Дарья Сойфер
Чужие сны
3. Спи, не создавая кумира
Наташа
ЕГО ЕЩЕ НЕТ. До сих пор. Афтепати? Значит, будет пить…
Опять устроил беспорядок. И за что он платит уборщице? Пустые бутылки шеренгой, коробки из-под китайской еды. Запустил себя… Что ж, гениям простительно.
Хожу, ступая босиком по холодной плитке. Кончиками пальцев пробегаюсь по спинке дивана, колючему пледу, смятой сатиновой простыне. Каждый раз будто первый. Крошечные токи пробегают от ладоней к плечам, обрушиваются на спину волной мурашек. А эти мохнатые подушки? Безвкусица, конечно. К тому же он вытирает о них руки после еды. Дурацкие подушки, но такие мягкие, такие… щекотные. Купила бы себе кучу таких. Или осталась здесь навсегда… Но почему-то всегда наступает утро.
О! Щелкает замок, пиликает пульт сигнализации. Вернулся! Любимый, ты дома? Бегу как верная собака, был бы хвост – виляла бы изо всех сил. В груди будто сжимается чей-то кулак. Как же я тебя люблю…
Крис швыряет кеды, пьяно держась за стену. Не замечает меня… Я для него меньше чем пустое место. Еще и не один вдобавок.
– Eww, such a mess! – протяжно мурлычет очередная девица.
Почему он всегда подбирает самых помятых? Как дала бы ей с ноги…
– Oh, you dirty boy…[5]
Претензии тут же сменяются флиртом, и эта дрянь толкает моего Криса к дивану, он поддается будто бы нехотя. Но ведь не привел бы, если бы не хотел… Скрестив руки на груди, смотрю на парочку. И больно, и, черт подери, невыносимо, а отвернуться не могу.
– Давай, чего уж там… – ворчу я вслух.
Им наплевать на меня. Девица прыгает на Криса верхом, лезет целоваться: вот-вот проглотит, как анаконда… Неужели ему не противно?
Слезы застилают глаза. Не могу смотреть, не могу… Отхожу к кухонной стойке, облокачиваюсь на скользкий глянец мрамора. Обида, тошнота, злость подступают к горлу волнами. К черту его! Ведь каждый раз говорю это себе – но все равно возвращаюсь. Зачем?! Ответ слишком очевиден: Крис. Не могу без него… Пусть ему и наплевать на меня, пусть он и таскает всех этих…
Громкий храп за уши выдергивает меня из размышлений. Храп, а следом возмущенный вопль:
– Are you kiddin’ me?![6]
Девица возмущенно вскакивает, вытирает рот тыльной стороной ладони. Крис спит. Что, дрянь, как тебе такое? Да трезвый он бы тебя даже близко к себе не подпустил!
Она со злостью швыряет в Криса одну из тех самых мохнатых подушек. Бесполезно, милая. Он часа на три в полной отключке. Но ты, кажется, упорная, да? Трясешь его, шлепаешь по щекам. А я наблюдаю, улыбаюсь злорадно. Слезы высохли. Смешно: столько стараний, а в ответ только невнятное мычание. Ну, как быстро тебе надоест? Три минуты? Пять? А, вот как, целых семь… Что ж, бай-бай, красотка. Закроешь за собой? Вот и умничка.
Наконец мы одни. Как всегда. Я – и мой Крис. Спит, запрокинув голову. Лицо разгладилось, такое невинное, безмятежное. Едва заметно подрагивают ресницы, ворочаются под веками глазные яблоки. Что-то динамичное снится. Может, все еще на съемочной площадке?
Нежно провожу кончиками пальцев по щетинистой щеке, очерчивая губы, испачканные ее помадой. Нос, брови, жесткие, склеенные лаком русые волосы… Крис идеален даже сейчас. Внутри все замирает, чувства переполняют душу, которая натягивается пленкой мыльного пузыря. Еще капля счастья – и я умру. Не выдержу. Человек просто не способен вместить столько любви…
Забираюсь на диван, устраиваюсь рядышком, кладу голову ему на грудь, щеку согревает его тепло. Запах, родинка на шее. Ямочка между ключицами, грудь… Вижу, что он сделал депиляцию для очередных съемок. По мне, и без того прекрасен, но решать режиссеру… Но кожа чуть покраснела. Аллергия?.. И как заставить его выпить антигистаминов?..
Я могла бы лежать так вечно. Как в коконе. Его мерное биение сердца, парфюм с хвойными нотками, запястья с едва заметным пушком светлых волос, которые золотятся, когда свет падает искоса. Футболка прикольная – черная с оптическими иллюзиями. Два круга в клеточку – смотришь, и кажется, что они крутятся. Не помню такой… Мой Крис…
Заерзала, устраиваясь поудобнее… Что это? Странное клокотание… Что-то булькает у него в горле, на губах – желтая пена. О господи, его рвет! Он ведь захлебнется, умрет! Крис, открой глаза! Проснись! Слышишь?! Что делать?! Повернуть ему голову я не могу, докричаться тоже…
– Крис! Ну же! Wake up! Please![7] Боже… Пожалуйста, Крис!
Все стекает по щеке, едко пахнет кислятиной. Твою мать… Бью его по лицу, колочу кулаками в грудь, тормошу… Без толку. С тем же успехом я могла бы разбежаться в пуленепробиваемое стекло. Кстати! А если с разбега? Отхожу, несусь на него – налетаю на запрокинутую голову… Ничего. Даже волосок не шевельнулся. Ногой? Давай же! Бью его, пинаю… Что это? Ворот рубашки колыхнулся? Или мне кажется? Отхожу еще дальше, к самой двери. Ну же, еще сильнее…
– А-а-а-а! – Утробный крик рвется наружу, будто в замедленной съемке заношу ногу… Прости, милый, для твоего же блага… Целюсь в скулу, и громкий звон вонзается в барабанные перепонки.
Наташа открыла глаза, тяжело дыша. За шиворот ручьями тек пот, во рту наждачкой скребся язык. Приснится же такое! Кошмар – а такой реалистичный, что проблемы с сердцем можно заработать и наяву. Даже во время приступов посттравмы Наташе не было так хреново. Хорошо хоть будильник выдернул ее из… Стоп. Какой будильник? С последнего визита в поликлинику месяц назад он был отключен. Предположительно навсегда. Звонок…
– Ответить, громкая связь, – сипло скомандовала смартфону Наташа, приподнимаясь на локтях.
– Привет, милая. Ты что так долго не отвечала?
Папа… Не каждая бабушка может похвастаться таким волнением по пустякам и феноменальной способностью рисовать в воображении страшные картины из-за одного пропущенного вызова дочери.
– Спала. – Наташа вздохнула, усиленно моргая, чтобы проснуться окончательно.
– Так поздно?! Уже половина первого! Не заболела? Хочешь, мы с Митькой заскочим. И Света хотела тебя повидать…
– Пап, все о’кей. Работала ночью.
– Тебе деньги нужны? Давай скину! Или завезу…
– Пап, просто ночью лучше работается. Не надо денег.
– Две тысячи? Три? Хватит? Больше пока нет, но через неделю зарплата…
– Не на-до.
– Если прямо срочно, я могу дать и пять, ничего страшного. Хотел купить новый пуховик Свете, но можно пока у старого молнию починить…
– Пап, ты слышишь, что я говорю? У меня есть деньги.
– Нет, я все-таки заеду вечером, и не спорь…
– Завершить звонок.
Половина первого! Можно подумать, это что-то сверхъестественное. Вчера встала в два – никто же не умер от этого. С этими синими шторами ощущение времени теряется совсем. День, ночь… Какая, в сущности, разница, если никуда не надо идти?
Наташа опустила ноги на пол, потянулась, выгнула спину – и снова ссутулилась. Встала, взяла со стола правый протез кисти. Левым было надеватьего неудобно, но врач советовал чередовать: снимать на ночь то один, то другой. В идеале, конечно, оба, но если некого попросить…
Не сказать, чтобы Наташа конфликтовала с отцом или мачехой. Собственно, вообще не конфликтовала. Но жить с кем-то после получения инвалидности – не лучшая затея. Когда самой хочется во всем разобраться, осмыслить – а тут постоянно натыкаешься на жалостливый взгляд, когда к тебе в комнату стучатся особым, скорбным стуком. И кидаются суетливо, стоит тебе шевельнуться: «Наташа, воды? Застегнуть? Расстегнуть? Почистить? Причесать? Порезать мясо? Хочешь, помогу поесть?!»
Подобное внимание родных Наташу раздражало, поэтому она решила переехать. И как ни странно, комплекс вины поселился не у нее – у отца. Принялся названивать по несколько раз на дню, эти подачки… Ну вот! Телефон опять пиликнул сообщением. «Павел Дмитриевич О. перевел вам 3000,00 рублей». Зачем?! Знает же, как ей неудобно пользоваться сенсорным экраном! На этот раз спускать такое Наташа не собиралась. Взяла телефон, старательно регулируя силу сжатия – на первых порах по неопытности била стеклянные стаканы и ломала пластиковые, которые пришлось закупить, когда надоело убирать с пола осколки. Сейчас стало гораздо лучше, но все равно гаджет хрупкий и не из дешевых. Минут пять стараний – и три тысячи с емким комментарием «отстань» отправилисьобратно к папе на карту. Ему нужнее: жена, ребенок… Наташа взялась за фриланс еще в четырнадцать: не хотела стать обузой. И не собиралась начинать после совершеннолетия, сколько бы еще конечностей у нее ни оторвало. Впрочем, снаряд редко попадает в одну и ту же воронку дважды, а учитывая, что в торговые центра Наташа больше не наведывается… Если все и дальше пойдет по плану, хотя бы ноги к старости останутся при ней.
Хорошо бы все-таки отец не приехал сегодня. В однушке царил бардак. Шмотки, коробки из-под пиццы, ведерки от мороженого, книги… Полноценный такой хлев, практически равноценный венцу безбрачия для всех девушек, кто не тянет на обложку «Vogue». Ведь если твой живот далек от идеального рельефа, а ноги нельзя снимать в рекламе колготок, то ты должна как-то компенсировать недостатки потенциальному мужу-благодетелю уборкой, готовкой, глажкой и далее по списку.
Но с Наташей все было по-другому. С идеей о ее замужестве простились все, включая ее саму, после слов хирурга: «Ни одну кисть спасти не удалось». Нет, в теории существовали специальные сообщества, форумы, собрания инвалидов. И Наташа читала трогательные истории любви людей, которые обрели друг друга на таких собраниях. Она – глухонемая, он – колясочник… Тут все рыдают от умиления, аудитория ток-шоу для домохозяек рукоплещет. Нет, Наташа не собиралась искать себетакого же, просто чтобы был хоть кто-то. А о любви обычного мужчины ей не стоило и мечтать. И так-то не королева красоты: лишний десяток килограммов, складки, толстые лодыжки, круглое лицо, как у монгольского хана. А еще и два протеза в комплекте. Это женщины сердобольны, выходят за больных и обездоленных, чтобы заработать плюсики в карму и статус героини в глазах окружающих. Мужики в такие игры не играют. Им функционал нужен. Либо друзьям показать и самому посмотреть, либо щи-борщи-плюшки. Упс! Мимо по обоим фронтам.
Даже странно, но Наташа отчаивалась гораздо сильнее до теракта. Комплексовала дико, мучилась безответной влюбленностью в парня из параллельного класса… А потом как отрезало. Грубый каламбур, но факт. Нет лишних надежд – нет лишних страданий. В каком-то смысле Наташа радовалась, что жизнь вывернулась наизнанку. Иначе так бы и ковырялась с глупыми статейками, дизайном баннеров и прочей фигней, которой кормятся в интернете тысячи, если не миллионы, как это теперь называется, самозанятых.
Решение пришло само, когда Наташа еще не научилась печатать протезами. Лежала на диване, тоннами глотала любимые сериалы, как вдруг на сайте популярной команды озвучки наткнулась на пост о том, что требуется женский голос. Поначалу Наташа даже на деньги не рассчитывала, просто искала себе занятие. Думала, что вся история с любительскимдубляжом сериалов держится на чистом энтузиазме. Это ж не телеканал, а так, группа фанатиков… Оказалось, нет. Платят, и вполне себе даже неплохо. И голос им сразу понравился, да и самой Наташе тоже. До этого как-то не приходилось слушать себя со стороны, а тут… Взросло так звучало. Красиво. Втянулась, научилась играть голосом: там придыхание, там тон повыше, там испуг, там смех… А главное – как будто сама становилась частью любимых сериалов.
И вот тогда появился Крис Фарадэй. Теперь каждого эпизода «Излечи меня» Наташа ждала как праздника. Миша должен был прислать свежие субтитры еще вчера, но, видимо, забегался, на сообщения не отвечал. Наскоро умывшись, зажевав пару печений и залив питьевым йогуртом, Наташа кинулась к компу. Скинула с кресла брошенную там вчера толстовку, плюхнулась, скрипнув сидушкой. Давай уже, грузись быстрее… Висит, зараза. Почистить бы надо, снести на фиг половину барахла, да все руки не доходят… Н-да, впору начать записывать свои каламбуры.
Неудобнее всего в протезах – что нельзя поколотить по клавиатуре от души. Старая привычка с самого первого компа. Наташа постоянно останавливала себя, уже занося руку. Сжимала зубы, опускала руку. Бережнее надо, бережнее. Как-никак эквивалент бабушкиной квартиры в Железнодорожном – ответственность, на которую вот так просто не забьешь…
Терпеливо дождавшись, пока операционка раскочегарится, Наташа открыла почту. Мать твою! Пусто! И когда озвучивать, если серия должна быть вынь да положь к вечеру? Понятно, есть еще другие сериалы. Очередной процедурал про детектива с суперспособностями, тупенький триллер, сто пятидесятая вампирская сага… Но ведь сегодня – день Криса! Недаром он даже снился опять…
– Позвонить. Миша Фростфильм, – недовольно скомандовала Наташа, и смартфон послушно приступил к исполнению голосовой команды.
– Ты чего? – после седьмого гудка отозвался Миша.
Баритон был такой приятный, что воображение моментально рисовало какого-нибудь Бандераса в смокинге. А кому бы еще поручили стать русским голосом Криса Фарадэя? Ведущий, артист больших и малых… Даже его сонная хрипотца не портила впечатление. Жаль, в жизни Миша тянул в лучшем случае на Дэнни де Вито.
– Блин, прости, опять забыла про разницу во времени…
– Короче, Наташ. Срочно или поболтать?
– Где перевод нового эпизода «Излечи меня»?
– А я не скинул?
– Скинул, конечно, я ж поэтому и звоню!
– Б… Только лег… Ща, погодь, сброшу. Минут десять. Тогда в первую очередь…
– Ясен перец.
– Давай.
Наташа улыбнулась. Слава богу, Мишин косяк. Все-таки день Криса Фарадэя состоится. Да и сериал неплохой, держит в напряжении. Самой интересно, что же там было дальше.
Нетерпение оказалось таким сильным, что Наташа, чтобы хоть чем-то себя занять, полезла в соцсеть Криса. Он редко выкладывал посты, селфи – еще реже, но мало ли. На сей раз удача улыбнулась ей – свеженький, как горячая булочка, пост. С какой-то фанаткой на рок-концерте… Наташа пригляделась – и обомлела. Девица! Та самая, из сна! Эту крашеную выдру нельзя было не узнать. А Крис! В черной футболке с двумя клетчатыми кругами… Видно только верх принта, но ведь именно этот рисунок Наташа видела ночью! Да и как забудешь, если она долго лежала, прижавшись к нему щекой?
Бред какой-то! Ладно сначала просмотреть фотку, а потом во сне увидеть мыльную драму по Фрейду. Как девица вешается на Криса, а тот игнорирует ее, выбирает Наташу… Такими вещами грезят процентов девяносто его фанаток, ничего удивительного. Но сначала сон, а потом пост… Может, листала на ночь и забыла? Но не шизнулась же она, в конце концов, до такой-то степени! Телефон лежал на зарядке на тумбе – никаких соцсетей… Когда там выложен снимок? Ну вот, пожалуйста. Пять часов назад. В это время Наташа сопела себе в две дырочки – просто физически не могла знать!..
Фантазии фантазиями, против них Наташа ничего не имела. Даже довольна была, что мозг выдает такие десертные сновидения. И кто бы отказался каждую ночь переноситься в дом кумира? Профессор Фомин говорил, что это подсознательный побег от реальности. Кто-то бегает вполне осознанно, пичкаясь разного рода допингами в качестве билета в страну чудес. Наташин мозг справлялся сам. И вот тут она мнение психиатра о том, что проблему надо решать, не разделяла. Уже хотя бы потому, что никакой проблемы не видела. Это в детстве самой ужасной фразой была: «Наташа, пора в кровать!» А теперь… теперь, кутаясь в одеяло, Наташа каждый вечер засыпала с улыбкой на лице, потому что знала: там ее ждет Крис. Двойная жизнь: днем – без рук, без парня, в задрипанной хрущевке. Ночью – руки, любимый, Штаты… Да, иллюзия. Но ведь ощущения-то совсем реальные! Поди плохо!
По крайней мере, именно так говорила себе Наташа раньше. До этого момента. А сейчас смотрела на Криса и чувствовала, как мерзнут кишки. Что это? Совпадение? Дар ясновидения? Типа Ванга, только не слепая, а без рук? Чушь… Может, и правда пора принимать таблетки?
А если все-таки… Ведь Криса рвало тогда! Уж этого точно не могло быть, иначе он бы захлебнулся и… Нет. Даже думать о таком страшно. Или…
– О’кей, гугл. Крис Фарадэй, новости.
– По вашему запросу найдена последняя статья один час назад, – бодро возвестил механический голос.
Наташа сглотнула и подалась к экрану: «Крис Фарадэй, американский актер, звезда сериала "Излечи меня", госпитализирован с симптомами тяжелого алкогольного отравления…» Ругательства сорвались с губ сами собой, грудную клетку сдавило паникой. Госпитализирован – ладно, вытащат его, никуда не денется. Но как Наташа могла увидеть это во сне – вот вопрос на миллион долларов!
Телефонный звонок заставил вздрогнуть, будто она японский ужастик смотрела, а не читала сводку желтой прессы. На экране высветилось имя профессора Фомина.
– Ответить на звонок, – скомандовала Наташа. – Да, Владимир Степанович?
– Наташенька, здравствуйте. – Несмотря на вежливость, звучал доктор взволнованно. – Я хотел еще раз извиниться за вчерашнее… Тяжелый пациент…
Этот хам-то? «Привет, красавица. Доктор тебе перезвонит». Ну да, быдло в чистом виде. Самовлюбленный, наглый парень. На пациента психиатрической больницы тянул слабо. Таким вряд ли помогут лекарства или разговор по душам, скорее ремень и угол. Но с этим его родители явно запоздали. Действительно тяжелый случай.
– Пустяки, док, – отозвалась она. – Да мы и закончили тогда почти…
– Нет-нет, это было недопустимо, и моя вина в этом тоже есть. Поэтому оплату я с тебя за тот сеанс не возьму, но насчет следующего… Наташ, возможно, придется сделать перерыв, и я бы не хотел, чтобы ты осталась без помощи. Ты пьешь таблетки?
Наташа сглотнула, покосилась на нераспакованную коробочку. Врать врачу – все равно что врать священнику.
– Да, – поколебавшись, солгала она.
– Значит, все-таки нет, – мгновенно отреагировал Фомин. – Наташа, я рад, если есть прогресс, но…
– Вообще-то я хотела с вами посоветоваться. – Больниц за свою жизнь она навидалась, причислить к послужному списку еще и дурку отчаянно не хотелось. Но новость про Криса не давала покоя. – Владимир Степанович, я знаю, это ненаучно, но… Может такое быть, чтобы сны сбывались? Я имею в виду… ну, вещие сны… Вы с таким сталкивались?
– Наташа, давай поконкретнее.
– Нет, если вы торопитесь, я…
– Найду пять минут. Про какие вещие сны ты говоришь?
– Этот актер… Ну, знаете, снится мне время от времени… И вот я видела, что ему стало плохо, а потом прочла в новостях, что он действительно траванулся. Знаю, звучит глупо, совпадения бывают, но там была такая же футболка, и я… Ну, в общем… Вы скажете, это шизофрения, но…
– Нет, Наташа. Я не скажу. Но ты слишком концентрируешься на своем кумире. Ты выбрала такой способ бегства от реальности, и это не худший вариант. Но подсознание играет с тобой дурную шутку, замещая собой действительность. Я бы настоял на приеме чем скорее, тем лучше, но… Я должен уехать завтра. Послушай, я вышлю тебе контакты… Что? – На заднем плане послышался женский голос. – Извини, Наташ, секундочку… Лия, я сейчас занят… Какая выписка? Нет, категорически нет. Лия, дай мне закончить разговор, но до конца недели даже не рассчитывай. Нет, запретить я не могу, но настоять… Так, сядь и никуда не уходи. Алло, Наташ, ты еще здесь?
– Так точно, док.
Кажется, игнорировать ее вошло в привычку даже у вежливого Фомина. Стоит ли вообще просыпаться, если тебя не замечают ни днем, ни ночью? Может, она и не просыпалась…
– Наташа, прости, небольшой форс-мажор. Я вышлю тебе в скайп контакты доктора. Мицкевич – хороший специалист с большим опытом работы с расстройствами сна. Пожалуйста, ответь как можно быстрее, я предупредил насчет тебя. А сам я обязательно посмотрю ваш сеанс в записи, включусь, как только смогу. Наташа, пообещай мне. Алло?
Она вздохнула. Долгое время ей казалось, что она не пустое место для Фомина. И тут – отфутболил ее, а сам побежал к важным пациентам. Лия какая-то, вчерашний хам… Пожалуй, и правда пора сменить врача.
– О’кей, Владимир Степанович. Обещаю.
4. Спи, не теряя бдительность
Лия
НЕ ХОЧУ ТУДА! Господи, да сколько можно? Старалась ведь. Настраивалась. Представляла чертов тропический остров. Слушала шум прибоя. И где я? Лубянка, перекресток, унылое мигание желтых светофоров. Вечные пять минут перед аварией. Снег, грязь… хрустящие комки соли. Не хочу, слышишь, подсознание? Проснись! Проснись, Лия, давай же!
Не пойду туда сегодня. Хватит. Докажу этому наглому парню, что он не прав. Он не найдет меня снова. Это совпадение. Игры разума.
Шагаю прочь, к «Детскому миру». Вниз по улице, к широкой светлой площади. Да что со мной? Ноги вязнут, будто утопая в застывающем цементе. Каждый шаг дается все труднее, колени болят. Площадь рассыпается в пиксели, изображение барахлит и отключается. Стена. Черная стена из ничего. Словно в полуметре от меня исчез свет. Протягиваю руку, колочу, как в запертую дверь. Холодная, твердая темнота. Ступни выворачивает назад на сто восемьдесят градусов. Я похожа на сломанную куклу… Тянет, тащит туда. Назад, к английскому фарфору. Вон уже и тот мужик.
– Эй! – Звук голоса моментально глохнет. Все равно что кричать в космосе, в замершем безвоздушном пространстве. – Ну да. Разумеется. Тебе нравится, чтобы я смотрела, как ты умираешь?..
Сил нет сопротивляться. Отключаю волю, тело марионеткой вышагивает следом, к крыльцу.
– Я же говорил, Лия, мы связаны.
Снова этот парень. Несколько его слов – и все вокруг сдвигается с мертвой точки, звуки обрушиваются на меня тушей кита, выброшенной на берег. Страха больше нет. Есть безразличие: одной коротать срок или с сокамерником.
– Что ты делаешь в моем сне? – Я прислоняюсь к шершавой стене магазина, через стек ло по привычке наблюдаю, как тот мужик спорит с продавцом. Сервиз с крохотными гусями, потертое засаленное окно…
– Значит, все-таки в твоем… – Он улыбается, как будто выкопал клад. – Я вижу тебя последние пару лет. Со спины. Ищу тебя, догоняю – а ты ускользаешь. Но так было раньше, а теперь, после встречи в реале, смог попасть в твои сны…
– Тогда откуда ты знаешь, что я – это я? – Смотрю на него: довольный, глаза блестят, уголки рта вздернуты вверх. И зачем было отвечать на его сообщения? Зачем слушала его маниакальную муть? Психопат?
– Слишком часто видел. Я тебя чувствую.
Влез в мою голову? В мои сны?.. Я окончательно рехнулась. Мы оба. Или он хочет попугать меня? Или вообще помешанный на мне маньяк-убийца, который знает, где меня найти? Нет, не страшно. Наоборот, скребется крамольная мысль: может, оно и к лучшему. Даже если он придет в больницу и убьет меня, то по крайней мере я не увижу снова этот сон.
– Ну вот она я. Зачем искал?
– Не знаю. – Мурад не кажется обескураженным. На лице самодовольство. – Но мы друг другу нужны. Ты здесь застряла?
– Похоже на то.
– Значит, я тебе нужен. Чтобы тебя вытащить. Ведь не просто же так я попал сюда! И может, мы вместе справимся с твоими кошмарами…
– Типа спасатель, да?
Он игнорирует мой сарказм.
– Ты слишком напряжена, Бэмби. Знаешь этого мужика? Какая-то личная травма?
– Понятия не имею, кто он такой. Но сейчас его собьет машина. Профессор Фомин говорит, что…
– Про него даже не заикайся. Старый лошпед. – Лицо Мурада искажается брезгливостью. – Давай руку.
Протягивает мне ладонь. Зачем? Что это? Старая песня с новым рефреном? Ремейк надоевшего сна. Мужик выбегает из магазина, но я уже не обращаю на него внимания. Стою, разглядываю собственныепальцы, как слабоумная. Неужели смогу коснуться его? Прямо внеземной контакт.
– Да не тупи! – Сам хватает меня за руку, тащит к переходу.
Чувство такое странное… Тепло. Наконец-то что-то теплое в этом адском сне. Может, его не существует? Может, я сама его придумала, этого Мурада? Устала от своего необитаемого острова, как Робинзон, и слепила Пятницу из обрывков памяти и иллюзий?
Но зачем? Ничего ведь не изменится от этой теплой ладони.
– Ну же, Бэмби, ты чего тормозишь? – раздраженно бросает он через плечо. – Давай оттолкнем его! Давай спасем!..
– Думаешь, я не пыталась?! – Выдергиваю руку, сердце колотится от злости. – Вот, смотри!
Бегу мужику наперерез, выскакиваю на проезжую часть, встаю, машу водителю, прыгаю на месте… Вхожу в капот, как нож в масло. Ничего – лишь странная мелкая дрожь в ногах. Волнами вокруг плывет воздух, пространство расплывается кругами на воде. Осколки, пурпурные брызги – все просачивается через меня.
– Ты не понимаешь?! Этого места не существует! – Истерический хохот охватывает все мое существо. – И тебя не существует! Ты – глюк!
Улица меркнет, я словно в театре, и осветитель фокусирует прожектор на моем лице. Машины тают, осыпаются здания. Я просыпаюсь! Будут еще кошмары. Десять, сто, тысяча… Не знаю. Но хоть этот заканчивается.
– Постой! – Мурад рвется ко мне, перепрыгивает через сбитое тело. – Я не глюк! Ты должна верить… Скажи что-то!
– Зачем? – Веки тяжелеют, я знаю, что вот-вот проснусь в привычных стенах палаты.
– Любое слово, Лия! Скажи, я докажу тебе!
– Пике арабеск… Дурак… – И я откидываюсь назад, падаю навзничь в заботливые объятия реальности.
Из коридора повеяло больничным завтраком. Гречка. Звон посуды, редкое, но звучное ворчание санитарки. Проспала-то как… Лия потерла опухшее лицо, оглядела палату. Мутное, чуть похмельное состояние. Фомин, чтоб его! Накачал на ночь. От сна это не спасло, стало только хуже: теперь Мурад влез к ней в подкорку. Сон напитался красками, движением, звуками, ощущениями. Такого раньше не было.
Пусть Мурад и плод ее воображения, в одном он прав: от Фомина никакой пользы. И вчера Лия отчетливо поняла, что все это время доверяла не тому человеку.
Мурад ворвался в ее вялое существование живым сквозняком, говорил какую-то муть о том, что искал ее, что видел во сне. Лия не смогла устоять. И не потому, что парень ей как-то понравился. Встреча с Мурадом разволновала ее: дрожащие пальцы, жжение в груди, пульс стучит, как колеса локомотива. Она так усердно огораживала себя от мира, что теперь, глотнув свежего воздуха, поняла: в дурке она тратит время зря. А потому направилась вчера прямиком к Фомину.
– Владимир Степанович, выпишите меня.
Он был занят. Нервно и суетливо разговаривал с какой-то Наташей по скайпу. И все же нашел в себе силы: оторвался от экрана и ошарашил походя, не задумавшись ни на секунду:
– Какая выписка? Нет, категорически нет.
Лия ждала. Она всегда умела производить хорошее впечатление. Терпеливая, послушная… Что бы ни таилось у нее внутри, Лия с детства умела нравиться учителям, хореографам. Спасибо родительским генам за большие честные глаза. Однокашники ненавидели ее, и не зря. Та еще была стерва, сама бы себе теперь руку не подала. Не стекло в пуанты, конечно, но не обходилось без мелких гадостей: сливочное масло в диетическом питании конкуренток, испорченное трико, подпоротые завязки – и все это с невинно распахнутыми ресницами.
Что ж. За свои грехи Лия расплатилась сполна. Трудно было винить девочек из училища за фальшивое сочувствие, когда перелом шейки бедра перечеркнул хореографическое будущее стервы Спивак. А эти сны, изматывающие, заставляющие мечтать о коме? Бог с ним, с балетом, лишь бы отвязаться уже от бесконечного кошмара.
Лия ждала. Терпеливо, вежливо, хотя внутри все так и подмывало ощериться. Она чувствовала себя девочкой в ночной рубашке из классических ужастиков. Той самой девочкой, которая заманивает заблудших туристов в проклятый дом, а потом являет им внутренних демонов.
– Владимир Степанович, вы же сказали, что если я сдаюсь добровольно, то и уйти могу в любой момент, – начала она, как только профессор впустил ее в кабинет.
– Лия, я должен буду уехать и не могу отпустить тебя в таком состоянии. Это моя вина, что Мурад ворвался в твою палату… Но эта ситуация показала, что ты не готова к выписке.
– Эта ситуация показала, что я не хочу больше находиться среди других психов.
– Лия, ты напугана. Тебе нужно время. Я вернусь, мы обстоятельно поговорим и примем совместное взвешенное решение. Ладушки?
Вот почему он вечно разговаривает с ней как с ребенком? Интересно, другим пациентам, агрессивным мужикам с белкой, он тоже говорит «ладушки»?
– Я хочу уйти домой. Сегодня.
– Нет. Слишком рано. Ситуация может обостриться, а я не готов брать на себя такую ответственность.
– Я беру. Оформите выписку.
– Лия, ты слышишь меня? Ты не готова. – Профессор сложил руки на столе. – Мне не нравится твой настрой, и, боюсь, придется предупредить коллег на твой счет. Три-четыре дня…
– Вы издеваетесь?! – не стерпела она, дернулась вперед, с трудом перекрикивая шум в ушах. – Я уйду, разрешите вы мне или нет!
– Не кричи, пожалуйста. Ты же не хочешь, чтобы я позвал санитаров? И лучше бы мы обошлись без аминазина.
– Вы что, угрожаете? Бред! – Она упрямо тряхнула головой и попятилась к двери. – Я пойду к заведующему. Попрошу другого врача. Уезжаете? На здоровье.
Выскочила в коридор, а дальше… дальше Лия не помнила ровным счетом ничего до тех самых пор, как проснулась сегодня утром после очередного кошмара. Снова палата, снова параноидальная с мертвыми воронятами. И пресная переваренная каша.
Лия встала с кровати, потерла виски, стараясь сфокусировать если не зрение, то хотя бы мысли. Протиснулась мимо санитарки с грохочущим столиком на колесах, ломанулась к посту.
– Владимир Степанович уехал? – спросила Лия дежурную сестру.
– Ну откуда мне знать. – Татьяна Ивановна рассеянно копалась в картах.
Отлично. Пересменок уже был, обхода еще нет. Сестра только заступила на дежурство; если Фомин и сделал пометки насчет Лии, то новости до Татьяны Ивановны еще не дошли.
– А Рамиль Шаматович у себя?
– Спивак, что-то срочное? Поди в палату, дождись обхода.
– Да мне на пару минут…
– Ты чего, я не пойму, добиваешься? – Татьяна Ивановна явно встала не с той ноги, благоволением сегодня даже не пахло.
– Ладно, поняла, поняла. – Лия изобразила смирение, двинулась к туалету.
Она всегда была идеальной пациенткой. А смысл? Татьяна Ивановна все равно не оценила ее усилий. Что ж, теперь это ее проблема. Пусть почувствует разницу. Лия осторожно, без резких движений, скользнула на лестницу. Пока ее хватятся, она уже найдет Рамиля Шаматовича – недаром же за ним тянется слава самого гуманного и либерального. Если повезет, к дневной выписке все документы будут готовы. За определенное, конечно, вознаграждение… Потом позвонить дедушке, пусть приезжает. Стены, линолеум, большие холодные окна – все теперь вызывало ненависть и тошноту. Еще один сон с участием Мурада – и Лия вылезет отсюда по воздуховоду.
До нужного кабинета оставалось пару метров, как вдруг она услышала голос профессора Фоминаиз-за одной из дверей. И не просто голос – почти крик. Никогда прежде Лия не замечала, чтобы Владимир Степанович выходил из себя. Раньше всегда говорил мягко, вкрадчиво, тоном доброго сказочника. Но неприкрытый гнев… Это что-то новенькое.
