Борис Таукенов
Смерть всегда рядом
Что касается безопасности работы выездного отдела, Шарани был уверен, что она гарантирована мне федералами. Омоновцы со всех концов страны, с первых дней взявшие надо мной шефство, часто забегали по утрам в офис, чтобы спросить, как дела. И мне была приятна их опека. В знак благодарности всегда предлагал им выпить по сто граммов, зная, что именно в это время суток у них невыносимо «горели колосники», которые необходимо было залить. А спиртного у меня всегда было предусмотрительно очень много, благо стоило оно без акциза сущие копейки. Водку в соседних республиках в девяностые годы не производили и не разливали в бутылки только самые ленивые.
Несмотря на все предупреждения моего нового окружения быть предельно осторожным, сам я в первое время считал, что риски слишком преувеличены. Большинство боевиков были загнаны в горы, где и затаились. Лишь изредка, умело используя «зеленку», устраивали партизанские набеги на колонны федералов или места их дислокации. Сам же Грозный, где еще недавно редко можно было встретить гражданское лицо, по истечении короткого времени стал стремительно наполняться возвращающимися к мирной жизни людьми. Они ходили свободно, без всякой опаски быть невзначай расстрелянными кем-нибудь из противоборствующих сторон.
Не увидел особой опасности и в передвижении по дорогам мятежной республики. Две «Нивы», предоставленные филиалу головным банком, изнутри были облицованы пуленепробиваемыми стальными листами. Пуленепробиваемыми были и стекла. Насколько заверил вице-президент, мы одними из первых в стране стали обладателями российских броневиков из экспериментального выпуска, налаженного на малом предприятии при «АвтоВАЗе», что было очень похоже на правду. Каждое появление бронированного первенца отечественного автопрома в людных местах у простых обывателей вызывало умиление. Прохожие смотрели на чудо техники широко раскрытыми глазами, не понимая, что за гибрид сошел с конвейера Волжского автомобильного завода. Среди них наверняка были потенциальные грабители, которые не раз задавались вопросом, какими безопасными способами можно изъять ценный груз. И мне казалось, что ответа на него они никогда не найдут. Не из гранатомета же расстреливать броневик, если автоматной очередью достичь желаемого было невозможно?
Конечно, все эти мои досужие рассуждения были от полной неосведомленности в вопросах безопасности деятельности службы инкассации. Потому я старался сдерживать себя в оценке воображаемых мной достоинств машин. Фантазии же Али, моего нового водителя, бесстрашного, как мне казалось, парня, не имели по этому поводу разумного предела. Каждому встречному, пожелавшему удовлетворить свое любопытство и в Чечне, и в нашем родном городе, он красочно описывал, какими чудесными возможностями обладают броневики.
«Одним нажатием кнопки из люка на крыше выдвигается крупнокалиберный пулемет с укороченным стволом, – рассказывал он многочисленным зевакам. – Нажатием на другую выбираю сектор для стрельбы. Третьей – открываю огонь по заданной цели. В случае погони нажимаю на четвертую кнопку для создания дымовой завесы. Откуда дым выходит? А через глушитель. В него вмонтирована специальная трубка, которая не видна снаружи».
«И тебе верят?» – спрашивал я, не скрывая скептического отношения к его изощренным выдумкам. В ответ он открывал свои белые ровные зубы в обаятельной улыбке.
– Если бы сказал, что в машине установлена ракета с ядерной боеголовкой, то все равно нашелся бы тот, кто поверил или захотел поверить, – отвечал водитель.
И мне очень даже нравилось его умение искусно лгать, потому что сам был готов принять за чистую монету эту прекрасную ложь.
Тем не менее, нас обоих больше устраивало то, что нам на встречу к границе с Ингушетией в предварительно назначенное время всегда подъезжали два БТРа с бойцами внутренних войск. Передвижение по Чечне в сопровождении мощной охраны заставляло забывать про все страшилки, услышанные от большого количества доброжелателей. Что касается Али, каждое такое действо, которое он мог раньше видеть только в кино, приводило его в неподдельный мальчишеский восторг. Ощущение собственной значимости настолько сильно овладевало им, что лицо его озарялось счастьем.
В отличие от своего предшественника, поспешившего уволиться от греха подальше, он даже не пытался отговаривать меня, когда однажды пожелал сесть за руль, не имея ни водительских прав, ни опыта управления автомобилем. Наоборот, свысока, насмешливо стал наблюдать за всеми моими неумелыми манипуляциями с вождением. И откровенно поднимал на смех, когда, не зная правил, уступал дорогу любой выезжающей на трассу технике, даже если она выползала из проселка. Мои оправдания со ссылкой на врожденную вежливость и вовсе вызывали у него гомерический хохот.
Впрочем, совсем скоро я стал вполне уверенно чувствовать себя на водительском месте, и только в редких случаях уступал его Али, что его очень даже устраивало. Единственное, что он оставил за собой, – это управление спецсигналами инкассаторской машины: мигалкой и сиреной. Невзирая на мое недовольство, всегда включал их при въезде в Грозный, при виде множества прохожих, удивленными взглядами провожающих бронированное чудо с эскортом из двух БТРов.
VI
Но спустя некоторое время активных передвижений по дорогам воюющей Чечни и близлежащих территорий уверенность в нашей безопасности улетучилась как легкий утренний туман. Однажды нас не встретили в назначенное время. Простояли мы в томительном ожидании до получаса. Не выдержав подозрительно любопытных взглядов двух милиционеров на пограничном посту, я вышел из машины и подошел к ним, чтобы каким-то образом предотвратить возможный в таких случаях инцидент. Али при этом приказал пересесть на водительское сидение и в случае непредвиденных обстоятельств ехать на большой скорости обратно домой.
– Постараюсь задержать их, пока ты будешь разворачиваться, – сказал я, даже не задумываясь, каким образом это буду делать.
Пожилой старший сержант ответил на мое приветствие добродушной улыбкой, что несколько успокоило меня. Но чувство тревоги вновь вернулось, когда посмотрел в лицо его молодому напарнику. Он с хитроватым прищуром глаз бросал чрезмерно любопытные взгляды попеременно то на меня, то на броневик.
– Что везем? – спросил, протянув руку для приветствия.
– Документы. Что еще можно везти вдвоем без оружия.
– А если проверим.
– Не имеешь права.
– А кто мне запретит? Ты что ли?
Он подошел к двери со стороны водительского сиденья, снял с плеча автомат, передернул затвор и прицелился в голову Али.
– Ты что делаешь? – возмутился я и устремился в его сторону.
Не успел сделать и двух шагов, как милиционер нажал на спусковой крючок. Хлесткая очередь прошила тишину, пройдя над крышей автомобиля, – он успел вовремя вздернуть вверх ствол автомата.
– Что за дурацкие шутки. Рехнулся что ли?
– Смотри, смотри, как испугался! В штаны уже, небось, наложил. Ха-ха! – громко засмеялся постовой над тем, как водитель, мгновенно побледнев от страха, машинально закрыл лицо рукой.
Приблизился к ненормальному вплотную и был готов к любым решительным действиям, до конца не понимая, какими они должны быть. Секунд десять мы стояли друг против друга. Крепко сжав руки в кулаки, я с трудом сдерживал кипевшую во мне ярость. Милиционер же в отличие от меня был абсолютно спокоен. Нагло ухмыляясь в свои густые усы, медленно перекинул автомат на плечо, будто давая знать, что со мной он справиться без оружия одной рукой. Ситуацию разрешил пожилой. Для начала встал между нами, затем схватил напарника за руку и принялся оттаскивать подальше от меня, при этом грубо отчитывая его на ингушском языке. А тот, не оказывая особого сопротивления, плелся за ним, нарочито вяло суча ногами и продолжая также вызывающе смотреть на меня.
– Уезжайте, не стойте здесь. Не положено! – крикнул пожилой.
Я вновь сел за руль броневика, нисколько не сомневаясь, что дальнейшее ожидание сопровождения крайне опасно.
– Придется ехать навстречу, другого выхода у нас нет, – ответил я на немой вопрос перепуганного водителя, с трудом придав голосу спокойствия и уверенности.
Но не успели мы отъехать от милицейского поста и двух-трех километров, как впереди показалась легковая машина, наполовину спрятанная в лесополосе. Когда сравнялись, увидел в ней четырех взрослых мужчин. Меня очень удивило то, что они были одеты не по сезону тепло и почти одинаково. На них были плотно застегнутые черные кожаные куртки, шеи были повязаны мохеровыми шарфами, а головы покрывали ондатровые шапки, давно потерявшие форму. Однако подозрение вызывали прежде всего одновременно обращенные в нашу сторону горящие взгляды, потому как не увидел в них дежурного кратковременного желания удовлетворить праздное любопытство. Довольно быстро сообразил, что на обочине они ждут именно нас, и что ожидание не показалось им слишком долгим.
Чутье не подвело меня. Проехав мимо, посмотрел в боковое зеркало и увидел, как машина стремительно развернулась на трассе и помчалась нам вслед.
– Все! Это они! – закричал Али, и его смуглое лицо вновь посерело от накатившей на него бледности.
Оружия у нас тогда, действительно, не было, – ингушским милиционерам я сказал чистую правду. С ним сложилась странная ситуация. В Чечне мы могли спокойно, как любой другой товар, купить автомат или пистолет и зарегистрировать в региональном МВД. Но там предупредили, что за пределами республики нас могут привлечь к уголовной ответственности за ношение, что, естественно, заставило меня отказаться от авантюры. Но даже имей мы оружие, не знаю, как на счет Али, лично я не представлял себе, каково стрелять в человека. Потому в сложившейся ситуации не нашел ничего более разумного, кроме как давить до отказа на газ и удирать по разбитой от многолетней бесхозности дороге. И тут же понял, что водитель из меня никакой, в чем, впрочем, никогда не сомневался мой шофер. Не сговариваясь, мы на ходу быстро поменялись местами. Привычными движениями включив мигалку и сирену, он до упора нажал на акселератор, и я с удовлетворением увидел в боковое зеркало уже с правой стороны, как висевшая на хвосте «шестерка» постепенно удалилась на приличное расстояние. Бронированная «Нива» оказалась очень даже скоростной, спидометр показывал 160 километров.
– Только бы дотянуть до Горагорска, там нас не тронут, – думал про себя. – А, может, и тронут… Тогда надо ехать в объезд по проселочной дороге. У «Нивы» с усиленным движком должны быть преимущества на бездорожье. А если начнут стрелять? Пули все равно догонят. Броня выдержит. А если попадут по колесам? Они обыкновенные. Нет, надо ехать через Горагорск, среди людей стрелять не посмеют. А почему не посмеют? Бандитам все равно.
Мысли бешено крутились в моей голове, цепляясь друг за друга, заставляя лихорадочно работать мозг. Доехали до развилки. Надо было принимать решение.
– Через Горагорск или в объезд? – поторопил с ним и Али.
– Езжай в объезд, – скомандовал я.
Надежды на броневик с усиленным движком было больше, чем на то, что бандиты не посмеют убивать в окружении мирного населения. И еще думалось, что они вряд ли смогут попасть по колесам из окон машины, мчащейся по бездорожью.
Али практически не сбавил скорость, когда «Нива», резко повернув влево, ушла в стремительный полет к низине балки, где дорога представляла собой сплошные препятствия из глубоких ям и огромных колдобин. Броневик периодически подбрасывало, и он с глухим ударом жестко приземлялся на все четыре колеса, клюя носом засохшую грязь. Когда он замедлил ход на подъеме, водитель, включив первую скорость, нажал на акселератор до отказа. Взглянув опять в зеркало, обнаружил преследователей стоящими на краю склона рядом со своим средством передвижения. Со страхом ждал, что еще немного, и начнут стрелять по ползущей вверх по другой стороне балки мишени, очень удобной для поражения. Но преследователи вдруг лихорадочно стали садиться обратно в свою машину, быстро развернули ее и мгновенно скрылись за пригорком. Взглянув на дорогу вверх по склону, все понял: в конце подъема стоял БТР, на броне которого сидело несколько омоновцев с зелеными банданами на головах.
– А мы вас давно приметили. – Протянул мне руку для приветствия тот же самый пожилой майор, который всегда командовал нашим эскортом, и продолжил, как ни в чем не бывало. – Надо было сразу долбануть по ним. Но они висели у вас почти на хвосте, боялись зацепить. Ну что поехали? Вы впереди, мы – за вами.
Что-то странное творилось в моем учащенно бившемся сердце. Прежде всего, был несказанно рад, что все обошлось. Но в то же время на дно моей грешной души плотным комком упало чувство глубокой тревоги, которое не обещало быть кратковременным. До меня окончательно дошло, что нахожусь на войне.
Не могло не насторожить и то, что навстречу к нам приехал только один бронетранспортер. Но ни за это, ни за непростительное опоздание предъявлять претензии у меня не было законных оснований. Письменного договора с милиционерами не было, да и не могло быть, так как батальон ОМОН не представлял собой коммерческую организацию. Сопровождение организовывалось на дружеских добровольных началах.
Решил, что самым разумным в данной ситуации было заставить себя успокоиться.
– Ничего из ряда вон выходящего не произошло, – стал уверять себя.
Сел за руль, завел двигатель, включил скорость. А когда тронулись в путь, на сердце стало почти легко, – управление машиной оказалось лучшим способом ухода от дурных мыслей.
VII
Рассказал Шарани о случившемся. Он понял, что настало время лично самому подключиться к решению проблемы транспортировки денег. И нашел вариант, который, по его мнению, мог гарантировать прямой контроль с его стороны за неукоснительным соблюдением всех необходимых условий безопасного передвижения по Чечне. На границе с Ингушетией в условленное время нас стали встречать на «УАЗе» вооруженные оперативники МВД ЧР.
Но и от их услуг мне пришлось вскоре отказаться. Поводом для такого решения послужило предупреждение пожилого служивого из постоянной группы сопровождения. В очередную поездку после того, как я завершил нудную процедуру сдачи денег в кассу, он отвел меня в сторону, доверительно и с искренним сочувствием предупредил: «Будьте предельно осторожны».
Недоуменно посмотрел на него.
– Представь себе такую картину, – продолжал он говорить тихим голосом, – мы обстреливаем броневик за километр-два от места встречи, переворачиваем его, вас убиваем, деньги забираем, затем вызываем по рации представителей финчасти и сообщаем, что на машину совершено нападение неизвестными, и что мы опоздали, или вы приехали задолго до условленного времени. Как ты думаешь, такое возможно?
– Теоретически исключить подобное нельзя, – ответил уклончиво, дабы не обидеть ненароком добросовестного милиционера. А он и не собирался обижаться. На лице читалось чувство исполненного долга и гордости за совершенный честный поступок. То и дело во время беседы заговорщически переглядывался со стоящими неподалеку коллегами, что свидетельствовало о том, что все они в курсе темы нашего разговора.
Признаться, поначалу отнесся к предупреждению милиционера не очень серьезно. Мне казалось, что то, о чем он предупреждал, может случиться с кем угодно, но только не с нами. То ли по наивности, то ли ввиду переполненности души благими намерениями, или какой другой причине, никак не хотелось верить, что с нами могут поступить так, как я не сделал бы ни за какие коврижки на свете. Но, чем больше вникал в суть сказанного добросовестным служивым, тем глубже понимал всю опасность взваленной на себя по собственному желанию миссии. В конце концов надо было быть идиотом, чтобы не считаться с тем, что совершают налеты на инкассаторские машины даже на шумных улицах вполне мирных городов!
Но именно эта банальная истина заставила меня не искать помощи на стороне. Был уверен, что у себя дома мне не найти специализированную службу, руководство которой согласилось бы периодически отправлять своих сотрудников в зону боевых действий. Не стал звонить и в Москву с мольбой о помощи. Знал, что не последует в ответ предложение по альтернативному варианту выполнения обязательств перед клиентами выездного отдела.
Если в начальный период работы филиала у меня были лишь подозрения по поводу финансовой самодостаточности головного банка, то со временем перестал строить какие-либо иллюзии на этот счет. Дело в том, что наш президент, поддавшись на уговоры своего ближайшего окружения, выдал кредит на большую сумму печально известному в России Лернеру, который благополучно и безвозвратно вывез заемные деньги за пределы страны. В отличие от руководителей других крупных банков Москвы, с которыми ему удалось провернуть одновременно такую же аферу, он не смирился с существенной для банка потерей, вступил в неравный бой с аферистами и был застрелен у порога головного офиса.
Окончательно дошло до меня, что вышестоящая организация стоит на грани банкротства, когда мне периодически стали звонить вице-президенты, взывая о помощи в закрытии очередной финансовой бреши. В общем, все говорило о том, что нужно надеяться только на себя и самому искать способы безопасного передвижения по Чеченской Республике, что я и сделал: перестал информировать Шарани по телефону о времени встречи с оперативниками на пограничном посту. Но это нисколько не уменьшило количество неприятностей на дороге. Наоборот, их стало больше. Я вдруг с ужасом обнаружил, что опасность для нас представляют не только потенциальные грабители разных мастей, но и федералы на многочисленных блокпостах. Они не очень считались с сопровождавшими нас чеченскими милиционерами. Останавливали броневик и нарочито долго проверяли документы. Последним это не нравилось, и они открыто проявляли недовольство. Однако без них проверки стали проводиться с еще большей бесцеремонностью. В лучшем случае военные заставляли подолгу стоять в ожидании завершения ими подозрительных переговоров по рации. В худшем – не отказывали себе в желании вылить на нас накопившуюся за день агрессию.
А однажды остановили машину не обычным поднятием вверх жезла, а автоматной очередью в воздух. Ударив резко по тормозам, я открыл настежь дверь и с удивлением увидел три ствола, направленных прямо на меня.
– Что случилось? – сердито спросил старшего в группе, изрядно пьяного.
– Еще раз включишь свой матюгальник, прикажу, чтобы долбанули по машине из гранатомета, – пригрозил он, имея в виду включенную водителем сирену.
Даже предположить не мог, что работающие спецсигналы броневика могут вызвать такое сильное раздражение. Мне самому не нравилась дурная привычка Али включать их. Но правдой было и то, что в мальчишеской выходке водителя не было ничего криминального. Как бы там ни было, был вынужден клятвенно заверить, что больше так делать не буду. И впоследствии старался держать слово. Медленно подъезжал к блокпосту, останавливал машину даже без требования, вежливо предъявлял документы. Однако опять не угадал. На одном из них во время обмена любезностями с офицером к нам подошел контрактник с банданой на голове, не очень трезвый, и оттого в игривом настроении.
– Что деньги везут?
– Не знаю, – ответил тот, вчитываясь в командировочное удостоверение.
– А давай узнаем. Грохнем их, а бабки, если они есть в машине, разделим.
К сожалению, офицера не возмутила наглость контрактника. Он ответил на его предложение снисходительной улыбкой, которая не оставила никаких сомнений, что кто-нибудь когда-нибудь обязательно воспользуется хорошим шансом легко и быстро разбогатеть. Потому был вынужден искать такие пути-дороги, по которым можно было добраться до Грозного, минуя блокпосты федеральных войск, одновременно не попадаясь на глаза боевикам. Принимая пространство и время за условия передвижения, стал менять маршруты и часы выезда. Причем делал это спонтанно, принимая решения на ходу по подсказке внутри меня затаившегося лукавого, страстно желавшего обмануть судьбу.
Но все мои попытки исключить любые встречи на своем пути были тщетны. После долгих блужданий по проселкам все равно оказывался на каком-либо из участков трех действующих трасс, ведущих в столицу Чечни. В конечном итоге остановил выбор на дороге, которую больше всего боялись федералы и местная милиция. Она проходила через пригородный поселок Долинск, прозванный в народе Бермудским треугольником, потому что именно в его окрестностях пропадали люди вместе с машинами и без них. На ней располагался единственный блокпост непосредственно перед въездом в Грозный. Как правило, его охранял вменяемый контингент, и рядом всегда было многолюдно.
Что касается боевиков или их подручных, которых я давно научился отличать от простых обывателей, обнаружил закономерность, которая заключалась в том, что они поздно просыпались после долгих ночных бдений и высыпали на трассу где-то к полудню. Моя задача заключалась в том, чтобы проскочить поселок до вступления ими в «активную» фазу времяпровождения. И если не удавалось по каким-либо не зависящим от меня причинам, приходилось сворачивать на неизвестные мне неприметные поросшие травой от отсутствия постоянного движения дороги. Блуждая по косогорам и буеракам, оттягивал время, чтобы подъехать к злосчастному месту ближе к вечеру, когда вызывавший вполне обоснованные страхи люд, развеяв скуку, разбредался по своим большим и маленьким делам.
Множество рейсов, которые сделал по только мне известному принципу, завершившихся без особых происшествий, окончательно убедили в правильности принятого мной решения.
VIII
В конце маршрута, выбранного в качестве основного, всех въезжающих в Грозный встречала зловещая надпись, которую задолго до командировки в Чечню не раз видел в телевизионных хрониках чеченской войны. Сделанная большими буквами на всю длину стены, выстроенной из стандартных бетонных плит, она «гостеприимно» зазывала непрошеных гостей: «Добро пожаловать в ад!» Долгое время смотрел на нее как на обыкновенную мальчишескую забаву. Одновременно был абсолютно уверен, что злобное предупреждение, скорее всего, появившееся перед самым началом активных боевых действий, не имеет ко мне никакого отношения, так как среди тех, к кому было адресовано, меня не могло быть по определению.
Не причислял себя и к предприимчивой когорте дельцов различной масти, у которых, как только приступили к восстановлению разрушенного, вдруг проснулся повышенный интерес к воюющему региону. То, что случилось в Чечне, казалось трагической ошибкой, которая произошла, и ничего с этим уже невозможно было поделать. Разве что постараться внести хоть какую-то лепту в смягчение страданий, которые выпали на долю мирных жителей мятежной республики.
Но со временем с большим сожалением обнаружил, что надпись начала действовать на меня с какой-то завораживающей силой. Каждый раз, покуда не оставалась позади бетонная стена, по чьей-то неведомой воле стал читать ее, не переставая, будто заучивая наизусть, хотя запоминать было нечего. И никак не мог уяснить для себя, почему она вдруг стала так сильно беспокоить меня.
А однажды обнаружил, что на вновь образованном за бетонными плитами кладбище стремительно выросло количество черных холмиков. Могилы прямоугольной формы были уложены на взгорье с поразительным соблюдением пространственных отношений и форм. Создавалось впечатление, что кто-то тщательно экономит площадь. И мрачная по трагизму картина пробудило в душе ощущения чего-то страшного и непоправимого, которое обязательно должно случиться со мной.
Из глубины памяти всплыло событие, на которое в свое время не обратил особого внимания. Как-то один из моих сокурсников из тбилисских курдов-езидов оказался в чрезвычайно затруднительном положении. Женившись на гражданке недружественного Советскому Союзу государства, он лишился не только студенческого и комсомольского билетов, но и крыши над головой. А так как я умудрялся подолгу жить один в четырехместной комнате в общежитии, попросился ко мне постой на короткое время, покуда ему не выдадут разрешение на окончательный и бесповоротный выезд из страны. Несмотря на вполне реальные риски потерять репутацию политически благонадежного студента, не отказал ему. В знак благодарности однокурсник отвел меня то ли к дальней родственнице, то ли подруге матери, которая обладала даром предсказывать будущее.
– К сорока годам окажешься ты между жизнью и смертью, – пророчествовала старуха-ассирийка после того, как я, выпив чашечку кофе, вверил ей судьбу, искренне посмеиваясь про себя над тем, кто привел меня для прохождения испытания гаданием на кофейной гуще. – Если останешься на этом свете, то жить тебе долго.
Тогда, в беспечные студенческие годы, воспринял все происходящее как нелепость, на которую согласился только потому, что не хотелось обидеть однокурсника. Молча выслушал ворожею, хотя ее комментарии к пророчеству чуть не вызвали смех. «Вижу всадника, поднимающегося по склону, – говорила она, пальцем указывая на темное пятно, в котором мое бурное воображение никак не хотело лицезреть хотя бы подобие человека, сидящего верхом на лошади. – Склон – твоя жизнь. Где-то посередине путь всадника почти прерывается, едва заметна тоненькая нить».
В общем, особых впечатлений на меня гадание не произвело. А тут будто обухом по голове ударило: «Ведь мне скоро сорок!» И перед глазами предстала ленинградская коммуналка в центре города во всех деталях ее обустройства: низкий круглый столик на трех ножках, маленькие стульчики при нем, покрытые коричневым лаком, на полу – квадратные коврики, плетенные из толстых искусственных нитей, на стенах – такие же плетенки круглой формы, напоминающие солнце… Увидел хозяйку отдельной комнаты – старую-престарую женщину со смуглым лицом, изрезанным глубокими морщинами, обрамленным иссиня-черными жесткими волосами в короткой стрижке, густо разбавленными такой же жесткой сединой.
Молнией в голове пронеслась мысль: «Пора поменять маршрут». Был почему-то абсолютно уверен, что неспроста вспомнил о событиях давно минувших дней и что проигнорировать их нельзя. Потому в следующую транспортировку денег на развилке дорог на границе с Чечней, не доезжая до пограничного блокпоста, остановил машину. Спросил у Али, в какую сторону ехать, – на Знаменку или Горагорск.
Мой водитель был беспечен до безобразия.
– Да как хотите, – лениво и с полным безразличием в голосе ответил он.
Впрочем, дельного совета от него и не ждал. На удивление быстро справившись со страхами, которые вселились в него после короткого нелицеприятного знакомства с ингушскими милиционерами, и последовавшей затем погони, – скорее всего, не случайной, он вновь надолго вошел в роль бесстрашного человека, не боящегося перевозить в воюющую Чечню огромные деньги. Но на меня от его слов вдруг накатила непомерная усталость, усталость до изнеможения.
Но стоять долго в раздумьях было опасно. Солдатик на блокпосте стал слишком часто посматривать в нашу сторону, будто ожидая, что последует за нашей подозрительной остановкой. Сворачивать в сторону уже было нельзя. Подъехал к шлагбауму, через открытый люк в двери предъявил ему документы. А он, даже не осмотрев их толком, вернул обратно, с удовольствием поднял препятствие в виде длинной трубы с веревкой на конце. Столь необычно легкое прохождение поста удивило и огорчило одновременно: «Может, я не прав, может, напрасны все мои страхи, и ничего общего с реальностью они не имеют?» Но маршрут я уже поменял. Двинулся по направлению станицы Знаменской, далее – по проселкам объехал Толстой-Юрт и ушел на перевал к Первомайскому. На этой грейдерной дороге, недалеко от Грозного, осенью 94-го бесславно закончился поход на город оппозиции действующей дудаевской власти, о чем наглядно свидетельствовало большое количество подбитой бронетехники.
Перед въездом в Первомайский – крутой подъем. После него все страхи остаются позади, так как поселок является пригородом более или менее безопасной столицы республики.
Мне всегда нравилось, что бронированная «Нива» легко взбирается вверх по крутому склону: без надрыва, без необходимости дополнительного нажатия на акселератор.
Где-то в середине подъема из-за холма вдруг, откуда ни возьмись, вынырнула на полусогнутых странная длинноволосая фигура в милицейской форме с автоматом наперевес. За ним появилась вторая – уже с ручным пулеметом. Первая слегка вытянула вперед руку, давая понять, что надо остановиться. Когда подъехал к милиционерам вплотную, увидел небритые изможденные лица, засаленные грязные волосы, свисавшие почти до плеч, густо покрытых серой дорожной пылью. У того, что с автоматом, сквозь жесткую рыжую щетину пробивались больших размеров ярко красные прыщи. «Что-то не похожи они на служителей закона, – мелькнуло в голове. – Вооружены странным образом. Да и место, выбранное для милицейской проверки документов, не самое подходящее».
Решение было принято мгновенно. Чуть притормозив, вновь включил первую передачу и резко нажал на газ. Машина, заревев, рванула вверх по склону.
– Остановите машину, остановите, он прицелился! – исступленно закричал Али.
Нажал на сцепление и тормоз одновременно. Со скорости не снял. В боковом зеркале со стороны водителя появилась осторожно крадущаяся фигура автоматчика. Чуть поодаль увидел пулеметчика. Когда первый вплотную приблизился к машине, открыл люк в дверях, просунул в него документы.
– Щеколду, щеколду закройте, – опять засуетился Али. Лицо у него было бледное, как полотно. Он сильно нервничал, меня же почему-то охватило чувство абсолютного безразличия. Стал нарочито медленно и шумно закрывать щеколду, похожую на габаритный амбарный засов. «Милиционер» испуганно вздрогнул. Несомненно, подумал, что внутри кто-то передернул затвор оружия. Ему в тонированные фальшь-окна задней части броневика ничего не было видно.
Секунд 10-15 он делал вид, что проверяет документы. Так и не посмотрев мне в лицо, протянул их обратно через люк. Я отпустил сцепление и нажал на газ. Еще через минуту мы ехали по ровной дороге Первомайска.
Что это было? Опять удача?! Чтобы лишний раз удостовериться, что не милиция нас останавливала, решил найти ответ на волнующий вопрос у заместителя министра МВД ЧР по тылу Абу Магомадова.
– Какой пост? Нет там никакого поста! – повысил он голос. – Сколько можно тебе говорить, – езди через Толстой-Юрт. Нельзя же быть таким беспечным.
Но беспечным я, конечно, не был. Просто не отнесся должным образом к слухам о том, что на дорогах орудуют банды из бывших заключенных, которые с началом войны оказались на воле в силу наступившего безвластия. И зря. Должен был догадаться, что рано или поздно встреча с ними должна была состояться. И она состоялась. Слава Богу, без трагических последствий. Но кто мог подумать, что спасут наши жизни и сберегут чужие деньги всего лишь неторопливые манипуляции с щеколдой, грубо приваренной к двери со стороны водителя.