Чингиз Абдуллаев
Волшебный дар. Голубые ангелы
– Я вас удивлю. Я оказался здесь проездом. На самом деле я жду Джил, которая приедет через несколько дней.
– И я должен в это верить? – прохрипел комиссар.
– Я бы не стал вас обманывать, – Дронго смотрел ему прямо в глаза.
Брюлей фыркнул. Снова полез за трубкой. И снова убрал руку.
– Мне остается только поверить, – негромко сказал он, – и знаешь, что я тебе скажу? Настоящий профессионал всегда оказывается там, где он нужен. Даже если ты оказался здесь случайно, значит, так и должно было произойти. Теперь расскажи мне подробнее, что ты знаешь об этих господах, которые с таким любопытством наблюдают за нами. Давай начнем с поляков. Этим, похоже, мы особенно интересны, поскольку они все время смотрят в нашу сторону.
Дронго оглянулся.
– Смотрят, – согласился он, – но боюсь, я ничего не смогу сказать вам о пане Шокальском и его очаровательной спутнице. Сегодня я увидел их впервые в жизни…
Он не успел договорить. В зале раздался звон разбитого бокала. Все обернулись в сторону большого стола. Кэтрин, швырнув на пол салфетку, поднялась со своего места. Очевидно, она снова повздорила с супругой своего дяди. Адвокат Карнейро вскочил, надеясь уладить скандал, но Кэтрин уже направилась к выходу из ресторана. Вилари, пробормотав извинения, поспешил за ней.
Сильвия пыталась успокоиться, но было заметно, как у нее дрожат губы. Мануэль Сильва снисходительно улыбался. И только Фармер сохранял абсолютное спокойствие.
– По-моему, они не могут поделить этого старика, – пробормотал Дронго. Он увидел, как Сарычев подошел к Шокальскому и что-то быстро сказал тому. Поляк сразу согласно закивал головой.
– После ужина, – достаточно громко добавил Сарычев, и Шокальский снова кивнул.
«Здесь будет интересно, – подумал Дронго, – кажется, они все ненавидят друг друга».
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Борьба с курением, превратившаяся в цивилизованных странах в настоящую войну против курильщиков, привела к тому, что запрет на курение был объявлен почти во всех авиакомпаниях, в публичных местах, ресторанах, барах, гостиницах. Для носителей этой вредной привычки отводились своего рода резервации, которых с каждым годом становилось все меньше и меньше. В отеле «Меридиан» для курящих был отведен специальный зал перед входом в гриль-ресторан. Здесь собирались гости отеля, предпочитавшие отдыхать в клубах сигарного дыма среди таких же любителей крепкого табака.
Комиссар, усевшись в глубокое кожаное кресло, с удовольствием достал свою трубку. Кроме Брюлея и Дронго в зале находился одинокий англичанин, со вкусом дымивший гаванской сигарой. Англичанин смотрел в окно и не проявил никакого интереса к гостям, расположившимся рядом с ним.
– Вы не скажете мне, кто именно предложил вам приехать сюда? – полюбопытствовал Дронго. – Я имею в виду не вашего друга, а одного из гостей отеля?
– Кто может вызвать комиссара полиции, хотя бы и бывшего? – хитро прищурился Брюлей. – Мне интересно твое мнение, Дронго?
– Конечно, не русские и не поляки, – улыбнулся Дронго, – они обычно предпочитают не связываться с полицией. К тому же обе пары имели связи со спецслужбами своих стран.
Джеймс Фармер привез бы с собой целую кучу собственных телохранителей и обратился бы к частному детективу. Его племянница, узнав о том, что я эксперт по вопросам преступности, очень огорчилась. Значит, она, во-первых, не хотела присутствия такого эксперта, а во-вторых, не знала о его появлении. Ее молодой муж вряд ли стал бы приглашать вас без согласия супруги.
Остаются трое – жена мистера Фармера, владелец отеля Мануэль Сильва и адвокат Карнейро. Владелец отеля готов сделать все, чтобы избежать любых сложных ситуаций на своей территории. Однако мне кажется, что он, зная ваш бескомпромиссный характер и репутацию, не захотел бы приглашать такого «неуправляемого» человека.
Сильвия боится только одного – лишиться наследства своего мужа. Она вполне могла обратиться к вам за помощью. Но я думаю, что в случае необходимости ей все же привычней было бы нанять частного эксперта, чем бывшего комиссара полиции.
И наконец, адвокат Карнейро. У него наверняка есть связи с французской полицией и адвокатами. Его приезд мог заинтересовать ваши спецслужбы. Приглашение приехать в Португалию поступило к вам скорее всего от жителя этой страны. Иначе вас пригласили бы в Москву или Варшаву. Именно он, Карнейро, обратился к вам за помощью. Я прав?
– Конечно, – буркнул комиссар, – ты все просчитал верно. Этот адвокат нашел меня в Париже и попросил приехать в Алвор.
– Он сказал зачем?
– Объяснил, что опасается конкуренции со стороны русских и поляков.
– И только?
– Нет, не только… Он считает, что они могут помешать заключению соглашения между Фармером и его клиентом – владельцем отеля Мануэлем Сильвой. Ему было важно мое присутствие.
– Почему он не нанял частных экспертов? Или личную охрану?
– В отеле есть своя охрана, – пояснил комиссар Брюлей, – думаю, он опасается какого-то подвоха. Непредсказуемого поведения одного из конкурентов. Формально переговоры ведутся между португальцами, русскими и поляками – с одной стороны, и компанией мистера Фармера – с другой. Причем Фармер всегда ведет все переговоры лично, не доверяя своим юристам. Он вызывает их, лишь когда соглашение практически достигнуто.
– Когда начнутся переговоры?
– Завтра утром. – Комиссар тяжело вздохнул. – Придется мне выступать в роли адвоката и охранника в одном лице.
Дронго хотел задать следующий вопрос, когда в курительный зал одновременно вошли Шокальский, Сарычев и Мурашенков. Напарницы поляка с ними не было. Увидев Дронго с комиссаром, Сарычев вежливо поприветствовал их, а Мурашенков вновь нахмурился.
Трое мужчин прошли в дальний угол и уселись за столик. Подскочившего официанта попросили принести коньяк. Мурашенков и Сарычев достали сигареты.
– Кажется, вас вызвали не напрасно, – тихо сказал Дронго, – по-моему, они собираются прийти к какому-то соглашению.
Было заметно, как нервничает Шокальский. Мурашенков говорил с ним о чем-то, настаивая на своем, и Шокальский все время очень тихо, но твердо ему возражал. Сарычев почти не вмешивался в беседу, лишь переводил тревожные взгляды с одного спорящего на другого.
– Ты понимаешь, о чем они говорят? – спросил комиссар.
– Вы видите затылком? – усмехнулся Дронго.
– Ты постоянно смотришь в их сторону, – пояснил Брюлей. – Я по твоим глазам вижу, как ты пытаешься услышать их разговор. Ты ведь знаешь русский язык. Или они говорят на польском? Все равно. Он должен быть похож на русский.
– Они говорят по-русски, – сообщил Дронго, – говорят достаточно тихо, так как понимают, что я могу их услышать. Мурашенков без конца предлагает варианты, а Шокальский отказывается. Полагаю, что они никак не могут договориться.
– И не договорятся, – проворчал комиссар, выпуская клубы дыма, – они конкуренты.
– У вас поразительная выдержка, – признался Дронго, – вы ни разу не повернулись в их сторону, даже не пошевелились. Такой выдержке еще нужно поучиться!
– Научишься, когда будешь в моем возрасте. Если я начну на них оборачиваться, они поймут, что мы интересуемся их беседой. И, боюсь, тогда решат продолжить свой разговор в другом месте.
– Согласен, – кивнул Дронго.
В зал вошла спутница Шокальского. На вид этой высокой женщине с гибкой спортивной фигурой, коротко стриженными темными волосами и приятным лицом с заметно выделяющимися скулами было лет сорок. Однако для своего возраста она хорошо выглядела. Дронго даже отметил про себя, что очень хорошо…
Она внимательно окинула взглядом холодных серых глаз каждого из присутствующих в зале. Дронго подумал, что так входят в помещение сотрудники полиции или спецслужб. Незнакомка оглядела флегматичного англичанина, уже успевшего докурить свою сигару, посмотрела в сторону Дронго и неподвижно сидевшего комиссара. И лишь затем подошла к столику Шокальского. Когда она уселась на место – немного в стороне, как это обычно делают телохранители, Шокальский, полуобернувшись к ней, коротко представил напарницу своим русским собеседникам.
– Пани Томашевская, – сказал он так громко, что Дронго без труда расслышал имя. Больше поляк ничего не добавил, вероятно, решив, что и этого вполне достаточно. Кажется, Томашевская исполняла при нем роль своеобразного телохранителя.
– Вошедшая дама села чуть в стороне, не принимая участия в беседе, – комментировал Дронго происходящее, обращаясь к комиссару.
Тот понимающе кивнул, продолжая дымить.
Мурашенков, все более раздражаясь, доказывал своему собеседнику неоспоримость собственной позиции, но Шокальский парировал все его доводы. Они даже не заметили, как тон их беседы постепенно повысился, и Дронго начал улавливать отдельные слова.
– У вас… не получится… – горячился Мурашенков, – мы… стоимость контракта… Вы только посредники…
– Европейское единство… – возражал Шокальский, – ваше присутствие на рынке…
Комиссар, сохраняя хладнокровие, не задавал Дронго никаких вопросов. Но спустя какое-то время тот сам, вспомнив о Брюлее, смутился.
– Извините меня, комиссар, – пробормотал он, – я увлекся их спором.
– Я жду, пока ты решишь сообщить мне, о чем именно они спорят, – спокойно сказал комиссар.
– Русские утверждают, что у поляков ничего не получится. Очевидно, делегация из Москвы способна выделить на сделку денег гораздо больше, чем могут предложить поляки. К тому же поляки не являются основными покупателями и выступают в качестве посредников. Шокальский говорит о европейском единстве, намекая, что подобный контракт не отдадут русским. Они продолжают спорить, не могут договориться.
Мурашенков заметно волновался. Он оглядывался на Сарычева и нервничал еще больше. Его явно беспокоила позиция Шокальского. Наконец он не выдержал.
– Ничего у вас не выйдет, Шокальский, – зло сказал Мурашенков, – в Европе нет такой компании, которая могла бы дать больше нас. Мы предложим в два, в три, в четыре раза больше и все равно станем победителями. При любом раскладе, Шокальский. Вы меня понимаете? При любом! Мы будем победителями.
Он поднялся. Сарычев вскочил вслед за ним. Шокальский со злорадством посмотрел на обоих.
– Только одно маленькое уточнение, пан Мурашенков, – мягко произнес он, хитро улыбаясь. – Я говорил о европейском единстве, но я не говорил, что мы представляем европейскую компанию. Мы всего лишь посредники. Быть может, мы представляем американскую корпорацию или японскую? А если нас послали арабы? Не кажется ли пану, что у него не хватит денег конкурировать со всем миром?
– Тогда мы придумаем что-нибудь другое, – зло пообещал Мурашенков и, повернувшись, пошел к выходу. Сарычев поспешил за ним.
Шокальский негромко пробормотал польское ругательство и взглянул на Томашевскую. Та пожала плечами.
Комиссар не обернулся и в этот раз, только спросил:
– Что там произошло?
Дронго подробно рассказал о случившемся.
– Похоже, настало время заглянуть к моему клиенту, – сказал комиссар, тяжело поднимаясь. – Пойду пообщаюсь с этим прохвостом Карнейро, который втянул меня в авантюру европейского масштаба.
Медленным шагом Брюлей покинул зал. Шокальский даже не посмотрел в его сторону. Он что-то быстро говорил пани Томашевской. Та молча слушала. Англичанин посмотрел на часы и встал, затем неспешно вышел из зала. Дронго услышал его негромкий голос из холла:
– Мои вещи уже в автомобиле?
– Да, мистер Райт, – ответил ему портье, – мы уложили ваш багаж в салон автомобиля. Вот ваши ключи, мистер Райт. И копия счета.
– Спасибо. – Англичанин, по всей видимости, уезжал.
Дронго в который раз подумал о своеобразии национальных традиций. Мистер Райт пришел сюда, чтобы выкурить любимую сигару. Он мог сделать это в салоне своего автомобиля, но предпочел спокойно завершить ужин и, пока будут грузить его багаж, пройти в зал, где можно не торопясь покурить. Такой невероятный характер. Или для англичанина подобное в порядке вещей?
Дронго, улыбнувшись, поднялся со своего места. И в этот момент услышал, как Шокальский сказал Томашевской:
– Тогда мы его уберем, Илона.
Дронго сделал вид, что не понял этой фразы, произнесенной по-польски. Не оборачиваясь, он вышел из зала.
«Очаровательная напарница Шокальского, похоже, способна отравить или пристрелить любого нужного „клиента“, – подумал Дронго. – Выходит, пан Шокальский привез с собой профессионального „ликвидатора“? Но почему тогда Фармер так испугался? Ведь по логике вещей ни он, ни кто-либо другой не должен был бы знать напарницу Шокальского. А если он ее знает, то где и когда они успели познакомиться? Неужели именно такую опасность имел в виду Карнейро, когда поехал в Париж за комиссаром Брюлеем? Или есть еще другая опасность?»
Выйдя в холл, Дронго увидел, что невозмутимый англичанин усаживается в автомобиль и медленно отъезжает от гостиницы. Отель «Меридиан», как и любой другой отель высшего класса, проектировался с участием известных дизайнеров, архитекторов, которые не оставляют без внимания ни одну мелочь. Подъездные пути к отелю были устроены в виде живописных террас. Автомобили, прибывавшие сюда, поднимались по кругу – своеобразному серпантину, чтобы припарковаться или непосредственно рядом со входом, или поблизости – на террасах. По границам террас росли карликовые деревья и красиво цветущие кустарники, посаженные с таким расчетом, чтобы оттенять нижние парковки от верхних.
Дронго подумал, что англичанам в континентальной Европе приходится нелегко. Привычка к левостороннему автомобильному движению вместо принятого на европейских дорогах правостороннего могла бы привести к многочисленным авариям, если бы не известная пунктуальность и добросовестность жителей Туманного Альбиона. Это нация людей, которые не любят нарушать правила, в том числе и дорожного движения.
Когда англичанин уехал, Дронго подошел к портье:
– Вчера приехали мои друзья из Варшавы. Вы не назовете мне номер, в котором они остановились?
– Вы ошибаетесь, сеньор. Два номера, – улыбнулся портье, немолодой человек лет пятидесяти, – они занимают два соседних номера на третьем этаже. Рядом с вашим. Нужно им что-то передать? Кажется, я видел, как они прошли в зал перед гриль-рестораном. Разве вы их там не заметили?
«Какой глазастый портье», – разочарованно подумал Дронго.
– Наверное, я не обратил внимания, – пробормотал он.
– Да, – улыбнулся портье, – меня все спрашивают об этой паре. Многие считают, что они муж и жена. Но я думаю, что всех интересует скорее женщина, чем мужчина.
– И многие о них спрашивали? – насторожился Дронго.
– Многие, – уклонился от прямого ответа портье.
«Какой молодец, – восхитился Дронго, – настоящий сукин сын!»
Он достал пятидесятидолларовую бумажку.
– В нашей стране любят другие зеленые деньги, – очень тихо сообщил портье, – мы перешли на евро.
– Зеленые деньги? – не понял Дронго. Обычно «зелеными» называли доллары. И вдруг он догадался. И расхохотался. Конечно, зеленые! Цвета купюр достоинством в сто евро. Он заменил бумажку.
– Эта мне больше нравится, – доверительно сообщил портье, принимая деньги. – Кроме вас этой парой интересовались адвокат Карнейро, наш французский гость мсье Брюлей, сеньор Сарычев, мистер Фармер.
– Интересный список, – пробормотал Дронго, – надеюсь, что, когда вам кто-нибудь заплатит еще одну бумажку такого цвета, вы забудете назвать ему мое имя.
– Лучше получить ее немедленно, чтобы я его сразу забыл, – сообщил довольный портье.
«Как он мне нравится!» – в который раз восхитился Дронго, доставая вторую купюру.
– Как вас зовут? Вы португалец?
– Мои предки – выходцы с Азорских островов, – улыбнулся смуглый портье, уже предвкушая вторую бумажку, – меня зовут Жозе Монтейру.
– Вы очень сообразительный человек, – качая головой, сказал Дронго, – но я думаю, что вторую купюру мне лучше оставить у себя. Ведь вы наверняка расскажете обо мне, когда получите следующую.
Эффектным жестом он спрятал купюру в карман. Портье шумно выдохнул воздух и неожиданно улыбнулся, показывая свои зубы.
– Вы настоящий психолог, сеньор, – восхищенно сказал он, – я бы все равно никому про вас не рассказал. Даже без этих денег. Остальные платили гораздо меньше. Карнейро и комиссар Брюлей не дали ничего, Фармер дал только пять долларов, а Сарычев – десять. Вы не знаете, почему богатые люди обычно бывают такими жадными? Я не имею в виду вас. Вы – настоящий сеньор.
– Спасибо, Жозе. Боюсь, я никогда не буду богатым человеком. Богачи умеют ценить деньги, а я умею их только зарабатывать и тратить. Ценить и хранить их я так и не научился.
Дронго вновь направился в зал для курящих и увидел выходивших ему навстречу Шокальского со спутницей. Пара прошла очень близко от него. Женщина, уловив приятный запах его парфюма, чуть усмехнулась.
Уже много лет Дронго пользовался только «Фаренгейтом», употребляя лосьоны, дезодоранты, мыло и кремы фирмы «Кристиан Диор». Иногда ему казалось, что запах «Фаренгейта» просто въелся в кожу, настолько привычным стал для него этот агрессивно-волнующий аромат.
Томашевская обернулась, чтобы посмотреть на Дронго. Ее спутник не заметил этого – он был по плечо своей напарнице. Дронго улыбнулся очаровательной пани, но она уже успела отвернуться.
Дронго вошел в зал и уселся напротив комиссара, вновь набивавшего свою трубку.
– Вы спрашивали про поляков у портье?
– Конечно, – ответил Брюлей, – хотелось поточнее узнать, кто эти люди. За ужином мистер Фармер несколько раз очень странно смотрел в их сторону. Мне было интересно, в каких номерах они живут. Оказалось, в разных. А я поначалу принял их за семейную пару.
– Я тоже, – признался Дронго, – но в даме есть что-то странное. Она больше похожа на переодетого спецагента, этакого Джеймса Бонда в юбке. А он – на ее сутенера.
– И я так подумал, – усмехнулся комиссар, – именно поэтому поинтересовался, как они разместились. И еще я думаю, что нужно будет перезвонить в Париж – справиться, что есть в Интерполе на эту загадочную парочку. Заодно постараюсь узнать побольше и о русских, которые так некстати оказались здесь. – Он посмотрел на часы: – Извини, я устал. Мне лучше подняться к себе в номер. Я остановился на третьем этаже. А ты на каком?
– Тоже на третьем, – Дронго улыбнулся, – кажется, всех гостей разместили на одном этаже.
– Не сезон. В это время в отеле не бывает много народу, – согласился комиссар и, тяжело поднявшись из своего кресла, пошел к выходу. Дронго тоже встал, чтобы его проводить. – Не нужно, – отмахнулся Дезире Брюлей.
Дронго вернулся на место и попросил официанта принести ему чашечку чая. Он не спеша, с наслаждением пил ароматный чай, когда в зал вошла Илона Томашевская. Она успела переодеться. Теперь на ней были бежевая блузка и темная юбка чуть ниже колен с запа́хом. «Макс-Мара», – отметил про себя Дронго. – Характерная для них гамма цветов. У этой пани определенно неплохой вкус».
Илона вошла в зал и сразу посмотрела в сторону Дронго. Собственно, никого больше в зале и не было. «Кажется, она собирается поговорить именно со мной», – подумал Дронго, вставая, когда женщина подошла к нему.
– Господин Дронго, если не ошибаюсь? – спросила она. По-русски она говорила с характерным польским акцентом, но достаточно чисто.
Он вдруг вспомнил Монику Эклер, польского дипломата, с которой познакомился несколько лет назад в Мадриде. Как давно это было!
– Разве мы знакомы? – спросил он несколько удивленно.
Сев в кресло напротив, она положила ногу на ногу и достала сигареты. Дронго опустился в свое кресло, ожидая ответа.
– А разве вы не Дронго? – спросила Илона.
– Меня обычно так называют, – согласился он, – но как вы меня узнали?
– Ваш запах, вернее аромат вашего знаменитого парфюма. Ваша характерная мягкая обувь и ремни от «Балли». О ваших пристрастиях, господин Дронго, известно, наверное, всему миру! И еще. Лично о вас… Я была чемпионом Европы по стрельбе и знаю, что у вас были достижения и в этой области…
– Чемпионом Европы я не был, – буркнул Дронго, которому было приятно слышать о себе такие слова.
– Вы самый известный эксперт по вопросам преступности в Европе, – продолжала Илона, – таких специалистов, как вы, можно посчитать по пальцам. В Европе вас трое: комиссар Дезире Брюлей, мистер Мишель Доул из Лондона и вы. Или я кого-то пропустила?
– Нет. Вы поразительно хорошо осведомлены. И о моих пристрастиях, и о ведущих экспертах…
– Два из которых оказались здесь, – быстро перебила она его.
– Два из которых случайно оказались здесь, – подчеркнул он четвертое слово.
– И поэтому вы «случайно» интересовались нами. А до вас портье расспрашивал мсье комиссар. Или это тоже «случайность»? – с улыбкой спросила пани Томашевская.
«Какой очаровательный негодяй этот Жозе Монтейру, – восхитился в душе Дронго, – успел ей сказать про меня. Неужели она заплатила больше моего?»
– Сколько вы ему дали? – неожиданно спросил он.
– Что? – не поняла женщина.
– Сколько вы ему заплатили, – поинтересовался Дронго, – только честно?
– Сто евро, – призналась Илона, – он сам назначил цену.
– Молодец! – Дронго рассмеялся. – Извините, я подумал про этого типа. Кажется, он неплохо зарабатывает на нашей подозрительности.
– Зачем вы сюда приехали? – спросила женщина, очевидно, не привыкшая к дипломатическим тонкостям. Она потушила сигарету. И почти сразу достала вторую.
– Я оказался здесь случайно, хотя, увидев комиссара Брюлея, вы можете мне не поверить. Действительно странно, что мы двое одновременно оказались в одном и том же месте – и именно здесь, на краю Европы. Но почему вы приехали сюда и в такой странной компании – с паном Шокальским?
– Он вам не нравится? – улыбнулась Илона.
– Пока не определился, но симпатий он у меня не вызывает. Наверное, это подсознательное чувство. Своего рода зависть к более удачливому самцу. Когда он появляется с вами, я чувствую себя не столь уверенно.
– Он не мой любовник, – жестко сообщила пани Томашевская, – если вы это имеете в виду.
– Нет. Я просто имел в виду, что вы очень красивая женщина.
– Здесь только одна красивая женщина, – возразила Илона, – Кэтрин Фармер, известная на весь мир актриса.
– Да, она очень красивая женщина, согласен, – сказал Дронго, – но лишь потому, что в вопросах женской красоты я достаточно толерантен. Мне нравится, когда присутствует многообразная цветовая палитра. Или вы думаете иначе?
Она закусила губу и слегка усмехнулась, по достоинству оценив его ответ. Стряхнула пепел своей сигареты. И вновь затянулась.
– Можно я задам вам тот же вопрос? – спросил Дронго. – Почему вы здесь?
– Вы не ответили на мой, – напомнила Илона.
– Я оказался здесь абсолютно случайно, – повторил Дронго. Он хотел добавить, что ждет свою жену, но тут же спохватился. О Джил не должен был знать никто в целом мире. При его известности он не смог бы гарантировать безопасность своей семьи. И потому он замолчал.
– В таком случае я тоже приехала отдохнуть в Алгарве, – зло парировала собеседница.
– Не обижайтесь, – попросил Дронго, – я ведь понимаю ваши чувства. Считайте, что нас вместе с комиссаром сюда пригласили. Тогда вам станет легче?
– Кто именно пригласил?
– Этого я вам не скажу. Теперь ваша очередь отвечать на мой вопрос. Зачем вы сюда приехали?
– Пан Тадеуш пообещал мне удивительный отдых на берегу океана, – усмехнулась она.
– Я видел, как вы входите в комнату, видел, как вы осматриваетесь в помещении, – сказал Дронго, – добавьте ваши слова о не совсем традиционном для красивой женщины увлечении стрельбой. И наконец ваши вопросы и ваша мгновенная реакция на слова портье… Вывод очевиден. Вы сотрудник спецслужб или офицер полиции?
– Я знала, что вы так и подумаете. Я работала в Министерстве внутренних дел. Четырнадцать лет…
– Сейчас не работаете?
– Нет. Уже несколько лет как не работаю. Ушла в девяносто девятом. Сейчас я частный детектив. Как вы, господин Дронго.
– Предположим. Тогда почему Фармер так вздрогнул, увидев вас? Или у него были свои интересы в вашем министерстве? Я не думаю, что польская полиция рьяно разыскивала столь известного миллионера. Или я ошибаюсь?
По лицу Илоны пробежала какая-то тень. Длинная струя дыма поднялась в воздух. Дронго терпеливо ждал.
– Я думала, что вы знаете… – сказала она.
В некоторые моменты полезно помолчать. Дронго знал, как разговорить собеседника. Он умел слушать и говорить сам таким образом, чтобы втянуть в беседу и вызвать на откровенность любого. Но сейчас была нужна пауза. Илона молчала пять секунд, шесть, семь…
– Двадцать лет назад в Лондоне я участвовала в конкурсе красоты, – сообщила она, с силой потушив сигарету в пепельнице. – Мистер Фармер был генеральным спонсором этого конкурса. Ему было под шестьдесят. А мне только девятнадцать. Нужно говорить дальше, или вы все поняли?
– Тогда вы с ним и познакомились? – спросил ошеломленный Дронго.
Она кивнула.
– Здесь кто-нибудь знал, что вы приедете вместе с Шокальским?
Илона пожала плечами.
«Чем больше я узнаю, тем больше удивляюсь этой жизни и всем окружающим меня людям», – подумал Дронго.
– Я хотела, чтобы вы все услышали от меня, – сказала Илона, – ведь из-за меня вас, наверное, и позвали. И комиссара Брюлея тоже. Они думают, что я буду мстить… Как глупо. Фармер совсем старик. Хотя говорят, что супруга намного моложе его. Но он всегда любил молодых женщин.
– Тогда, в Лондоне, что-то произошло?
– Я заняла третье место, – сообщила Илона, – а больше ничего хорошего вспомнить не могу.
– Почему? – спросил Дронго.
– У меня были неприятности, – коротко сказала она, не став вдаваться в подробности. И, помолчав, добавила: – Кажется, я сказала вам все, что должна была сказать. До свидания.
Илона поднялась и, мягко ступая, вышла из зала. Дронго остался сидеть в своем кресле.
– Еще чашечку чая? – спросил официант.
– Нет, – покачал головой Дронго. Он посмотрел на часы, расписался на счете и направился к выходу.
У самого выхода Дронго беспокойно обернулся, – ему показалось, что на террасе за темными стеклами кто-то сидит и смотрит на него. Причем взгляд неизвестного направлен ему точно в затылок. «Может быть, выйти и посмотреть, кто сидит на террасе? – вдруг подумал он. – Или мне только кажется, что там кто-то есть? Уже довольно поздно…» Дронго повернулся и пошел к лифту.
Человек, оставшийся у него за спиной, чуть шевельнулся. Если бы Дронго вышел на террасу, то увидел бы полные холодной злобы глаза убийцы.
Дронго вошел в кабину лифта со смутным ощущением вины и ненависти, которое как будто стукнуло ему в голову, взявшись невесть откуда. Замысливший убийство уже заранее ненавидит не только того, кого он собирается убить, но и всех остальных, словно те виновны в его преступлении.
Убийца положил руки на столик.
Дронго поднялся на третий этаж и вышел в коридор. Здесь никого не было. Он достал ключ от своего номера.
Убийца поднялся из-за столика и вышел в холл.
Один из охранников, обходивших отель снаружи, увидел сквозь стекло в глубине холла неясные очертания чьей-то фигуры. Отсюда невозможно было разобрать, кто там проходил, – мужчина или женщина. Но охранник не стал приглядываться. Здесь много лет ничего не случалось. В Алворе даже пропажа курицы была чрезвычайным событием. И, зевнув, охранник пошел дальше.
