– О, этот определенно больше и гораздо мощнее. Он примерно в три раза больше, – говорит Гэвин. – Вот, взгляни.
Он показывает мне челюсть современной коалы, а затем окаменелую челюсть Phascolarctos yorkensis. Говорить не о чем: она огромна, настоящая коала-громобой. Мое внимание приковывают к себе зубы: блестящие и белые, как будто на бледной кости сохранилась эмаль с нежным изумрудно-голубым оттенком, подчеркивающая фестончатый край зуба селенодонтов. Они неожиданно красивы – безупречные ряды перекрывающихся полумесяцев, как ракушки, выложенные рядком, или как тонкое кружево. Я переворачиваю их на бок и понимаю, что своей формой они напоминают мне Сиднейский оперный театр.
Придя домой, я снимаю с полки череп коалы, который подарил мне отчим. Он не помнит, откуда тот взялся, но, вероятно, череп подарили, когда отчим работал волонтером в зоопарке Аделаиды. Я присматриваюсь повнимательнее к острым, приподнятым гребням зубов. Узоры тоже есть, но не такие красивые. Щели между зубов, похожие на зарождающиеся дупла, окрашены темным налетом. Зубы выглядят так, как будто бы их давно не чистили.
Череп удобно ложится в ладонь: он меньше, чем я ожидала. Мех и уши коал очень обманчивы. Мне вспоминается, как мне на руку иногда кладет голову кошка, и я удивляюсь, как что-то такое маленькое может быть таким полным жизни и быть личностью.
Современная коала по размеру похожа на двухлетнего ребенка: удобный вес и размер для переноски. Вес Phascolarctos yorkensis, скорее всего, приближался к 30 килограммам, хотя по фрагментам трудно определить наверняка. Возможно, он был размером с ребенка девяти или десяти лет. А может, больше напоминал бабуина.
Я понимаю, что снова думаю о коалах, как о «похожих на кого-то». На ребенка, на бабуина. Если сравниваю их с ребенком, то думаю, что они милы и беспомощны. Фраза «как бабуин» заставляет меня представлять их агрессивными и властными.
Трудно угадать характер животных по тому, насколько хорошо они вооружены или что они едят. Равнинные тапиры (из Южной Америки) в большинстве своем в основном дружелюбные существа, однако чепрачные тапиры меньшего размера (из Юго-Восточной Азии) среди смотрителей зоопарков имеют репутацию очень агрессивных и вспыльчивых.
Кто знает, была ли гигантская коала спокойной по характеру, как ее современные сородичи, или же совершенно иной?
Проследив путь от маленьких, похожих на опоссумов, ночных предков коалы, обитавших в богатых пищей лесах с мягкой листвой 24 миллиона лет назад, до гигантов юга, я перестала считать коал особыми и уникальными существами в неизменном море эвкалиптов.
Теперь я вижу, как это семейство формировалось с течением времени под влиянием изменений климата и растительности, конкуренции с другими видами и вызовов, с которыми они сталкивались. Однако совершенно другой вопрос состоит в том, насколько такая родословная поможет им противостоять неизвестным угрозам будущего.
Таксономия коал – история этого семейства – на самом деле только часть истории. Я хочу найти способ воссоздать коалу из имеющихся костей.
На вершине самого высокого дерева коала окутана зеленью, вокруг нее тихо жужжат насекомые и изредка слышны нестройные крики попугаев. У нее нет никаких причин о чем-либо беспокоиться. Полог листвы простирается сплошь от горизонта до горизонта мозаикой оливково-сине-зеленых тонов. Царство леса кажется бесконечным; он спускается вниз по предгорьям, покрывает равнины, где реки с темными руслами, похожие на вены, стекают в долины, а затем, извиваясь, пересекают низменности и выходят на просторы, впадая в большую воду.
Над лесом возвышаются гранитные горы: магматический хребет восточного побережья тянется с севера на юг. Вершины покрыты инеем, а эвкалипты с гладкими, чуть белесыми стволами вплетены в открытые травяные пространства и пустоши. Неглубокие сфагновые болота окружают утопленные валуны, укрытые мшистыми одеялами под холодным небом.
Коала редко забирается в холодные горные леса, она предпочитает нижние части склонов, где царят высокие деревья. Тут встречаются эвкалипт царственный, эвкалипт мёдопахнущий, коримбия, эвкалипт косой, эвкалипт прутовидный, эвкалипт железнодревесный и эвкалипт лучистый. Мир, живущий по законам фотосинтеза, слава хлорофиллу: 200 тонн биомассы, возвышающиеся как гладкие органические серые обелиски высотой 20, 50, 100 метров, чудесным образом сотворенные из углекислого газа и воды. Невидимое и прозрачное сотворили громадное под действием чистого солнечного света.
Эти леса – наследие предков эвкалиптов, пыльца которых покрывала австралийские земли в течение 25 миллионов лет. По мере того как Австралия дрейфовала на север, леса неукротимо разрастались. В более сухих и холодных условиях твердые, как будто покрытые воском листья склерофитов получили преимущество. Эвкалиптовые леса расширялись и сокращались, их изучали, они адаптировались и менялись. После максимума последнего оледенения лес, в настоящее время распространенный по всей горной зоне, сохраняется только в виде отдельных рефугиумов. Особое, своеобразное, тщательно структурированное скопление видов, получившееся в результате действия все более мощного давления отбора, преобладало в течение 20 000 лет. Восхождение эвкалиптов на этой сухой, бедной земле увенчали пожары.
Эти деревья – настоящий оплот биоразнообразия: каждая ветвь, каждое дупло, каждый лист, каждая расщелина, каждая трещина – дом для легионов видов, которые укрываются, спят, питаются, размножаются, живут и умирают здесь, поддерживая непрерывный взаимосвязанный цикл.
Одинокая коала не одинока на этом дереве, она – одна из многих. Летяги и поссумы спят в темных уголках, скрываясь от сердитых глаз могучих сов, а крошечные сумчатые мыши и перьехвостые кускусы собираются колониями в дуплах, как в тесных малоэтажках. В широкие и совсем не большие расщелины деревьев забиваются щебечущие летучие мыши. Семьи попугаев и радужных птиц из года в год, как туристы, возвращаются сюда. В дуплах среди крон, как в просторных пентхаусах элитной недвижимости, доминируют крупные какаду – большой желтохохлый, траурный, какаду инка, серые и черные. Стайки сотен мелких щебечущих птичек слетаются к коале и возмущенно чирикают, пока она усердно жует листья, не обращая на них никакого внимания.
Под раскидистым навесом кроны можно найти и тень, и освещенные солнцем участки. Это микроместообитания для мириад ящерок сцинков, которые переползают, когда солнечные пятна перемещаются. Вайи, древовидные папоротники, изгибаются над лесной подстилкой, как своды величественных соборов. Тенелюбивые растения, предпочитающие сырость, соседствуют здесь с доисторическими папоротниками, нежными эпифитами, мхами и лишайниками. Хрупкие «паутинки» грибов служат пищей для принюхивающихся ко всему бандикутов.
А в кронах деревьев за коалой гоняются насекомые, непрерывно поедающие залитую солнцем листву. Химические вещества, содержащиеся в листьях, замедляют атаку. Сложный биосинтез соединений тщательно учитывает все слабости беспозвоночных – в наличии терпены, алкалоиды и фенолы. Однако прибывают и новые армии: жуки, пилильщики и гусеницы. Они минируют листья, сосут сок, точат кору, скелетируют листья и вызывают формирование галлов.
Коала тянется к листу и, прежде чем откусить черешок и сорвать его с веточки, тщательно его обнюхивает. Лист вяжет, а солнце слишком печет. Коала забирается поглубже в тень и спит, ожидая прохладной влажной ночи, и надеется на дождь.
Коала, живущая у плотины, уже пару дней не двигается с места. Это нехороший знак. Деревья, растущие на стене плотины, – молодые эвкалипты шаровидные, их возраст не превышает 30 лет. Коалы часто появляются здесь, но редко остаются надолго. Я беспокоюсь, что коала заболела или ранена. Трудно понять, случилось ли что-то, когда животное и в нормальном состоянии так много спит. Когда я спускаюсь вниз, чтобы проверить, как там дела, уже смеркается. Коала полностью проснулась. Теперь в ее движениях нет никакой медлительности или намека на сон.
Коала легко и непринужденно бежит по горизонтальной ветке на высоте 10 метров. Пока я наблюдаю за ней, она встает, хватается за ветку повыше, а затем быстро скользит вбок, как будто развешивает белье на веревке. Я теряю ее из виду, когда она скрывается за стволом, а затем замечаю голову животного. Она уже забралась повыше. Я вижу, как коала оценивает расстояние между деревом, на котором сидит, и соседним. Без колебаний коала перепрыгивает на второе дерево, преодолевая минимум 2 метра, а затем продолжает свой путь.
Я и не подозревала, что они бывают такими проворными и так далеко прыгают. Полагаю, что шансы любящего солнце наземного примата, активного в светлое время, увидеть бодрствующую в основном ночью коалу в течение тех нескольких часов, когда она активна, исчезающе малы. Мы обитаем в разных пространствах и в разное время.
Я восхищаюсь легкостью, с которой коалы перемещаются по самым высоким ветвям. Это напоминает мне о детстве, когда мы много лазали по деревьям, качались на тарзанках и строили домики на ветвях. Дети довольно бесстрашны; у них идеальное соотношение мышц и костей с общей массой тела, им почти не требуется усилий, чтобы вести себя энергично. Они легки и гибки, еще не обремененные теми почти свинцовой тяжестью, твердостью и беспокойством, что приходят вместе со зрелостью. Сейчас любое лазание требует усилий. Я с трудом забираюсь на фруктовые деревья, чтобы обрезать длинные ветки или собрать с верхних веток плоды. Я с надеждой смотрю на небольшие эвкалипты с низко начинающейся кроной и грубой волокнистой корой, по которой не скользит нога. Хочу вспомнить, каково это – сидеть на верхушке дерева, хочу посмотреть на мир глазами коалы, но знаю, что я в недостаточно хорошей форме, чтобы попытаться взобраться на него.
Как-то раз мы с дочерью решили сходить на скалодром в центре города. Стены там пониже, а маты под трассами толстые и упругие. Однако браться за гладкие зацепки, пытаться найти опору для ноги, вытянувшись в полный рост, удерживаясь на весу, оказалось не так просто. Зацепки казались слишком маленькими, чтобы устоять на них, ноги слишком длинными, а руки – слабыми для моего веса. Равновесие удержать совсем не получалось. Мне нужны короткие мускулистые конечности, цепкие пальцы на ногах и когти. Как только мы по очереди долезали до финиша невероятно сложной для нас трассы, мы сваливались вниз, довольно пыхтя от напряжения, и сидели, восстанавливая дыхание. Через полчаса у нас уже не осталось сил висеть на стене.
– Тем не менее это хорошее упражнение, – говорит моя дочь. – Оно задействует сразу все мышцы.
Я ощущаю каждую мышцу пресса и спины. Чувствую, как растянулись плечи после привычной сгорбленной посадки за компьютером. Кровь неожиданно прилила к рукам и ногам. Такое ощущение, что я впервые за много лет использую все тело целиком, как будто оно для этого и было создано.
Вышла проверить почтовый ящик и поняла, что я не одна. Рядом со мной под деревьями прогуливалась большая коала. Если по росту и более романскому профилю нельзя было сказать, самец это или самка, то темная маслянистая полоса пахучих желез посередине груди безошибочно выдавала самца. Когда я приблизилась, коала немного ускорился. Еще одним признаком того, что животное заметило меня, были настороженно поднятые уши, при этом оно с привычной легкостью прошло под забором и добралось до обочины дороги, где быстро взбежало по наклонной кромке и остановилось всего в метре или двух от земли. Здешние коалы редко останавливаются, чтобы осмотреть источник беспокойства, когда находятся на земле. Только оказавшись на дереве, они чувствуют себя в безопасности, даже если по-прежнему остаются в пределах досягаемости; тогда они останавливаются, чтобы осмотреться. Можно практически почувствовать их облегчение – или это уверенность? – когда они хватаются когтями за устойчивые стволы эвкалиптов. Это их путь к свободе.
Чтобы жить на деревьях, нужно к этому приспособиться, однако не все древесные животные способны лазать. У птиц, бабочек и других насекомых есть преимущество: они умеют летать. Однако тот, кто лазает, вынужден решать обе проблемы: и гравитации, и сцепления. Они скользят и плавно сползают по веткам, легко перепрыгивают с ветки на ветку, раскачиваются на них и планируют, карабкаются, цепляются когтями и с трудом взбираются наверх. И каждое такое движение требует отдельной сноровки, к каждому надо приспособиться.
У животных, лазающих по деревьям и скалам, мышечная масса меньше, чем у обитающих на земле. У коалы на треть меньше мышц, чем у кенгуру Беннетта (представитель рода древесных кенгуру) аналогичного размера. Все кенгуру довольно мускулистые, но когда древесные кенгуру вернулись на деревья, в привычную среду обитания, их мышечная масса снова упала и стала почти такой же, как у коал.
Это произошло совсем не потому, что карабкание требует меньше энергии, чем ходьба или бег. Наоборот, нужно больше сил: подняться по лестнице сложнее, чем пройти по коридору. Но животные, живущие на земле, как правило, гораздо больше передвигаются. Их окружают конкуренты и хищники, и им приходится искать пищу и убегать, иногда довольно быстро.
Животные, обитающие на деревьях, уже сбежали. Не каждый может залезть так высоко и питаться только листьями. Такие животные оказались в меньшей, но более безопасной среде обитания, поэтому здесь у них меньше причин перемещаться. У них есть собственный запас еды, и они защищены от наземных хищников, поэтому могут позволить себе сидеть, смотреть по сторонам и жевать, вместо того чтобы постоянно быть начеку, готовыми сорваться с места. У тех, кто карабкается, меньше мышц не потому, что карабкаться по деревьям легче, а потому, что, оказавшись в кроне, можно расслабиться.
Я брожу по устланным коврами коридорам местного музея в поисках скелета коалы. Его непросто найти в галерее суставов, превратившихся в камни. Если смотреть на голые кости, различия внешнего вида животных не считываются, очевиден только общий план туловища млекопитающих.
Как обычно, я забываю посмотреть вверх, застряв в своем двумерном земном мире. Коала сидит на ветке прямо у меня над головой, как будто смотрит вдаль. Череп коалы расположен не на верхушке прямого позвоночника, как у нас. Он, скорее, висит как большая елочная игрушка на конце длинной шеи и позвоночника, изогнутого в виде полумесяца. Требуется немалое усилие, чтобы сбалансировать голову на длинной шее, поэтому шейные позвонки коалы, созданные выдерживать нагрузку, увеличены.
Меня поражают массивные кости передних лап и плеч. Крепкая ключица и широкие плоские лопатки поддерживают плечи спереди и сзади, к ним крепятся крупные мышцы. Самая большая кость скелета коалы – плечевая, она намного толще и длиннее бедренной, расположенной в верхней части задней лапы. Гладя на это, я вспоминаю регбистов в инвалидных колясках, огромная сила верхней части туловища которых выдерживает вес всего спортсмена. Или детенышей сумчатых при рождении: когда они карабкаются к соску матери и цепляются за него, складывается ощущение, что у них только голова и мощные плечи, эдакий рот с руками. Внешность бывает обманчивой. В целом мышечная масса задних и передних конечностей примерно одинакова, и это говорит о том, что коалы отталкиваются задними лапами с такой же силой, с какой подтягиваются на передних.
Задние лапы коалы, плотно прижатые к телу, длиннее, чем я ожидала увидеть у лазающего животного. Тем не менее видно, что коала прижимает их ближе к центру тяжести, как бы уменьшая вес верхней части туловища и используя гибкость суставов. Когда животное карабкается наверх, оно обхватывает ствол дерева длинными передними лапами, как клешнями, цепляется сильными когтями и в прыжке подтягивает соединенные вместе задние лапы. Похожее движение совершают альпинисты и древолазы, залезающие на кокосовые пальмы, только они делают это при помощи специальным образом завязанной на лодыжках веревки. Когда коалам нужно переместиться, они способны на кратковременные, но довольно ощутимые ускорения. По земле они перемещаются характерными для семейства дипротодонтидовые способом, доведенным до совершенства их собратьями кенгуру, – прыжками. При необходимости они устремляются вверх по гладкой вертикальной поверхности деревьев, совершая такой же прыжок. Когда я замедляю видео, чтобы посмотреть это движение, я понимаю, что они переносят весь свой вес на задние лапы и вытягивают обе передние лапы вверх и вперед, чтобы сделать следующий шаг. Невероятно сложное движение выглядит так, как будто коале легко.
Существует легенда о том, что у коал нет ребер. Возможно, ее придумали смотрители зоопарков для восторженных любителей обниматься с коалами, чтобы отбить у них охоту сжимать животных слишком сильно. Или потому, что коал (как и большинство животных) следует брать не за ребра, а поддерживать снизу.
Конечно же, у коал есть ребра, но не тринадцать пар, как у большинства сумчатых, а на пару меньше. И туловище у них конусообразной формы и более тонкое и гибкое, чем прочная квадратная грудная клетка человекообразных обезьян, у которых тоже двенадцать пар ребер. Ребра у коал недостаточно прочные, однако это компенсируется удивительным строением нижней части спины, где поясничные позвонки в два, а то и в три раза больше тех, что поддерживают ребра. Позвоночник изгибается внутрь по направлению к тазу и задним лапам. Такое устройство спины предназначено для того, чтобы сидеть – до 19 часов в день.
Я слышала, что у коал в нижней части позвоночника есть «сидячая пластина», позволяющая им «фиксировать» свое положение на деревьях. Но я не вижу этой особенности на скелете. После тазобедренной кости позвонки уменьшаются до крошечного редуцированного хвостика, точно такого же, как у нас. Похоже, как и мы, коалы потеряли хвосты. Поссумы, кускусы, коаты (паукообразные обезьяны), бразильские цепкохвостые дикобразы и многие грызуны цеплялись хвостом за ветви, как пятой конечностью. Жаль, у нас не было такого хвоста. Полезно иметь дополнительную руку для хватания и поддержания равновесия. Я вспоминаю коатов, паукообразных обезьян, за которыми следила в зоопарке, и как они иногда воровали хвостами еду или сидели, обхватив друг друга руками, ногами и хвостами: так и теплее, и ближе друг к другу. Кажется, что животному, лазающему по деревьям и скалам, тоже не помешала бы дополнительная рука, однако это не так. Многие лазающие утратили хвост – орангутаны, лемуры индри, медведи, макаки и люди. Вероятно, хвост стал досадной помехой для тех, кто большую часть своего времени проводит, просто сидя на нем.
И коалы, и вомбаты известны тем, что у них необычайно крепкий зад, благодаря которому им не страшны никакие атаки сзади. Кожа на крупе коалы чрезвычайно жесткая, а мех более густой – он считается почти пуленепробиваемым и, безусловно, служит прочной и удобной подушкой. О силе задней части вомбата ходят легенды. Кэт Хандасайд говорит мне, что она часто видит, как вомбат бежит к норе и «запирает» вход, загораживая его задней частью туловища. Я читала, что вомбаты иногда приседают у входа в нору, чтобы соблазнить хищника просунуть туда голову.
– У меня есть два товарища, которые так потеряли своих собак: им раздробили череп, – говорит Кэт. – Я иногда щекотала вомбата палкой, когда он забегал в нору, и в ответ он только поднимал зад вверх, к своду норы.
Биологи говорят, что у вомбата стальная задница, и это не шутка[20].
Этот необычный защитный механизм существует благодаря «крестцовой пластине». Ее по-разному описывают, полагая, что она состоит из сросшихся костей, хрящей или даже задубевшей кожи. Но я не могу найти никаких четких анатомических описаний подобной пластины у коалы, и даже то, что пишут про вомбатов, до конца не понятно. Мой самый авторитетный источник утверждает, что крестцовая пластина у вомбата «почти такая же жесткая, как кость», но «состоит из толстой, плотной кожи». Я могу только предположить, что у коал наблюдается примерно то же самое: что их «костистая» задняя часть, как и у вомбатов, на самом деле представляет собой щиток из сверхтвердой кожи.
Я спрашиваю Дэвида Стеммера, куратора млекопитающих в Южно-Австралийском музее, замечал ли он когда-нибудь костную пластинку или хрящ у коалы. Вряд ли раньше многие препарировали коалу.
– Я не помню никаких необычных пластин или образований, – говорит он, качая головой. – Но кожа коалы невероятно жесткая и очень плотно прилегает к крестцу. Это не похоже на других млекопитающих.
Я бы никогда не подумала, что кожа обеспечивает такую защиту, однако есть и другие травоядные, обладающие кожным щитом. Богатый коллагеном панцирь носорогов является крайним примером. Подозреваю, что именно эта плотная толстая прослойка и очень густой мех обеспечивают коале «пуленепробиваемую» подушечку, позволяющую подолгу занимать их любимое положение – сидеть на эвкалиптах, плотно втиснувшись в V-образное пространство между веткой и стволом.
Коалы довели до совершенства искусство сидения на деревьях. Они не просто сидят, как мы, в неестественной позе на краешке стула, не зная, куда поставить длинные ноги, как выгнуть спину, где держать руки. Коалы сидят непринужденно и невозмутимо и спят, сохраняя уверенность, находясь в ненадежном месте. В жаркие дни они охлаждаются, растягиваясь вниз брюшком на самых высоких ветвях, свесив лапы, или отдыхают, как в шезлонге, закинув ноги на удобные подставки. Зимой, в ветреную или дождливую погоду, коалы сворачиваются в тугие мохнатые шарики, зажатые между ветвями. Так они проводят время на ветках, как величественные цари на эвкалиптовых тронах, и наблюдают за жизнью внизу. Коалы сидят с серьезным видом, не раскачиваясь, а как бы полулежа развалившись, как расслабленные отдыхающие, чуть ссутулившись или с прямой спиной.
Я выпрямляю спину, что дается мне довольно болезненно из-за постоянно сутулого положения в кресле. Я – типичная жертва несовершенной эволюции от четвероногого к двуногому, и завидую легкости, с которой коалы полулежа коротают долгие летние дни на деревьях.
Я наблюдаю, как коала спускается задом наперед, и мех ее такой же серый, как ствол эвкалипта. Она замирает и прислушивается, поворачивая уши. Достигнув мощного основания дерева, животное переносит вес тела полностью на широкие предплечья. Короткие, изогнутые задние лапы сгибаются, и эта опора готова в любой момент сработать как пружина, если потребуется резко прыгнуть. Независимо от того, вытянуты задние лапы коалы или поджаты, ее туловище остается прижатым к дереву, она сосредоточена и стабильна, не раскачивается и сохраняет равновесие. Сильные, крепкие когти растопырены и держатся за твердую древесину. Чтобы не сползать, коала равномерно распределяет вес на пальцы.
Я поражаюсь, насколько эффективно она вцепляется когтями в такую твердую, гладкую древесину. Наверное, вблизи они похожи на бритвенные лезвия, особенно если животное не втягивает их в густой мех.
– Коалы выглядят такими милыми, что легко забыть – они могут довольно сильно ранить человека, – говорит мне Кэт. За 40 лет, которые она изучает коал в дикой природе и в неволе, у нее накопился богатый личный опыт. – Когти такие острые, что ты даже не осознаешь, когда попадаешь под них. Думаешь, что это просто царапина, пока не замечаешь кровь и не понимаешь, насколько рана глубока.
Симпатичный и приятный зверек с острыми бритвами на лапах. Этим коала больше напоминает росомаху, чем падающего медведя, хотя и не такую агрессивную.
– Порезы их заживают очень быстро, – жизнерадостно успокаивает меня Кэт, обладающая чувством юмора полевого биолога. – Коалы не нападают на людей, просто нужно быть внимательным и не подходить слишком близко, если они расстроены или капризничают. А кто бы не стал капризничать после того, как его сбросили с дерева?
Я смотрю, как лапа коалы скользит по ветке. С виду она очень похожа на человеческую руку. На самом деле сходство поразительное: укороченная ладонь с длинными пальцами и противопоставленными большими пальцами, разве что когтей таких у нас нет. Это рука, а не лапа. Рука древолаза и скалолаза. Но потом я замечаю, что пальцы разделены не как у нас, четыре и один, а три и два больших. Как будто она приветствует вас по-вулкански[21]. Удивительно, как я не замечала этого раньше.
Задние лапы у коалы еще более странные. При обсуждении эволюции приматов велись бесконечные споры о том, являются ли другие человекообразные обезьяны четверорукими, четвероногими, или у них, как у людей, две руки и две ноги? Однако с понятийным аппаратом сумчатых все проще. Технически, на задних лапах коалы по четыре пальца с когтем и короткий и толстый большой палец без когтя, однако первые два пальца обычно тонкие и частично срастаются вместе. Такой синдактилоидный сросшийся палец с двумя когтями характерен почти для всех австралийских сумчатых, за исключением плотоядных сумчатых куниц и сумчатых кротов. Чем вызвана эта особенность, остается загадкой, но большинство сумчатых, таких как коалы, используют двойной палец в качестве инструмента для ухода за собой.
Когти – не единственное приспособление коал для хватания. У них ладони и стопы шершавые, как наждачная бумага. Кроме того, это, похоже, единственный вид, помимо людей, шимпанзе и горилл, у которого есть папиллярный узор, присутствующий только на кончиках пальцев под когтями, что намного меньше, чем площадь папиллярных узоров на кистях или ступнях человека или шимпанзе. Я слышала, что папиллярные узоры коал настолько похожи на человеческие, что если бы их нашли на месте преступления, то отдали бы на судебно-медицинскую экспертизу. И, как и отпечатки человеческих пальцев, отпечатки коалы уникальны для каждого животного.
Бороздки на пальцах и ладонях, ступнях и пальцах ног и даже на хвостах обеспечивают сцепление при лазании, и у многих лазающих животных подушечки на ступнях в высокой степени рифленые. Ладони коал покрыты маленькими круглыми чешуйками, похожими на те, что бывают на резиновых садовых перчатках. Но они отличаются от папиллярных узоров – отпечатков пальцев. Папиллярные узоры на пальцах – крошечные кожные выступы, которые еще называют «дерматоглифами». Такие бороздки наиболее выражены на кончиках пальцев, но присутствуют у людей и на ладонях, и на ступнях.
Неясно, насколько распространены такие отпечатки пальцев у млекопитающих. Я нахожу статьи, где пишут о схожих бороздках на коже у пятнистого кускуса и виргинского опоссума и даже у куницы-рыболова и на цепких хвостах некоторых обезьян. Единственной общей чертой всех перечисленных животных является их образ жизни – они обитают на деревьях.
Легко предположить, что папиллярные узоры – просто еще один вид адаптации для улучшения сцепления, но нет уверенности в том, что они увеличивают трение. Трение зависит от площади соединения двух поверхностей. И при контакте с гладкой кожей, по сути, возникает бо́льшая сила трения, чем при контакте с рифленой, как у нас на кончиках пальцев. Однако формула трения не так проста, оно зависит от текстуры, влажности и гибкости обеих поверхностей, а также от характера прилагаемой силы.
Однако папиллярные узоры повышают чувствительность прикосновений. Если скользить пальцами по какой-либо поверхности, на коже возникают вибрации, позволяющие ощутить мельчайшие изменения текстуры и формы. Механорецепторы, называемые тельцами Пачини, которые расположены на пару миллиметров ниже поверхности кожи, распознают эти вибрации. Вибрации можно ощутить и гладкой кожей, но при наличии бороздок (отпечатков пальцев) их интенсивность увеличивается примерно в 100 раз. Я помню, как читала о мастерах, делающих скрипки. Они выбирают древесину, положив на нее руки, чтобы ощутить едва заметные вибрации под кончиками пальцев, что в конечном итоге придает их инструменту индивидуальное звучание и тембр.
Возможно, бороздки на пальцах и папиллярные узоры имеют разное назначение у разных видов, а может быть, они вообще не выполняют никакой конкретной функции. Есть вероятность, что это просто сбой в разработке одного общего для всех типа подушечек на ступнях, ладонях и пальцах. Может быть, существует такое множество способов достижения одной и той же цели, что единого общего образца нет.
Однако я возвращаюсь к тому, зачем нам нужны руки: чтобы хватать ими предметы, держаться и чувствовать при помощи прикосновения. Это мелкая моторика. И я думаю о коалах, чьи лапы постоянно соприкасаются с деревом, от которого они полностью зависят. Они протягивают лапу, чтобы внимательно выбрать нужный лист, понюхать его и поднести ко рту. И я не могу не задаться вопросом, есть ли что-то более приспособленное в их мире прикосновений и сцепления поверхностей, большого и остальных пальцев, лапы и дерева. Это не просто ощущение, это своего рода общение, делающее прикосновение кончика пальца столь же важным моментом в эволюции коалы, сколь и в нашей.