Борис Романов
Июль 1914
В этой изменённой вариации, план Шлиффена-Мольтке был предназначен для победы в течение первого месяца мировой войны; но некоторые стратегические просчёты, – в том числе неожиданно (для Германии) быстрая мобилизация в России и наступление русской армии в Восточной Пруссии (по просьбе Франции) потребовало от Германии переброски многих дивизий с Западного на Восточный фронт (что позволило Франции перейти в контрнаступление на Марне) – и это затормозило немецкое наступление на Западе, и вылилось, вместо «блиц-крига», в долгие четыре года позиционной войны.
ВИДЕОРЯД (ХРОНИКА) и ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
Но вернёмся в последние предвоенные дни июля 1914-го…
Итак, 28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну. На следующий же день началась бомбардировка Белграда кораблями австрийской Дунайской флотилии и батареями крепости Землин, расположенной на другом берегу Дуная.
После объявления войны Австро-Венгрией Николай II согласился на частичную мобилизацию. Начальник Генштаба Янушкевич доказывал, что если не мобилизовать Варшавский округ, останется неприкрытым как раз тот участок, где, по разведданным, должен быть сосредоточен ударный кулак австрийцев. И если начать импровизированную частичную мобилизацию, это сломает все графики железнодорожных перевозок – при последующей необходимости объявить общую мобилизацию все окажется скомкано и перепутано. Тогда Николай решил пока не приступать к мобилизации – ни к какой. Информация в те дни к нему стекалась самая противоречивая. Приходили обнадеживающие телеграммы от Вильгельма, германский посол Пурталес передавал, что Германия склоняет Вену к уступкам, и Австрия, вроде бы, соглашалась. Но тут же пришла жёсткая нота немецкого рейхсканцлера Бетман-Гольвега. В тот же день стало известно о бомбардировке Белграда, об угрозах Германии Франции. А Вена наотрез отказалась от любого обмена мнениями с Россией. Всё это происходило 28 и 29 июля.
ВЕДУЩИЙ В КАДРЕ:
И 29 июля царь отдал приказ о частичной мобилизации. Но сразу и отменил. Потому что пришли еще несколько миролюбивых телеграмм Вильгельма, заявлявшего: «Я прилагаю последнее усилие, чтобы вынудить австрийцев действовать так, чтобы прийти к удовлетворительному пониманию между вами. Я тайно надеюсь, что Вы поможете мне в моих стремлениях сгладить трудности, которые могут возникнуть. Ваш искренний и преданный друг и брат Вилли». Особо кайзер просил не начинать военных приготовлений – это, мол, помешало бы его посредничеству. Царь направил ответ, сердечно благодаря за помощь и предлагая вынести конфликт на рассмотрение Гаагской конференции.
Итак, мы вновь возвращаемся к этой телеграмме. Это действительно очень важный момент. Можно не сомневаться, что международный суд в Гааге, скорее всего, пожертвовал бы интересами Сербии ради сохранения мира в Европе, но, вероятно, отверг бы самые жёсткие пункты австрийского ультиматума, сводящие на нет государственный суверенитет Сербии. . Можно не сомневаться, что Николай II понимал это. Но можно не сомневаться и в том, что понимал это и Вильгельм – именно поэтому он не ответил на упомянутую телеграмму Государя, проигнорировал предложение передать спор между Австро-Венгрией и Сербией в Гаагу!
Мобилизация в России и в Германии.
ВИДЕОРЯД (ХРОНИКА) и ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
МОБИЛИЗАЦИЯ В РОССИИ и ГЕРМАНИИ.
Как развивались события после отправки Государем этой телеграммы? – в течение 29-31 июля от Вильгельма были получены ещё три телеграммы, но ответа на предложение России передать рассмотрение австро-сербского конфликта в Гаагу так и не последовало.
Поскольку до сих пор как на Западе, так и в России распространено мнение, что последним поводом, подтолкнувшим Германию к объявлению войны России было объявление в России всеобщей мобилизации, остановимся на этом подробнее.
Еще раз обратимся к книге Шамбарова:
«Сазонов ринулся к Пурталесу, снова вырабатывать отправные точки для урегулирования. Но в следующих телеграммах кайзера тон вдруг сменился на куда более жесткий… Австрия отказывалась от любых переговоров, и поступили доказательства, что она четко координирует действия с Берлином. А по разным каналам стекались сведения, что в самой Германии военные приготовления идут полным ходом. Об угрожающих перемещениях немецкого флота из Киля в Данциг на Балтике, о выдвижении к границе России кавалерийских соединений – уже в полевой форме. А для мобилизации России и без того требовалось на 10—20 дней больше, чем Германии. И становилось ясно, что немцы просто морочат голову, желая выиграть еще и дополнительное время… Когда все выводы доложили царю, он задумался и сказал: «Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей! Как не остановиться перед таким решением». Но потом, взвесив все аргументы, добавил: «Вы правы. Нам ничего другого не остается, как ожидать нападения. Передайте начальнику Генерального штаба мое приказание об общей мобилизации».
Она была объявлена 31 июля. Причем сопровождалась заверениями русского МИДа, что будет остановлена в случае прекращения боевых действий и созыва конференции в Гааге. Но Австрия ответила, что остановка военных операций невозможна, и объявила общую мобилизацию – против России. А кайзер, получив подходящую зацепку, отправил Николаю новую телеграмму, что теперь его посреднические усилия становятся «призрачными», и царь еще может предотвратить конфликт, если отменит все военные приготовления. Впрочем, ответа даже и не подразумевалось. Всего через час после отправки телеграммы Вильгельм торжественно въехал в Берлин и под восторженный рев толпы выступил с балкона, объявив, будто его «вынуждают вести войну». В Германии вводилось военное положение, что просто легализовывало приготовления, которые она вела уже неделю. И тотчас были направлены ультиматумы в два адреса: Франции и России.
История с ультиматумом России еще более показательна. В Петербурге о нем сперва узнали… из прессы. Он был опубликован во всех германских газетах 31 июля. А посол Пурталес получил инструкцию вручить его только в полночь с 31 июля на 1 августа. Срок ультиматума давался 12 часов, до полудня субботнего, выходного дня. Чтобы русским было труднее организовываться, консультироваться с союзниками и предпринимать конкретные шаги. В тексте требовалось не только отменить мобилизацию, но и «дать нам четкие разъяснения по этому поводу», однако слово «война” не упоминалось, а говорилось: «Если к 12 часам дня 1 августа Россия не демобилизуется, то Германия мобилизуется полностью». Сазонов в недоумении уточнил: «Означает ли это войну?». Пурталес выкрутился: «Нет, но мы близки к ней».
Николай II стремился избежать войны. Он направил в Берлин заявление, что мобилизация – это еще не война и настаивал на переговорах. Но по истечении срока ультиматума к Сазонову явился Пурталес и официально спросил, отменяет ли Россия мобилизацию. Услышав “нет”, он вручил ноту, где говорилось, что «Его Величество кайзер от имени своей империи принимает вызов» и объявляет войну. Вот только посол при этом допустил грубейшую накладку. Дело в том, что ему из Берлина передали две редакции ноты – в зависимости от ответа России. И война объявлялась в любом случае – варьировался только предлог. А Пурталес, переволновавшись, отдал Сазонову обе бумаги сразу…
ВЕДУЩИЙ В КАДРЕ:
Итак, войну России объявила Германия. Теперь расскажем о том, как Вильгельм якобы предлагал Государю ее прекратить – уже после ее объявления.
ВИДЕОРЯД (ХРОНИКА) и ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
Поздно вечером 1 августа (около полуночи), почти через сутки после объявления Германией войны, Николай II получил от Вильгельма новую телеграмму – опять чрезвычайно любезную, в которой кайзер по-дружески выражал надежду, что «русские войска не перейдут границу». Николай был поражен: объявлена все-таки война или нет? Срочно связались с Пурталесом, не получил ли он каких-то новых инструкций? Даже проверили, не залежалась ли телеграмма на почте со вчерашнего дня. Однако отправлена она была в 22 часа 1 августа.
Теперь представьте, что Николай II отменяет объявленную накануне мобилизацию – уже после объявления Германией войны России. Весь мир уже знает об этом. Более того, Германия еще до этой телеграммы Вильгельма, днем 1 августа, вторглась в Люксембург, начав поход на Францию. Отменить мобилизацию в России в этих условиях или отдать войскам приказ не начинать военные действия – в глазах всего мира и русского народа это означало бы капитуляцию перед Германией на следующий же день после объявления войны. Смешно даже говорить об этом. Смешно также сомневаться в том, что если бы государь сделал это, то, злорадно посмеявшись «над простачком Ники» и выставив его дураком перед всем миром и собственным народом, Вильгельм все равно начал бы войну против России.
…
Что происходило после объявления войны?
Вместе с торжественным объявлением войны в Германии была официально объявлена мобилизация со следующего дня, 2 августа.
Тут, впрочем, требуется уточнение. Германия была единственным государством, где слово «мобилизация» автоматически означало «война». То, что понималось под мобилизацией в других странах, вводилось уже военным положением. А в Германии команда «мобилизация» давала старт грандиозному «плану Шлиффена». Тотчас на железных дорогах вводился военный график, многократно отработанный на ежегодных учениях. На узловые станции направлялись офицеры Генштаба, начиная дирижировать перевозками, – ведь в короткие сроки предстояло перебросить на рубежи наступления 40 корпусов, для каждого требовалось 140 поездов. И от даты мобилизации во всех планах велся отсчет, на каких рубежах должны находиться войска в такой-то день. Поэтому и схитрили сами с собой, добавив лишние сутки – считать не с 1-го, а со 2-го августа.
И ситуация получилась весьма далекая от логики. Германия пока объявила войну только России, которая якобы угрожала ей и Австрии, а немецкие армии двинулись на Запад! Правда, у немцев нервы были на пределе и в последний момент чуть не произошел сбой. В Лондоне состоялся телефонный разговор между германским послом Лихневским и английским министром иностранных дел Греем. Министр опять изложил мысли насчет общеевропейского нейтралитета, но в столь обтекаемых выражениях, что Лихневский понял его иначе и телеграфировал в Берлин: «Если мы не нападем на Францию, Англия останется нейтральной и гарантирует нейтралитет Франции». Правительство растерялось – войска-то уже шли на Францию. Но кайзер ухватился за мысль, что воевать можно с одной Россией, а Франция потом никуда не денется. Мольтке устроил истерику доказывал, что так запросто планы не меняют, что развернуть полуторамиллионную армию уже невозможно – ведь это 11 тысяч железнодорожных составов. План Шлиффена был отработан до таких мелочей, что каждый офицер имел уже карту с маршрутом своего полка по Бельгии и Франции! Однако Вильгельм настоял на своем и направил английскому монарху (Георгу V) условия: «Если Франция предложит мне нейтралитет, который должен быть гарантирован мощью английского флота и армии, я, разумеется, воздержусь от военных действий против Франции и использую мои войска в другом месте».
