родиться в зоне локализации пассионарного толчка, чтобы его воспоминания оформились в общественное движение.
– Это ты Льва Гумилева начитался и все трактуешь с точки зрения его учения, – с легким оттенком нетерпения ответил Слава, – а еще считаешь себя научником.
– Ничего я не считаю, просто он применил диалектический подход к этногенезу, и это мне импонирует. Правда, природа пассионарного толчка остается неизвестной, но многое в истории проясняется, если взглянуть на нее с точки зрения пассионарности, как двигателя этногенеза. Ты, конечно, скажешь, что пассионарность – следствие процессов, происходящих в мире пастырей, – начал было я, но спохватился и замолчал, взглянув на свое тело и вспомнив, о неуместности спора со Славой в его мире.
– Знаешь, мы уклоняемся от темы, – ответил он и нехотя продолжил, – Это самое рядовое явление, типа рекламной компании для оживления спроса. Ну, скажи, какова судьба пастуха, если он плохо ведет хозяйство? Правильно, он разоряется, а его пастбища захватывает более удачливый хозяин. Завозит туда племенных баранов, улучшает породу и т. д. Так же и в мире пастырей. Модифицируя сознание вновь рождающихся двойников, он создает пассионарных героев. Живут они недолго, но взятку дают по максимуму. Такая политика приемлема только для богатого пастыря, имеющего избыток взятки и много подчиненных пастырей, которые станут за него выращивать детей-пассионариев. Вот почему я сказал, что пастырь должен быть влиятельным, иначе не будет взрывного эффекта, ведь двойник-пассионарий должен за время своей короткой жизни еще успеть наплодить достаточное количество пассионарных детей. Если пастор не рассчитает своих сил в этой авантюре, весь труд пойдет насмарку. Ну, бог с ней, с пассионарностью, вернемся к нашим баранам, извини за каламбур, – усмехнулся Слава.
– Только два последних вопроса, – взмолился я: почему нельзя разбудить пассионарность у взрослого, и почему ареал распространения пассионарных толчков располагается вдоль меридианов?
Второй вопрос интересовал меня постольку-поскольку, но первый был моей головной болью все время, начиная с начала перестройки. «Ну почему, – спрашивал я себя вновь и вновь, – почему несокрушимая партия коммунистов СССР, организовавшая победу над объединенной Европой во Второй мировой войне, так бездарно и глупо отдала власть шайке аферистов, младших научных сотрудников и горе-экономистов, расколовших страну и отбросивших осколки на десятилетия назад. Гумилев очень осторожно говорил о новейшей истории, но из подробно описанных им исторических аналогий явно следовало, что причиной этого было уничтожение в Отечественной войне последних поколений пассионариев, рекрутированных из крестьян в ходе Гражданской войны и предвоенных пятилеток. Этот огромный, но невостребованный в царской России потенциал пассионариев, восстановив Российскую Империю в ходе гражданской и, даже расширив ее границы по итогам Отечественной войны, понес такие потери, что практически не мог уже обеспечить государство кадрами управленцев. Апатия и тупая покорность мародерам от власти, которую я видел вокруг, не давала мне покоя. Ясно, что такое настроение населения может закончиться переходом в финальную мемориальную фазу этногенеза, по классификации Гумилева. Если бы существовал способ восстановления активности людей…» – мечтал я.
– Конец и вновь начало, – Слава неожиданно процитировал название главы из книги Гумилева. – Любое общество – это организм. Организм состоит из по-разному дифференцированных клеток: нервных, эпителиальных, соединительных, мышечных. Это сообщество клеток образуется, рождается, достигает зрелости и умирает. Общество также состоит из единиц разной специализации. Если хочешь, то пассионарные личности, по классификации Гумилева – это аналог возбудимых клеток: нервных и мышечных. Они погибают раньше других. Увеличить их процент за счет зрелых субпассионариев, условно говоря – соединительных и эпителиальных клеток, невозможно. Но если, растратившее пассионарность, общество родит новое, то при определенных условиях, может возникнуть другое соотношение активных и неактивных личностей или общество с другой структурой. Этот новый организм будет расти среди старого и рано или поздно воскликнет: «Так больше жить нельзя!». Это и есть конец и вновь начало. А чтобы тебе было еще понятнее, то это похоже на рождение и взросление детей при живых родителях.
– Но неужели нет способа преобразования субпассионария в пассионария?
– Нет, такого способа не существует, – заверил меня Слава. – Параметры личности кодируются программой Вишну при оплодотворении яйцеклетки. Затем программа Шива начинает разрушать тело. Факт начала разрушения и его последующая динамика фиксируется сознанием Брахмы через индивидуальную точку восприятия. Что тут можно изменить? – он пожал плечами. – Ничего, тем более, что сейчас ночь Брахмы. Что касается расположения зоны пассионарного толчка, то это простое следствие географии мира пастырей, которую можно описать, как внутреннюю поверхность сферы, разделенную горными хребтами на узкие долины, идущие параллельно земным меридианам. Ты видел один из этих горных хребтов во время первого визита в мир пастырей. Как правило, в каждой долине существует своя иерархия пастырей, которая и организует периодически заварушки типа пассионарного толчка среди двойников.
– Что-то про жизнь на внутренней поверхности сферы я уже читал… Да – теория вечного льда в мифологии немецкого фашизма, – обрадовался я возможности вновь засыпать Славу вопросами