Дарина Грот
Александра
4
Преподаватель анатомии изучал класс, стараясь не задерживаться ни на одном лице в аудитории, хотя подсознательно он хотел смотреть на черноволосую девушку, сидящую в ряду около стены на четвертой парте. Его взгляд снова и снова возвращался к ней, беглый, встревоженный, но все же смотрящий на нее. Все чаще он задумывался о том, что аноним, строчащий ему смс-сообщения уже который месяц, это и есть Саша Аблебина. У него не было ни доказательств, ни гипотетических аргументов, почему это может быть именно она, но он нутром чувствовал, что это Саша. На подсознательном уровне он верил в это. Ему хотелось, чтобы это была Саша. Он покраснел и тут же отвел прочь взгляд от девушки, отгоняя странные назойливые мысли, вспоминая вопросы, которые он обсуждал по смс с анонимом и, единственное, что пришло ему на ум, что не дай бог, это окажется Саша. Ведь порой, спьяну он писал страшные вещи, перечитывая которые с утра, повергали его в легкий шок. Вообще считая себя в целом интеллигентным человеком, все-таки подсознательно он понимал, что его интеллигенция сильно зависит от уровня опьянения. Каких ужасов он только не предлагал сделать анониму! И как же он радовался по утрам, что аноним благоразумен и всего лишь отвечал на смс, а не рвался исполнять его прихоти, особенно в отношении сексуальных предпочтений. В какой-то момент он даже перестал спрашивать себя, кто же скрывается под “неизвестным номером”, который в контактах он обозначил как “Светик”.
Сколько раз он сам себе грозил больше не отвечать на эти сообщения и все равно, несмотря на мучительные попытки проигнорировать, пальцы неспешно набирали буквы на стареньком кнопочном телефоне, тихонько попискивая кнопками, подсвечивая затхлым зеленоватым светом экран. Что он хотел от этого межличностного и странного общения, он скорее всего сам не знал, да и не пытался понять. Эти смс были. Просто были и Николай Анатольевич с этим соглашался.
Вот в какой-то момент он поймал себя на мысли, что ему не просто кажется, а процент его уверенности растет с каждым разом все выше, что Саша стоит за этими сообщениями, от того ему было стыдно смотреть ей в глаза. Хотя очень хотелось. Ее черные глазища будто притягивали его.
Артем, раньше частенько сидевший рядом с Сашей в этот раз предпочел сидеть отдельно за той партой, за которой они когда-то сидели с Кириллом. Почему-то в последнее время он все чаще вспоминал своего друга, который так явственно помешался на Александре, обвиняя ее во всех ведьмовских грехах. Клеветал ли он? Были ли его обвинения беспочвенны или доля правда в них присутствовала? А может и не доля вовсе? Именно сегодня ему усиленно захотелось думать о Кирилле и Саше и о том, что могло случиться между ними и случилось ли. На него навалилась несвойственная ему депрессия. Казалось бы, вот эта странная девушка была недавно в его объятиях, вот он обнимал ее, делал то, что так давно хотел сделать и как только он получил это, на него напали странные мысли, без причины. Без основания. Без почвы. Все ведь было хорошо. Все было прекрасно, а потом БАХ! И далекое чувство затесалось глубоко внутри, искривлённой лживой, детской, тупой и алюминиевой необъяснимостью, которая копает, рвет изнутри, словно пытается прорваться наружу, причиняя муки, невозможные, невыносимые, томительные, изнуряющие. Душа и сердце мучаются, а причин нет! Нет! Ведь он только обнял. Всего лишь обнял! Какая бы казалось незначительность. Именно поэтому он вспомнил Кирилла. Ведь он тоже, прежде чем отправиться на тот свет, помешался на Саше. Может теперь Артема ждет та же самая участь? Может теперь ему нужно бояться за свою дальнейшую жизнь? Судьбу?
Артем провел взглядом по Саше и ничего нового! Вот она сидит, такая же каменная, как и обычно. Руки бледные и, наверняка, холодные как вырубленный антарктический лед, безжизненно сложенные на столе, лишь только пальцы такие же не живые, ледяные, к которым он привык, монотонно поглаживают уголки тетради. Ее чернющий взгляд застыл на преподавателе анатомии. И это была не новость: на предметах анатомии, патанатомии и физиологии Саша всегда смотрела на анатома. Всегда. На вопрос зачем она это делает – ответа не было. Был, конечно, как и обычно завуалированный, странный, совсем непонятный, на который Артём не обратил внимания. Сама она не двигалась, сидела как будто парализованная, словно у нее никогда и не было возможности двигаться. Черная кофта, туго обтягивающая водолазка, воротник которой так нравственно и эстетично обтягивал собой ее тонкую шею. Сколько раз в неделю она надевает ее? Она хоть стирать успевает ее? Или это необязательно ввиду ее природной холодности и соответственно отсутствия пота?
Взгляд Артема скользнул ниже. Зачем? Что он ожидал там увидеть? Те же самые черные джинсы с высокой талией, прикрытые сверху водолазкой? Сколько же раз он уже видел эти вещи? И почему Саша всегда на парах, где преподает анатом, снимает халат и говорит своим безразличным голосом, что забыла форму дома, или испачкала ее, или некие животные имели тонны вседозволенности, нагадив на нее или еще много-много иных отговорок и причин, благодаря которым Саша могла находиться на уроке самого строгого препода без формы без каких-либо последствий. А на ногах всегда красовалась уличная обувь, обильно увешенная комьями грязи вместо подобающей студентам медицинского колледжа сменки. И каждый раз Николай Анатольевич безрезультатно пытался заставить Сашу убраться после пары. Она оставалась, но никогда не бралась ни за веник, ни за совок. Ничего нового. И все равно девушка в глазах парня выглядела обворожительно и приковывала к себе внимание.
Артем перевел взгляд на препода по анатомии. Странный какой-то: взгляд бегает по лицам студентов, что вовсе не свойственно всегда рассудительному преподавателю. Несмотря на блуждающий взгляд Николая Анатольевича, Артем заметил, что взгляд преподавателя очень старался зацепиться на черноволосой девушке, но что-то словно отдергивало его.
Звонок прозвенел как сигнал радиационной опасности и Артем, внезапно растерявший шквал спутанных, бесформенных мыслей, схватил рюкзак со стула, учебники бессмысленно лежавшие на столе вместе с тетрадями и поспешил покинуть кабинет. Этому же примеру последовала вся группа.
Да, Николая Анатольевича любили все, он был преподаватель от бога, но даже любимого предмета иногда может быть слишком много, настолько, что хотелось освободиться. И совсем непонятно как, Саша и Николай Анатольевич остались вдвоем в пустом кабинете. Девушка не спешила уходить. Она нарочно медленно собирала вещи, не отрывая заинтересованного взгляда от преподавателя. Он же в свою очередь делал вид, что не замечает замешкавшейся студентки, заполнял журнал, откровенно обводя уже написанные буквы.
– Тело человека не настолько уникально, – услышал он тихий, провокационный голосок.
– Почему же? – он демонстративно сложил руки на столе, наконец, отложив опостылевший журнал в сторону.
– Очень часто обычные вещи люди стараются сделать уникальными. Зачем? – Саша оперлась на первую парту перед преподавателем, сложив руки на груди, не сводя с него черного взгляда.
– Уникальность не определяется людьми, Саша.
– А кем же?
– Природой. Все, что создает природа – уникально.
– А кто создает природу?
– Это не ко мне вопрос. К Наталье Федоровне и философии, – пожал он плечами в ответ.
– Значит либо все уникальное, либо вопрос к философии. Понятно. – Саша взяла рюкзак и направилась к дверям. – Скажите, смс, которые Вы получаете, Вы считаете уникальными или философскими? – девушка бросила улыбку мужчине и вышла из аудитории. Николай Анатольевич вздрогнул и даже подскочил на стуле, едва не побежав за ней.
Вечером того же дня Саша прогуливалась по лесу рядом с поселком в сопровождении большой черной птицы и черной собаки. Позади нее шел Слава, преследуя сестру от дома. Он до конца не понимал, зачем следит за ней и что хочет узнать, но интуиция настойчиво шептала ему следовать за Сашей.
– Я никому не мщу, – прошептала девушка, прикасаясь к стволу дерева, – я даю то, что они заслужили. И заслужили еще тогда. Но я, восхваленный и заваленный почестями и дарами, не мог заметить этого тогда. Я был слепым, а сейчас я прозрел. Пески Египта улеглись, дары смертных канули в Лету, вместе с их верой и глаза мои прозрели. Слава! – Саша остановилась и резко обернулась. В 15 метрах от нее молодой человек еле успел шмыгнуть за ближайшее дерево. – Ну что ж ты прячешься? – улыбнулась девушка и медленно, словно гадюка, скользящая по траве, направилась к Славе.
– Я гулял. Никак не ожидал встретить тебя в лесу, – бегло защебетал он, отводя глаза от пронзительного взгляда девушки.
– Просто гулял, хм… – Саша чуть склонила голову на бок и прищурила глаза. – Ты следил за мной. Зачем?
– Да ты что! – возмутился Слава, покачивая головой, – зачем мне следить за тобой?
– Об этом я и спрашиваю. Что ты хочешь узнать?
– Саш, ты что? – отпирался Слава, – не говори ерунды.
Девушка ничего не отвечала, лишь изучала испуганное и взволнованное лицо брата. Как странно! Вот оно, уникальное творение природы, стоит перед ней и усиленно, но плохо скрывает заметную дрожь.
– Я внушаю тебе страх? – спросила Саша. Слава рассмеялся в ответ, но тут же его лицо стало серьезным и от лживого смежа не осталось и следа.
– Ты моя сестра. Младшая. Как ты можешь внушать мне страх? Я люблю тебя.
Саша провела рукой около лица брата, и он застыл как каменная статуя. Долгое время она неотрывно смотрела на его лицо, в его глаза, хранящие застывший ужас и страх. Ее рука дрогнула и поднялась вверх, замерев на уровне груди мужчины. Одно движение и это тело, полное сил и жизни, бездыханно рухнет на землю. Саша улыбнулась, опустила руку и отвела взгляд.
– Иди домой, Слав, – ответила она, отворачиваясь. Мужчина безмолвно смотрел на девушку, когда внезапно что-то кольнуло в глазах. Не в силах стерпеть боль, да и от неожиданности Слава тер глаза, жмурясь, пытаясь проморгаться, чтобы с нахлынувшими слезами ушло то, что попало в глаза.
– Что с тобой? – услышал он голос сестры, наполненный тревогой, и тут его пробрал холод страха и ужаса. Тревога в голосе Саши была настолько сильно и неприкрыто наиграна, девушка не просто не пыталась хотя бы прикинуться, что обеспокоена внезапным недугом брата, а наоборот, демонстрировала свою прекрасную осведомленность в том, что происходит с братом. Боль улеглась, Слава открыл глаза. Тьма. Он все еще окружен непроглядной тьмой. Его рука боязливо медленно ощупывала пространство перед собой.
– Саша? – позвал он осипшим от страха голосом, ища рукой тактильных ощущений.
– Я здесь, – услышал он еще больше безразличный голос. – Что с тобой? Что болит?
Ни грамма интереса. Ни грамма волнения не было в голосе сестры. Издевка и насмешка.
– Я ничего не вижу, – прошептал Слава, безнадёжно ощупывая вокруг себя пространство. – Что-то с глазами. Что-то попало в них.
– Дай я посмотрю, – девушка дотронулась до его руки ледяными пальцами. Слава вздрогнул и хотел было отдернуть руку, но не смог. Хватка девушки была столь сильной, что даже на мгновение ему показалось, что это вовсе и не Саша держит его за руку.
– Нет, не стоит, – запротестовал он, будучи уже не на шутку встревоженным до чертиков. – Все нормально. Правда. – Он моргал все быстрее, пытаясь продемонстрировать зрячесть, не видя при этом вообще ничего.
– Неужели? – снова этот безразличный голос, издающий лживую обеспокоенность. – Ты ничего не видишь.
– Да, но это пройдет. Просто что-то попало в глаза. Пройдет. Не переживай.
Брат с сестрой вернулись домой. Прошел час. Другой. Третий. Время тикало громко и все быстрее и быстрее, но Слава так ничего и не видел. Зрение просто не возвращалось к нему, постепенно убивая надежду на то, что “еще полчасика и все восстановится, все будет нормально”.
Слава сидел в своей комнате на кровати в полной темноте как физической, так искусственной, даже не осознавая этого. Внезапно он услышал, что кто-то вошел в комнату. Он тут же собрался, выпрямил спину, выпятил грудь и повернул голову на звук.
– Как ты? – услышал он голос сестры, доносящийся совсем с другой стороны, практически около его уха. Слава содрогнулся и повернулся в сторону звука.
– Хорошо.
– Ты все еще ничего не видишь, – заключила девушка.
– Пока да, – наконец, согласился Слава со вздохом.
– А что, если это не пока?
– Что ты имеешь в виду?
– Что, если зрение не вернется?
– С чего бы вдруг? – обеспокоенно спросил Слава.
– Если бы оно могло вернуться, оно бы уже вернулось, не так ли? – улыбнулась Саша. Слава не видел ее улыбки, но он словно слышал, как ее тонкие, сухие, бледные губы растянулись в насмешливой улыбке.
– Я не такой пессимист, – с трудом произнес Слава, пытаясь дальше притворяться будто ничего не происходит. Ничего страшного.
– Что ты сейчас чувствуешь? – внезапно спросила Саша и ее голос звучал ужасно замогильно с неким успокоением.
– Страх. – Честно ответил Слава, ища что-то незрячими глазами. Саша стояла как исполин напротив него в полуметре, разглядывая глаза брата. Разве мог он знать, что его глаза небесного цвета затянуты сизой дымкой? Разве мог он знать, что с уголков глаз сочится бежево-серая жидкость? Разве мог он знать, что на веках не осталось ни одной ресницы, а брови и волосы стали совсем белыми?
– Темнота. Ты боишься темноты, – прошептала Саша и прикоснулась к его лицу. – Я знаю, какого это, когда свет внезапно исчезает, а ты погружаешься во тьму. Она такая глубокая и бездонная на самом деле, ты блуждаешь в ней, скитаешься туда-сюда, но так и не находишь никаких границ. В начале ты полон сил и надежд, что скоро свет вернется, тьма исчезнет и все станет на свои места. Но проходят дни, года, века, а тьма не уходит, становится лишь сильнее, окутывая тебя своими руками, сжимая плотнее в объятиях. Я ведь все это знаю. Я знаю, что ты чувствуешь, лишившись света.
– Что? – дрожащим голосом переспросил Слава. На него напала такая паника и страх, что все, что он испытывал до этого, показалось легким волнением. Он слышал слова, но не понимал их значения, просто какой-то звук. Вроде Саша говорила с ним, но Слава все равно не мог понять, а точно ли с ним кто-то говорил. Слова, звучавшие на родном языке, звучали как инопланетное бульканье.
– Зрение никогда больше не вернется к тебе, – услышал он страшное пророчество.
– Что ты городишь? – парень почувствовал укол быстрой злости и агрессии.
– Правду. Я всегда говорю правду. Но никто не слышит ни меня, ни правду. Любопытство требует платы. Любопытство дает информацию, а любопытствующий платит за нее. Всегда за все платят. Разве это новость?
5
Прошло несколько месяцев с того дня, как Слава потерял зрение. Он так и не смог вновь увидеть мир вокруг. Сколько раз ранее он говорил сам себе, как его достали машины, толкущиеся вместе с ним в пробках, что из-за них он не может быстрее добраться до дома с дежурства. Как он ненавидел походы в магазины на выходных, раздражаясь сумасшедшим столпотворением людей, детей и машин. Так ему хотелось покоя, но нигде он не мог найти его. Ссоры с Мариной теперь уже не казались такими надоедливыми и выматывающими. Сейчас, находясь во тьме, он мечтал увидеть глаза Марины, наполненные гневом во время очередной ссоры. Увидеть искривленное от негодования ее лицо, ту самую морщинку, появлявшуюся на лбу, когда Марина сводила брови к переносице, источая искры злости из глаз. Мечтал вновь увидеть ее лицо, подернутое блаженством, когда они занимались любовью. Ее глаза, медленно открывающиеся, томные, словно закрытые туманом сладострастия, а потом веки закрывались и из приоткрытого рта, округленных губок, чуть подсохших от частого дыхания вырывался нежный стон удовольствия… Он хотел все это видеть снова, но Марина довольно быстро распрощалась с мужчиной-инвалидом. Естественно, она не стала озвучивать истинную причину расставания. Марина списала свое нежелание продолжать отношения на то, что устала от них и ей нужен таймаут на неопределенный период. Но что Слава, что Марина понимали, что все дело в его внезапном недуге, выраженном в слепоте. Слава безвыборочно кивнул, желая лишь одного взглянуть в глаза девушки. Последний раз. Но тьма не отступала.
Вместе с отцом Слава безрезультатно скитался по врачам, пытаясь найти причину слепоты. Врачи, все как один, лишь безвольно разводили руками и пожимали плечами, мол ничего подобного не видели раньше, чтобы полностью здоровые глаза без единого нарушения функций и внешних воздействий вдруг перестали видеть. Некоторые даже не верили в то, что сидящий перед ними молодой мужчина слеп. Они думали, что это какой-то глупый врачебный прикол. Кто-то посмеивается, считая шутку квинтэссенцией медицинского юмора. А кто-то просто просил не тратить время на не нужные розыгрыши потому, что за дверью кабинета ожидают пациенты, которым действительно нужна помощь.
В какой-то момент Слава отчаялся, принимая себя слепым. А потом и отец опустил руки. Слава вслед за девушкой лишился и работы. Врачу, чтобы лечить нужны глаза, чтобы поставить правильный диагноз, а глаз у него не было.
Единственное, чему он отчасти был рад, это то, что он больше не видит Сашу. Ее безэмоциональное, каменное лицо и глаза, черные и пустые, и в то же время переполненные жизнью, той о которой он хотел узнать, но так и не смог. Ему, честно говоря, хотелось и не слышать ее, ее речи, изобилующие понятным только ей смыслом, слова, которые он совсем перестал понимать и тихое мычание неизвестных никому молитв, часто доносящихся из ее комнаты, когда она была дома. Он стал по-настоящему бояться сестру, но чувствовал себя безоружным против нее. Много раз он думал о том, что она наблюдает за ним в тот или иной момент, но он не знал, насколько часто это было на самом деле.
Саша полюбила смотреть на брата, сидящего у окна, отвернувшегося от него, но продолжающего слушать звуки, доносившиеся с улицы из открытой форточки. Что он хотел там услышать? Представлял ли он кто или что издало тот или иной звук? Она не знала. Да и не это было ее целью. Она просто наблюдала как работает несчастье. Саша много раз наблюдала как счастье воздействует на человека. Любое счастье. Даже самое маленько и нелепое, на любителя. И она поняла, что счастье – это эгоистическое чувство, эмоция. Человеку хорошо. Он рад, счастлив, потому что ему хорошо. А что же несчастье? Как человек справится с ним? Неужели вот так? Сидя у открытого окна и слушая чужие звуки, не понимая откуда и для чего они появились? Пережевывая затхлые картинны прошлого, черпая из них некротическую энергию? И это все? Саша чувствовал себя немного расстроенной. Ни этого она ожидала от человека. И когда ей становилось грустно, неинтересно или того хуже, она злилась оттого, что видела, она уходила из дома.
Прогулки по поселку, забитому коттеджами, приносили ей гораздо больше веселья и наслаждения. Когда она проходила по улице, люди вели себя так, словно видели чуму, идущую в человеческом обличие. Окна закрывались, шторы и жалюзи падали вниз; двери захлопывались и слышно, как быстро и судорожно щелкали замки; люди, увидевшие, что Саша приближается, крестились кто как мог, пятились за заборы, спеша закрыть двери. Никто не общался с ней. Соседи давно перестали заходить в гости, полагая, что в доме, где жила Саша завелась нечисть. Саша и есть та самая нечисть. Или уж точно ведьма. Любое несчастье, горе произошедшее в поселке неминуемо навлекало на Сашу шквал сплетней. Страхи жителей возрастали и казалось, что их боязни не было границ. Родители прятали детей, едва завидев девушку, как от прокаженной, умывали их святой водой, плевали, стучали по дереву. Отец Саши знал о том, как население относилось к его семье, а именно к его дочери и со дня на день ждал, когда толпа перепуганных селян завалится к нему во двор с горящими факелами и вилами, требуя выдать им дочь на растерзание. И самое ужасное то, что ему казалось, что он не колеблясь отдал бы Сашу, потому что сам глубоко в душе опасался ее. Как и все местные жители он считал ее виноватой во всем, что происходило в поселке, более того он был уверен в том, что потерял жену из-за нее. Может быть, он и сам не прочь бы ворваться с вилами и огнем к дочери в комнату и уничтожить ее. Но ему было страшно.
В тот день, не отягощённый ничем, Саша отправилась в Москву, где должна была встретиться со своим парнем Артемом. Тот совсем недавно предложил ей встречаться, так и не определившись в своих чувствах. Он до сих пор не мог сказать, любит ли девушку или она просто слишком сильно нравится, или он тоже опасается и решил быть в числе ее друзей, нежели врагов. Он часто вспоминал день, когда предложил ей вступить в отношения. Как он изысканно подбирал слова, чтобы описать чувства и эмоции, как его потрясывало, руки дрожали, а язык заплетался. А ее лицо, глаза, мимика не выражали ничего. Она со свойственным ей холоднокровьем внимательно слушала его слова и словно дикий волк наблюдала за каждым его жестом. Потом она кивнула в ответ, и Артем воспринял этот молчаливый кивок как знак согласия.
Будучи совершенно неопределившимся в собственных эмоциях по отношению к девушке, Артем отчетливо понимал, что сексуально Саша точно влечет его. Он ждал момента, когда она будет благосклонна к нему и позволит чуть больше, чем детский поцелуй в щечку. Но он не торопил события. Да и Саша была словно каменная, хотя это обычное ее состояние и к нему Артем привык.
Саша ехала в электричке, в последнем вагоне, потому что там всегда меньше всего было народу. На станции зашла компания подвыпивших парней лет 23-25 и весело галдя, уселась слева от Саши. Она не замечала их. Смотрела, не моргая как за окном пролетают леса и дома, сокрытые в них жизни других людей.
– Эй! – крикнул ей парень и шумная компания захихикала. Саша даже не моргнула, все так же беспечно продолжила смотреть в окно. Парень еще несколько раз попытался позвать девушку, но она так и не отреагировала. Заведенный игнорированием парень пересел к Саше напротив, чем, наконец, привлек ее внимание. Она перевела на него полный безразличия взгляд. Ни одной эмоции не проскочило на ее мертвенно-бледном лице.
– Привет, – парень растянулся в улыбке, хотя, глядя на лицо девушки, улыбаться ему совсем не хотелось, а скорее уйти от нее. Да подальше! Саша молчала. – Куда едешь? – спросил он, уже не улыбаясь. Мягко говоря, ему стало не по себе. Саша опустила глаза, уголок ее губ чуть приподнялся, но она не проронила ни слова.
– Фил, отстань от девушки! – крикнул кто-то из друзей. – Не видишь что ли? Ты не вызываешь у нее желания общаться!
– Отвали! – ответил им парень и снова уставился на Сашу. Она вновь смотрела на него своими черными глазами. Что-то отталкивало его в ней, вызывало даже отвращение. Ему уже и самому хотелось встать и отойти от нее. Но его львиная часть была словно Прометей, прикована к девушке и как бы он не силился, не смог даже шелохнуться.
– Филипп, – произнесла Саша, – мне очень нравится это имя. Если у меня когда-нибудь родится сын, я назову его Филипп.
Парень молчал, растерянный, не зная, что ответить девушке.
– Так куда ты едешь? – снова спросил он спустя минуту неловкого молчания.
– А меня зовут Александра, – ответила девушка и снова уставилась в окно.
Понимая, что разговор клеится в сомнительном русле, Филипп решил все-таки отстать от девушки.
– Очень приятно. Ладно, счастливого пути, – сказал он и встал, но тут же почувствовал твердую хватку на запястье. Он провел глазами по тонким, длинным пальцам, обхватившим его руку, и замер, вглядевшись в глаза, смотрящие на него.
– Филипп, – произнесла Саша так тихо, что только парень мог услышать ее, – тебе пора заканчивать, – улыбнулась девушка и отпустила его руку.
Едва Филипп уселся к своим друзьям, раздался хохот и подколы, которые Саша не слушала, рассматривая сменяющиеся пейзажи за окном.
А на следующей станции Филипп сообщил друзьям, что ему просто скучно ехать вот так вот ничего не делая и дальше он поедет на крыше электрички. Так будет весело и бесплатно. Друзья посмеялись и попросили скинуть фотки… Никто из них не знал и знать не мог, что на вокзал приедет обгоревшее тело Филиппа, изъеденное агрессивным электричество. Но Саша знала. Улыбка так и не покинула ее лицо до момента встречи с Артемом.
– Что такая довольная? – спросил он, обнимая девушку в метро.
– Я люблю, когда моя душа поет, – прошептала она в ответ.
– А причина пения? – спросил Артем в надежде услышать хоть какое-то признание от девушки или хотя бы какое подтверждение чувств по отношению к нему.
– Причина в начале и конце, – ответила она и посмотрела ему в глаза, – все, что началось, должно закончиться рано или поздно, а тут уж как повезет.
– Да ну! – сказал Артем, чуть расстроившись, так как так и не услышал от Саши ни слова о себе, и вздохнул, – ты слишком пессимистична, Саш. А как же вечная любовь, в которую вы, девчонки, так сильно и непоколебимо верите? А как же любовь родителей к детям? Любовь человека к животным? Дружба? Настоящая дружба? Обещания? Правда? Много, что не имеет конца.
– Все, что имеет начало, имеет конец, – повторила Саша. – Все. Начало и конец – это две неразделимые, неотъемлемые составляющие друг друга, как бы пессимистично или оптимистично для тебя это не звучало. Начало всегда приведет к концу. – Ответила девушка.
– И вот эти вот упадниченские настроения вызвали у тебя не бывалый восторг? – удивился Артем.
– Да.
Артем пожал плечами, удивленно вскинув брови все еще не в силах окончательно принять странности своей девушки.
– Хорошо, что мы не можем знать, когда придет конец, – со вздохом сказал он.
– Вообще-то, можем, но никто не хочет подключать здравый смысл, верить и понимать. Наш исконно русский “авось” не победим. Я знаю о завершении все. Так же, как и о начале, – Саша чуть улыбнулась.
– И когда будет конец у нас? – Артем усмехнулся, естественно не веря девушке ни грамма.
– А у нас еще ничего и не началось, – ответила она и взглянула на озадаченное лицо Артема, затем продолжила, – но я знаю, когда начнется. У тебя никого нет дома. Целых три дня. Ты пригласишь меня или подождем другого начала?
Артем нахмурился, пытаясь вспомнить, когда он сказал Саше о том, что его родители уехали на несколько дней по рабочим делам. И, конечно же, он не мог вспомнить, потому что точно не говорил этого Саше, так как сам узнал об этом день назад и даже не смел мечтать пригласить девушку к себе в гости, будучи напуганным ее неприступностью.
– Конечно, приглашу, – чуть заикаясь сказал Артем, все еще пытаясь понять, как Саша узнала о том, что его родители уехали. – Пойдем ко мне? – улыбнулся он.
Саша кивнула в ответ и совсем скоро они уже сидели на кухне, пили чай и смотрели друг на другу в глаза. Каждый был поглощён своими собственными мыслями. Артему они казались неразрешимыми, Саша же наоборот думала о начале и ничего не казалось ей неразрешимым. У нее не было проблем. Никогда. Она просто ждала, когда Артем развеет все свои страхи и переживания. Но он молчал. Его глаза казалось бессмысленно скитались по лицу девушки, словно хотели найти ответ на какой-то вопрос, который гложет парня уже далеко не первый день. Растерянные, чуть испуганные, как глаза ребенка, попавшего в непонятную ситуацию.
Саша вздохнула и отвела взгляд. Ей довольно быстро наскучило смотреть на потерянного парня. А еще через пару минут она вовсе перестала ждать от него каких-либо действий. И это совсем не расстроило ее, как могло бы расстроить другую девушку, находящуюся в начальной стадии отношений. Ей было наплевать или же она хорошо притворялась, что ее ничто не заботит.
– Почему ты такая? – первым не выдержал Артем, заметив, что Саша с большим интересом смотрит на плавающую чаинку в кружке, чем на него. Девушка подняла на него взгляд. Вот он! Холодный, черный, вакуумный взгляд в бездну, впирающийся в его глаза.
– Какая? – ее голос прозвучал так, словно они были в древнем склепе, но не было никакого эха. Даже ее звук был каким-то мертвым.
– Ты как ходячий труп, – грустно сказал Артем и опустил глаза, не в силах больше терпеть невыносимо тяжелый взгляд Саши.
– Разве я изменилась за то время, сколько ты меня знаешь?
– Нет, – пожал он плечами.
– То есть я всегда была такой? – чуть улыбнулась девушка. Артем смутился, покачал головой, понимая к чему клонит девушка.
– Я не это имел в виду… – начал было он.
– А что тогда?
– Твоя удивительная хладность!
– Да. Моя изюминка. Знаешь, я не всегда была такой. Были времена, когда я была горячей. Во мне кипели реки вулканической лавы, я чувствовала себя по-настоящему ядром земли, – Саша чуть улыбнулась и посмотрела в сторону. – Потом обстоятельства сыграли со мной злую шутку. И я замерзла. Злые шутки – это хорошо, согласись! Они заставляют переосмысливать не только то, что окружает тебя, но и то, что у тебя внутри. Помогают понять, точно ли у тебя там горячая лава или льды пустынной Европы. Или они могут трансформировать одно состояние в другое и самое в этом прекрасное, что в подобных переходах не нужны точные науки. Их законы не будут работать. Ты трансформируешься так, как тебе хочется, как ты считаешь нужным.
– Я как всегда не понимаю тебя, – усмехнулся Артем, – нет, я, конечно, понимаю, но не понимаю для чего ты говоришь многие вещи.
– У меня нет задачи, чтобы ты понял меня. Я просто отвечаю на твои вопросы и высказывания. Понять меня – это твоя задача, – Саша нахмурилась, смотря на парня тяжелым пронзающим взглядом.
– Я знаю. Конечно, моя, – Артем почувствовал, что ему срочно нужно оправдываться перед девушкой. Это была не просто нужда, а собственное необъяснимое желание. Саша встала и положила указательный и средний пальцы поперек его губ, не давая ему произнести больше ни слова.
– Ничего не говори, – прошептала она, – люди не умеют говорить, а те, кто умел, давно умерли.
Артем нахмурился, но продолжал сидеть неподвижно.
– Я знаю, зачем я здесь. И ты это знаешь. Так почему мы тратим время на тяжкую для тебя дискуссию? Ты хочешь увидеть мой пожар? Огонь, что пылает в недрах меня? Я покажу!
Саша стянула с себя черную водолазку, джинсы и нижнее белье. Все случилось так быстро, что Артем не успел и глазом моргнуть, как его руки, дрожащие и испуганные, уже прикасались к холодному телу девушки. К ее божественно пропорциональной, идеальной фигуре, к которой он, тайком от себя, мечтал прикоснуться уже очень давно. Неестественный холод, неживой, поначалу отталкивал его, пугал, устрашал, и ему хотелось отдернуть руки от ожившего айсберга, сбежавшего из пучин Атлантического океана, но мышцы не слушались его.
