Дан Берг
Йошуа
За черной железной решеткой сквозь листву старых деревьев белеет стена невысокого здания. Перед воротами утвердилась будка охранника. Тихо, никто не входит и не выходит, стражник скучает. Рядом с постом безопасности стоит молодой парень, поглядывает на часы. Из окон здания послышался звон колокольчика. Распахнулась широкая входная дверь. Показались юные женские лица. Двор огласился беспорядочным гомоном, словно утренние птицы на деревьях раскричались все разом.
Девицы одеты на один манер: в длинных юбках и в глухо закрытых синих форменных блузах авивской ульпаны. Минимальный узор не убавляет от категорической скромности одеяния и не дает пищу фантазии для нескромного глаза. Занятия окончились, шумные ватаги высыпали на улицу. Девушки тараторят одновременно – важнее сказать, чем услыхать. На уроках они всё больше слушали, наконец-то можно поговорить. Впрочем, говорение уже есть слушание – самого себя.
Тройка подружек вышла за ворота. Одна из них отделилась от товарок, попрощавшись с ними и с охранником, подошла к парню.
– Давно ждешь, Йошуа?
– Нет, Сара, минут десять.
– Я есть хочу!
– Я тоже не против. Тут недалеко я знаю тихое местечко.
– Идем!
– Вперед!
– Заказывай, Йошуа. Что себе – то и мне. Вкусы наши стремительно сближаются. Твое воспитание.
– Рад влиянию на тебя, Сара. Преисполнен ответственности.
– Да, ты парень нелегкомысленный, серьезный во всем, во всем!
– А ты дева на язык острая. Но я умею не понимать намеков. Перейдем к делу. Откроем трапезу хумусом с питой, продолжим шакшукой и завершим студенческий пир чашкой кофе и рогалах. Какие ты хочешь?
– С корицей и шоколадом. Ох, полюбилась мне ваша деликатная ханаанская пища! Восточная кухня не чета нашей дикой западной.
– Верно. Харчи у нас славные!
– Что это – харчи? Не знаю пока такого слова.
– Это то, что нам несут. В познании языка нашего ты преуспела отлично, Сара. А какими сегодня сведениями пополнили твой ум наставники ульпаны?
– Представь, разбирали подвиги твоего древнего тезки! Велик был книжный Йошуа, но уж больно крут. Надеюсь, ты не такой.
– Надеюсь, такой.
– Я пока многого не понимаю. Продолжай трудиться над формированием моего мировоззрения.
– Между прочим, соименник мой взял в жены неиудейку, но она приняла его веру.
– И я готовлюсь! Ой, что это я?.. – спохватилась Сара и покраснела.
Слегка отяжелевшие от благ восточной кулинарии, Йошуа и Сара прогуливались по набережной. Весна шагала все тверже, нежила умеющих радоваться. Выдержавшее ортодоксальный натиск и в политических битвах принятое летнее время задержало на один час появление звезд на небесах и прохладный вечерний ветерок с моря. Наговорившись и нагулявшись вдоволь, наша парочка свернула с приморского бульвара в боковые улицы. Йошуа проводил Сару до подъезда. Она жила у своей тетушки, старшей сестры отца – женщины доброй, благонравной, одинокой, полюбившей племянницу, как родную дочь. На прощание кавалер нежно пожал барышне руку, тепло взглянул ей в глаза. И она с нежностью ответила на пожатие и бросила теплый прощальный взгляд. До следующего свидания.
Сара скрылась за дверью, Йошуа бодро зашагал к автомобильной стоянке. Знал он, как лихо и трезво сверстники его правят романтическим ковром-самолетом, и летают в облаках наслаждений, и спускаются на землю, и взбираются на другой ковер, и снова взмывают ввысь, и опять приземляются, и так далее. Может, и обитал он в башне из слоновой кости, но, как истый обыватель Бейт Шема и не в пример авивским ловеласам, не поступался традиционными ценностями ради пустого преходящего поветрия. Йошуа с уважением подумал о себе и о Саре.
Два года назад Йошуа гостил за океаном у старинного приятеля отца. Цви и Идо были не разлей вода в юности, но потом пути их безнадежно разошлись. Цви наследовал дух и дело родителя своего Аврама-Ицхака, перебрался из столицы в Бейт Шем и возглавил ешиву. Идо блестяще окончил университет и упорхнул за океан. Там он, по словам Аврама-Ицхака, “женился не правильно”, и совершенно забыл Бога. “Скурвился в апикурусы” – грубовато-неодобрительно пытался шутить Цви. Впрочем, ханаанский и заокеанский дружбаны сохранили сантименты молодости, писали и звонили друг другу. Цви отважился отправить сына Йошуа за океан – пусть поживет в семье Идо, на иной мир и чужих людей поглядит и вернется, проникшись верой, что лучше Святой Земли нет места под солнцем.
Йошуа близко сошелся с сыном Идо, своим одногодком Джекобом. Увлекательны и горячи были споры второго поколения друзей. И случилось, что свинцовая харизма духовности, привезенная юным ханаанцем, перетянула легковесную заокеанскую суетность. Вскоре за отбывшим на родину Йошуа последовал Джекоб. Он принял веру отцов, познал язык Святых Книг, стал называться Яковом, и Цви по протекции сына принял новообращенного в свою ешиву.
У Идо росла дочь Сара, младшая сестра Джекоба. Она, как и брат ее, тоже подружилась с Йошуа, но это история другого рода. Попросту говоря, девица по уши влюбилась в синеглазого, широкоплечего, высокого, языкастого парня. Да и строгие его понятия пришлись ей по душе, тем более, что сладкую отраву греха она еще вкусить не успела. Йошуа, как свежий росток, потянулся к теплу, и, кажется, высокие идеи в сердце его потеснились и уступили немного места банальной романтике.
Сара последовала за старшим братом. Она вознамерилась служить в армии обороны Ханаана, впоследствии изучить Святое Писание в положенных женщинам пределах, и, наконец, принять веру предков отца своего. По этим ступенькам она рассчитывала подняться к главной цели – выйти замуж за возлюбленного. Нетронутые сокровища предназначены лучшему из кладоискателей.
Еще до прибытия гостей из Ханаана, христианка Пегги, родительница Джекоба и Сары, покинула своего ученого супруга-иудея. Она сожалела об отъезде сына и дочери, но взрослым детям мать не указ. И обижена была на них Пегги: почему не согласились жить с ней и остались в отцовском доме? Идо не горевал из-за расставания с отпрысками. Во-первых, он нашел себе новую подругу, и отъезд детей пришелся кстати. Во-вторых, он не сомневался, что мальчик и девочка попадут в хорошие руки.
Йошуа радовался приезду Сары, хоть и не без тревоги в душе. Цви определил девушку в авивскую ульпану. Помогал он ей с меньшей охотой, нежели брату ее, подозревая опасность, над сыном нависшую, ибо распознал подоплеку событий, а дела сердечные могут завести далеко.
2
Попрощавшись с Сарой и вырулив со стоянки, Йошуа направился из Авива домой в Бейт Шем. Стемнело, но занятия в ешиве не окончились. Диспуты меж учениками иногда затягивались до вторых петухов, а случится трудный, спорный для толкования вопрос, то и до рассвета звучат молодые задорные голоса. Заведено было у ешиботников круглосуточное учение Торы, дабы не прерывалось ни на миг исполнение важнейшей заповеди небес. На каждую ночь от загорания первой звезды до угасания последней назначались по очереди два дежурных ученика, усердно вникавших в смысл крупных, средних и мелких букв на листах фолиантов. Сегодня вахту понесут Эльдад и Эйтан – друзья нашего героя.
Йошуа катил на юго-восток. Миновал городские магистрали Авива. Позади остался блеск ложной цивилизации безверия, впереди – дарованная Господом земля духовности. Йошуа ехал по территории, временно занятой чужим народом. Он с удовлетворением отмечал отменное качество дорог – не хуже городских. Иной раз в небе услышишь военный вертолет, по асфальту прошуршит джип армейского патруля. “Это наши функционеры, да не убудет их проворство, понуждают безбожные власти охранять нас, поселенцев, пионеров будущего”, – с удовлетворением подумал Йошуа.
Чашка крепкого кофе долго бодрит, не уснешь за рулем. Йошуа вспомнил, как в одну из суббот наблюдал идиллию во дворе соседа. Детишки забавляются на качелях и в песочнице, молодая женщина с младенцем на руках умильно глядит на них, отец семейства возвращается из синагоги. Подумал о Саре – скорей бы сдала экзамен на любовь к Богу и приняла веру отцов! Тогда он сделает ей предложение, она, смущаясь и радуясь, примет его. Нет, он не в силах слишком долго ждать, он попросит ее руки и сердца до испытания! На свадьбу приедут из-за океана Пегги и Идо. Может, снова сойдутся? Впрочем, есть материя поважнее: как-то отзовется дед на такую новость? Без его благословения – никуда!
До Бейт Шема близко уже. Но что за шум за поворотом? Мужские фигуры мелькают. Автомобили с ханаанскими номерами рванулись резко вперед. “Ну, конечно, – сообразил Йошуа и поправил пистолет на поясе, – это туземцы собирают камни по обочинам и швыряют в проходящие машины. Не иначе, мстят за два спиленных масличных дерева – давеча сорванцы наши напроказничали. Отцы-то куда смотрят? Небось, хвалят чад своих! Мелкие делишки не к лицу нам!”
Патрульный джип тут как тут. Аборигены разбежались. Дорогу перекрыли. Солдаты стали проверять документы и содержимое багажников. Йошуа позвонил другу: “Яков, задержка вышла, нас камнями забросали. Если родители спросят, придумай причину, ты мастер. Не хочу, чтоб мать с отцом волновались. Скоро приеду”.
Только Яков показался на пороге дома Цви и Хавы с ловко придуманной историей на устах, как увидал, что оба встревожены. Не успел рта открыть, а те первыми заговорили, мол, местное радио передало, камни в наших летят, и где это Йошуа пропадает? Яков выложил успокоительный рассказ, но не преуспел.
Цви наказал жене Хаве, если отец или мать вдруг позвонят с чем-нибудь – не проговориться! Зачем старикам тревожиться? Но долгая многотрудная жизнь научает бдительности, и не укроется опасность от Аврама-Ицхака и Рейзы-Ривки. Едва окончил Цви своей инструктаж, как зазвонил телефон Хавы. Это Рейза-Ривка, страшно волнуясь, спрашивает, дома ли Йошуа, не в дороге ли? У них в столице радио вещает, мол, беспорядки вблизи Бейт Шема.
Бедняжка Хава растерялась, самой тревожно, а тут еще свекровь одолевает! Спасение как с неба свалилось. Ворвался в дом Йошуа, подмигнул Якову, поцеловал мать, обнял отца. “Дома твой внук!” – прокричала в телефон счастливая Хава. Вернулись мир и покой. А нечаянный герой дня невозмутимо направился на занятия в ешиву.
3
Случаются порой совпадения. Сара сообщила Йошуа, что сегодня рассказывали ученицам ульпаны о подвигах тезки его. Вот и в ешиве этим вечером речь зашла о славном герое прошлого. Разумеется, в отличие от ульпаны, снабжающей девиц лишь краткими поверхностными сведениями о предмете, ешива дает молодым людям подробные глубокие знания.
Наставник юношества, коим в этот вечер был сам Цви, разбирал с учениками некоторые факты биографии библейского персонажа. Опытный педагог, он, как правило, не ограничивался каноническими сведениями из Священного Писания. В части исследования событий детства и юности героя, Цви адресовал слушателей к обогащающим талмудическим источникам, дабы подтолкнуть юные умы к самостоятельному освоению неисчерпаемого богатства книжного материала.
По окончании занятия, возбужденные интереснейшей темой студенты собрались, как обычно, в учебной комнате и стали рыться в рекомендованных Цви книгах. Каждый вычитал что-либо заслуживающее обсуждения и добавления к лекции учителя. Больше других преуспел Яков. Не удивительно это: ведь именно прозелиты, недавно обращенные в новую веру, есть самые ревностные ее приверженцы. С неистребимым заокеанским акцентом, но на беглом ханаанском языке Яков поведал товарищам правдивые подробности египетского периода жизни Йошуа.
“Отец Йошуа слыл праведником в Египте, но не было счастья в семье, ибо жена его никак не могла понести. Господь услыхал молитвы раба своего, и послал беременность бесплодной супруге. Но печаль не покидала достойного иудея. Спросила горячо любящая подруга, почему он не весел, ведь скоро появится у них дитя, и чего же лучшего желать можно? И ответил он, будто бы был ему голос с небес, мол, если родится сын, то сделается палачом при царском дворе и отрубит голову отцу. Тут и будущая мать загрустила”.
“Родился мальчик. Дабы избежать предначертаний злой судьбы, женщина, любившая мужа больше, чем дитя, уложила младенца в корзину и отправила в плаванье по Нилу. Но не в человеческих силах противиться воле небес. И вышло все по предсказанному. Корзину проглотила гигантская рыба, но она попала в сеть. Царский повар обнаружил в брюхе рыбы ребенка. Фараон пригрел мальчика, воспитал его при дворе, а когда тот повзрослел, монарх удостоил его должности палача. О родителях же своих молодой царедворец ничего не знал”.
“Оговорили злые люди праведника, и палач, Йошуа то есть, обезглавил его, не зная, что убил родного отца. Когда хоронили казненного, случилось чудо. Из грудей вдовы, шедшей рядом с покойником, хлынуло молоко и заполнило гроб. Египтяне закричали палачу, мол, казни и колдунью эту. Но Йошуа подумал, что тут кроется некая тайна, и не тронул женщину. После похорон она сообщила ему, что он сын ее, а молоко, которым она должна была вскормить дитя, излилось на мертвого отца. И заплакали оба. Она каялась в давнем поступке своем, а он горевал об отце и радовался, что сберег мать”.
Когда Яков окончил рассказ, ученики принялись спорить о правоте и вине матери. Разгорелся талмудический диспут. Цви, слышавший краем уха доводы сторон, с удовлетворением отмечал зрелость мысли юных питомцев своих.
Читатель вправе задаться вопросом, почему Йошуа поведал эту же самую историю Гидону и Гиладу несколько иначе? Однозначного ответа до сих пор не существует, хотя могут быть приведены различные разумные соображения. Логичность доводов не обязательно является подтверждением их правоты. Возможно, две версии дополняют друг друга.
Глава 7 Вперед, жребий брошен!
1
Минули сорок лет скитаний по пустыне – наказание Всевышнего избранному Им народу за тяжкий грех десяти разведчиков, оговоривших Святую землю, и за неразумие жестоковыйных израильтян, поверивших лгунам. Остались в песках кости вымершего поколения. Великий Моше похоронен был в земле Моавитской, и никто не знает погребения его до сего дня. Только доблестные Йошуа и Калев остались живы, и удостоятся они войти в дарованный край, а Господь уж назвал вожака нового похода.
Ушами слыхал и сердцем пережил Йошуа сказанные ему Господом слова: “Моше, раб Мой умер; встань же теперь, перейди через Иордан этот, ты и весь народ, в землю, которую Я даю сынам Израиля… От пустыни и Леванона до реки великой, реки Перата, и до Великого моря будут пределы ваши… Как был я с Моше, так буду я и с тобой: не отступлю от тебя и не оставлю тебя… Только тверд будь и очень мужествен, чтобы бережно соблюдать Тору всю… Не уклоняйся от нее ни вправо, ни влево, дабы преуспел ты везде, куда ни пойдешь!”
Итак, Йошуа – продолжатель дела наставника своего Моше. Таковы воля Господа, желание учителя и порыв ученика. “Плохо отплатит учителю тот, кто навсегда останется только учеником, – подумал Йошуа, – я пойду дальше и сделаю больше великого пастыря народа иудейского!”
Йошуа стоял на прибрежном валуне и вглядывался в серое пространство на другом берегу Иордана. Он перейдет через реку, переведет народ. Грядущее пугало мгновенной гибелью, но манило вечной славой. Тоскливо сознавать себя просто человеком. Зато в сердце сверхчеловека вожделение к бессмертию памяти о нем одолеет малодушный страх телесной смерти. Не много подлинных героев знала история, и Йошуа был одним из таких, и потому не отступил.
Всякому явлению в истории можно сыскать сходное с ним событие. Через много-много лет в другом месте земли другой воитель стоял на берегу другой реки и жаждал перейти ее, и терзался страхом, и решился.
Великий Гай Юлий Цезарь изрек “Вперед, жребий брошен!” и перешел Рубикон, и войско свое перевел. Что роднило деяния и души богобоязненного израильтянина и, не будь рядом помянут, идолопоклонника-римлянина? Обоим предстояло перейти реку, сомнения жалили сердца, страх теснил дыхание, впереди маячили кровопролитные войны, но дерзновение решимости победило слабость, и на небосклоне истории загорелись две ярчайших звезды – одна за другой, через дюжину веков. Пусть нет под солнцем ничего нового, но и старое не повторяет себя. Скажем, любовь – недуг старинный, а каждому в новинку.
Консул и диктатор должен был неустанно трафить своим языческим богам, дорого платить за возведение в их честь величественных храмов и за ваяние чудной красы статуй, немые уста которых не порицали, не одобряли, не обещали. Потому не мог быть уверен воитель-язычник, что боги вкладывали в руку его жезл победы. Сие не диво, ведь сила идолов, пусть даже воплощенных в прекрасные скульптуры, есть только плод фантазии. Иное дело – правоверный Йошуа. Он опирался на могущество реально существующего Бога, безраздельного ручателя торжества избранного Им народа.
Добавим, что знатоки Писания усматривают в Йошуа последовательного проводника идей Господа, и потому полагают почти все его деяния праведными и правильными. В оценке, которую дают историки акциям Гая Юлия, нет подобного единодушия. Это, безусловно, еще одно различие меж двумя гигантами.
Так в чем же родство двух исторических событий и их героев? Только в том, что обоим полководцам предстояло перейти реку, и они трепетали, но все же решились? А разве это внешнее сходство не является достаточным основанием для рассуждений, оживляющих страницы повести?
Разумеется, есть более глубокие причины отысканию аналогий. Во-первых, Гай Юлий прославлен всемирно, а скромный Йошуа, подвиг которого римлянин повторил через многие века, известен незаслуженно мало. Посему упоминание рядом имен двух персонажей истории справедливо добавит славы израильскому герою. Во-вторых, религиозный аспект событий дает нам случай упомянуть превосходство веры в настоящего Бога перед поклонением богам.
2
Йошуа перевел в практическую плоскость размышления на тему предстоящего форсирования Иордана. Ход его мыслей об этом предмете не записан в безупречно достоверных анналах, и посему будем опираться на мнение еще одного римлянина (впрочем, иудея), небезызвестного сочинителя Иосифа Флавия.
Проникновение в события глубокой древности требует от нас внимательного отношения ко всем литературным источникам. Иосиф Флавий хоть и появился на белый свет более чем через тысячу лет после Йошуа, однако, был к нему ближе нас на добрых двадцать столетий. В сравнении с нами он является почти современником легендарного героя, и мы доверимся его соображениям, отдельные из которых приведены ниже.
Йошуа исключил возможность возведения моста, как занятие слишком шумное, заметное, продолжительное, привлекающее внимание. Стоило только начать трудиться, как затаившиеся на другом берегу враги, осведомленные о намерениях иудеев, немедленно начали бы атаковать поглощенных делом рабочих, и строительная затея потерпела бы крах, а мораль израильтян, и без того зыбкая, была бы подорвана. К несчастью, в распоряжении Йошуа не было ни лодок, ни плотов. Воды обильных зимних дождей изрядно подняли уровень Иордана. Тихая летом река превратилась в широкий и бурный весенний поток.
Ни на минуту не предался унынию Йошуа – ведь сказал же ему Всевышний: “…Как был я с Моше, так буду я и с тобой: не отступлю от тебя и не оставлю тебя…” Неколебимость веры – залог оптимизма. “Пусть широка и глубока река, воды бурливы, и нет переправы – поведу народ, и свершит Бог чудо, и счастливо перейдем Иордан!” – подумал Йошуа.
Израильтянам предстояло оставить обжитый лагерь. Что ожидало их в неизвестной суровой стороне? Другой берег – не кисельный, а Иордан – не молочная река. Йошуа рассудил, что необходимо взять с собой хороший запас продовольствия, ибо на новом месте не сразу добудешь пропитание, да и ополченцам безотлагательно потребуется пища, коли придется сразу вступать в бой. Йошуа созвал надсмотрщиков народа и приказал пройти по стану и повелеть людям заготовлять еду. “Три дня на сборы – и переходим Иордан!” – скомандовал он.
В канун переправы Йошуа встал рано поутру и собрал народ, и люди покинули становище и двинулись к Иордану. К вечеру добрались до воды, в последний раз утолили голод по сю сторону реки, в тревоге улеглись спать, кто на траве, кто на земле, кто на песке. С рассветом поднялись с жестких своих постелей, подкрепились, испили воды и, следуя приказам надсмотрщиков, стали выстраиваться в бесконечно длинную колонну, очередность в которой была загодя продумана Йошуа.
Неспокойны были души человеков. Половина сердца терзалась страхом, другая половина грелась надеждой. Страх изнутри происходил, надежда извне вселялась неутомимыми устами Йошуа. Ребятня притихла, видя тревогу отцов и матерей. Мелкий скот не блеял, крупный молчал, рогатые головы понурив. Люди взвалили на свои и на бычьи спины поклажу – заготовленную впрок провизию – и медленно двинулись к воде.
Впереди шли священники, несли ковчег Завета Господня. Только коснулись их ноги воды, и стеной встала бурная река, замерла. Случилось чудо, Богом обещанное! Что явится оно – безраздельно верил Йошуа, о нем неустанно твердил народу. И вот, свершилось!
Священники дошли до середины русла и остановились. Вода прибывала, вздымалась все выше, но ни на пядь не подвигалась вперед. На обнаженное дно реки вступила людская колонна. Открывали и замыкали шествие мужчины, на случай нужды, держа оружие наготове. В середине торопливым шагом семенили женщины и дети, подгоняя скот. Средь переходивших реку не было стариков и старух, ибо сорок лет странствий в пустыне унесли жизни людей мятежного поколения – как и желал того Всевышний. Лишь два долгожителя по воле Божьей свершили переправу – Йошуа и Калев. Когда весь народ благополучно перебрался и встал на сухую твердую почву, Божьи слуги последовали за ним, высоко подняв над головами ковчег Завета Господа, и последними вступили на противоположный берег. И тут рухнула вниз водная стена, и Иордан продолжил свой вечный бег.
3
Итак, племя иудейское вступило в завещанную землю. Исторический сей шаг хоть и огромным был, но лишь первым на начертанном Всевышним пути. Люди ликовали, мужья нетерпеливо целовали жен, искали глазами укрытие. Ребятишки мало понимали значение свершившегося, но все же радостно визжали, затевали хороводы. Крупный и мелкий скот смыслил еще меньше, но производил шум и гам, как дети, и не высматривал укромные места, как взрослые.
Подошли к Йошуа молодые его ученики – Гидон и Гилад. Поздравления, объятия, бурные излияния чувств. Народный вожак старался сохранить строгое выражение лица и степенность в движениях, но мешал ему игривый ветер, донося до ушей ветерана гомон всеобщего торжества и, теребя поредевшую и побелевшую с годами бороду, придавал его физиономии легкомысленный вид. Оставив тщетные попытки блюсти солидность, Йошуа смягчился, заулыбался, отдался напиравшей изнутри радости и даже дружески ущипнул за щеку Гидона, а потом и Гилада заодно.
А вот и Калев показался. Гидон и Гилад почтительно ретировались при появлении седовласого ровесника своего учителя. Калев сдержанно пожал победоносную руку. Глаза его сияли, но молчали уста. Куда девалось былое красноречие доблестного соглядатая, сорок лет назад вступившегося за честь Земли Обетованной?
Неудача разведывательной миссии и последующий гнев Господень весьма омрачили дни и ночи Калева. Мужественный воин призвал внутренние силы души и отчасти развеял черную меланхолию. Он стойко выносил трудности сорокалетнего изгнания и неизменно поддерживал товарищество с Йошуа, но не слишком сближался с ним. Мы не знаем, что являлось причиной подчеркнутой сдержанности. Нельзя исключить искру зависти в сердце Калева. А, возможно, то была обращенная на соратника укоризна несправедливой судьбе. Или что-то иное. Украдчив упрек верного товарища. Да разве интересуется история, горячи или холодны чувства ее героев друг к другу? Главное, оба достойных ветерана неизменно боролись заодно и за одно. Вот и сейчас, Йошуа тепло, но суховато, вернул рукопожатие. Молчаливый ответ сей обещал твердую верность в будущей совместной борьбе.
4
Иудеи расположились станом в Гильгале у восточного края города Йерихо. Господь терпеливо дожидался, пока угомонятся счастливые израильтяне, вживутся в свой успех. Затем Всевышний восславил Йошуа перед глазами всего народа, и стали люди бояться и почитать его так же, как боялись Моше во все дни жизни его.
В час, когда иудеи пересекали осушенное Богом русло Иордана, двенадцать дюжих мужчин, по одному из всех колен израильских, взяли каждый по огромному камню со дна реки в том месте, где священники держали над головами ковчег Завета, и перенесли ношу на берег – так повелел Господь. Теперь же Йошуа распорядился поставить валуны на площади в центре Гильгала и объявил народу, что камни эти станут вечным напоминанием потомкам о чуде, которое совершил Бог, дабы люди земли знали, что сильна рука Господа, и благоговели бы перед Ним.
Йошуа очень надеялся, что нехитрый этот монумент послужит уроком не только далеким будущим поколениям, но и в упрямые головы современников внедрит, наконец, убеждение в благонамеренности Господа и укрепит веру в Него. Памятник сей хоть и был груб и невзрачен, но имел несомненное преимущество перед прекрасными храмами Гая Юлия: он создавался по указу Бога, а не велением химерической надежды на милость богов. Есть ли лучшая порука в помощи Всевышнего, нежели строгая любовь Его? Отметив различие фактов, упомянем и о сходстве их. В обоих случаях связь человека с небесами олицетворял камень – то ли неказистые валуны, то ли творение архитектуры – иным словом, объект материальный, не духовный.
Глава 8 Йошуа перешел Иордан
1
Возможно, весна жизни, совпавшая с годами учения, ассоциируются кое у кого с прекрасным беззаботным временем, когда книги и наставники маячили на далеком горизонте, не слишком мешая некоторым более завлекательным предметам, решительно захватившим авансцену юношеских умов. Что же это за вещи, столь агрессивные и заманчивые? Пригожие девичьи лица, забавы с верными друзьями, разгульные пирушки и прочее в подобном роде. И хотя зрелости свойственно тщеславно преувеличивать лихость молодых лет, тем не менее существует доля истины в историях о былом пренебрежении академической муштрой.
Это общее положение не имело силы в среде учеников подведомственного Цви питомника знаний. Ешиботникам претило беспечное отношение к постижению главного предмета штудирования – Святого Писания. Не смотря на незрелые лета, питомцы Цви были не по годам солидны и серьезны в своем труде уразумения универсальных законов жизни. Легкомысленные соблазны возраста они преодолевали удивительно легко – ведь на страницах Книги имеются все необходимые рецепты исцеления болезней роста.
Йошуа с друзьями – Эльдадом, Эйтаном и, конечно, Яковом – не составляли исключения. Положительным этим парням чуждо было понятие “убить время”. После интенсивных дневных занятий они посвящали вечерние и ночные часы обсуждению деяний Библейских персонажей. А сколько книг они перечитали, как много разных толкований открыли для себя! Знания наполняют голову, а любовь к истине возвышает дух. С максимализмом молодости они стремились вникнуть во все без изъятия трактовки – канонические и полемичные. Им еще предстояло понять, что никто не обнимет необъятного, ибо неудержим поток мыслей интерпретаторов Писания.
Разумеется, дух поселенческой ешивы в Бейт Шеме устремлял молодые умы прежде всего к пониманию цели освоения Святой Земли. Поэтому с особенно пристальным интересом изучались адекватные этому направлению мысли события ранней истории иудейского народа – эпоха великих подвигов Моше и преемника его Йошуа.
2
Четверо друзей укрылись в круглой беседке неподалеку от ешивы, где они, натянувши на себя толстые свитера, собрались провести прохладную апрельскую ночь, обсуждая насущные темы и подогревая себя чаем из термоса и жаром дискуссии. Яков, а с ним Эльдад и Эйтан уселись близко друг к другу, а Йошуа расположился чуть поодаль. Сегодня он казался несколько рассеян, словно некая дума занимала сердце его, и, возможно, поэтому он был пассивнее обычного в полемике.
– Друзья, я присваиваю себе право первого слова! – воскликнул Яков, безуспешно стараясь преодолеть характерный акцент, – как вам известно, я – простой заокеанский парень, матушка моя неиудейка, и я прошел тернистый путь обращения в нашу святую веру, а потом, презревши боль, вступил в племя праотца Авраама. Что подвигло меня на испытания, как вы думаете?
– Корень добра есть в тебе! – пытался процитировать Эльдад строку из Писания.
– Где еще обретешь истинное знание, как не в нашей ешиве? – предположил Эйтан.
– А ты что скажешь, закадычный друг? – спросил Яков задумчивого Йошуа.
– Продолжай, пожалуйста, простой заокеанский парень, – прозвучал слабый ответ.
– О, Йошуа, это тебе и твоим заразительным рассказам о прекрасной Земле Обетованной я обязан своим счастливым перерождением! – воскликнул Яков.
– Как удалось нашему Йошуа заронить искру веры в душу безбожника? – спросил Эльдад.
– Апикорус превратился в праведника! – неслыханное чудо! – возвестил Эйтан.
– Никакого чуда! – возразил Яков, – когда я гостил за океаном у Йошуа, он внушил мне заочную любовь к сей земле. Столь велика была сила убеждения слов его, что я решился на то, что решился! А теперь я с вами, я ваш, и вы мои, и можете представить себе, как горячо я люблю эту землю, как сильна страсть моя завоевать ее всю, в пределах Богом названных!
– Мы приняли тебя и рады пополнению! – подал голос Йошуа.
– Добавлю, – сказал Яков, – что удушающий скептицизм ханаанской ортодоксии, признавшей, наконец, меня иудеем, и последующая болезненная, но неизбежная процедура…
– Выражайся короче, Яков! – нетерпеливо перебил Эльдад, которому не понравился экивок по адресу ортодоксии.
– Преодоление мук духа и тела превратили преданность Земле Обетованной во всепоглощающую страсть, и посему я подлинно наслаждаюсь, встречая в Писании рассказы, созвучные песне моей души…
– Замечательно сказано, о, красноречивый заокеанец, – вставил Эйтан, – поведай нам что-нибудь из открытого тобою.
– К этому и веду. Интереснейшую вещь я вычитал. Когда Моше оставалось жить всего пять часов, он возопил к Господу, моля превратить его в птицу, чтобы перелететь через Иордан и оказаться в земле Ханаанской.
– Бог отверг просьбу, ибо прежде поклялся не допускать Моше в Святую Землю, – вмешался Эльдад.
– По выходе из Египта, на стойбище в засушливом Рыфидиме, – заметил Эйтан, – Бог повелел Моше добыть воду из скалы, подразумевая, что, поскольку сие есть Его воля, то для свершения чуда довольно движения уст. Но неуверенный в силе слов, Моше ударил по скале посохом. За сомнение во всевластии Бога и был раб Господень наказан – не допущен в Святую Землю.
