Борис Конофальский
Инквизитор. Вассал и господин
Глава 3
Они вышли из комнаты, вышли из богатой залы, захватив с собой всех пришедших с Волковым, и направились к столовой герцога. А путь к ней вёл через длинный балкон, что тянулся на четвёртом этаже замка вдоль восточной стены. Барон не спешил, как мажордом, видимо, из чувства такта, и Волков был ему благодарен.
Он всё больше проникался расположением к этому человеку.
А на балконе, чем дальше они шли, тем больше было важных людей. Нобили, влиятельные горожане, придворные – они стояли группками и с интересом наблюдали за Волковым и его офицерами. Если кавалер глядел на них, то эти господа ему слегка кланялись, он так же отвечал им поклоном. А барон улыбался и кланялся всем. Видимо, знал тут каждого. Когда Волков и сопровождавшие его офицеры проходили, господа начинали шептаться им в след. А в конце коридора так и вовсе было не протолкнуться. Там стояли молодые люди, разодетые в меха, шелка и бархат, их пальцы были в золоте, и уже с десяти шагов кавалер почувствовал запах благовоний и духов. Все до единого были при оружии. У всех модные мечи с затейливыми гардами. Да и кинжалы у многих. Эти господа на вид были столь же прекрасны, как и опасны. Волков служил в гвардии герцога да Приньи, он знал, что это за люди. Они везде были одинаковыми. Только назывались по-разному, где-то они звались Молодым двором, где-то просто Выездом, а кое-где Чемпионами или Ближними рыцарями. Это были безземельные младшие сыновья, вечные участники рыцарских турниров, дуэлей, интриг и убийств. В общем, беспринципная, жадная свора опасных людей, которые ждут ласки синьора, ждут, что им выпадет удача и сюзерен даст им землю за какое-нибудь грязное дельце, или же им удастся выгодно жениться. В общем, опасная сволочь. От таких господ кавалер желал держаться подальше. Он старался пройти, даже не взглянув в их сторону. Так бы всё и вышло, господа рыцари учтиво расступались перед бароном, который, видимо, всех их знал. Если-бы один из них вдруг не сказал, обращаясь к Волкову:
– Извините, добрый господин, но ваше лицо, кажется мне знакомым. Мы нигде не встречались?
Всем пришлось остановиться, даже барону. Кавалер сразу узнал этого господина, но говорить с ним ему совсем не хотелось, он ответил:
– Наверное, мы встречались на юге. Я провел там двенадцать лет.
– Да нет же, я там не бывал, – продолжал молодой господин. Он нахмурил брови, вспоминая и не очень-то вежливо указывая на Волкова пальцем. – Вы, кажется, коннетабль из Рютте. Точно, вы служите у барона фон Рютте.
Волков не мог вспомнить имени этого господина, но, несомненно, помнил его лицо, он был одним из тех, кто приезжал в Рютте ещё с двумя мерзавцами его убить. Он стоял и думал, чтобы этому человеку ответить. Скорее всего, это была бы колкость, но ему не дал её произнести барон:
– Господа, – громко сказал он, – этот добрый человек божий рыцарь Иероним Фолькоф. Он прибыл сюда по приглашению Его Высочества, чтобы получить награду, что он заслужил деяниями своими в Хоккенхайме.
– А, так это вы тот самый ловкач, что палил баб в Хоккенхайме? – Язвительно поинтересовался один из рыцарей, высокий молодой красавец в роскошном берете с дорогим пером.
Его вопрос был встречен остальными господами с интересом и весельем.
А кавалер расценил этот вопрос как вызов. Ну а как иначе, слово «ловкач» в устах этого господина носило смысл уничижительный, даже презрительный. Безусловно, это был вызов. Вот только кавалеру не было понятно, этот господин хочет его проверить или хочет драться. И то и другое было возможно, от этих господ всего можно было ожидать. И теперь этот человек с вызывающей улыбкой ждал от него ответа.
И остальные заметно посмеивались. Тоже ждали, пребывали в любопытстве. На их благородных лицах играли надменные улыбки, усмешки, светились высокомерие и интерес. Но Волков знал, что им ответить. Никогда, да благословен будь Господь, что научил его читать, никогда он не лез за словом в карман. Глазами он нашёл того, кто задал ему этот вопрос, сделал к нему шаг и спросил у него вкрадчиво:
– А не из тех ли вы господ, что мнят себя ведьмозаступниками?
– Что? – Не понял сразу сути вопроса молодой господин, только что считавший себя удачным шутником.
– Не из тех ли вы господ, что считают, что к ведьмам надобно проявлять милосердие?
Шутник молчал удивлённо, явно не ожидал он, что разговор так обернётся.
– А может, вы считаете, что Матери Церкви нужна реформация? – Повысил голос Волков, всё ещё сверля взглядом молодого рыцаря. И делая ещё один шаг к нему.
– Да нет же, – промямли тот в ответ. – Это была шутка.
– Шутка? Вы шутите над Святой Инквизицией, которая спасет верующих от козней ведьм и ереси? – Кавалер оглядывался и видел, как с лиц рыцарей исчезают улыбки, и с внутренним удовлетворением он продолжал, обращаясь к барону:
– Горько мне видеть, что среди рыцарей курфюрста, опоры трона императора, есть люди, для которых Матерь наша Святая Церковь является объектом шуток.
– Не огорчайтесь, друг мой, – сказал барон, взяв Волкова под руку и погрозив молодым придворным пальцем, – это глупцы, повесы. Попрошу нашего герцога сделать им внушение. Распоясались. Пойдёмте, пойдёмте, друг мой.
Больше ни один из рыцарей не произнёс им в след ни одного слова.
Когда Волков и его офицеры оказались в отдельной комнате, где лакеи суетились подносами и кушаньями, а дверь на балкон за ними затворилась, Бертье перевёл дух и сказал:
– Фу, прошёл между ними, словно штурм стены отбил.
– Да уж… – Многозначительно поддержал его Рене.
– Не волнуйтесь, господа, – произнёс Брюнхвальд спокойно, – кавалер Фолькоф владеет, словом, не хуже, чем мечом или арбалетом.
– И, слава Богу, а я уж думал, что дуэли не избежать, – сказал Бертье. – А то я стоял среди этих господ, как будто голый среди стаи волков.
– Да уж… – повторил Рене.
А Брюнхвальд только посмеялся тихо, и его смех кавалер расценил как похвалу.
А барон тем временем ушёл в обеденную залу, но тотчас вернулся и сказал важно и громко:
– Его Высочество курфюрст Ребенрее соблаговолит принять вас немедленно, кавалер.
Волков оправил одежду, сжал и разжал кулаки. Вздохнул и шагнул в столовую залу, барон сразу зашёл за ним и прикрыл дверь.
Удивительные окна под потолок пропускали в залу много света. Там пахло кофе. Редкое зелье в этих северных краях. За столом, уставленным кушаньями, сидел один человек. Одет он был на удивление просто. Менее богато, чем лакей, стоявший за его спиной и намного менее богато господина в мехах, поверх которых лежала тяжёлая золотая цепь. Господин в мехах и золоте читал сидевшему за столом документы ровно до той секунды, пока в залу не вошёл Волков.
Чтец остановился и уставился на вошедших. Волков низко поклонился человеку, что сидел за столом. Лицо у того было выразительное. Глаза навыкат и внимательные. Нос, длинный нос был фамильным знаком Ребенрее. Даже дамы этого рода не могли избежать этой характерной родовой черты. А ещё эта фамилия плохо переносила оспу. Болела этой болезнью тяжело. Вот и лицо герцога было изъедено этой болезнью.
– Рыцарь Божий, хранитель веры, коего многие заслуженно зовут Инквизитором, Иероним Фолькоф. – Представил Волкова барон.
Герцог и господин в мехах поклонились ему в ответ. Вернее, господин поклонился, а герцог выразил свою благосклонность милостивым кивком.
Барон начал расхваливать кавалера, говорил, что рыцарь, принял близко к сердцу то положение, в которое попал двор, и сделал все, что было можно, чтобы положение сие не усугубилось.
Он говорил и говорил, нахваливал, Волкова, рассказывал, что он претерпел, в Хоккенхайме, а герцог тем временем встал и, подойдя к Волкову вплотную, заглянул ему в лицо и спросил негромко:
– Так это вы убили моего лучшего рыцаря?
Барон замолчал. В зале стало тихо. И только кавалер стоял напротив герцога. Лицом к лицу. Мог, конечно, кавалер начать спрашивать мол, кого, когда. Но это было бы глупо и низко, словно он юлит и боится. И он ответил просто:
– На то была воля Божья.
– Божья? – На изъеденном оспой лице герцога появилась недобрая улыбка.
– Не я искал ссоры. Не я приехал к нему. – Твёрдо сказал Волков. – Он искал меня.
– А арсенал, что вы разграбили в Фёренбурге, тоже искал вас? – Продолжал улыбаться курфюрст. – А храм там же тоже вас искал?
– Раку из кафедрального собора Фёренбурга я забрал по велению епископа Вильбурга. Он дал мне денег и велел собрать людей, чтобы сделать это. А арсенал города я не грабил, я отбил его у рыцаря Левенбаха, врага вашего, и рыцаря этого я убил. В моём обозе его шатёр. А то, что люди мои взяли себе что-то из арсенала, так пусть лучше им достанется, чем врагам Господа, еретикам. К тому же, одну пушку, отличную, новую полукартауну из хорошей бронзы через офицера вашего, я передал Вашему высочеству.
Герцог обернулся к господину в мехах и тот подтверждающее кивнул: да, было такое.
Курфюрст понимающе кивнул пару раз и сделал рукой жест: давайте, несите сюда.
Тут же господин в мехах взял со стола подушку чёрного бархата, та была покрыта шёлковой тряпицей. Он сдёрнул тряпицу и понёс её герцогу. Волков сначала не мог понять, что там, а потом и разглядел: на чёрной подушке сияла белым цветом роскошная серебряная цепь из красивых медалей. С гербом дома Ребенрее в конце.
– Склоните голову, – тихо сказал барон.
И Волков наклонился. А герцог взял цепь с подушки и надел её на шею кавалера. Вроде, и цепь та была великолепна, и стоила только в серебре, без работы, талеров пятьдесят, но всё-таки думал кавалер, слоняясь ещё ниже в поклоне, что денег из Хоккенхайма герцог получил столько, что и на золотую мог расщедриться.
Да, золотая цепь ему очень бы пошла.
А герцог тем временем вернулся за стол и заговорил:
– Барон уверяет меня, что вы и впредь будете полезны дому Ребенрее, мой канцлер тоже так считает.
Господин в мехах опять кивнул головой соглашаясь.
Барон взял в руку удивительную белоснежностью чашку с чёрно коричневой жидкостью.
А курфюрст продолжил:
– Они полагают, что лен будет хорошей платой за ваши деяния. Готовы вы принять лен и стать моим вассалом?
– Для меня великой наградой была бы и чашка кофе из ваших рук, Ваше Высочество. А уж земля, так будет для меня неискупимым долгом перед вами.– Смиренно сказал Волков.
Все присутствующие, включая герцога, засмеялись. И герцог после этого сказал:
– Что ж, раз так, то и тянуть не будем. Канцлер уже подготовил бумаги и согласовал с нами землю, что вы получите.
Кровь зашумела в его ушах. Господи! Кажется ему это, сон это или явь? Кавалер едва не покачнулся. Не злая ли это шутка? Не шутят ли эти господа над ним? Он растерянно глядел то на герцога, то на канцлера, то на барона. Те улыбались ласково ему и были доброжелательны. Ни в чём не видал кавалер подвоха. Неужто всё наяву?
Чёрт с ней, с цепью, пусть серебро, пусть её совсем не будет, лишь бы не обманули с землёй.
– Если вы согласитесь принять моё старшинство, мою синьорию, – продолжал курфюрст, – то дело за малым, остаётся только принести присягу.
– Ваше высочество, я готов принести её прямо сейчас. – С трудом и сипло произнёс кавалер.
– Нет, кавалер, – тут же сказал канцлер, – всё должно быть по правилам. Для клятвы мы подготовили часовню, там, перед святыми образами, вы и будете клясться. Святые отцы и рыцари свидетели ждут нас.
– Я готов, – повторил Волков, взяв себя в руки и переборов волнение.
– Так не будем тянуть, – сказал герцог, вставая, – у нас сегодня ещё много дел, не так ли, канцлер?
– Именно, – согласился господин в мехах и золоте.
Глава 4
Как и всё в этом замке, часовня была светла и чиста. И поп был чист и благочинен. И служки, и даже мальчишки из хора были благовидны. В часовне не было амвона и не было кафедры, сразу перед образами расстелили ковер, на ковре стояло кресло, оббитое в цветах дома Ребенрее. Тут же перед ним лежала подушка. А народу в небольшую часовню набилось много, человек тридцать или сорок даже, разве всех сочтёшь. И брат Ипполит каким-то образом сюда проник, стоял едва ли не в первом ряду. Осеняя святым знамением кавалера исподтишка. Офицеры, что пришли с кавалером, стояли в задних рядах, их ему видно не было. Сам он стоял рядом с попом, и поп ему что-то говорил милостиво улыбаясь. Волков, убей Бог, не понимал ни слова. То ли от духоты, что была в часовне, то ли от волнения. Он только кивал согласно и старался усмирить в себе кровь, что приливала к лицу и шумела в ушах. Но всё тщетно. Разве можно быть спокойным человеку в такую минуту.
Карл Оттон Четвёртый герцог и курфюрст Ребенрее пришёл в часовню в одежде, которую можно считать официальной. Только он, кроме попа, был в головном уборе, богатом берете чёрного бархата. Но его герцогу сняли, водрузив на голову небольшую корону из золота. Сам он был в длинной собольей шубе, подбитой горностаями, поверх которой висела тяжёлая и старая золотая цепь.
Гул в часовне сразу стих, как только он преклонил колено перед образами, перекрестился, поцеловал руку попу и сел в своё кресло. Канцлер встал рядом. А сразу за спиной у Волкова появился человек.
Стало тихо. Поп стал читать молитву. Читал расторопно, но внятно и хорошо. Все слушали, и где было нужно, крестились. И соглашались с попом: Аминь.
Затем, красиво запел небольшой хор, и как только он стих, поп нараспев сказал, глядя на Волкова:
– Кто ты, человек добрый? Как нарекли тебя, и чьей ты семьи? Говори, как перед Господом говорить будешь, без утайки и лукавства или подлости.
– Назовите имя своё,– прошептал человек, стоявший за кавалером почти ему в ухо.
– Имя моё Фолькоф, а нарекли меня Иеронимом,– твёрдо, почти без волнения сказал он, он не хотел говорить другого.
– Имеешь ли ты достоинство, что даётся по рождению, или берётся доблестью?– Продолжал поп.
– Говорите, что вы рыцарь,– шептал человек за спиной.
– Я рыцарь Божий. Достоинство рыцарское возложил на меня архиепископ Ланна.
– Подайте мне меч свой,– сказал поп.– Пред сеньором на клятве без оружия будьте.
Человек за спиной произнёс:
– Отдайте слуге Господа меч с ножнами вместе.
Волков быстро отвязал ножны с мечом от пояса и передал их священнику.
– Ступайте сюда,– пригласил его канцлер, после этого указывая место на ковре перед троном.
И он собственноручно положил подушку у ног герцога.
– Поставьте колено на подушку.– Шептал человек за спиной.
Волков подошёл к подушке и не без труда опустил на неё колено здоровой ноги. Теперь он стоял пред герцогом на колене.
– Сложите руки в молитве,– шептал человек за спиной.
Волков повиновался, он сложил ладони перед собой, словно молил Бога.
И тогда герцог взял его ладони в свои руки, крепко сжал их и спросил, громко и чётко выговаривая слова:
– Скажи мне, рыцарь, перед лицом других рыцарей, и нобилей, и других свободных людей, принимаешь ли ты моё старшинство?
– Громко скажите: Принимаю.– Послышался шёпот за спиной.
– Принимаю!– Повторил Волков.
– Принимаешь ли мой сеньорат над собой?
– Скажите громко: Принимаю.
– Принимаю!
– Скажешь ли ты без утайки при других рыцарях, нобилях и при свободных людях, что я твой сеньор?
– Скажите: Вы мой сеньор.
– Вы мой сеньор,– повторил кавалер.
– Клянёшься ли, что будешь чтить меня как названного отца или старшего брата?
– Повторите дословно.– Шептали из-за спины.
– Клянусь, что буду чтить вас как названного отца или старшего брата.
– Клянёшься, что по первому зову моему, придёшь ко мне конно, людно, оружно и станешь под знамя моё.
– Повторяйте дословно,– говорил человек, но Волков уже не прислушивался к нему.
– Клянусь, что приду по первому зову вашему конно, людно, оружно и встану под знамя ваше.
– Клянёшься не замышлять против дома моего, людей моих, замков моих? Не служить врагам моим?
– Клянусь, не замышлять против дома вашего, людей ваших, замков ваших. Клянусь не служить врагам вашим.
– Клянёшься быть знанием и советом со мной? Клянёшься, что не утаишь от меня знаний своих и поможешь советом своим.
– Клянусь быть знанием и советом с вами. Клянусь, что не утаю знаний от вас и поделюсь советом с вами.
– Клянёшься, что будешь мечом и щитом моим?
– Клянусь, что буду мечом и щитом вашим.
– Примешь ли суд мой, как суд отца своего.
– Приму суд ваш как суд отца своего.
Герцог сделал паузу, заглядывая кавалеру в глаза, видимо остался доволен смиренным взглядом Волкова и продолжил:
– Верую клятвам твоим, ибо сказаны они рыцарем, перед рыцарями, нобилем перед нобилями и свободным человеком перед свободными людьми.– Произнёс герцог. Он встал.– И даю тебе в лен землю, что с юга и востока омывается быстрыми водами реки Марты и что зовётся Эшбахтом. Или как её ещё зовут Западным Шмитцингеном. И так, и будет до дня, что держишь клятву ты.
Среди собравшихся в часовне прошёл ропот удивления. Но Волков ничего уже не слышал. Он заворожённо повторял про себя название своей земли: Эшбахт. Эшбахт. Как удивительно и приятно оно звучало.
– Встань, друг и брат мой,– сказал курфюрст.– Отныне, пусть все зовут тебя Иероним Фолькоф господин Эшбахта. А ты будь добрым господином и справедливым судьёй людям Эшбахта.
Он помог Волкову встать и дважды поцеловал его в щёки. И громко проговорил, обращаясь к собравшимся:
– Господа, перед вами Иероним фон Эшбахт.
Люди зашумели, Бертье звонко и неподобающе громко для церкви кричал: Виват. Но кавалер не слышал ничего больше.
Не слышал он и хоров, что запели «Осанну» по такому случаю, и как громко, почти над головой ударили колокола в его, видимо, честь. Он почти не отвечал на поздравления, только стоял истуканом и улыбался, слегка кивая головой. И повторял про себя всего одну фразу: «Иероним Фолькоф фон Эшбахт. Иероним Фолькоф фон Эшбахт». Как удивительно и красиво теперь звучало его имя.
Он очнулся от своего чудесного забытья, когда стоял уже во дворе замка, окружённый своими и чужими людьми, среди них всё ещё было много вельмож, и всё тех же рыцарей Молодого двора. Один из молодых придворных кричал ему:
– Послушайте… – он видимо хотел польстить Волкову,– Эшбахт, с вашей стороны было бы невежливым не устроить пир.
Остальные, особенно молодые рыцари Выезда, громко поддержали предложение своего товарища.
Волков согласно кивал, хотя страшно не хотел ни тратиться, ни пировать с этими господами, он для вида соглашался, но тут же оговаривал пир и, слава Богу, у него была такая возможность:
– Добрые господа, прошу заметить, что вино и пиво на пиру подаваться не может.
– И что ж это за пир без выпивки?– Удалялись вельможи и рыцари.
– Господа, господа,– Кавалер поднял палец как в назидание,– пост господа, не будем про него забывать. Пост. Надеюсь, что среди нас нет таких, кто ради радостей мирских готов рисковать бессмертной душой?
Лица господ рыцарей сразу стали кислы. А Волков продолжал:
– Думаю, что хорошие бобы с луговыми травами, репа, нежирный сыр, будут уместны за столом даже в пост, или…– Он оглядел собравшихся,– или я клянусь, что устрою настоящий пир с вином и мёдом, и самыми дорогими кушаньями, но только после поста.
– Уж лучше дождёмся конца поста,– разочарованно соглашались придворные.– Репу, да бобы, пусть мужичьё жуёт.
А тут пришёл слуга, очень кстати, и сообщил ему, что его ожидает канцлер. И этим он избавил кавалера от продолжения этого неприятного разговора с этими неприятными людьми.
Лакей, это не мажордом, лакей шёл не торопясь, чтобы господин Эшбахт не морщился на каждой высокой ступени замка. Он привёл Волкова к большой зале, в которой находился огромный стол и стеллажи с книгами. Там его ждал человек в мехах и золоте, звали его Рудольф фон Венцель, фон Фезенклевер канцлер его высочества. Правда, меха он снял, оставив на себе только золото. Он, несмотря на утро, уже поигрывал вином в высоком стакане. И увидав кавалера, заговорил, тон его был скорее деловой, чем приятельский:
– Проходите, Фолькоф, вина?
– Нет. Спасибо.
– Ну и прекрасно,– он жестом предложил Волкову пройти к огромному столу, что тянулся вдоль всей залы.
На столе расторопный молодой человек раскладывал карту.
Постучав по карте ладонью, фон Венцель произнёс:
– Всё это земля нашего господина, она обширна и местами богата.
А вот и ваша земля,– он ткнул в самый край карты перстом в хорошем перстне.
О, это было самое интересное, что только могло быть. Кавалер стал разглядывать свою землю.
– Ваша земля обширна, так как обширно не всякое графство.– Продолжал канцлер.– Смотрите,– он водил пальцем,– с севера на юг, миль тридцать, день пути всадника. А с запада на восток полдня, не меньше, ну или чуть меньше…
– Мои владения огромны!– Негромко произнёс Волков, разглядывая карту с замиранием сердца, – Не знаю даже, как и отблагодарить сеньора.
– Вам обязательно представится возможность это сделать,– заверил его фон Венцель, глядя на кавалера едва не с усмешкой, и продолжая,– владения ваши с востока через реку Марту граничат с Фринландом. Герцоги Фринланды семьдесят лет самонадеянно считают вашу землю своей и называют её Западный Шмитцинген.
Волков глядел на канцлера удивлённо, и тот, заметив удивление, опять усмехнулся и продолжил:
– Река по низине поворачивает на запад, огибая вашу землю с юга, за ней,– он сделал паузу, и опять пальцем в перстне стал стучать по карте,– за ней свободные кантоны. Горцы.
– Еретики!– Догадался Волков.
– Да, свободные кантоны стали прибежищем всем безбожникам, но и праведные люди там тоже живут.
Волков стал, кажется, догадываться. Не могло быть всё гладко. Не могло! Ну, а с чего бы ему в лен дали такую большую землю. Столько лет он пытался отвязаться, убежать от войны, стать помещиком или бюргером или… да кем угодно, лишь бы больше не видеть оружия. Но его тянули и тянули назад, на коня и в доспехи. Его настроение сразу ухудшилось, он спросил мрачно:
– И моей земле, придётся быть аванпостом на юге?
– Ни в коем случае,– твёрдо сказал канцлер,– слышите, ни в коем случае вы не должны враждовать с кантонами.
У кавалера камень упал с сердца. И он уточнил:
– То есть, мне не придётся воевать?
– Только не с соседями,– канцлер положил руку ему на плечо и продолжал,– дом Ребенрее воюет двадцать лет, ещё отец нашего сюзерена начал воевать, помогая императору, сначала в южных войнах, потом в войнах с еретиками. Дом оскудел, дом измождён, если всё пойдёт хорошо, то герцогу удастся расплатиться с долгами только через одиннадцать лет. И дорогой мой Эшбахт, самое меньшее, что нам сейчас нужно, так это то, чтобы какой-то вассал устроил нам новую войну с кантонами. Надеюсь, вы меня поняли?
– Я сам устал от войн,– сказал Волков. – И давно мечтаю хоть немного пожить в мире.
– Хоть немного пожить в мире, – повторил фон Венцель.– Да, да. О большем я и просить вас не смею,– улыбаясь, произнёс канцлер.
