Братья Гримм
Лучшие немецкие сказки
1. Сказка о том, кто отправился страху учиться
(сказка братьев Гримм)
Были у отца два сына. Старший был умный да смышлёный и всем был по душе, а младший был круглым дураком и не научиться ни даже подметить ничего не мог, а люди, завидев его, восклицали: "Хлебнёт ещё с ним батька горя!". Когда было какое-то дело, то посылался все время старший; и послал его ещё как-то раз отец за чем-то на ночь глядя, а путь шёл то ли через погост, то ли ещё через какое жуткое место, а сын таки ж ответил: «Нет, батюшка, не пойду я туда, страшно." – видать, испугался. Или когда у огня сказки рассказывали, от которых аж мурашки по коже, слушатели нет-нет, да говорили: "Ух, страшно – то как!" – а младший в это время сидел в углу, слушал, да в толк всё взять не мог, как это понимать: " Всё говорят, страшно, страшно… А мне не страшно. Видно, ещё одно умение будет, в котором я ничего не понимаю."
И случилось так, что отец как-то раз ему сказал:
– Слушай, ты там в углу, ты будешь большим и сильным, и тоже должен чему-нибудь научиться, чтоб зарабатывать себе на хлеб. Смотри-ка, брат твой карабкается, трудится, а ты … пропащий, одно слово.
– Ох, батюшка, – ответил сын, – я бы очень хотел чему-нибудь научиться. Если уж на то пошло, то хотел бы научиться тому, чтобы мне было страшно; в этом я не понимаю ничего, – старший, услыхав это, усмехнулся, а про себя подумал:" Боже милостивый, что же за болван мой брат, да и жизнь его будет никчёмной. Коли с детства согбенный, значит, помрёт горбатым," – а отец вздохнул и произнёс: "Страху тебе следует научиться, но свой хлеб ты так не добудешь."
Вскоре зашёл в дом дьячок. Поведал ему отец свои нужды да пожаловался на непутёвого младшего, что ни к какому делу не пригоден, ничему не учен, да и знать ничего не знает.
– Подумать только, батюшка, я его спрашивал, чем он на хлеб собирается зарабатывать, так он захотел страху обучаться!
– Коли больше ничего не сделать – ответил дьячок, – этому может он у меня поучиться; ты отдай его мне, а уж я-то его быстро исправлю.
Отец обрадовался и подумал: а ну как и впрямь младшенький чему-то хоть немного научится? Итак, взял дьячок мальца к себе домой, чтоб тот в колокола звонил. Через несколько дней разбудил он мальчонку около полуночи, позвал его из постели выбраться да на колокольню взобраться и звонить. Ты у меня научишься страху, подумал он, а сам незаметно вперёд улизнул, и только мальчишка повернулся, да за верёвку колокола взяться хотел, да глядь – а на лесенке, что под дыркой в потолке лицо белое стоит.
–Кто там? – прокричал мальчик, но лицо не отвечало и даже не шелохнулось, – ответь, – вскричал юнец, – если случится, что ты пройдёшь ещё вперёд, спать в эту ночь тебе уже не придётся! – но дьячок стоял смирно, чтобы малец точно подумал, что перед ним призрак.
–Чего тебе здесь надо? Говори, если ты честный малый, иначе с лестницы спущу!
Дьячок подумал: не сделает он этого, и дальше стоял, не издавая ни звука, будто бы каменный. Третий раз кликнул его юнец, и так как ответа опять не было, разбежавшись, столкнул привидение с лестницы так сильно, что призрак пролетел десяток ступенек, да и остался так лежать на углу. После этого позвонил в колокола, пошёл домой, лёг в постель и, не говоря худого слова, заснул. Дьячиха долго ждала мужа, а он все не приходил. Когда от страха ей совсем стало невмоготу, то спросила она мальчишку:
– Не знаешь ли ты, где мой муж остался? Ведь он раньше тебя на колокольню залез?
– Нет, – отвечал малец, – но был там какой-то тип на лестнице под дыркой в перекрытии, что и не уходил и не отзывался. Ну, я ему на орехи дал, да с лестницы спустил. Спуститесь, и если увидите, что это ваш муж там лежит, то видно, я об этом ещё пожалею.
Выскочила жена и нашла дьячка, что с переломанной ногой лежал и стонал на углу. Отнеся его вниз, она с истошным криком понеслась к отцу мальчика.
– Ваш мальчик, – кричала она, – принёс нам большое несчастье, он так сбросил моего мужа с лестницы, что тот ногу сломал! Заберите негодника из нашего дома!
Напугался отец, подбежал к сыну и как начал его бранить!
– Что же, – говорит, – это за безбожные шалости ты творишь, будто сам нечистый тебя толкает!
– Отец, – отвечал сын, – выслушай меня, я ведь совсем не виноват. Он там стоял в ночи, не двигаясь, словно злодей какой. Я не знал кто это и трижды его просил назвать себя или уйти восвояси.
– Ох, – сказал отец, – одни беды от тебя. Уйди с глаз долой, видеть тебя больше не желаю.
– Да, отец, будь по-твоему, только подожди как завечереет, и тогда я хочу уйти страху учиться, так хоть одно ремесло пойму, которым смогу прокормиться.
– Учись, чему хочешь, – произнёс отец, – мне все едино. Вот тебе пятьдесят талеров и иди с ними куда глаза глядят, только ни одной живой душе не говори, откуда ты и кто твой отец, или мне будет за тебя стыдно.
– Да, отец, да будет твоя воля, и если тебе ничего боле не надобно, это-то я сделаю легко.
И вот, как завечерело, положил юнец себе в торбу пятьдесят талеров, да и вышел и пошёл по дороге, бормоча про себя:" Если бы мне только испугаться! Если бы мне только испугаться! " Тут проходил мимо мужичок, услышалось ему, что парнишка своей тени боится, а знал он ещё, что далее виселица будет, да и сказал ему:
– Смотри-ка, вон там дерево есть, где семерых повесили, а ныне, вон, летать учатся. Посиди-ка ты под ним, подожди до ночи, там-то ты точно страху узнаешь.
– Если больше ничего не остаётся, – ответил юноша, – то это-то легко сделаю. А если ещё и бояться быстро научусь, так тогда тебе точно 50 талеров моих отдам. Только приди ещё раз за мной завтра утром.
Так и пошёл мальчик к той виселице, сел под ней, да и стал ночи дожидаться. Когда он замёрз, то разжёг костёр. Но в полночь поднялся ветер, такой холодный, что несмотря на костёр, теплее не становилось. А так как ветер так яростно сталкивал повешенных, что вся виселица ходила ходуном, то подумал малый: ты внизу у огня озяб, а этим наверху, как может нравиться зябнуть и трястись? И, так как он был милосердным, то приставил он к виселице лестницу, вынул повешенных из петли одного за другим, да и спустил их вниз. После разворошил и раздул огонь и посадил висельников вокруг, дабы они смогли согреться. Но они сидели и не шевелились, и огнём уже взялась их одежда. Тогда он сказал: "Будьте внимательнее или мне придётся вас обратно повесить," – мертвецы же не слышали и безмолвствовали, и давали огню дальше поглощать их лохмотья. Разозлился он тогда и сказал: "Если вы не хотите следить за огнём, то и я вам не буду помогать, не хочу я сгореть тут с вами," – да и повесил их в той же очерёдности. Теперь сел он у костра и заснул. Утром пришёл мужичок, чтобы получить свои пятьдесят талеров и спросил:
– Ну, знаешь ты теперь, что такое страх?
– Нет, – ответил мальчик, – Откуда мне это знать? Эти, наверху, за ночь и рта не раскрыли, да и глупые настолько, что позволили нескольким лохмотьям, что они на теле носят, сгореть, – так и увидел мужичок, что сегодня ему пятьдесят талеров не достанутся, и сказал, пойдя восвояси: "Такого ещё со мной не было. "
А мальчик пошёл своей дорогой да принялся опять бубнить себе под нос:" Если бы мне только испугаться! Если бы мне только испугаться". Услышал это ехавший сзади возница и спросил:
–Кто ты? -
– Не знаю, – ответил юнец. Возница дальше спрашивал:
– Откуда ты?
– Не знаю.
– Кто твой отец?
– Не велено мне это сказывать.
– Что ты там бормочешь себе под нос?
– Ах, – воскликнул малец, – я бы хотел научиться бояться, да никто научить не может.
– Бросай эту пустую болтовню, – сказал возница, – давай, двигай со мной, я уже хочу видеть, как я тебя научу.
И пошёл мальчик вместе с возницей; долго ли, коротко ли, а пришли они вечером в один трактир, да и захотели там на ночь остаться. И вот у входа в горницу малец опять громко запричитал: «Если б мне испугаться! Если б мне испугаться! " Трактирщик, что услышал это усмехнулся и сказал:
– Если тебе так хочется, то у тебя здесь обязательно будет возможность.
– Лучше не говори, – сказала трактирщица, – так кое-кто любопытный уже распрощался с жизнью, так, что лишь ужас и досада застыли в глазах, которым не суждено было боле увидеть дневного света, – а юноша сказал:
– Как бы это не было тяжело, но хоть раз постичь надо, за тем-то я и отправился.
Он не давал трактирщику не минуты покоя, пока тот не рассказал, что недалеко от этого места есть заколдованный замок, в котором легко испытать страх, достаточно лишь три ночи в том замке пободрствовать. Король, что владеет тем замком, тому, кто осмелится это сделать, готов отдать в жены свою дочь, что красива настолько, что затмевает солнце; и ещё в замке были несметные сокровища, охраняемые злыми духами, но кабы эти сокровища достать, то любой бедняк сделался бы очень богатым. И много молодцов туда уходило, но ещё никто не пришёл оттуда. И пришёл на следующее утро юноша к королю, и сказал:" Если мне позволят, я хотел бы провести три ночи в заколдованном замке". Приглянулся королю этот юнец, да и сказал король: «Ты можешь попросить три вещи, и они должны быть неживыми, и тогда можешь их взять с собой в замок." И ответил он:" Тогда я прошу огонь, токарный станок и столярный станок с лезвием". Король позволил ему перенести все днём в замок. А как завечерело, поднялся малец в замок, в каморке развёл костёр, столярный станок рядом поставил, да на токарный уселся.
– Ах, испугаться бы, – промолвил он, – или я и здесь ничему не научусь?
Около полуночи захотел он разворошить костёр, и как только он подул в огонь, так вдруг из угла заверещало:
– Мяу! Нам холодно!
– Эй, глупыши, – позвал он, – что же вы кричите? Коли замёрзли, так давайте к огоньку, погрейтесь! – только он успел это вымолвить, как одним мощным прыжком из темноты прискакали две большие чёрные кошки и уселись рядом по разные стороны, хищно глядя огненными глазами. Немного согревшись, спросили они паренька:
– Товарищ, а не желаете ли вы в картишки перекинуться?
– Почему бы и нет, – ответил он, – только предъявите мне сперва ваши лапки.
Тут протянули они свои когти.
– Ух, – воскликнул он, – и длинные же ногти у вас! Подождите, сперва я их обрежу! – с этими словами он схватил кошек за шкирки, поднял их на столярный станок и завинтил им лапы.
– Посмотрел я вам на пальцы, – сказал он, – и желание играть в карты пропало, – прибил их, да и выбросил в воду. И только успокоил он тех двоих, и снова хотел дальше присесть у своего огня, как со всех сторон накинулись на него чёрные кошки и чёрные собаки на огненных поводках, и с каждой секундой всё больше и больше, так много, что он больше не мог двигаться. Они противно кричали, толкали мальца в огонь, тянули каждый на себя, будто хотели разорвать на части. Когда все немного успокоилось, он увидел, что дело дрянь, и тогда схватил он столярный станок, и, рявкнув: "Брысь, шушера!", запустил его в свору. Часть своры отпрыгнула, а часть зашибло столярным станком, и они также были выброшены в пруд. Повторив это ещё, он раздул из искорок костёр и согрелся. И как только он пригрелся, расхотелось ему открывать глаза и начало его клонить в сон. Тогда оглянулся он и увидел в углу большую кровать.
– Это как раз для меня, – сказал он и лёг в неё. Однако как только захотел он закрыть глаза, так начала кровать сама двигаться да повезла его по всему замку.
– Точно, – промолвил он, – так даже лучше
Тут как понеслась кровать вперёд, будто бы запряжённая шестёркой лошадей, через лестницы и пороги вверх и вниз, вдруг хоп! – и всё перевернулось вверх дном, да так, что малец оказался будто бы горой придавлен.
Но отшвырнул он балдахин с подушками, выбрался наверх и, сказав: "Ну, кто теперь хочет водить?" – лёг у своего огня и проспал до светла. Утром пришёл король, поглядел, что юноша на земле лежит, да и подумал, что уморили его злые духи до смерти. И сказал он: "Жаль прекрасного человека." Услыхал это малец, выпрямился, да и сказал:" До этого ещё далеко!". Удивился король, обрадовался, да и спросил мальца, как у того дела.
– Довольно хорошо, – ответил юноша, – ночь минула, да и две других тоже пройдут
Когда пришёл он к трактирщику, то у того глаза аж на лоб полезли.
– Вот уж не думал тебя боле живым увидеть, – сказал он, – теперь-то ты постиг, что такое страх?
– Нет, – ответил он, – всё напрасно. Хоть бы кто хоть раз объяснил.
Во вторую ночь поднялся он вновь в заколдованный замок, сел у огня, да и начал вновь свою песню:" Ах, если бы мне испугаться! " Как подошла полночь, услышал он возню и грохот; сперва осторожно, потом всё сильнее и сильнее, затем на мгновение стало тихо, и вот с диким криком из каминной трубы выпало полчеловека да и рухнуло вперёд перед собой. "Эй! – крикнул он, -ещё половина требуется, а то маловато будет!" – тогда вновь начался шум, завыло, занеистовствовало и вторая половина тоже скатилась вниз по трубе. "Погоди, – сказал он, – раздую-ка я огоньку побольше" – как только он это сделал, то, оглянувшись, увидел, что куски соединились, и теперь какой-то лютый мужик сидит на его месте. "Мы так не договаривались, – сказал мальчик, – это моя скамья." Захотел было мужик мальца оттеснить, но малый устоял, с силой мужика отшвырнул и на своё место сел. Тут нападало ещё мужчин, один на другого, держали они девять мёртвых ног, положили они два черепа и стали играть в кегли. Мальцу захотелось тоже поиграть, и он спросил:
– Слушайте, а можно ли мне с вами?
– Да, если у тебя есть деньги
– Денег достаточно, – ответил он, – только ядра ваши не совсем круглые, – взял он черепа, установил их в токарный станок, да и обточил до шарообразного состояния.
– Ну, теперь их катать сподручнее, – сказал он, – ха-ха! Ну, пошла потеха!
Поиграв с ними, он потерял немного денег, но когда он покатил шар в двенадцатый раз, то испарилось все перед его глазами. Тогда он лёг и спокойно заснул. На следующее утро пришёл король осведомиться.
– Как всё прошло на этот раз? – спросил он.
– Поиграл в кегли, – ответил мальчик, – да проиграл несколько геллеров
– Так ты не испугался?
– О чем вы, Ваше Величество? – ответил он, – веселился от души. Знать бы мне, где там бояться!
В третью ночь вновь он сел на свою скамью и совершенно угрюмо произнёс: " Как бы мне испугаться." И как только стемнело, пришли шестеро высоких мужчин и внесли гроб. Тут сказал он: " Ха-ха-ха, это, разумеется, мой братец, что умер несколько дней назад." – и, всплеснув руками, вскричал: "Заходи, братец, заходи!" Они поставили гроб наземь, а мальчик подошёл и поднял крышку: внутри лежал мертвец. Малец нащупал лицо покойника, но оно было холодно, как лёд. "Погоди, – сказал он, – я тебя хочу хоть немного отогреть." Он пошёл к огню, отогрел руки, приложил к лицу мертвеца, но оно оставалось все также холодным. Тогда он вынул мертвеца, сел к огню, положил труп себе на колени, и начал натирать ему руки, чтобы кровь вновь пришла в движение. Когда и это не помогло, пришло ему на ум, что, " когда двое вместе в одной кровати, то так они согревают друг друга", принёс он тогда покойника на кровать, укрыл его и лёг рядом. Через какое-то время труп потеплел и начал шевелиться. Сказал тогда малец:
– Вот видишь, братец, как я тебя не согрел! – а мертвец поднялся и взревел:
– Теперь я хочу тебя задушить!
– Что? – удивился малый, – такая вот мне благодарность? Тогда дальше лежи в гробу! – поднял его, бросил в гроб и закрыл крышку. Тут опять пришли шестеро мужчин и унесли гроб прочь.
– Это меня не испугает, – промолвил он, – здесь ничему я путному не научусь.
Тут вошёл мужчина, что был больше остальных и выглядел ужаснее, хотя был старше и носил белую длинную бороду.
– Негодяй! – крикнул он, – теперь тебе следует быстро выучить, что такое страх, или тебе следует умереть!
– Не так быстро, – ответил юноша, – следует мне умирать. И в этом действии тоже я должен принять участие.
– Я тебя уже хочу уложить, – сказал изверг.
– Тише, тише, ишь руки растопырил! Я-то не слабее тебя, а, глядишь, и посильнее буду.
– Это мы сейчас посмотрим, – сказал старик, – если ты сильнее меня, то, так и быть, я дам тебе уйти; пошли, давай-ка это проверим, – и повёл он мальца тёмными коридорами, привёл в кузницу, взял в руки топор, да и вогнал наковальню в землю с одного удара.
– А я ещё лучше могу, – сказал юноша и подошёл к другой наковальне. Старик встал неподалёку, да так хотел посмотреть, что бороду развесил. А юнец схватил топор, с одного удара расщепил наковальню, да и прищемил колдуну бороду.
– Теперь ты в моих руках, – сказал он, – а значит, тебе конец, – затем взял железный прут и начал охаживать старика до тех пор, пока тот не стал жалобно хныкать и не посулил несметные богатства, если только малый прекратит. Вытащил тогда малец топор, да и отпустил деда. Старик повёл юношу обратно в замок и показал ему в подвале три сундука с золотом.
– Отсюда, – промолвил он, – часть беднякам, часть – королю, а часть – тебе.
Между тем пробила полночь и призрак исчез, а юнец остался стоять в темноте. "Не беда," – произнёс он, потоптался, да и нашёл путь до своей каморки, где у огня и уснул. Наутро пришёл король и спросил:
– Ну что, на этот раз ты научился страху?
– Нет, – ответил юнец, – а где оно, страшное? Ну пришёл ко мне покойный братец, ну, дядька с бородой приходил, который мне показал много золота там, внизу, а вот что такое страх, мне так никто и не поведал.
Тогда сказал король:
– Ты освободил мой замок и тебе следует жениться на моей дочери.
– Это всё, конечно, хорошо, – ответил малец, – но я ещё совсем не знаю, что такое страх.
И вот уже и золото из подземелья вынесли, и свадьбу сыграли, а молодой король, хоть и любил свою супругу, хоть и весел был, но всё же непрестанно повторял:" Ах, если бы мне только испугаться! Ах, если бы мне только испугаться! " В конце концов, молодую супругу это раздосадовало. И камеристка ей сказала: "Сумеем мы помочь, он у нас быстро страху научится." Вышла она к ручью, что тёк через сад, и наловила там полное ведро пескарей. Ночью, как только молодой король заснул, принцесса откинула одеяло да и выплеснула на него ведро холодной воды с пескарями, так, что и на нем, и вокруг него трепыхались маленькие рыбки. Проснулся он и запричитал: "Ох, страшно – то, страшно-то как, дорогая! Вот теперь и узнал я, что такое страх."
2. Доктор Всезнайка
(Сказка братьев Гримм)
Жил да был бедный крестьянин по имени Кребс. Повёз он как-то раз на двух волах воз дров в город, да и продал его за два талера одному доктору. А как расплатился с ним доктор, так тотчас же сел за стол. Увидел крестьянин, как хорошо доктор ест и пьёт, так у него аж сердце замерло, как ему захотелось так же хорошо жить. Постоял он ещё немножко, да и спросил наконец, а не может ли он быть таким же, как доктор.
– О, да, – ответил доктор, – дело-то нехитрое.
– Что же мне нужно сделать? – спросил крестьянин.
– Во-первых, купи себе букварь, только тот, который с петухом на форзаце. Во-вторых, подзаработай денег на своей телеге с двумя волами и на эти деньги справь себе платье, которое обычно доктора носят; в-третьих, нарисуй себе щит со словами "Я доктор Всезнающий" и приколоти над дверью.
Сделал крестьянин то, что ему перечислили. И только стал он доктором, так тут обокрали одного большого господина. Рассказали господину про доктора Всезнающего, что живёт в такой-то, такой-то деревне и уж точно должен знать, куда у господина денежки-то подевались. Итак, запряг господин свой тарантас, поехал в ту деревню, да как раз у самого-то и спросил, есть ли он доктор Всезнающий. Да, это был он. Значит, следовало доктору поехать вместе с господином к нему домой и вновь обрести украденные деньги. Конечно, только Грета, жена доктора, поедет вместе с ним. Господин был только рад этому. Он позволил им сесть в повозку, и они все вместе поехали вперёд. И не успели они на знатный двор въехать, а там уже и стол накрыт. И следовало им вместе отобедать. Да, и жена Грета с ними, так и сели они за стол. И как зашёл слуга с первым блюдом прекраснейшей еды, крестьянин жену свою толк, да и сказал: "Это первый," – имея в виду, что это первый слуга, что принёс еду. А слуга подумал, что доктор имел в виду, что это первый вор, а так как оно и впрямь так было, то испугался, подлец, да сказал своим корешам снаружи: "Доктор этот про все наши тёмные делишки знает. Про меня он сказал, что я первый." Второму уже внутрь не хотелось, но пришлось-таки. И как только внёс он своё блюдо, крестьянин опять жену пихнул: "Грета, это второй." Лакей тоже испугался, да так, что выскочил наружу. Третьего тоже ничего хорошего не ждало; крестьянин снова сказал:" Грета, это третий." Четвёртый должен был внести накрытое блюдо, и господин сказал доктору, что ему следует продемонстрировать своё умение и угадать, что же лежит под крышкой (а лежали там раки (нем. – Krebse)). Крестьянин же, увидев блюдо, и не понимая, как он себе сможет помочь, запричитал:" Ах, бедный я несчастный Кребс!". Как хозяин это услышал, так воскликнул: "Ну, уж если он это знает, то знает он также, кто и денежки мои прикарманил!"
Слуги же страшно перепугались и стали подмигивать доктору, не хочет ли он, де, по нужде выйти. И как только вышел он, встали перед ним все четверо, кто денежки-то увёл; готовы они и краденое вернуть, и доктору ещё сверху кругленькую сумму приплатить, только бы их хозяину не выдали, не то их повесят. Отвели они его и туда, где краденое лежало. Оттого повеселел доктор, пришёл обратно, сел за стол, и говорит: "Желаю я, господин, в книге своей найти то место, где деньги спрятаны." А в это время пятый слуга пролез в печку и стал подслушивать, а ну как доктор ещё чего знает. Доктор же сел, открыл свой букварь, стал его листать туда-сюда, да петуха искать, а не найдя ничего похожего, произнёс:" Но ты же все равно внутри, так выходи уже!". Подумал тот, кто в печке, что это про него сказано, и выскочил он в ужасе наружу с криками: «Этот мужчина все знает!!!". Вот показал доктор Всезнайка господину, где краденое лежит, но не сказал, кто украл, получил с обеих сторон много денег в награду, и стал знаменитым человеком.
