– Где ты был? – Таня стояла на крыльце, загородив спиной дверь.
Уже стемнело. Ранние осенние сумерки заволокли улицы, разгоняемые кое-где тускловатым светом уличных фонарей или окон домов. В их же доме было темно, за исключением неяркой лампы над крыльцом. Её свет отбрасывал на лицо девушки тени. Они причудливо искажали черты её лица и придавали ей мрачный вид. С плотно сжатыми губами, неестественно бледная с залегшими тенями под горящими злом глазами, она взирала на мужа, скрестив на груди руки.
Марк остановился, ухмыльнувшись:
– Ты что, не собираешься меня пускать в дом?
– Тебя не было весь день.
– Нужно было проветрить мозги, – отмахнулся он. – Таня. Я чертовски устал. Давай просто ляжем спать, – Марк едва ворочал языком, чувствуя как его тело то и дело отмирает, словно бы мозг щелкает выключателем. Ему не терпелось оказаться в кровати.
Таня вскинула брови, удивлённая его наглостью.
– Ты спишь в гостиной.
Марк вымученно закрыл глаза и тяжело вздохнул:
– Хорошо.
Девушка развернулась, скрипнув каблуками, распахнула дверь и вихрем скрылась где-то внутри.
Марк с трудом взобрался по ступенькам на крыльцо, закрыл за собой дверь, дважды щёлкнув замком, и побрёл к дивану в гостиной. Если б пришлось, он уснул бы и на улице, но страх перед насекомыми у него был сильнее его гордости. Тем более, что Таню он мог понять – он ведёт себя как ненормальный. Но подозрения вновь кольнули его под рёбра. Она сама даёт ему повод не доверять ей.
Дошаркав до дивана, на ходу сняв грязные кроссовки и куртку, он рухнул на него и закрыл глаза. Хотя, возможно, он их и не открывал всё это время, настолько тяжёлыми были веки.
Разбитый телефон остался в кармане куртки, но он молчал. Человек больше не звонил. Может, он звонил Тане и рассказал ей о Лизе? Вряд ли, иначе его бы точно не пустили в дом. Но ведь чёрт грозился, а значит скоро Таня всё узнает… и тогда ему придётся всё ей объяснять. Но как? У него нет ответов. Они остались в прошлом, в том ужасном сне. Его прошлое не имеет к настоящему Марку никакого отношения. Он не такой. Он не совершает зла. Плевать, что говорит этот чёрт – он никого не убьёт. Больше.
Телефон зазвонил. Марк подтянул к себе куртку, не вставая с дивана, и достал мобильный. Его руки задрожали от волнения. Он боялся, что Таня услышит трель. Несмотря кромешную темноту в доме и глубокую ночь, девушка могла не спать.
– Алло, – выдохнул в ладони Марк, поднося динамик к лицу.
– Разбудил? – голос заскрипел, смеясь.
– Ты разбудишь Таню, – прошептал Марк.
– А чего ты так за неё переживаешь?
– Ей не нужно знать…
– О чём? О том, что ты убийца?
– Я не убийца.
– Называй себя как хочешь, но скоро им станешь.
– Не втягивай в это мою жену.
– Думаешь, она заслуживает такой заботы? – с подозрением протянул голос.
Марк напряжённо молчал. Он не сомневался, что этот чёрт знает всё и обо всех. Но, как и любой демон, он может врать, чтобы уязвить его.
– Боишься, что она о наших безобидных разговорах узнает, а она в это время с другим сюсюкает и тебя не стесняется.
– Это ещё ни о чём не говорит…
– Кажется, ты своей жёнушке осточертел до зубного скрежета, – издевательски пропел голос.
– Если так, разведёмся.
– Это ты так думаешь, – хмыкнул он. – Как там твоя страховка? – как бы невзначай поинтересовался собеседник.
Марк нахмурился.
– Это ведь её идея, да? – продолжал задавать вопросы чёрт. – М, мудрая женщина. Хитрая. Хозяйственная! Как тебе рагу?
– Я не…
– Ах да, ты ж не стал есть. Зато несчастная собака снова оказалась под угрозой. Почему ты заставляешь единственное невинное существо отдуваться за тебя? – строго спросил собеседник.
– Что? О чём ты?..
– Ни о чём. Приятного аппе…ой, то есть, спокойной ночи.
Марк потерянно смотрел на свои руки, на которых лежали детали от телефона. В окно заглядывало всевидящее око луны, в свете которой поблескивали внутренности мобильника. Марк сдавил их в своих кулаках, чувствуя как они трещат. Осколки пластмассы впились в его ладони, но он даже не обратил на это внимания. До рези в глазах он всматривался в необычайно яркий полумесяц, пока тот не выжег след на его роговице.
Разжав ладони, он попытался разглядеть на них детали мобильника сквозь застилающие зрение вспышки. Отчаявшись, он убрал изломанный динамик под подушку и сам повалился на спину, вымученно закрыв глаза, в которых всё ещё сверкали десятки лун.
Его разбудил пронзительный визг, от которого его сон разлетелся вдребезги. Вскочив на ноги, Марк замер, пытаясь понять, что могло произойти. Его сердце бешено колотилось, заглушая все остальные звуки, но ему не надо было слышать, чтобы понимать, что в доме кто-то есть.
Как и двадцать лет назад, он знал, что кто-то пробрался к ним, пока они спали. Тогда его тоже разбудил крик. Сдавленный, осипший, он принадлежал его матери. Она вложила в него оставшиеся силы и весь тот животный страх, что испытала, когда увидела возникшего перед её диваном человека.
В ту ночь в ноздри Марка ударил резкий запах бензина. Он слышал, как что-то плещется на пол, как человек неторопливо топает внизу, пока сам Марк прячется на чердаке, прислушиваясь к происходящему и пытаясь рассмотреть хоть что-то через щели в прогнивших досках. Он видел огромный тёмный силуэт, что медленно расхаживал по захламленной комнате и методично разливал едкую жидкость на всё вокруг, включая его мать, беспомощно хрипящую и в ужасе вращающую пожелтевшими глазами в поисках сына. Больше всего Марк боялся, что полуживая женщина все же заметит его через широкую щель и поднимет шум. Тогда этот громила поднимется на чердак, чтобы убедиться, что Марк тоже не выберется из дома живым. Он не сомневался, что человек пришёл именно за ним. Иначе это совпадение он объяснить не мог. Несмотря на свой юный возраст, Марк знал, что люди его ненавидят и боятся. И что все три года они отмечали в календаре дни до его возвращения, чтобы сделать то, что не решилось сделать правосудие. Сегодня, в первую же ночь, когда Марк вернулся домой, этот громила, заливающий дом бензином, пришёл сюда за вендеттой.
Тогда Марку удалось избежать смерти. Едва человек ушёл, он, не теряя ни секунды, спустился с чердака. Он изо всех сил старался действовать как можно тише. Его мало беспокоили люди на улице, гораздо больше он не хотел, чтобы его увидела мать. Когда он крался на цыпочках мимо воняющего мочей и бензином дивана, женщина зашевелилась.
– Маркуша, – едва слышно позвала она.
Мальчик застыл, проклиная всё на свете. Грудь словно сдавило в железных тисках, то ли от страха, то ли от стыда. То ли от отвращения и ненависти.
Всё же, на секунду он замешкал, раздумывая, сможет ли он вытащить из дома мать. Успеет ли?
– Не бросай меня тут, – не видя его из-за почерневшей от грязи спинки дивана молила она. – Маркуша.
Она слепо тянула к нему худую руку, едва различимую в полумраке.
– Мам, дом сейчас загорится, – во рту от нервов всё пересохло и он не узнал свой собственный голос.
Он ждал, что она отпустит его. Ему всё ещё требовалось её разрешение, чтобы жить. Марк поглядывал в сторону окна и плотно запертой двери. Ещё секунда и огонь охватит стены, пол и подберется к этой и без того обречённой женщине.
Марк попятился.
Он выпрыгнет в окно и будет бежать, пока не откажут ноги.
– Ты крысеныш, – прошипела его мать, будто слыша его мысли. – Надо было придушить тебя. Ты воплощение зла! Из-за тебя нас все ненавидят! – плевалась она желчью. – Чтоб ты сдох!
Марк вздрогнул, настолько громко она выкрикнула это проклятие. Он удивлялся, откуда у неё появились на это силы. Она верещала, позабыв про болезнь, словно её тело, предчувствуя гибель, активизировало все ресурсы, напичкав её адреналином.
Прижавшись спиной к стене рядом с окном, он как во сне наблюдал за тем, как пламя лизнуло стены, расстелилось сине-красным ковром по полу и укутало тело его матери, в считанные секунды превратив синтетический плед в черную корку, слипшуюся с кожей. Заметавшись по дивану, она продолжала оскорблять Марка. Её голос не звучал испуганно, он звучал злобно, несмотря на то, что она захлебывалась огнём и едким дымом от горящих на ней вещей.
– Сдохнешь со мной!
Доски вокруг трещали, пламя гудело, обдавая Марка невыносимым жаром, но он не мог шелохнуться, парализованный последними словами матери. Она велела оставаться здесь, с ней. Сдохнуть.
Лишь когда огонь схватился за его ногу, Марк очнулся. Взвыв от ужаса и невероятной боли, он как смог сбил жгучие языки пламени со штаны и, разорвав пленку, натянутую на раму вместо стекла, сиганул в окно прямо в сугроб.
Опасаясь, что в любую минуту его могут схватить люди, жаждущие расправы над ним, он выбрался из снега и помчался прочь.
Он бежал от той ночи двадцать лет. И вот, став тридцатилетним мужчиной, он снова стоял посреди своего дома, напуганный до дрожи в коленках чьим-то враждебным вторжением.