Брендон Сандерсон
Пепел и сталь
«Некогда об этом думать».
Те, что были позади, напали, и Кельсер отпрыгнул в сторону, подтянувшись к сейфу так, чтобы очутиться в центре помещения. Как только его ноги коснулись пола, он сразу оттолкнулся и взлетел в воздух. Поджав под себя ноги, он перескочил через нападавших сзади и оказался рядом с кадкой, в которой росло какое-то дерево. Развернувшись и одновременно усилив горение пьютера, он вскинул руку, чтобы защититься от неизбежного удара.
В руку тут же врезалась дуэльная трость. Боль обожгла, но кость, усиленная пьютером, выдержала. Кельсер без промедления выбросил вперед другую руку и вонзил кинжал в грудь противника.
Тот отшатнулся, застигнутый врасплох, и рукоять кинжала вырвалась у Кельсера из пальцев. Другой убийца бросился в атаку, но Кельсер ушел от удара и сорвал с пояса кошель. Туманный убийца ожидал, что Кельсер ударит его вторым кинжалом, но Кельсер швырнул в его щит мешочек с монетами.
А потом толкнул монеты.
Убийца закричал, могучий стальной удар отбросил его. Кельсер поджег сталь и толкнул снова, так что его самого откинуло назад… и кстати, потому что в этот момент двое других как раз попытались напасть на него. Кельсер врезался спиной в дальнюю стену, но продолжал толкать, направляя врага – вместе со щитом и монетами – к огромному окну оранжереи.
Стекло разлетелось, и на его осколках вспыхнули отблески света. Перекошенное лицо туманного убийцы исчезло в темноте за разбитым окном, и туман – бесшумный и зловещий – пополз в оранжерею.
Однако оставшиеся шестеро продолжали неуклонно наступать, и Кельсер заставил себя не замечать боли в руке, когда ему пришлось согнуться, уходя от двойного удара. Он метнулся в сторону, мимо какого-то маленького деревца, но тут его поджидал третий убийца; удар трости пришелся по ребрам Кельсера.
Его отбросило на одну из кадок. Он споткнулся и рухнул у входа в освещенный кабинет, выронив кинжал. Упал на колени, задыхаясь от боли и схватившись за ушибленный бок. У любого другого после такого удара были бы сломаны все ребра; но даже у Кельсера должен был остаться здоровенный синяк.
Шестеро туманных убийц неуклонно приближались, расходясь веером, чтобы отрезать ему все пути. Кельсер с трудом поднялся на ноги, перед глазами все плыло от боли и напряжения. Стиснув зубы, он достал флакончик с металлами. Залпом осушив флакон, Кельсер снова наполнился силой пьютера, а потом поджег олово. Свет едва не ослепил его, боль в руке и боку ощутимо усилилась, но зато в голове мгновенно прояснилось.
Шестеро туманных убийц двигались синхронно, готовясь к атаке.
Кельсер взмахнул рукой, поджигая железо и оглядываясь в поисках металла. Ближайшим к нему металлическим предметом оказалось тяжелое серебристое пресс-папье на письменном столе в кабинете. Кельсер притянул его и повернулся лицом к приближавшимся убийцам, приняв угрожающую стойку.
– Ну хорошо… – прорычал он.
Внутри его яростно вспыхнула сталь. Прямоугольный слиток металла вырвался из его пальцев и со свистом рассек воздух. Идущий первым вскинул щит, но слишком медленно. Пресс-папье с хрустом ударило его в плечо, и убийца, вскрикнув, упал.
Кельсер увернулся от посоха, отскочив в сторону, и один из убийц оказался между ним и упавшим на пол. Воспламенив железо, он потянул пресс-папье на себя. Оно свистнуло и врезалось в висок второго убийцы. Тот рухнул, а пресс-папье полетело дальше.
Один из оставшихся с проклятиями бросился в атаку. Кельсер оттолкнул летящее пресс-папье, направляя его прочь от себя и от убийцы, который поднял щит. Кельсер услышал, как тяжелый серебряный предмет упал на пол за его спиной, и тут же, разжигая пьютер, перехватил в воздухе занесенную дуэльную трость.
Туманный убийца закряхтел, тщетно пытаясь вырвать свое оружие из усиленной пьютером руки противника. Но Кельсеру трость была и не нужна; он просто резко потянул на себя пресс-папье, лежавшее позади, а в последний момент развернулся вместе с туманным убийцей, подставив того под удар.
Убийца свалился на пол.
Кельсер снова вызвал вспышку пьютера, готовясь к новому нападению. Тотчас же на его спину обрушилась трость. Кельсер упал на колени, и доски пола треснули под ним, но горящее олово позволило ему не потерять сознания. Боль болью, но его ум был предельно ясен. Он снова рванул на себя пресс-папье, выдернув его из тела умирающего, и отшатнулся в сторону, чтобы не пострадать от собственного импровизированного оружия.
Двое убийц припали к полу. Пресс-папье ударилось в один из щитов, но Кельсер не стал нажимать на него, чтобы самому не лишиться равновесия. Вместо этого Кельсер воспламенил железо и опять притянул к себе многострадальное пресс-папье. В очередной раз уклонившись от встречи с ним, он лишь почувствовал, как тяжелое серебро просвистело над головой. А потом с хрустом ударило того, кто подкрадывался к Кельсеру сзади.
Кельсер стремительно развернулся, поджигая железо, а следом за ним сталь, чтобы мощным ударом пресс-папье добить оставшихся двоих. Они шарахнулись в сторону, однако Кельсер отпустил пресс-папье, и оно упало на пол перед ними. Убийцы с тревогой посмотрели на опасную безделушку – и отвлеклись от Кельсера, который тут же прыгнул, силой стали отталкиваясь от серебра и пролетая над головами мужчин. Они выругались, разворачиваясь. А Кельсер, приземлившись, снова дернул пресс-папье, и оно врезалось в затылок одного из туманных убийц.
Тот упал без звука. Пресс-папье несколько раз кувыркнулось в воздухе, и Кельсер схватил холодный, скользкий от крови предмет. Туман, пробравшийся сквозь разбитое окно, подполз к его ногам, обвиваясь вокруг лодыжек. Кельсер опустил руку, указывая на последнего убийцу.
Кто-то из поверженных врагов застонал.
Оставшийся убийца отступил назад, уронил оружие и бросился бежать. Кельсер улыбнулся.
Пресс-папье внезапно выскочило из его руки и улетело в разбитое окно. Кельсер выругался, оборачиваясь: в кабинет вбегали новые люди. Судя по одежде, аристократы. Алломанты.
Некоторые из них вскинули руки, и рой монет понесся к Кельсеру. Он воспламенил сталь и отшвырнул монеты. Уцелевшие стекла зазвенели, посыпались осколки и щепки – все помещение наполнилось взбесившимися летающими монетами. Кельсер почувствовал, как дернулся кармашек на поясе, – это выскочил наружу последний оставшийся флакон с металлами, притянутый кем-то из кабинета. Кое-кто из мужчин покрепче выдвинулся вперед, пригибаясь, чтобы избежать столкновения с монетами. Это были громилы – поджигатели пьютера, как Хэм.
«Пора удирать», – подумал Кельсер, отмахиваясь от очередной волны монет и скрипя зубами от боли в боку и руке.
Он оглянулся: у него в запасе оставалось несколько секунд, но до балкона ему было не добраться. Когда в его поле зрения появились еще несколько туманщиков, Кельсер глубоко вздохнул и бросился к огромному, от пола до потолка, разбитому окну. Он прыгнул в туман, перевернулся в воздухе и решительно потянул на себя сейф, лежавший на полу оранжереи.
Кельсер дернулся в воздухе, его занесло, но он не отпускал сейф. И почувствовал, как тот поехал к нему. Кельсер ударился о стену, но продолжал тянуть, прилипнув снизу к подоконнику. Он едва не лопался от напряжения.
Сейф подполз к окну. Покачнувшись, он вывалился наружу и полетел на Кельсера. Вор усмехнулся, погасил железо, обеими ногами оттолкнулся от стены и нырнул в туман, как сумасшедший пловец. Он несся сквозь тьму спиной вперед, краем глаза успев заметить чье-то взбешенное лицо в проеме разбитого окна.
Аккуратно притягиваясь к сейфу, Кельсер падал. Вокруг клубился туман, мешая видеть и рождая ощущение, что он вовсе не падает, а висит в пустоте.
Достигнув сейфа, он развернулся и, оттолкнувшись, понесся вверх.
Сейф ударился о камни мостовой. Кельсер легонько оттолкнулся от него, замедляя падение, и завис в воздухе в нескольких футах над сейфом. Мгновение-другое он парил, и ленты его плаща полоскались на ветру. Потом он опустился на землю.
Железный ящик разбился от удара. Кельсер отбросил в сторону вырванную дверцу. Его слух, обострившийся благодаря олову, улавливал на верхнем этаже здания тревожные крики. В сейфе он нашел небольшой кошелек с драгоценными камнями и пару долговых расписок на сумму в десять тысяч мер; все это он рассовал по карманам. Он еще раз обшарил сейф, внезапно встревожившись, что все его ночные труды окажутся напрасными. Но наконец пальцы нащупали то, что он искал, – маленький мешочек в самой глубине сейфа.
Кельсер распустил шнурки и увидел темные, похожие на бусинки кусочки металла. Атиум. Шрамы Кельсера заныли, он вспомнил время, проведенное в Ямах Хатсина.
Он завязал мешочек и встал. Весело глянул на неестественно выгнутое тело на мостовой – это были останки того туманного убийцы, которого он выкинул из окна. Рядом с трупом валялся кошелек. Кельсер силой железа подхватил монеты.
Нет, ночь прошла не напрасно. Даже если бы он не достал атиум, все равно любая ночь, увенчавшаяся разгромом Великого Дома, была просто великолепна. Так считал Кельсер.
Зажав в одной руке мешок с монетами, а в другой – атиум, Кельсер снова разжег пьютер; без алломантической подпитки он бы, наверное, уже потерял сознание от боли. А потом он устремился в ночь, спеша к лавке Колченога.
6
Я никогда этого не хотел, честное слово. Но кто-то должен остановить Бездну. И, судя по всему, Террис – единственное место, откуда это можно сделать.
Впрочем, здесь я полагаюсь не на слова мудрецов. Я просто чувствую теперь нашу цель, я ее ощущаю, хотя другим это не удается. Мой разум воспринимает ее как далекую пульсацию где-то в горах…
Вин проснулась в тихой комнате; красные лучи утреннего солнца пробивались сквозь щели в ставнях. Вин несколько мгновений лежала неподвижно, ощущая беспокойство. Что-то не так. И дело было не в том, что она проснулась в незнакомом месте, – путешествия с Рином приучили ее к кочевой жизни. Миг спустя она поняла, в чем дело.
Комната была пуста.
Не только пуста, но еще и просторна. Огромна. И вдобавок… уютна. Вин лежала на настоящей кровати с пологом, простынями и мягким одеялом. Комнату украшал крепкий деревянный шкаф, здесь даже был на полу круглый коврик. Возможно, кто-то другой счел бы обстановку убогой, но Вин она казалась роскошной.
Она села, хмурясь. Это как-то неправильно – иметь отдельную комнату. Вин привыкла к битком набитым спальным помещениям. Даже в путешествиях она ночевала в переулках с нищими или в пещерах мятежников, и всегда рядом был Рин. Ей постоянно приходилось прилагать огромные усилия, чтобы хоть немножко побыть одной. И вдруг одиночество досталось ей вот так запросто… Это как будто обесценивало те годы, когда Вин наслаждалась краткими моментами уединения.
Она выскользнула из постели, но ставни открывать не стала. Солнечный свет был слабым, то есть утро едва начиналось, однако Вин слышала, что по коридору уже ходят люди. Она подкралась к двери, чуть приотворила ее и выглянула наружу.
Накануне ночью, когда Кельсер ушел, Доксон отвел Вин в лавку Колченога. Час был поздний, и Колченог сразу же разослал их по спальням. Однако Вин не стала ложиться. Она дождалась, пока все заснут, и отправилась изучать новое место.
Лавка оказалась большой и походила, скорее, на гостиницу. На первом этаже располагались торговое помещение и просторная мастерская, а на втором этаже Вин обнаружила несколько длинных коридоров, куда выходили двери спален. Был еще и третий этаж, и там двери располагались на большем расстоянии друг от друга, что говорило об ином размере комнат. Вин не стала простукивать стены в поисках потайных люков или фальшивых перегородок – шум обязательно разбудил бы кого-нибудь, – но опыт подсказывал ей, что берлога не будет настоящей берлогой, если в ней нет хотя бы потайного подвала и нескольких смотровых ниш.
В целом Вин была, конечно, поражена. Плотницкие инструменты и наполовину законченные вещи внизу говорили о большом количестве заказов. Убежище выглядело надежным, хорошо оборудованным и содержалось в порядке. Глядя в приоткрытую дверь, Вин увидела группу тощих молодых людей, вышедших из коридора напротив и спустившихся по лестнице, к мастерской. Одеты они были очень просто.
«Подмастерья, плотники или столяры, – подумала Вин. – Этим Колченог и занимается… он же скаа-ремесленник».
Большинство скаа занимались тяжелым трудом на плантациях, и даже те, кто жил в городе, в основном выполняли самую грязную работу. Однако некоторым, наиболее талантливым, дозволялось осваивать ремесла. Но и тут они оставались всего лишь скаа: платили им мало и заставляли выполнять все прихоти знати.
Но все же у них была некоторая свобода, способная вызвать зависть у других скаа.
Колченог, судя по всему, был известным столяром. Как же такой человек – живший, по меркам скаа, на удивление хорошо – мог рискнуть и связаться с преступным миром?
«Он туманщик, – подумала Вин. – Кельсер и Доксон называли его курильщиком».
Наверное, ей придется самой разбираться во всем этом. Опыт подсказывал ей, что Кельсер, скорее всего, постарается скрывать от нее знания как можно дольше, скармливая ей лишь жалкие крохи. Он уже накрепко привязал к себе Вин, и с его стороны было бы не слишком умно сразу дать ей то, чего она так желала.
В коридоре опять послышались шаги, и Вин прильнула к щели.
– Пора привести себя в порядок, Вин, – сказал Доксон, проходя мимо ее двери.
Он был одет в рубашку и свободные брюки «дворянского» покроя и выглядел бодрым и собранным. Приостановившись, он продолжил:
– Вон в той комнате в конце коридора для тебя приготовлена ванна, и я попросил Колченога раздобыть тебе новую одежду. Для начала сойдет, а потом мы подберем тебе костюм получше. Можешь побольше времени провести в ванне – Кел собирался устроить собрание после полудня, но мы не сможем начать, пока не придут Бриз и Хэм.
Доксон улыбнулся, бросив на нее взгляд сквозь приоткрытую дверь, и пошел дальше. Вин покраснела оттого, что ее застукали за подсматриванием.
«Они наблюдательные люди. Следует об этом помнить».
В коридоре стало совсем тихо. Вин выскользнула из комнаты и осторожно пошла в указанном направлении. Там она с изумлением обнаружила, что для нее действительно приготовлена ванна с теплой водой. Хмурясь, Вин внимательно изучила комнату с кафельными стенами и металлическую ванну. От воды приятно пахло: так мылись только знатные дамы.
«Здешние обитатели больше похожи на аристократов, чем на скаа», – подумала Вин.
Она просто не знала, как ко всему этому отнестись. Однако от нее явно ожидали, что она будет вести себя так же, как другие, поэтому она заперла дверь на задвижку, сбросила одежду и забралась в ванну.
* * *
Просто смешно, как теперь от нее пахло.
Хотя запах, исходивший от кожи, был очень легким, Вин все равно время от времени улавливала его. Так пахли знатные дамы, проходившие мимо нее на улицах, так пахло из надушенных ящиков комодов, которые вскрывали ловкие пальцы ее брата-взломщика. С каждым часом запах становился слабее, но продолжал тревожить Вин. Он слишком отличал ее от других скаа. И если в этом доме ожидают, что она будет принимать ванну регулярно, она попросит, чтобы в воду ничего не добавляли.
Завтрак тоже превзошел все ожидания. Несколько женщин-скаа, разного возраста, трудились в кухне Колченога, готовя закуски, – в тонкие лепешки они заворачивали вареный ячмень и овощи. Вин постояла в дверях кухни, наблюдая за женщинами. Ни от одной из них не пахло так, как от нее, хотя все они были намного ухоженнее обычных скаа.
Во всем доме витал дух чистоты. Накануне ночью, в темноте, Вин этого не заметила, но теперь видела, что полы здесь отмыты до блеска. У всех рабочих – и у кухарок, и у подмастерьев – белые лица и руки. Это казалось Вин очень странным. Она привыкла к тому, что ее собственные пальцы всегда черны от пепла; во время путешествий с Рином, стоило ей умыться, она тотчас же заново пачкала щеки сажей. Умытое лицо привлекало слишком много внимания на улицах.
«Здесь даже по углам пепла нет, – подумала Вин, рассматривая полы. – И в комнатах тоже».
Ей никогда прежде не приходилось жить в подобном месте. Это было все равно что попасть в дом знатного человека.
Она снова посмотрела на кухарок. Они носили простые серые и белые платья, а головы у всех были повязаны шарфами, из-под которых сзади спадали длинные волосы, забранные в хвост. Вин ощупала собственную голову. Она стриглась коротко, как мальчик, – в последний раз ее стриг, особо не утруждаясь, один из воров. Она была не такая, как эти женщины, – она всегда была другой. Под руководством Рина Вин жила и выглядела так, чтобы остальные смотрели на нее в первую очередь как на вора, а уже потом как на девушку.
«Но что будет теперь? Кем я стала?»
От нее пахло духами, но одета она была в ржаво-коричневые свободные брюки и простую рубашку на пуговицах, как подмастерье, и чувствовала себя не в своей тарелке. А это плохо: когда она ощущала неловкость, то и выглядела неловкой. Это делало ее еще более заметной.
Вин заглянула в мастерскую. Подмастерья уже принялись за работу, трудясь над разнообразной мебелью. Они располагались в дальней мастерской, а сам Колченог работал в главном помещении, собирая детали мебели воедино с явным знанием дела.
Задняя дверь кухни внезапно распахнулась. Вин инстинктивно скользнула в сторону и прижалась к стене.
В дверном проеме стоял Хэм, освещенный красными лучами солнца. На нем были свободная рубашка без рукавов и жилет, в руках он держал несколько больших пакетов. На нем, как и на всех остальных, не было ни пятнышка сажи.
Хэм прошел в мастерскую.
– Ну, – сказал он, бросая пакеты, – кто-нибудь знает, какую комнату мне отвели?
– Я спрошу мастера Кладента, – предложил один из подмастерьев, быстро выходя в соседнее помещение.
Хэм улыбнулся, потягиваясь, и повернулся к Вин:
– С добрым утром. Вин! Знаешь, тебе незачем прятаться от меня. Мы теперь одна команда.
Вин слегка расслабилась, но осталась стоять на месте, за рядом почти законченных стульев.
– А ты тоже будешь жить здесь?
– Это очень выгодно – жить рядом с курильщиком, – ответил Хэм, заходя в кухню.
Через несколько мгновений он вернулся, держа четыре большие лепешки с овощами.
– Кто-нибудь знает, где сейчас Кел?
– Спит еще, – сообщила Вин. – Он вчера вернулся очень поздно и пока что не выходил.
Хэм фыркнул, впиваясь зубами в одну из лепешек.
– А Докс?
– В комнате на третьем этаже, – ответила Вин. – Он встал рано, спустился поесть, потом вернулся наверх.
Она не стала добавлять, что успела заглянуть в замочную скважину его двери и увидела, что он сидит за столом и что-то пишет.
Хэм вскинул брови:
– А ты всегда за всеми следишь?
– Да.
Хэм помолчал и усмехнулся:
– Ты странный ребенок, Вин.
Вернулся подмастерье, и Хэм, собрав пакеты, ушел следом за юношей вверх по лестнице. Вин стояла неподвижно, прислушиваясь к их шагам. Они остановились примерно в середине первого коридора – возможно, рядом с ее комнатой.
Запах вареного ячменя привлек ее внимание. Вин заглянула в кухню. Хэм ввалился туда и взял еды. А ей можно сделать то же самое?
Стараясь выглядеть уверенной, Вин вошла в кухню. Гора свернутых лепешек лежала на большом блюде, – наверное, они предназначались для подмастерьев. Вин осторожно схватила две лепешки. Ни одна из женщин не сказала ни слова поперек, а кое-кто даже уважительно кивнул Вин.
«Я теперь важная персона», – подумала Вин, чувствуя себя не слишком уютно.
Интересно, они знают, что она… рожденная туманом? Или просто относятся к ней уважительно, как к гостье?
Решившись, Вин взяла третью лепешку и ускользнула в свою комнату. Вообще-то, она взяла еды больше, чем могла съесть, но она собиралась выбрать из лепешек начинку, а хлеб припрятать на всякий случай.
* * *
В дверь постучали. Вин чуть приоткрыла ее, осторожно и нешироко. Снаружи стоял молодой человек – тот самый, что приходил с Колченогом в берлогу Камона накануне вечером.
Высокий, худой, немного неловкий, одетый во все серое. Ему было, наверное, лет четырнадцать, хотя из-за роста он казался старше своих лет. И еще он как будто нервничал.
– Да? – вопросительно произнесла Вин.
– Э-э…
Вин нахмурилась:
– В чем дело?
– Тебя ждут, – сказал он с заметным восточным акцентом. – Тама, на самой верхотуре. Мастер Джампс, на третьем этаже. Ну, я пойду, пожалуй что.
Юноша покраснел, развернулся и поспешил прочь, взбежав вверх по лестнице.
Вин постояла немного в дверях, озадаченная.
«Что бы это значило?» – гадала она, всматриваясь в полутемный коридор.
Юноша, похоже, ожидал, что она пойдет следом за ним. Еще немного подумав, Вин решилась. По лестнице она поднялась очень осторожно.
Из-за открытой двери в конце коридора слышались голоса. Вин подошла и заглянула внутрь. Комната оказалась роскошной: там были ковры и удобные с виду кресла. У стены находился горящий камин, а кресла были расставлены широким полукругом перед большой грифельной доской на специальной подставке.
Кельсер стоял у камина, опершись локтем о полку и держа бокал с вином, и что-то говорил. Просунув голову дальше, Вин обнаружила, что Кельсер разговаривает с Бризом. Гасильщик явился около полудня, и половине подмастерьев Колченога пришлось разгружать его пожитки. Вин из своего окна наблюдала, как подмастерья таскают наверх багаж, замаскированный под ящики с обрезками древесины. Сам Бриз и пальцем не пошевелил, чтобы помочь им.
Хэм тоже был здесь, и Доксон, и даже Колченог устроился в большом мягком кресле – подальше от Бриза. Юноша, пригласивший Вин, сел на стул рядом с Колченогом и изо всех сил старался не смотреть в ее сторону. В последнем из занятых кресел Вин увидела Йедена, по-прежнему одетого как скаа-рабочий. Он сидел прямо, не опираясь на спинку, как будто не одобрял мягкой мебели. Его лицо было темным от сажи, как и полагалось рабочему.
В комнате оставалось еще два свободных кресла. Кельсер наконец заметил стоявшую в дверях Вин и ободряюще улыбнулся ей.
– А вот и она! Входи.
Вин еще раз внимательно оглядела комнату. В ней имелось окно, но ставни были закрыты, потому что приближались сумерки. Свободные кресла стояли поблизости от Кельсера. Смирившись, Вин вошла и села рядом с Доксоном. Кресло оказалось огромным, и Вин забралась в него с ногами.
– Ну вот, теперь все в сборе, – сказал Кельсер.
– А для кого еще одно кресло? – спросил Хэм.
Кельсер улыбнулся, подмигнул, но на вопрос не ответил.
– Что ж, давайте поговорим. Нам предстоит та еще работенка, и чем скорее мы набросаем план, тем лучше.
– Я думал, у тебя уже есть план, – осторожно произнес Йеден.
– Только общее представление, – ответил Кельсер. – Я знаю, что должно произойти, и у меня есть несколько идей относительно того, как этого добиться. Невозможно собрать команду вроде нашей и просто сообщить каждому, что ему делать. Следует поработать над этим вместе, начав со списка проблем, которые надо решить, чтобы наш план осуществился.
– Ладно, – сказал Хэм, – тогда для начала разберемся с этим общим представлением. Суть плана, как я понимаю, в том, чтобы собрать армию для Йедена, устроить беспорядки в Лютадели, захватить дворец, украсть у Вседержителя атиум, а потом поглядеть на то, как разваливается государство?
– Совершенно верно, – согласился Кельсер.
– Тогда, – заявил Хэм, – нашей главной проблемой является гарнизон. Если в Лютадели необходим настоящий хаос, то нам совершенно ни к чему двадцать тысяч солдат, готовых навести порядок. Не говоря уже о том, что войска Йедена просто не попадут в город, пока на стенах будут находиться вооруженные защитники Лютадели.
Кельсер кивнул. Взяв кусок угля, он написал в верхней части доски: «Гарнизон».
– Что еще?
– Нам нужен способ начать в столице упомянутые беспорядки, – сказал Бриз, небрежно качнув бокалом вина. – Инстинкты тебя не подвели, друг мой. Этот город – ключевая позиция, поскольку именно здесь располагается братство и здесь же соприкасаются маленькие торговые империи Великих Домов. И если мы хотим лишить Вседержителя власти, мы должны разгромить Лютадель.
– И кстати, знать – это второй пункт, – добавил Доксон. – Великие Дома имеют в городе свои отряды, не говоря уже об их алломантах. И если мы собираемся отдать город Йедену, нам придется разобраться со всеми вельможами.
Кельсер кивнул и написал на доске рядом с «Гарнизоном»: «Хаос» и «Великие Дома».
– Братство, – сказал Колченог, откинувшись на спинку кресла так, что Вин почти перестала видеть его раздраженное лицо. – Никаких перемен в во власти не будет до тех пор, пока Стальные инквизиторы имеют хоть какое-то влияние.
Кельсер написал на доске: «Братство».
– Что еще?
– Атиум, – высказался Хэм. – Нам будет необходимо очень быстро захватить дворец, как только начнется всеобщая суматоха, да еще сделать так, чтобы никто другой не успел забраться в сокровищницу.
Кельсер опять кивнул и написал: «Атиум. Охрана сокровищницы».
– Надо придумать, как собрать армию для Йедена, – напомнил Бриз. – Придется действовать тихо, но быстро и найти место для обучения людей – такое, где их не обнаружит Вседержитель.
– И еще неплохо бы убедиться в том, что мятежные скаа действительно согласны войти в Лютадель, – с усмешкой сказал Доксон. – Конечно, захват дворца и грабеж сокровищницы – это звучит восхитительно, но будет еще восхитительнее, если Йеден и его люди и впрямь окажутся готовыми взять власть и управлять страной, когда все кончится.
На доске появились слова: «Войско» и «Мятежные скаа».
– И еще, – сказал Кельсер, – я намерен добавить сюда «Вседержитель». Мы ведь собираемся по меньшей мере выпроводить его из города, если больше ничего не удастся. – Добавив к списку «Вседержитель», Кельсер оглянулся на остальных. – Я ничего не забыл?
– Ну, – сухо произнес Йеден, – если ты перечисляешь проблемы, с которыми нам необходимо справиться, то тебе следовало бы написать в самом начале, что все мы абсолютно безумны… хотя я сомневаюсь, что от такой записи будет польза.
Все засмеялись, а Кельсер написал на доске: «Скверный нрав Йедена». Потом отступил на несколько шагов, изучая взглядом список.
– Когда все вот так разберешь на части, выглядит не очень-то и страшно.
Вин нахмурилась, пытаясь понять, пошутил Кельсер или нет.
Список не просто обескураживал – он пугал. Двадцать тысяч имперских солдат? Объединенные отряды и мощь высшей знати? Братство? Люди говорили, что один-единственный Стальной инквизитор сильнее, чем тысяча солдат.
Но еще больше пугало Вин то, что все смотрели на список как на простое перечисление фактов. Да как они подумать могли о том, чтобы бунтовать против Вседержителя? Он был… богом. Он властвовал над миром. Он был творцом, защитником и карающей дланью человечества. Он спас их от Бездны, а потом наслал на них пепел и туман в наказание за недостаток веры. Вин была не очень-то религиозна (умные воры знали, как избежать столкновения со Стальным братством), но даже она верила легендам.
А эти люди рассматривали список «проблем» со спокойной решимостью. И на их лицах светилась мрачная радость, как будто они прекрасно знали, что скорее солнце взойдет среди ночи, чем они повергнут в прах Последнюю империю, и все же намеревались попытаться.
– Великий Вседержитель! – едва слышно прошептала Вин. – Да вы всерьез? Вы действительно намерены это сделать?
– Не стоит клясться его именем, Вин, – сказан Кельсер. – Даже богохульство делает ему честь, ведь тем самым ты признаешь эту тварь своим божеством.
Вин замолчала, съежившись в кресле.
– Ну, идем дальше, – продолжил Кельсер, беспечно улыбаясь. – У кого есть предложения, как именно решить наши задачи? Кроме нрава Йедена, конечно. Мы все знаем, что он безнадежен.
В комнате стало тихо: все задумались.
– Мысли? – спросил Кельсер. – Точки зрения? Впечатления?
Бриз пожал плечами:
– Теперь, сидя здесь, я поневоле думаю, что наше дитя не зря напугалось. Работка устрашающая.
– Но ее можно выполнить, – возразил Кельсер. – Давайте начнем с обсуждения того, как взбудоражить город. Что мы можем сотворить такое, чтобы знать потеряла рассудок и чтобы даже дворцовая гвардия ринулась в город, подставившись под наши войска? Что-то, что отвлекло бы братство и самого Вседержителя, в то время как мы бросим в атаку свою армию?
– Ну, мне приходит на ум только всеобщий бунт, – сказал Хэм.
– Не получится, – твердо заявил Йеден.
– Почему? – спросил Хэм. – Ты же знаешь, как власти обращаются с людьми. Скаа живут в трущобах, целыми днями работают на фабриках и в кузницах и при этом едва не умирают от голода.
Йеден покачал головой:
– Разве ты не понимаешь? Мятежники уже тысячу лет пытаются добиться восстания в Лютадели. Но ни разу ничего не вышло. Люди слишком забиты… у них нет ни воли, ни надежды, они не в силах сопротивляться. Именно поэтому я пришел к вам с просьбой собрать армию.
Все замолчали. Однако Вин задумчиво кивнула. Она была согласна с Йеденом: она это видела, она это чувствовала. Никто не мог бороться с Вседержителем. Даже живя среди воров, приютившись на самом краю общества, она это знала. Никакого бунта просто не может быть.
– Боюсь, он прав, – сказал Кельсер. – Скаа не станут восставать, по крайней мере в нынешней ситуации. И если мы собираемся устроить переворот, мы должны сделать это без помощи народа. Мы сумеем, возможно, набрать здесь какое-то количество солдат, но не стоит рассчитывать на все городское население.
– Может, устроим какое-нибудь грандиозное бедствие? – предложил Хэм. – Пожар, например?
– Это может на некоторое время приостановить торговлю, но сомневаюсь, что мы добьемся нужного эффекта, – возразил Кельсер. – Кроме того, слишком многие скаа поплатятся своей жизнью. Гореть-то будут трущобы, а не каменные крепости знати.
Бриз вздохнул:
– Ну хорошо, тогда что мы можем сделать, по-твоему?
Кельсер улыбнулся, в глазах у него плясали искры.
– А что, если мы натравим Великие Дома друг на друга?
Бриз на миг застыл.
– Война между Домами… – пробормотал он наконец, с задумчивым видом делая глоток вина. – Такое уже случалось в городе, только очень давно.
– А это значит, что недовольства накопилось достаточно и момент настал, – сказал Кельсер. – Высшая знать становится невероятно могущественной, сам Вседержитель с трудом удерживает власть над ней. Именно поэтому у нас есть шанс ослабить его хватку. Великие Дома Лютадели – наш главный ключ. Они держат всю имперскую торговлю, не говоря уже о том, что поработили абсолютное большинство скаа. – Кельсер ткнул пальцем в доску – между строчками «Хаос» и «Великие Дома». – Если мы сумеем столкнуть лбами Великие Дома Лютадели, мы перевернем весь город. Рожденные туманом начнут убивать глав Домов. Банкротства пойдут одно за другим. А от этого недалеко и до открытых столкновений на улицах. Часть нашего договора с Йеденом состоит в том, что мы даем ему возможность захватить город, – и вот она, эта возможность. Хотите придумать лучше?
