bannerbannerbanner
Инквизитор. Вассал и господин

Борис Конофальский
Инквизитор. Вассал и господин

Полная версия

Глава 7

Уже ближе к вечеру Карл Брюнхвальд ехал со своим сыном чуть впереди Волкова. И на небольшом подъёме поравнялся с большой телегой, что везла здоровенные корзины с древесным углём. Карл спросил у мужика-возницы, указывая на юг плетью:

– Человек, а не город ли там, что зовётся Мален?

– Именно, господин, – мужик оглянулся, поклонился и, увидав пеших и конных людей во множестве, да ещё с обозом и каретою, повернул свою телегу на обочину, уступая дорогу. – Мален и есть, господин, Мален и есть.

– А не пожар ли там? – Спросил у него Максимилиан, разглядывая дымку над городом.

– Да нет, – мужик засмеялся, – то кузни. Мастерских там много, все чадят, вот издали, когда ветра нет, так и кажется, что пожар. А так не пожар, нет. Вот я им, опять же, уголёк везу.

Город Мален был сер, то ли сумерки так легли, то ли и вправду сажи на домах хватало. В общем, Волкову город не приглянулся, хотя все отмечали, что лачуг тут нет и нищих на улицах не видать. Но вот что мостовые в городе покрыты золой, а стены копотью – то, опять же, все видели. Солдаты остались за городской стеной с Бертье лагерь разбивать, а все остальные, поспрашивав у местных, нашли добрый трактир и в нём встали. Звался он нехорошо: «У пьяной монашки». Но был он чист, и лакеи в нём были чисты. И конюшня, и двор были просторны.

Не успел кавалер поглядеть для себя покои, спуститься вниз к столам и заказать ужин, как в трактир вошли люди при броне и железе, наверное, стража местная, и старший из них, видимо офицер или сержант, вежливо спросил у господ, кто из них будет предводитель.

– Я буду, – произнёс Волков, заглядывая в тарелку с сыром, что ставил перед ним трактирный лакей, – я Иероним Фолькоф, рыцарь Божий. А что нужно вам?

– А не ваш ли отряд из добрых людей разбил лагерь под стенами города?

– Мой. – Сказал кавалер, беря принесённую кружку пива.

– А позвольте спросить вас, куда двигаетесь вы и ваш отряд?

– Да кто вы такой и отчего вы изводите нас своими вопросами?! – Возмутился Брюнхвальд.

– Я офицер стражи Шмидт и прибыл по приказу капитана городской стражи узнать, отчего по графству ходит большой отряд солдат.

– Так передайте своему командиру, что кавалер Иероним Фолькоф фон Эшбахт едет к себе в поместье, и его офицеры, и его люди с ним. – Важно сказал Брюнхвальд.

– Фон Эшбахт!? – Глаза офицера округлились от удивления, он поклонился Волкову и сказал. – Немедля передам эту новость командиру стражи и графу.

И ушёл. А господа офицеры баловались сыром, ветчиной и пивом в ожидании жаркого из кабана, когда снова пришёл тот же офицер и, поклонившись, произнёс:

– Господин фон Эшбахт, господин граф фон Мален просит вас и ваших офицеров быть к нему в гости к ужину.

Как ни хотелось кавалеру отказаться, как ни устал он после дороги, но разве можно отказать графу в его графстве? Хотел он к графу первый раз явиться во всей красе, в броне и со свитой, но не вышло.

– Показывайте, куда ехать, – произнёс Волков, вставая из-за стола.

Дом графа был стар, приземист, но велик, широк и крепок. Окна не окна, а узкие бойницы, забор вокруг – стена крепостная. Древний дом. Такие уже в городах давно не строят.

Мажордом встретил Волкова, Рене, Брюнхвальда и Максимилиана во дворе с лампой, так как уже стемнело. Он проводил их на второй этаж, где в большой зале с большим столом и камином их ждал граф Фердинанд фон Мален. Как и все Малены, он был родственник герцога и его доверенное лицо. Он был уже немолод, его звезда жизни катилась под гору. Седина покрыла его голову, и граф прожил уже не меньше шестидесяти лет. Тем не менее, был он бодр и здрав рассудком. И зубы ещё были у него в достатке.

Раскланявшись и познакомившись с графом, рыцарь и господа офицеры рассаживались за стол, звеня шпорами и мечами. Слуги подали вино. Граф говорил с ними, спрашивал о здоровье герцога, о дорогах, о канцлере. А потом он и спросил, как бы невзначай:

– А зачем вам, господин фон Эшбахт, такой отряд солдат?

– Они и господа офицеры идут в моё поместье со мной, чтобы жить там. Все они люди проверенные, и коли будет нужда, так они станут доброй помощью.

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь, что будут они доброй помощью в лихое время, – кивал граф, но, видимо, что-то его беспокоило, – только вот не будут ли они опасны соседям нашим? Сумеете ли вы держать их в строгости и благоразумии?

– Дозволите ли сказать мне, граф? – Произнёс Рене вставая.

– Конечно же! Говорите, друг мой, – разрешил граф.

– Те люди, что идут с нами, так же крепки в бою, как кротки в мире. Никакого воровства и бесчинства от них соседям не будет.

– И то хорошо, – кивал Фердинанд фон Мален. И тут же он повернулся к кавалеру и негромко добавил. – Мне будет достаточно слова вашего господин Эшбахт, что вы присмотрите за своими людьми.

– Присмотрю, не допущу беспокойства ни вам, ни соседям. – Хоть и нехотя, но обещал Волков.

– Так и прекрасно тогда. – Заулыбался граф и вдруг добавил твёрдо. – Герцогом мне дело доверено: не допустить распри с соседями и блюсти мир, во что бы то ни стало. И если на востоке, во Фринланде, соседи к вам не воинственны будут, а может, даже и дружны, то на юге от вас, за Мартой, они злобны и сильны. И повода ищут непрестанно. Так не дайте им повода.

Кавалер помолчал немного и ответил:

– Лучшим средством от алчущих соседей есть не одно миролюбие, но и крепкие роты.

– Истинно, – подхватил его мысль Брюнхвальд.

– Истинно, – согласился Бертье.

– Согласен с вами, господа. – Кивал довольный граф и поднял кубок. – Выпьем тогда за крепкие роты дома Ребенрее.

Все встали, и сам граф тоже. Выпили.

И ужин продолжился. И граф всем понравился. Был он любезен и со всеми поговорил, даже с юного Максимилиана спросил, что за путь в жизни он выбрал. И выслушал его, кивая и одобряя его выбор. И Волкову он понравился. Был он и вправду добр, как говорил канцлер, а ещё он был очень непритязателен, ибо такого повара, как у графа, сам Волков бы гнал взашей, да ещё и виночерпия выгнал бы. А во всём остальном вечер был прекрасен.

А когда господа офицеры уже вставали, раскланивались и шли к выходу, граф остановил кавалера и сказал негромко:

– Вот что я скажу вам, фон Эшбахт. – Он секунду думал. – Скажу вам, что герцог добр, но считает, что лучшее средство от спеси вассалов – меч палача. Не забывайте про это.

– Я понял,– кивнул Кавалер и поклонился.

– Храните мир с соседями, друг мой.

– Буду хранить, Ваше Сиятельство. – Обещал рыцарь Божий, господин Эшбахта.

Как ни хотел Волков побыстрее поехать в своё поместье, но канцлер рекомендовал ему посетить епископа города Малена отца Теодора. И это дело кавалер полагал полезным и нужным. Он давным-давно понял, что связи всегда помогают, и уж тем более, никогда лишними не будут связи со святыми отцами.

Святой отец был уже в возрасте весьма почтенном и принял его сразу и без церемоний, говорил ласково, но не так, чтобы очень уж любезно. Спрашивал что-то, улыбался чему-то. Говорил, что рад знакомству с новым господином земли Эшбахт и что долг Волкова, как господина, привести землю к процветанию. А ещё, что мужики тамошние как дети ему быть должны, так что кавалер должен заботился о них. И что главная беда – это волки, что докучают местным мужикам. А также всякие другие бессмысленные слова. Из путного всё, что поведал старый поп, было лишь то, что в земле его нет ни одного прихода и что он, Волков, должен приложить все усилия, чтобы это исправить.

– Так как же так случилось, что нет в земле моей приходов? – Искренне удивился кавалер и подумал, что поп ввиду старости умом уже слабнет.

– Земля ваша скудна, – умиротворённо отвечал епископ, – кирхи, что там были, безбожники пограбили и пожгли за два похода, а новых не поставили за ненадобностью из-за малолюдства.

– И как же люди там живут без света, что церковь несёт?

– А благость Божию людишкам вашим несёт брат Бенедикт. Святой человек монашеского звания, что живёт среди ваших земель и земель ваших соседей. По хуторам и выселкам ходит и мужикам писание читает, обряды правит: кому свадьбы, кому похороны, а больше света Божьего в земле вашей нет.

– Я попробую восстановить хоть один храм, – обещал Волков.

Он уже попрощался и шёл к выходу, думая, что нужно будет выписать из Ланна отца Семиона – нечего ему на монастырских хлебах толстеть – когда его окликнул монах-прислужник.

Волков обернулся и увидал, что епископ спешит к нему, и лицо его удивлено, он подошёл и спросил:

– Рыцарь, а не вы тот самый рыцарь, что устроил Инквизицию в Хоккенхайме?

– Это я, святой отец. – Волков был немного удивлён переменой.

– Ах, друг мой, так позвольте же вас обнять, – епископ кинулся обнимать Волкова, – я, старый дурень, и не вспомнил сразу, хорошо, что братья мои напомнили имя ваше. Как я рад! Как я рад видеть вас! Пойдёмте же, пойдёмте, я велю стол накрыть, хочу сам услышать историю о ведьмах Хоккенхаймских.

– Святой отец, – Кавалер был смущён, но вынужден был продолжить, – простите, но сегодня я хотел в земли свои отъехать и до темна там быть. Людей со мной много идёт, всё пешие. А вот в следующий раз…

– Понимаю, понимаю, сын мой. Конечно, конечно, идите, но обещайте, что как будете у нас Малене, так сразу будете у меня, я вас с нетерпеньем буду ждать. Уж больно хочется услышать про дело ваше.

– Клянусь распятием, – улыбнулся Волков.

Он опять уже хотел пойти, но опять его не отпустил епископ. Держал за рукав, а сам завал монаха-служку.

– Ларец, ларец неси сюда, что оружейник подарил, – приказал он монаху, а Волкову говорил, – пождите, сын мой, подождите немного.

Монах чуть не бегом принёс из другой комнаты красивый плоский ларец.

– Открой, открой же его, – настаивал епископ, всё не выпуская рукава Волкова.

Монах распахнул ларец и поднёс его к кавалеру, чтобы тот увидел содержимое. Волков сразу понял, что это. Вещь это была редкая и дорогая.

 

– Берите, – произнёс епископ. – Подарок вам.

– Да не посмею я, – начла отказываться кавалер. – Вещь…

Но отказ этот был игрой. Волкову очень нравилась эта дорогая и нужная вещица.

– Берите, настаиваю, – продолжал старик, – как помру – так украдут. А вы мне за это в следующую встречу расскажите все свои истории. Берите.

Волков взял руку епископа, поцеловал её и только после этого принял ларец. И уже с ним покинул дом епископа.

У покоев его ждал Максимилиан, он отдал ларец юноше и спросил:

– Вот, епископ подарил. Знаешь, что это?

Максимилиан на ходу открыл ларец и ахнул:

– Боже, какая прекрасная вещь! Это же самопальный колесцовый пистоль!

– Интересно, сколько он стоит? – Размышлял Волков, тоже заглядывая в ларец.

Великолепной работы оружие всё было в инкрустациях и серебре с позолотой. Много серебра было на шаре. Кажется, шар на рукояти был отлит целиком из серебра.

– Талеров пятьдесят, – сказал Юноша.

– Больше, – ответил Волков, он в ценах разбирался хорошо. – Больше. Нужно научиться им пользоваться.

Юноша только кивнул в ответ и закрыл ларец. Он подумал, что такой ларец кому угодно не подарят, такие прекрасные подарки дарят только настоящим воинам. И он ещё больше укрепился в своих целях и в желании идти ратным путём.

Глава 8

Они ехали по городу. Лавки мясников открыты, булочные пахнут топлёным маслом, румяные колбасники прямо на улицы выставляют палки, на которых висят колбаса и гроздья сосисок, зельцы в больших деревянных лотках стоят на бочках. И никто ничего не ворует. Кабаки отворяют двери, ещё и полудня нет, а людишки там уже гомонят внутри, и душистый пивной запах идёт из открытых дверей с запахом жареной, кислой капусты. Нормальный город, да и весьма небедный. Тут и там вывески портных, а много портных в бедных городах не бывает. Портные верный признак того, что тут богатые купчишки водятся, и нобили городские, и местная земельная знать, помещики сюда заезжают. Кавалер смотрит вокруг, может вчера ему тут и не нравилось, но сейчас он так уже не думает. Нет, конечно! Это не пышный и роскошный Ланн, с великолепными соборами и домами знати. И не спесивый Вильбург с ровной брусчаткой на площадях и сливами вдоль улиц. Малену до них далеко, но что-то тут есть в нём, доброе, крепкое, даже уютное. Да, точно! Нищих не видно нигде, даже на папертях у храмов. Только вот серое всё. Сажи здесь видно в достатке. Даже больше, чем золы под ногами.

И верно, свернули на одну улицу, так словно в пелену въехали. Аж глаза режет. Кузни, кузни, кузни, стук молотков, в открытых воротах большие дворы с верстками и наковальнями, горны с красными углями, крепкие люди в кожаных фартуках, тяжкое дыхание огромных мехов. Мастера и подмастерья: крики и ругань кое-где. Шипение воды на горячем металле. И такова вся улица. Повсюду в бочках алебарды, кирасы, шлемы. Оружейники.

– Вот откуда богатство у города,– сказал Волков.

– Что?– Не расслышал его Максимилиан.

– Ничего, задохнуться можно тут, поехали отсюда быстрее.

Они, лавируя между больших телег с корзинами угля, или полосами литья, дурного, не кованного ещё железа, пришпорили коней и поторопились прочь с этой улицы.

Кавалер может и был уже не молод, но глаз его был всё ещё остр, как в те годы, когда он попал в арбалетчики. И на главной площади среди толпы горожан, он сразу заприметил брата Ипполита.

– Монах,– окликнул он его.

Тот, увидев его и Максимилиана сразу подошёл, поклонился:

– Храни вас Бог, господин.

– Отчего ты тут?– Кивнув в знак приветствия, спросил Волков.

– Почту ищу. Отправить письма в монастырь и просить аббата, чтобы теперь слал мне письма сюда, в Мален. Мы ж будем теперь тут рядом жить?– Монах указал на крепкое кирпичное здание с императорским орлом под крышей.– Думаю там она.

Кавалер давно начал подумывать о том, что монах много писем пишет своему духовнику в Деррингхофский монастырь. Он волновался, что там, в письмах, есть лишнее, то, что попам, может, и знать не нужно. Но запретить монаху писать он не мог. Честно говоря, боялся кавалер потерять такого хорошего человека, и лекаря, а может быть даже и друга, с кем можно вечером почитать книги, и обсудить то, что прочёл. Других таких у него больше не было.

– Да, пусть сюда шлёт,– сказал кавалер, хотя и без особой радости,– кстати, спроси у почтальона, где сыскать нам имперского землемера. Они, имперские чиновники, всегда держатся вместе, почтальон наверняка знает, где живёт землемер.

– Да, господин,– поклонился молодой монах и пошёл к кирпичному зданию.

Она ходила по лавкам и злилась. Ей приходилось то тут, то там, кривить губы и делать вид, что ей что-то не нравится. И высокий костяной гребень редкой красоты, который мог изумительно смотреться в её волосах под шёлковым шарфом. И великолепные батистовые нижние юбки, да и ещё кое-что она отложила с таким видом, как будто ей сначала эта вещь приглянулась, а разглядев её как следует, она в ней разочаровалась. А всё отчего? Оттого, что господин ей давал совсем мало денег. Как же ей было не злиться.

Да ещё служанка Астрид рядом ходила и вздыхала, делала вид, что сожалеет о бедственном положении госпожи. Дура. Агнес не нужно было её сожаление. Агнес чуть не при каждом тяжком вздохе служанки, ловила себя на желании дать овце этой оплеуху по обвислым щекам. Да сдерживалась. Подумала, что даст ей по морде потом, при случае, уж это поход по лавкам она ей не забудет, а сейчас, вроде, и не за что.

Тут Агнес увидала вывеску в виде книги на одном старом доме. Ей стало интересно, книги она любила, и уже начинала понимать их силу, и девушка сказала служанке:

– Давай зайдём.

– Так то книги,– это дура чуть не скривилась от презрения к таким глупым и бесполезным желаниям госпожи.– Чего нам книги смотреть, мы же не старики слепые.

Агнес глядела на служанку и улыбалась, Агнес была очень молода, сколько лет ей было точно, доподлинно девушка не знала, не было записи в приходской книге о её рождении, наверно ей уже перевалило за пятнадцать. А иногда, судя по страстям, что бушевали в душе её, что её одолевали, думала она, что может ей уже и все шестнадцать. Но не более. И поэтому память у Агнес была необыкновенно остра. Она легко запоминала целые страницы Писания, да и прочих книг наизусть. Притом, что они писаны были на языке пращуров, но всё равно, хоть ночью её разбуди – она ответит. И прочтёт, и переведёт, и пояснит, если непонятно кому будет. И уж это замечание охамевшей служанки она тоже не забудет. Девушка решила надавать служанке по морде, как только вернутся они в трактир. Для такого она все кольца и перстни свои наденет, хоть и убогие они все за исключением одного. Наденет не для красоты, а чтобы рука тяжелее была, чтобы брызги кровавые летели. Нужно проучить её раз и навсегда. Чтобы впредь не думала, эта корова дебелая, что кривиться она может от желаний госпожи, что мнение своё говорить может. Что может презирать волю господскую. Злоба белым огоньком загорелась в душе девушки, но девушка, хоть и была юна совсем, но была не проста и сильна характером, и тому огоньку могла дать жить, могла и погасить его, а могла лелеять его и холить, оберегать до времени нужного. И она сказал своей служанке просто:

– Напрасно ты перечишь. Не я служака тебе, а ты мне.

– Простите, госпожа, – ответила Астрид без должного раскаяния, сказала, словно отмахнулась.

Дура без почтения ответила, без поклона или приседания. Ещё и губы поджала. Что ж, белый огонёк в душе молодой девушки стал гореть ещё ярче. Она только взглянула на служанку свою и пошла в лавку, переступая через высокий порог, подобрав юбки.

Хоть и весна уже к концу клонилась, хоть и лампы горели по углам, но в старом доме было прохладно. Торговец книгами Ганс Эгельман, был уже не молод, от этого он кутался в меха и уютную шапочку с головы не снимал. Эгельман был немало удивлен, когда в его лавку вошли две молодые женщины. По виду женщин он понял, что одна из них богата, и оттого пошёл к ней на встречу, шёл среди груд книг, что лежали на столах. И кланялся ещё издали.

Девушки тоже ему приседали, как принято у благородных, но не так, чтобы низко. Только из вежливости. И он, подойдя, спросил:

– Какого ангела я должен благодарить, что вижу таких прелестных созданий в своей лавке?

Девицы улыбались и та, что была в дорогом платье, отвечала:

– Зашла поглядеть книги, может, найду себе какую по вкусу.

– О, конечно, конечно, молодая госпожа, у меня много разных книг, что могут быть по вкусу молодым дамам.– Заверил книготорговец.– Как хорошо, что молодым дамам нынче дозволено читать. Вот, прошу вас, соблаговолите пройти к этому столу. Тут у меня романы.

– Романы?– Спросила Агнес, проходя к большому столу, что был завален разными книгами.– И о чём же они?

– Так о чём же могут быть романы, если не о любви прекрасных дам и доблестных рыцарей. Или любви прекрасных дам и пажей, или трубадуров или менестрелей, что сладкими песнями разбудили неугасимый огонь любви в сердцах прекрасных дам, и за что поплатились от их мужей. Романов много и…

– И всё это про любовь?– Спросила Агнес с интересом.

– Да, да,– кивал книготорговец, он чуть наклонился к ней и заговорщицки добавил,– у меня есть и пикантные романы. Если, конечно, ваш папенька дозволит вам такие читать.

– Пикантные?– Удивилась девушка, а её служанка так и вовсе превратилась в слух.– И что же в этих пикантных романах?

– Это разные романы, – продолжал книготорговец почти шёпотом,– в которых описываются приключения доблестных рыцарей в сарацинских землях во время освобождения Гроба Господня, как те рыцари захватывали дворцы важных сарацином и… – Он заговорил ещё тише и ещё многозначительнее.– И их гаремы.

Агнес много знала об освобождении Гроба Господня, но ничего не знала о гаремах, и чтобы не прослыть невежей скривила носик и спросила:

– А еще, какие есть пикантные романы у вас?

– Так вот,– книготорговец взял в руки увесистый том.– Роман о рыцаре Адольфе и рыцаре Конраде, и их любви к прекрасной графине Дафне.

Он раскрыл книгу и показал первую же гравюру молодой госпоже. На гравюре были два рыцаря в латах с мечами и щитами, они бились, а судьёй их битвы была обнажённая дама. На даме кроме диадемы и не было ничего.

– И в чём же суть романа?– Агнес с интересом разглядывала картинку, и служанка, не удержавшись от любопытства, глядела ей через плечо.

– Рыцари воспылали страстью к графине, но та не могла отдать предпочтение ни одному из них. И тогда они решили, что спор их разрешит поединок. Но были они равны и в силе, и в храбрости, и стали оба изнемогать в бою, и вот когда силы и жизни стали их покидать, графиня попросила их остановить бой, обещав, что будет благосклонна к обоим. Только чтобы они прекратили поединок.

– Господи, стыдоба какая!– Воскликнула Астрид.

А Агнес глянула на неё очень нехорошо, и ещё пару оплеух прибавила служанке на будущее, и сказала продавцу:

– И сколько она стоит?

– Шесть талеров,– улыбался Ганс Эгельман, он всегда знал, что нужно покупателям.

О, Агнес очень хотелось знать историю о двух рыцарях и графини, у неё даже щёки покраснели от приятного волнения, но шесть талеров…

– На шесть талеров можно двенадцать коров купить.– Заметила служанка Астрид скептически.– Отчего же так ломите вы цену?

– Так книги всегда дороги, книги это ж вещи не для черни,– заметил хитрый книготорговец, улыбаясь.

Господи, какой позор, Агнес захотелось выцарапать ей глаза, ну хотя бы один глаз, она даже стала сомневаться, что дотерпит до трактира, а не устроит расправу над служанкой прямо тут. Едва смогла взять себя в руки и сказала так, как будто роман её больше не интересует:

– А книги для разумных мужей у вас имеются?

– Для разумных мужей?– Искренне удивился книготорговец.

Он положил роман в груду книг и пошёл к другому столу.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru