Борис Ратников
Сборник стихов «Калейдоскоп»
Москва 2018
ПОСВЯЩАЕТСЯ МОЕМУ АФГАНСКОМУ ДРУГУ И БОЕВОМУ АЗЕРБАЙДЖАНСКОМУ .ТОВАРИЩУ – ОРУДЖЕВУ АЛИ ПАШЕВИЧУ.
Об авторе:
Ратников Борис Константинович – генерал-майор Федеральной Службы Охраны Российской Федерации в отставке. В 90-е годы работал первым заместителем начальника Главного Управления Охраны РФ. Занимался вопросами обеспечения безопасности высших должностных лиц, в том числе с применением биотехнологий.
Является автором и соавтором книг:
«За гранью познанного», 1 и 2 части,
«Картина мира в представлении спецслужб»,
«Пси-войны России и Америки»,
«Риски развития России с позиций пси-технологий»,
«Мистика и философия спецслужб»,
«Человек, социум, власть»,
«Бизнес – путь к успеху»,
«Жизнь как она есть»,
«Истоки взаимоотношения полов»,
«Вектор духовного разрушения России»,
«Алгоритм познания для дегустации жизни»,
«Откровения Хранителя Вечности»,
«Здравая жизнь»,
«О механизмах и технологиях управления психикой»,
«Велика Россия, а отступать некуда!»,
«Тайные пружинки женского счастья»,
«Человек и космос, взаимодействие и энергообмен»,
«Белорусский феномен»,
«Путь к успеху»,
«От законов мироздания к закономерностям жизни»,
«Шаг к новому миропониманию»,
«От знаний к духовному и физическому здоровью»,
«Путеводитель по жизни» и д.р.
ПОЭТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ
Я родился в деревне Курово,
От Рязани – рукой подать,
В перелеске с названием Строилово
Родила меня моя мать.
Её дед Поликарп на подводе
В Луховицы рожать повёз,
Но так надо было природе -
До больницы её не довёз.
Часа три на пупке я болтался,
Пока дед повитуху нашёл:
Там в деревне врач оказался,
И мытарствам конец пришёл.
Рос как все, пропадая на улице,
Летом бегал в трусах, босиком,
Ноги были, как лапы у курицы,
А коленки всегда с синяком.
Зимой с горки по льду катался,
Что порой протирались штаны,
За ремень отец потом брался,
Но своей я не видел вины.
Жили весело, много играли,
То в разбойников, то в войну,
Других игр мы тогда и не знали,
Дрались шпагами, как в старину.
Щит в руках был от бака крышкой,
Шпага – палка орех или клён,
Бились так, пока кто б из мальчишек
Не упал, этой шпагой сражён.
Окружала нас мать-природа,
Отражаясь в детских глазах:
Река Меча, леса и угодья -
Всё навеки осталось в сердцах!
Кругом зелени было много,
Георгины росли в те поры,
Как солдаты равнялись строго
Под окном «золотые шары».
Проживала семья очень скромно,
На столе разносол не велик -
Огурцы из бочки солёные,
Да с прожилками сало – шпиг.
Ели, правда, ещё капусту,
Да картошку, как хлеб второй,
И для мамы было искусством,
Чтоб еда не казалась одной.
И сейчас в Луховицком крае
Даёт фору другим огурец -
Неросимый и Неженский ранний
Среди всех «удалой молодец».
Отец был председатель колхоза,
Чуть заря – он уже на ногах,
Относился ко мне он серьёзно – сено я убирал на лугах.
Подвозил зерно от комбайна,
Ворошил на току его,
Он к труду приучал не случайно,
Чтоб познал я себя самого.
Научился с людьми бы общаться,
Проявлял уваженье к труду,
Чтобы цели мог добиваться,
Вёл достойно себя на виду.
В кузницу прибегал я ребёнком,
Лошадей наш кузнец там ковал,
Помню, как играл с жеребёнком,
И мехами огонь раздувал.
Мама часто меня покрывала,
Не давая отцу узнать,
Что своим хулиганством бывало
Я его мог краснеть заставлять.
Разливалась речка весною,
Половодье – каникул пора,
Мы на льдинах катались гурьбою
И играли в лапту аж с утра.
Летом лезли в сады украдкой -
Ели кислый зелёный плод.
И на брюхе потом через грядки
За редиской ползли в огород.
Горе было тому, кто попался:
Был исхлёстан крапивой тотчас!
Задом в речке потом отмокался,
Утирая слёзы из глаз.
Было хобби у меня в детстве -
Я гармошку очень любил,
И отец, несмотря на протесты,
В первом классе мне хромку купил.
Говорила родная сватья:
«Гармонисты – сплошная пьянь»!-
Не послушал её мой Батя,
За гармонью поехал в Рязань.
Инструмент я освоил быстро,
В третьем классе по свадьбам ходил,
У меня тогда не было мысли,
Чтобы вместе со всеми я пил.
Относились ко мне с уважением,
Подавали вино с калачом
Или браги с медовым брожением,
Иль лафитник с родным первачом.
Но наказу я следовал строго:
Если выпью – отнимут гармонь.
Вот поэтому пил я немного,
Чтобы чувствовать в пальцах огонь.
Утром бабы меня провожали
И сдавали на руки родным,
Те дыхнуть каждый раз заставляли,
Чтоб учуять – не пахнет спиртным?
Я ни разу не попадался,
И в доверии рос до конца.
В седьмом классе баян мне достался:
Упросила купить мать отца.
Первым парнем я слыл в округе,
Вечерами на танцах играл,
Пред деревней имел заслуги -
Ведь на каждой пирушке бывал.
Знал, наверное, сотню частушек,
Сочинённых всегда с огоньком:
Хор девчонок – сплошных хохотушек
Под баян пели их с матерком.
Но немножко я здесь отклонился,
Хронологию буду блюсти.
Я на детстве остановился,
Чтоб в порядок года привести.
Школа наша была недалече,
Называлась начальной она.
Не хватало людей в классах вечно,
Потому что сказалась война.
Мы сидели тогда все вместе
С первого по четвёртый класс,
И скажу я, друзья, вам по чести:
Азы знаний «вбивались» в нас.
В школе был Пётр Акимыч – учитель,
Тот, что знанья линейкой «вбивал».
Но не всем он казался мучитель,
Так как многое каждому дал.
Не была мне учёба в тягость,
Я всё схватывал на лету,
И считал пятёрки за благость,
Потому что имел мечту.
В институт поступить надеялся,
Выбрал ВУЗ для себя – МАИ.
Поступил и не разуверился,
Что сбылись все мечты мои.
В институте учился труднее
С деревенским своим багажом,
Отвечал на зачётах, бледнея,
Изворачивался «ужом».
Каждый год уезжать умудрялся
В Казахстан – поднимать целину:
В институте отряд набирался,
И «хвосты» не вменялись в вину.
Зато трудно потом сдавались,
Когда мы возвращались назад,
Деканатом стипендий лишались,
Ей ведь каждый из нас был бы рад.
В очередную такую поездку
Познакомился с девушкой я,
Но судьба, должно быть в отместку,
Послала мне близняшек, друзья,
Они были тогда очень схожи,
Одевались в одно и тож.
Я считал, что Бог мне поможет
Разглядеть, на кого кто похож.
Получилось, что в самом начале,
Я за Аллой приударял,
А когда мы друг друга узнали,
На сестрёнку её поменял.
Нина больше пришлась мне по нраву,
В стройотряде, когда была:
Борщ «хохлятский» варила на славу,
Поварихой отменной слыла.
Я на кухне помочь ей старался -
Делал доски, точил ножи.
Как характер её показался -
Руку с сердцем и предложил.
Думал так, что хотя не имею
За душою своей ничего,
Неужели так просто посмею
Мимо счастья пройти своего?
Свадьбу вместе сыграли нашу,
Две сестрёнки вступили в брак:
Алла вышла за друга Сашу,
Погулял тогда третий фак!
Через год у нас сын народился,
Мы писали с женою диплом…
Я не помню, как дальше учился,
Вся учёба пошла кувырком.
Отослать пришлось сына к маме,
Где не знали проблем с молоком.
Защитили дипломы сами,
И направил нас ВУЗ прямиком -
В подмосковный город Жуковский.
Там нас встретили без жилья:
Было сложно тогда, чертовски,
Чтоб квартиру имела семья.
Быстро «лиха фунт» мы узнали:
Год снимали угол с женой,
Пока комнатку нам не дали -
Восемь метров – метраж небольшой.
Но общаге мы были рады,
Как ни как уголок, всё же, свой.
Привезли нам Алёшку в «награду»,
Чтобы жить всем одной семьёй.
Проработав четыре года,
Понял, здесь не моя стезя,
И решил служить я народу,
В КГБ на работу придя.
Год учился в Минске на курсах,
Рьяно грыз науки гранит,
Не последним гляделся на курсе,
Коллектив был сплошной монолит.
Относился к учёбе серьёзно -
Впереди ведь работа с людьми.
Правда, были и там курьёзы,
Службу эту попробуй, пойми?!
У чекистов строги порядки -
На трояк учиться нельзя,
В партбюро потом взятки гладки,
Разберут свои же друзья.
Наконец, окончив учёбу,
Прибыл в Раменский горотдел,
Получив чекистскую робу,
С интересом на службу смотрел.
Дела принял почти что сразу
(Это был режимный объект),
Чтобы быть там чекистским «глазом»,
Выявлять «шпионский субъект».
Прослужил там три года кряду,
Получив, наконец, жильё,
Появилась в жизни отрада
Сознавать, что оно твоё.
Перешёл я затем на службу
В наш Быковский аэропорт,
Помогла с начальником дружба,
Чему был я безмерно горд.
В коллективе освоился скоро,
Мой объект стал – Быковский завод,
Дослужился я здесь до майора
И ушёл на четвёртый год.
Захотелось сменить обстановку,
Подал рапорт я в ДРА,
КГБ со своею сноровкой
Дал понять, что же там за «дыра».
По провинциям нас раскидали,
Поубавился сразу пыл.
В Кандагар, мы в посольстве узнали,
Направление я получил.
Сборы были в то время не долги:
Расписался за АКС,
Две гранаты, «Макаров», патроны,
В чемодан этот груз еле влез.
Ещё вёз я тогда с собою
Мой старинный тульский баян,
Полюбил его всей душою,
Помогал исправлять он изъян,
Что в душе проявлялся за пьянкой
От родного дома вдали,
И пытались убить друзья «ханкой»
Грусть под сердцем родной земли.
В Кандагар прилетели под вечер,
Разгрузили армейский АН,
И горел закат словно свечи
Над пустынею Регистан.
Та жара может только присниться,
Оставалось читать Псалтырь,
К БТРу не прислониться -
На руке появлялся волдырь!
Кто-то может сказать – это «утка»,
Тот, кто не был в пустыне днём:
Шестьдесят с лишним в тени вам не шутка,
Пышит словно из печки огнём!
От жары мы ходили, как спьяну,
Жили в боксах по два, где по три.
Нам кампания «Ариана»
Апартаменты сдавала свои.
Каждый день на работу в город
Отправлялись мы на броне,
И убить нас могли очень скоро
В необъявленной этой войне.
От Кандагара до аэропорта
Всего было семнадцать вёрст,
Вдоль дороги, с названием «Чёртовой»,
Олеандры цвели в полный рост.
Трасса та была под контролем
Кандагарских душманских банд.
Каждый знал из нас свою долю,
Только Бог был жизни гарант.
На дороге рвались БМП-ешки,
Под обстрел попадали авто,
Но мы ездили там без спешки,
Страху был не подвержен никто.
Потому что с судьбой смирились,
Отчий дом вспоминали, семью,
Воевать за границей учились,
Так, чтоб жизнь сохранить свою.
Отмечали и там дни рождения,
Пели песни под тульский баян,
Пили много, но к удивлению
Не бывал из нас никто пьян.
Ежедневно жилили на нервах,
То подрыв, то шальной снаряд,
Но ведь кто-то должен быть первым
Из отряда наших ребят?
И им стал сержант-пограничник,
Службы срок выходил его:
Толя Мазнев – связист отличник
Дожил там до конца своего.
Погубила бойца служба эта:
В БТР-е на полном ходу
Осветительная ракета
взорвалась вдруг у всех на виду.
БТР водитель покинул,
Мы упали в машине с моста,
Видно дьявол тогда искуситель
Испытал нас, не чтивших Христа!
БТР-ом сержант был раздавлен,
И погиб у ребят на глазах,
В тот момент мы все были подавлены
И стояли над Толей в слезах.
В плащ-палатку его завернули,
Привезли в наш «родимый аул»,
Через пару часов помянули,
Отстучав шифровку в Кабул.
Три дня труп не могли отправить-
Самолёт ждали – «Чёрный тюльпан»,
Чтоб в Союз с телом гроб доставить,
Но его взял армейский АН.
После этого я проработал
В Кандагаре месяцев пять,
Проявили тут кадры «заботу»,
И пришлось место службы менять.
Я в афганскую прибыл столицу,
Чтоб работать в органах ХАД.
Встретил много своих сослуживцев,
Смене климата был очень рад.
Безопасность аэропорта
Возлагалась на группу ХАД -
Провожать Бабрака с эскортом,
Для гостей готовить парад.
Сходу влез я тогда в работу,
Приобрёл в Кабуле друзей,
На себе ощутил их заботу
При устройстве там жизни своей.
Юзбашан, Оруджев и Мальцев -
Мы дружили тогда вчетвером,
Уставали у нас с Лёнькой пальцы
От игры на баяне вдвоём.
К сабантуям готовились чётко,
Закупали афганской «жратвы»,
Мальцев песни нам пел под водку,
Где уж там виртуозы Москвы!
Он учился в консерватории,
И играл на чём только мог,
В этой нашей афганской истории
Был для нас «музыкальный бог».
Брал Оруджев в руки гитару,
Я садился за тумбафон,
Юзбашан – маракасов пару,
Мальцев задавал на баяне тон.
Редким пользовались мы успехом
У чекистов – коллег своих:
Для веселия и потехи
Приглашали всех четверых,
Когда звания обмывали
Или должность кто получал-
До утра мы тогда гуляли,
И в Кабуле баян звучал.
А однажды с баяном вместе
Прибыл я к Бабраку во дворец,
И вот в этом царственном месте
Дал охране концерт под конец.
Мы вначале попарились в бане,
Ели, пили на серебре,
Хорошо там жилось охране
На далёкой чужой стороне.
Пели песни: Платочек, Катюшу
И про месяц – багряный цвет,
Эти песни гвардейцы их слушали,
А мы Родине слали привет.
Враз тоска заполняла сердце,
Каждый думал – зачем мы тут?
Словно рану сыпали перцем,
Сознавая, а вдруг убьют?
Но Бог милостив оказался,
Через месяц уехал я,
Слушать сын тогда мать отказался,
Позвала меня срочно семья.
За период командировки
Ко всему я в Афгане привык.
За свою был направлен сноровку
Изучать я персидский язык.
Правда, дался он мне не сразу,
Сорок лет – это вам не пустяк,
И зубрил я его – «заразу»,
Не освоив письма никак.
Они пишут не так, как в Европе -
Справа – влево, наоборот.
Соли пуд мне пришлось тогда слопать,
Чтоб читал и писал через год!
Школу кончил я на пятёрки,
И уехал на время в Ташкент:
Там с афганцами на задворках
Проводили эксперимент.
Их учили азам контрразведки,
Чтоб наш опыт смогли перенять.
Это было удачей редкой
Их язык там отшлифовать.
В марте 85 года
Полетел второй раз я в Афган,
Получив назначение сходу
В зону южную – Кандагар.
Недалёко от бывшей столицы
Была область с названием – Заболь,
Эта маленькая провинция -
Головная для сил наших боль.
На границе с самим Пакистаном
Нам пришлось выполнять приказ.
Семь маршрутов путей караванных
Чрез Заболь проходили в тот раз.
Та граница не охранялась,
По традиции этих стран -
Племена кочевые слонялись
С Пакистана в Афганистан.
И везли оружие потоком,
Чтобы банды душманов снабдить.
Мы разведку вели ненароком,
Караваны, пытаясь бомбить.
Разлагали банды морально,
Меж собою стараясь столкнуть,
Главарей вербовали буквально,
Наставляя на истинный путь.
Полтораста банд на округу
Возле трассы Кабул-Кандагар
Оказали «медвежью услугу»,
Сделав склад в кишлаке «Сурхаган».
Это место – сплошное ущелье,
Да, смекалка у них была!
Другой склад в кишлаке «Апушелла»,
Возглавлял моджахед Абдулла.
Постоянно, два раза в неделю,
Нас обстреливали из «Катюш»:
Мы в Китай передать их успели,
Когда было родство наших душ.
Но к обстрелам таким мы привыкли,
Под разрывы пили вино,
И с возможною гибелью свыклись,
Было нам в ту пору всё равно.
Отбивались от банд спокойно,
Идти некуда на прорыв,
Смерть свою могли встретить достойно,
Подготовив себя на подрыв.
Всех советников было в то время
Двадцать восемь лишь человек.
Необъявленной войны бремя
Мы несли, не смыкая век.
Группа ГРУ, Спецотдел Царандоя,
Мы – советники органов ХАД,
И гражданских советников трое -
Два партийных и военкомат.
Жили дружно, не так, как другие,
Собирались одной семьёй,
Под баян пели песни родные,
Вспоминая детей с женой.
Был ансамбль у нас – «Тихий ужас»,
Все играли, кто мог на чём,
Выживать помогала дружба,
Подкрепляемая первачом.
Аппарат был один на всех наших,
Гнали в месяц примерно раз,
На жаре быстро квасилась бражка,
А потом шесть часов гналась.
Выгонялось ведро самогонки,
Очищался напиток затем,
Чтоб болезнь не имела силёнки,
Наливал пред едою я всем.
А болезни там были такие:
Тиф брюшной, гепатит А и Б,
С ним амёбная дизентерия
Каждый раз угрожала тебе.
Без врачей жили – сами медбратья,
Все болезни для нас нипочём,
Для ребят был как будто бы мать я,
И лечил их одним первачом.
Слава Богу! Все были здоровы,
Ели фрукты, как на убой,
Как – то раз надавил вина Вова,
Виноград рос в саду у нас свой.
Чтоб успешно бороться с жарою -
Стали делать бассейн в саду.
Ежедневно, дружной толпою,
Рыть выстраивались в череду.
Получился он шесть на четыре
И три метра почти глубиной,
Мы камнями его обложили,
И наполнили чистой водой.
Полоскались, как малые дети,
Всё свободное время в воде,
Обо всём забывая на свете,
Не притрагиваясь к еде.
Но война грохотала стабильно,
То обстрел, то, глядишь, теракт,
Только раз пришла группа мобильная,
А других больше не было – факт.
Но однажды авторитеты
В опергруппу к нам забрели,
Старики попросили совета,
Чтобы мирно им жить помогли.
Я беседовал с ними спокойно
На родном языке «дари»,
И отнёсся довольно достойно,
Всё ж вожди, что не говори.
Договор подписали споро
Тридцать пять кишлаков зараз,
Свой район охранять они вскоре
Сами начали в первый раз.
Мы за это их не бомбили,
Так как трассу они стерегли,
Хотя сами душманами были
И на нас нападать могли.
По соседству войска не стояли,
Горы были вокруг сплошняком,
Мы приказ КГБ выполняли,
Оборону, держа кругом.
Вели смело переговоры
С представителями крупных банд,
Понимая, что все уговоры,
Не представят нам мира гарант.
Они брать нас живьём опасались,
Норовя при обстрелах убить,
Авиации сильно боялись,
Те могли кишлаки разбомбить.
Со спецназом мы жили дружно,
Я летал к ним с баяном в часть,
Награждённых поздравить ведь нужно,
И частушки им спеть прямо в масть.
Их комбат за мной на «вертушке»
Прилетал к нам в кишлак и не раз.
Пели мы для него частушки
Так, что слёзы катились из глаз.
Я набил на них свою руку,
Бил не в бровь ими – прямо в глаз,
Разгонял в коллективе скуку,
Когда банды долбили нас.
А однажды, на День Победы,
На душманском базаре спел,
На три буквы послал все беды
И в открытый УАЗик сел.
Про «Удачу» я пел сначала,
Мой водитель от страха вспотел,
Но мне этого было мало,
Я ещё про «Поручика» спел.
Стало тихо, наверное, очень
Мы шокировали их тогда,
Если жить человек очень хочет -
Бог поможет ему всегда!
Но закончилась служба вскоре,
Собрались шурави на банкет,
А душманы советнику Боре
Приготовили ночью «презент» -
Мину мощную итальянскую
Заложили они в колею,
Чтобы утром под песню цыганскую
Мы погибель нашли бы свою.
В пять утра подошли вертолёты,
Тяжело с похмелья вставать.
Напрямки мы помчались, намётом,
Чтобы к вылету не опоздать.
В стороне оказалась дорога,
Там, где мина лежала для нас.
В тот момент только с помощью Бога
Наша жизнь не оборвалась.
Через тридцать минут после взлёта
В пол километре от реки
Подорвался на мине кто-то,
Увидали взрыв мужики.
Там на тракторе ехали дети,
Их в прицепе сидело аж шесть,
Самой страшной бедой на свете
Обернулась душманская месть.
Помогла мне в Афгане дружба,
Целым я приехал домой,
Получил назначенье на службу
В Домодедовский порт родной.
Но устал туда ездить чертовски,
Перевёлся куда хотел -
В подмосковный город Жуковский
Зам.начальником в Горотдел.
Но и там прослужил я не долго -
Вором шеф оказался мой,
До меня воровал он задолго,
И наказан был вскоре судьбой.
Через год я по старой дружбе
Перешёл на работу в КИ,
Но затем к нам в 4 Службу
Меня кадры перевели.
И на должность назначили зама,
Авиатором стал я опять:
Комитет, как капризная дама,
Не давал мне долго скучать.
Тут в стране началась перестройка,
Увидал народ этот бардак,
Как не ладили Мишка с Борькой
И ЦК делал всё не так.
Надоели чекистам ужасно,
Руки нам «отбивали» тогда,
Зрела мысль у меня беспристрастная -
На «гражданку» уйти навсегда.
Как-то в бане у Игоря Волка
Коржакова я повстречал.
Он с Бурбулисом Геной колко
Обстановку в стране обсуждал.
Коржакова я знал по Афгану,
Но меня он в тот раз не признал,
Во дворце с ним знакомились спьяну,
Когда он Бабрака охранял.
Я в тот день посетил их с гармошкой,
О чём выше в стихах говорил,
Во дворце навёл шорох немножко,
А потом и к друзьям укатил.
После бани разговорились,
Он про службу меня расспросил,
А когда пару раз мы помылись,
На работу к себе пригласил.
На предложение я согласился,
И в ответ в КГБ на запрос
К зам. по кадрам тотчас обратился
И на пенсию рапорт принёс.
Помню, в кадрах меня убеждали -
Мол, куда и зачем я иду?
Вместе с Ельциным, уверяли,
Я как «кур в ощип попаду».
Вскоре вышвырнули чекиста,
Напоследок дав чётко понять,
Что ушёл хоть из органов чисто,
Но предателем будут считать.
И пришёл я в Совет Верховный,
К Коржакову, в Отдел СБ,
Отношения там строил ровно,
Благодарен был я судьбе.
Через месяц из партии вышел -
Внепартийным тогда был отдел,
Б.Н. в пику «горбатому» Мише
Выйти с партии всем повелел.
Но тут в августе путч тот начался,
Вместе с Ельциным были мы,
Когда штурм БД ожидался -
Депутаты «наклали в штаны».
Внешне друг перед дружкой храбрились,
Кто взял «Стечкина», кто «АК»,
Целый день бестолково крутились
И смотрели на всех свысока.
Да! Силёнок у нас было мало,
«АКС»-сов штук двадцать пять.
Штурмовать если б «Альфа» нас стала,
То беды бы не избежать!
Но умней оказались чекисты,
Чем людишки из ГКЧП,
По ТВ что вещали «речисто»,
Всех, пугая введением «ЧП».
«Альфа» нас штурмовать отказалась,
Передала привет через жён,
А толпа всё к БД приближалась,
Создавая от танков заслон.
Помню точно, в два часа ночи
Б.Н. спустился в подземный объект,
Мы всю свиту доставили срочно,
В бункер влезло двадцать пять человек.
Мне там душно тогда показалось,
И решил я посты навестить,
Посидев там с охраною малость,
Получил разрешенье сходить.
Поднимаюсь, без лифта, в Приёмную -
Вижу – нет никого из ребят,
Выхожу на лестницу «чёрную» -
Никакие посты не стоят!
А в Приёмной звонят телефоны,
Ждёт известий родная страна,
Я подумал, пока нет препонов,
Постараюсь ответить сполна.
Говорил минут тридцать, наверное,
Успокоил Сибирь и Урал,
Выражали желанье безмерное,
Чтобы Ельцин в борьбе устоял.
Был звонок из посольства Штатов,
Но английский не смог я понять,
По персидски послал их матом,
Продолжая другим отвечать.
Коржаков вскоре сам появился,
И спросил – для чего здесь сижу?
Я вопросу не удивился
И сказал, что руковожу!
Говорил с Б.Н.-ской дочкой,
А потом и с самим Б.Н.
Уходила «весёлая» ночка,
Занималась «Заря перемен».
Что потом было – все уже знают,
Написали об этом не зря,
Через месяц, как Б.Н.-а признают,
С Горбачёвым беседовал я.
Он тогда пригласил нас в Девятку,
Чтобы службу несли мы в Кремле,
А не делали это украдкой,
Помогли бы ему и себе.
Через час нас назначил Указом
И создать СБП поручил,
Упраздняя Девятку сразу,
Чтоб в Кремле КГБ не «рулил».
Коржаков и не знал про это,
Он в Прибалтике с Ельциным был,
Я ему с «горбачёвским приветом»
По прилёту и всё доложил!
Стал начальником Редкобородый,
Служба ГУО звалась у нас,
Проработал он около года,
И уволен был как-то враз!
Барсуков стал Начальником Службы
И ещё Комендантом кремля,
С Коржаковым водил он дружбу,
Первым замом тогда стал и я.
Коржаков Президентскую Службу
Безопасности возглавлял,
Продолжая с Мишею дружбу,
Должность зама его совмещал.
Как всегда – службу правил я честно,
Через год только смог понять,
Что законы там действую местные -
Нужно что-то кому-то лизать.
Не имея в крови подхалимства,
Правду-матку пытался сказать,
Не подвержен я был и мздоимству,
И решили меня наказать.
Отобрали все кадры сначала
И вдобавок оперотдел,
Чтобы я, как раньше бывало,
Больше силы в ГУО не имел.
Подработали меня тонко,
Ведь не ждёшь от друзей в спину нож,
Барсуков на «разборке» звонко
Объявил, на кого я похож.
Он сказал, что пока отдыхали
С Президентом они в этот год,
Информацию там ему дали -
Я готовлю переворот!
Мне пришлось послать его матом,
Всё, что думал, сказал в тот же час,
Коржаков, прекратив дебаты,
Поспешил к Президенту от нас.
Я потребовал очной ставки
С теми, кого на мятеж подбивал,
Не сработала их «удавка»,
Барсуков ничего не сказал.
Их в моём поведении смущало,
Что отказываюсь от жилья,
Дачу, ту же, как им полагалась -
Заняла другая семья.
Подал я тогда ему рапорт,
Но сказал он: «Ишь ты какой!
Хочешь быстро покинуть «Папу»,
Чистым быть, уйдя на покой?!»
Не уволил меня он сходу,
Девяносто шёл третий год,
Теми, кто не знавал в «реке брода»,
Подготавливался переворот.
Не хватало ума, к сожалению,
Ни у той, ни у этой сторон,
Кризис мог бы быть без сомнения
Без расстрела БД разрешён.
Но не тут-то у наших было,
Надо чем-то народ запугать,
И Кремлёвская власть порешила
Депутатов в Москве расстрелять!
Запустили их всех сначала
Беспрепятственно в Белый Дом,
Власть милиции приказала,
Чтоб колючкой он был окружён.
А могли ведь по-умному сделать -
Снять охрану ночью в БД,
Опечатать все комнаты смело,
И тогда не бывать бы беде.
Но взыграла кровь демократов,
Как же так, ведь мы сами власть,
Всему миру покажем, ребята,
Как гуляют русские всласть!
Это часто бывало в мире,
Когда власть стреляла в народ,
Если глянуть на дело шире -
Шёл обычный переворот.
У меня внутри всё застыло,
И сказала мне дома мать:
«Как же вас там земля носила,
Стыдно ведь людей убивать!»
После этого я решил твёрдо,
Что не буду в охране служить,
Проявлю чекистскую гордость,
Не хочу «опричником» слыть.
Вскоре рапорт мой подписали,
И Указ издал Президент,
Из Кремля меня отослали
По приказу в тот же момент.
Но причины не объяснили,
Посадили «наружку на хвост»,
Телефон на контроль подключили,
Сжёг я сам за собой свой мост.
С декабря по май пробыл дома,
Поправляя здоровье своё,
Просто так не могли «дуболомы»
Увольненье оформить моё.
Подписав Указ числом задним,
Сократили должность на день,
Чтоб ошибку свою загладить,
Или «тень навести на плетень».
И остаться мне предложили,
Консультантом, назначив на пост,
Службу верную сослужили,
Так как был я для них не прост.
Много знал и секретами ведал,
Не могли меня так отпустить,
Я «кремлёвского мёда отведал»,
И, как думали, мог навредить.
Вёл себя я в Кремле спокойно,
Не нуждались в услугах моих,
И с коллегами ладил достойно,
Консультировал многих из них.
Вскоре выборы в президенты
Наступили в России опять,
Тут возникли в СБ инциденты,
Повернувшие время вспять.
Президент дал Чубайсу фору,
Коржакова последнему сдал,
И по этой причине в ту пору
Барсукова с должности снял.
Возглавлял ФСБ тогда Миша,
Звёзды сыпались на погон,
И поехала Мишина «крыша»,
Стал гордиться пред всеми он.
Порешил без звонка Президенту
Всех воров у Чубайса словить,
Чтобы этого претендента
На корню в Кремле задавить.
Заловили они с Коржаковым
Пятьсот тысяч «баксов» зараз,
Их Лисовский с напарником новым
Умыкали в коробке как раз.
Но не грамотно действовал Миша
– В МВД сдал Лисовского он,
Не сработала правильно «крыша»,
В краже не был никто уличён.
Позвонил Лисовский Чубайсу,
Поднял на ноги Рыжий всех,
И велел своим – срочно кайтесь,
На концерт, списав «баксы» те.
Сашу с Мишей выдрал сам Боря,
По ТВ их прилюдно бил,
В это время наш рыжий Толя
В «крышку гроба» свой гвоздь забил.
Хоронил Толя Сашу с Мишей,
Дал он им от «ворот-поворот»,
Да так громко, что мир весь услышал -
Мог в Кремле быть переворот!
Точно также меня оболгали,
На чём свет ругали, кляня,
В подготовке тогда уличали,
В мятеже беспричинно виня.
Но недаром гласит пословица -
Посмотри, на кого сам-то похож?
Результат наступит, как водится -
«Что посеял – то и пожнёшь!»
После этих событий важных,
Чтобы крепла родная Русь,
Порешил я тогда отважно
Путь направить свой в Беларусь.
Где друзья мои службу служили,
С ними вместе работать был рад,
В Минск они меня пригласили
В Государственный аппарат.
В резиденцию к Президенту
Прибыл утром «кремлёвский бунтарь».
Тут же встречу одним моментом
Мне назначил Госсекретарь.
Предложил в КГБ зампредом
В Белоруссии послужить,
Постараться понять их беды,
И проблемы помочь решить.
Для меня не нужна была должность,
Опыт свой хотел передать,
Как бороться с коррупцией можно
И Республики честь защищать.
Побеседовав с четверть часа
С ним мы вспомнили про Афган,
Где сходились дорожки наши
В южном городе – Кандагар.
Убедил его я, наверное,
Согласился к себе меня взять,
Чтобы, став помощником верным,
Мог бы дельное подсказать.
Через час получил я квартиру,
Кабинет рядом с ним, телефон.
Можно было б «беситься мне с жиру» -
Хорошо позаботился он.
Три недели я с раннего утра
Без обеда, как «карла», пахал,
Оценив ситуацию круто,
Тридцать справок ему написал.
Но в ответ на мои документы
Секретарь ничего не сказал:
Неприятные очень моменты
В документах я тех описал.
Они всё хотят делать насильно,
Мнение нации, не спросив,
Недоверие рождают обильно,
Поведения негатив.
Всех «загнать норовят в одно стойло»,
Интеллект не идёт в расчёт,
А ведь вспомнить примеры бы стоило,
Как народ выставлял власти счёт!
Не имея обратной связи,
Не встречаясь с Секретарём,
Понял я, что «из грязи в князи»
Он поднялся на месте своём.
Проработав четыре недели
Я увидел там – то же жульё,
Мимолётом дни пролетели
И покинул я место своё.
Жена встретила с укоризной,
А до меня, наконец-то, дошло,
Что работать на благо Отчизны
Видно время ещё не пришло.
Продались все капитализму,
Каждый «сват стал ему и брат»,
Всё свели к одному практицизму
И за деньги убить норовят.
Не хочу спину гнуть на хозяина,
Привык Родине я служить,
А не быть наподобие Каина,
Чтобы с камнем на сердце ходить.
Вот поэтому не работаю,
А пытаюсь стихи писать.
Стало это моею заботою,
Постараюсь про Жизнь рассказать!
ИСТОРИЯ РОССИИ
С IX ПО XX ВЕК
Восток Европы заселяли
Славян, когда-то племена.
Князья в то время управляли,
Мы вспомним все их имена.
Гласит нам летопись Сильвестра,
Что первым князем Рюрик был,
Его на правящее место
Род сам славянский пригласил.
Нормандский вождь из Скандинавии
В Великий Новгород пришёл,
И от варяжского конунга
Царей российских род пошёл.
Правопреемником варяга
Стал родственник его – Олег,
Нам молвит летописцев сага,
Что это был X век.
Для продолжения правленья
На трон садится Игорь-князь.
Политика объединения
Племён славянских им велась.
Со всех народов покорённых
Сбирал большую Игорь дань,
Народ, побором угнетённый
Свою на князя поднял длань.
И после гибели бесславной
Власть перешла к его жене -
Княгине Ольге – деве славной,
Древлян побившей в той войне.
Искоростень – центральный город
Земли древлянской – был сожжён.
Их род тогда и стар, и молод
В отместку Ольгой умерщвлён.
Она смогла для сбора дани
Порядок новый учредить,
И крепкою своею дланью
Тем племенем руководить.
Полюдье вскоре заменила,
Убрав при сборе дани их,
Погосты в землях учредила,
Оставив там людей своих.
За Ольгой править князь Владимир
Пришёл на Киевскую Русь,
Родоначальник христианства,
Сказать я так не побоюсь.
Событьем важным в то княженье,
Что вспоминаем мы сейчас,
Явилось общее крещенье
По воле князя в тот же час.
Оно для жизни означало
Религии Христа приход,
Мир с Византией обещало
И от язычества отход.
Влиянье церкви и культуры
Обогатило наш народ,
Князь поступил довольно мудро
И не подвёл славянский род.
Его впоследствии и церковь
Признала за дела святым,
Заслуги князя не померкли,
Престиж России славен им.
Однако, после его смерти
Раздоры стали процветать,
О трудном времени, поверьте,
Смогла история сказать.
Наследник – Святополк проклятый,
Сел княжить в Киеве потом,
Борис и Глеб – родные братья -
Вот жертвы первые при нём.
Князь опасался конкурентов,
Жестоким и коварным слыл,
За все злодейские моменты
Он «окаянным» прозван был.
Признала церковь их святыми,
