Дарья Сойфер
Чужие сны
Любопытство отключило все остальные чувства, и Лия замерла у приоткрытой двери.
– Я не давал вам доступа к диску!.. Да не нужны мне никакие доказательства!.. Вот только не надо мне зубы заговаривать! Вирус! Где мои файлы?! Знаете что, Анна Федоровна! Я в такие совпадения не верю! Сначала вы преследуете меня, потом… Ну конечно, не докажу! Минимум трое моих коллег знает, что вас интересовали именно Спивак, Бероев и Орлова!..
Спивак?! Лия вздрогнула, словно ее вызвали на перекличке. При чем здесь она? Кто мог интересоваться ей? Почему?
– Я сообщу руководству, сейчас же. Напишу в Союз психиатров… Ах, вам смешно? Посмотрим, что вы скажете, когда вас не допустят ни на одну конференцию! Это частная информация, в конце концов, это моя научная работа…
– И что это мы тут греем ушки? – Рамиль Шаматович возник из ниоткуда, и от неожиданности Лия чуть не растеряла остатки рассудка.
– Я просто… – Она запнулась, попятилась.
– Володя, ты бы хоть дверь закрывал! – крикнул Рамиль Шаматович, заглядывая в кабинет.
Фомин замолчал на полуслове, опустил телефон и, увидев Лию, нахмурился.
– Владимир Степанович, я… – Она без особого успеха попыталась изобразить невинное удивление.
Однако профессор был не в том состоянии, чтобы повестись на блеяние девочки-олененка.
– Я тебя предупреждал. – На лоснящемся лбу вздулись вены. – Я хотел, чтобы ты повела себя по-человечески, без выкрутасов…
– Да ладно, Володь… – миролюбиво начал Шаматович, но Фомина прорвало не на шутку.
– Ты не понимаешь, что речь идет о твоей же безопасности? – Профессор выглядел так, будто его вот-вот разобьет инфаркт.
– Владимир Степанович, вы же должны были уехать. У меня болела голова, я искала дежурного…
– Феназепам, – выплюнул Фомин и поверх Лииной головы посмотрел на коллегу. – Рамиль, скажи Кирееву, что она здесь еще минимум на неделю. И во время обхода закинь мои новые назначения на пост.
– Но вы не имеете права!.. – Лия едва сдерживала слезы бессилия.
Фомин сделал шаг в ее сторону так резко, что девушка отшатнулась.
– Ты останешься здесь еще на неделю, чего бы мне это ни стоило. – И профессор вылетел из кабинета, шарахнув дверью.
– Н-да… – Рамиль Шаматович почесал лысеющий затылок. – Никогда его таким не видел. Пойдем, путешественница, вернем тебя на место.
– Вы же сами видели: он неадекватный! – пробормотала Лия, когда психиатр своей пухлой рукой мягко увлек ее к лестнице. – Он срывает на мне какие-то личные обиды.
– Ну мы же тоже люди, – сочувственно вздохнул врач, не ослабляя хватку. – Владимир Степанович столько личных драм принимает так близко к сердцу… Всякое может случиться. Но вы не переживайте, вы у нас под крылышком, в лоне, так сказать, медицины, и мы сделаем все, чтобы…
– Я сдалась добровольно и…
– И это прекрасно! Всем бы такую бдительность, хорошая моя…
Лия даже не заметила, как оказалась этажом ниже. А Рамиль Шаматович все продолжал душеспасительную беседу, умело жонглируя интонациями, виртуозно управляя мелодией голоса, вгоняя пациентку в подобие транса. Пять минут разговора – и Лия почти согласилась с тем, что психбольница – лучшее для нее место, а неделя – даже маловато для обретения полной внутренней гармонии. У самых дверей отделения липкий морок психиатрии развеялся.
– Рамиль Шаматович! – Лия вцепилась в холодную железную ручку, преградив врачу дорогу. – Выслушайте меня. Я знаю, вы помогали людям выйти. Я в долгу не останусь. Назовите сумму. Любую. Но сегодня я должна выписаться.
– Вы, моя хорошая, выбрали неверный тон. – Рамиль Шаматович изменился в лице, по полным щетинистым щекам пробежала рябь. – Я бы и рад был вам помочь, но, во-первых, только в рамках закона. Никаких, как вы выразились, долгов и сумм. А во-вторых, этот вопрос в компетенции заведующего отделением, так что дождитесь консилиума в понедельник…
Лия едва сдерживалась. Злость зашкаливала почти как у Фомина, но у Лии хватило здравого смысла, чтобы вовремя осадить эмоции. Спорить сейчас означало схлопотать аминазина и еще бог знает каких транквилизаторов. Не в таблетках – в игле. Чтобы никаких «спрятать за щеку». Нет, сдаваться Лия не собиралась. Просто вовремя заметила знак тупика и выбрала обходной путь.
– Неужели ничего нельзя сделать? – В ход пошли наивно распахнутые глаза, полные крокодильих слез.
– А что вдруг случилось? Вы, конечно, не моя пациентка, но, насколько я помню, с вами таких проблем не было.
– Я больше не могу… – отчаянно всхлипнула Лия, приоткрыла дверь и испуганно посмотрела на Татьяну Ивановну. Рамиль Шаматович перехватил ее взгляд.
– Что-то не так? – Он нахмурился.
– Нет-нет, только ничего ей не говорите!
– Лия, если есть проблема, мы должны…
– Нет. – Она испуганно затрясла головой. Роль жертвы Лии всегда удавалась особенно хорошо. – Нет, я лучше пойду в палату… Я не хочу опять… Нет, клянусь, я выпью все таблетки, только не говорите ей…
И сорвалась с места, кинулась в палату мимо поста, не забыв отшатнуться от Татьяны Ивановны. Если Рамиль Шаматович не купился, то Лия – не бывшая балерина.
Впрочем, мыслями она была уже на шаг впереди. Прорабатывала план, безразлично перетирая челюстями гречу, послушно кивала и отвечала односложно во время осмотра, на автомате скручивая марлю для перевязочной. И так до самого тихого часа. И только когда соседке с воронятами вкололи дневной сон, Лия извлекла из матраса запрещенный гаджет.
Наизусть она помнила только номер дедушки: слишком часто он просил закинуть ему деньги с карточки. И теперь рассчитывала написать сообщения с планом. Пусть привезет в часы посещения верхнюю одежду. Спрячет в кладовке для швабр и прочего барахла. А утром, около пяти, ждет в такси у больницы. Сестра в это время обычно спит без задних ног, народу никого. Одеться втихаря в кладовке и ждать, пока не начнется пересменка. И там уже выскользнуть мимо охранника…
Однако написать Лия не успела. На экране светился значок нового сообщения, и когда Лия открыла его, то не сразу поняла, что там написано. С виду бред: «Пике арабеск. Дурак».
В следующую секунду Лия уже выпутывалась из одеяла, лихорадочно хватая ртом воздух. Это было страшнее, чем получить весточку от покойника. Как?! При всем желании он не мог догадаться. Такие слова… Даже если представить себе, что Мурад один из тех, кто увлекается балетом, хотя на человека искусства он не тянул, даже в этом случае он должен был выбирать из десятков терминов.
Нет. Какой-то трюк. Может, Фомин нарочно пытается свести ее с ума? Ну конечно! Подговорил своего дружка подыграть. Накачал какой-то дрянью. Нейролингвистическое программирование, гипноз? Куча вариантов. Или в палате установлена камера и Лия разговаривала во сне? Прекрасный план! Теперь она начнет на стены лезть от паранойи, и выписка отдаляется так же стремительно, как скоростной поезд от платформы. Но зачем? Зачем Фомину удерживать Лию в больнице? Научный интерес? Не такой уж она и сложный случай. Интерес интимный? Вряд ли. Лия бы заметила за столько сеансов. Тогда что?..
Выдохнув и усилием воли остановив приступ паники, Лия свежим взглядом пробежалась по палате. Камер не было. Нет, можно, конечно, предположить, что Фомин ставил их только на ночь, а с утра кто-то заметал следы, но это слишком. Такими темпами Лия скоро сама начнет искать в подушке мертвых воронят.
«Теперь веришь?» – телефон беззвучно подмигнул сообщением.
Лия медлила. Вступить в переписку, сделать ход в безумной игре означало принять правила. Признать себя жертвой чьих-то умелых манипуляций. Но трусливо отказаться? Ну уж нет! Не дождется. Из любой игры можно выйти победителем.
Хороший трюк. У тебя почти получилось.
Да ладно! У тебя ведь мурашки.
Признайся, Бэмби. Вали из дурки,
давай встретимся в реале.
Бэмби… Лия словно на мгновение вернулась в сон, услышала голос Мурада, ладонь пронзило током – тактильная память. Боже, неужели она настолько внушаемая?
Я бы с радостью, но застряла здесь
еще минимум на неделю.
Злой дядя доктор не дает выписку?
Что-то в этом роде.
И ты собираешься сидеть и ждать?
Такая правильная и послушная?
Есть варианты?
Есть ноги – есть варианты.
Как-то так.
Лия закусила губу. Она не знала до конца, глюк это, реальность или ее снова накачали, но ведь вчера парень был настоящим! Ведь неспроста орали медсестры, вся больница смотрела из окон, как Мурад улепетывает, сверкая пятками. Он нашел способ проникнуть внутрь – если он не дружок Фомина, конечно, – так, может, сумеет вывести Лию наружу? И не придется поднимать давление деду, сделав его сообщником ночного побега? Со снами она разберется потом. Свалить из больницы, и как можно скорее, – вот проблема номер один.
Хочешь предложить что-то конкретное?
Просто сегодня ложись спать пораньше.
5. Спи, подставив бочок
Мурад
ЖДУ ЕЕ НА ЭТОМ чертовом перекрестке. Еще никогда не ложился в постель с таким предвкушением! Бэмби интереснее, чем показалась сначала. Не из этих постных правильных девочек. Хотя бы мозги на месте. С ней будет весело складывать наш общий пазл.
Не доверяет мне. Ясен пень, а как иначе. У самого башню выносит, но мне терять нечего. Какой азарт, какой адреналин! Только я решил, что в жизни не будет ничего интересного, и – оп-па! – торчу в чужом сне, связан с другим человеком невидимой нитью. Разве не круто? Общаться на расстоянии, читать мысли, перемещаться во снах? Да я не мог и мечтать о таком, когда гонялся за ее тенью из ночи в ночь. Не зря. Плевать, глюки это, шизофрения или иллюзия. Для меня нет ничего реальнее этого перекрестка.
Пока ее нет, можно оглядеться. Мы всегда встречаемся в один и тот же момент. Может, в этом ключ? Может, надо спасти этого мужика? Забавная вышла бы цепочка: я вытащу Лию из дурки, она – этого чувакаиз-под колес. А что дальше? Какая-то сеть типа людей Икс? Неплохо бы. И даже если такой организации нет, ее нужно создать. Вряд ли мы с Бэмби такие одни.
А вон и тот магазин с чашками, соусницами и прочей пафосной хренью. Мамин Валера любит такое. Приятно, наверное, считать себя аристократом, попивая чай из английского фарфора. Забавнее всего то, что у нас вроде есть похожий сервиз. Мама собирала по каталогам.
Бэмби до сих пор нет. И холод собачий. От нечего делать захожу в магазин. Дверь открывается – а колокольчик молчит. Только вижу, как он беззвучно качается. Губы сами растягивает улыбкой. Чувствую себя гребаным Гарри Поттером.
– Я сказал ему: до шестнадцатого! – Продавец с кем-то нервно разговаривает по телефону. – Четыре дня просрочки… Первый раз такое…
Четыре?! Стоп-стоп-стоп. Они совсем разучились считать? Сегодня же только девятнадцатое! Неужели Бэмби видит будущее?
Мужик кидает телефон на стойку экраном вверх. Даже щуриться не нужно, чтобы разглядеть большие цифры: «18:18». И чуть ниже: «20 фев. 2019». Вот это номер! Значит, в своих снах Лия попадает именно в этот день.
Громыхает дверь, оглушительно трезвонит колокольчик. А вот и он, наш мертвец. Лия топчется снаружи, дышит на стекло, как будто наблюдает за муравьиной фермой.
– Ну привет, припозднилась? – Выхожу к ней.
Конечно, не терпится встретиться в реале, но в этих общих снах есть что-то… не знаю, как и назвать. Один мир на двоих, хоть и депрессивный.
– Опять ты? – Что-то не похоже на радость от встречи со своим спасителем. Ладно, к черту реверансы.
– Значит, балерина? – улыбаюсь. – Пике арабеск… Ну ты даешь!
– Так что ты там говорил насчет побега?
– Воу-воу! Не хочешь для начала выяснить, что ты тут делаешь?
– Никаких загадок. – Она вздыхает. – Фомин сказал, это подавленное чувство вины за аварию родителей. Типа я снова переживаю ДТП, потому что в тот день поссорилась с отцом. Вижу, как погибает мужчина, и не могу его спасти.
– Больше он ничего не сказал? – Меня передергивает от одного упоминания этого старого олуха.
– Ну почему? – Она с горькой усмешкой провожает взглядом мужика. – Сказал. Что если я приму ситуацию, то это перестанет меня мучить. По крайней мере, так он говорил сначала. Видимо, фиговый из него толкователь.
– А вот это уже ближе к правде.
– В мозгоправы заделался? – Да в ней гонору больше, чем в уличной гопоте. Или это я наступил на больную мозоль…
– В твоих мозгах нечего править. – Не могу удержаться, касаюсь ее лба. Холодный такой, чуть влажный.
Она отстраняется, сжимает зубки. Я ее бешу и понятия не имею, почему меня так это прикалывает.
– Это реальность. Просто из будущего.
– Очень смешно!
Опять не верит! Вот тяжело с людьми, которые сами себя окружают частоколом всевозможных границ. Бывает, не бывает… Какая разница, если оно с тобой происходит? Зачем тратить время на тупые объяснения? Как с первоклассницей. Это буква «а», это буква «бэ», а если ты лизнешь столб в мороз, то язык примерзнет… Невыносимо.
– Я был в магазине. – Сую руки в карманы, чтобы она не видела, как сжимаются кулаки.
– Но как ты туда вошел? Я столько раз пыталась, и…
– В телефоне у продавца двадцатое февраля, восемнадцать восемнадцать, – упрямо перебиваю я, пока мужика не сбили и она не проснулась. – Потом приперся наш дэтэпэшник, значит, сейчас около половины седьмого.
– Сегодня разве не двадцатое?
– Ты слишком долго провалялась в палате. У нас девятнадцатое. У этого мужика – двадцатое.
– А год? Его ты, случайно, не разглядел?
– Этот год… – Теряю терпение. – Твой сон – это то, что произойдет завтра. Уйдешь избольницы, придешь сюда – и проверишь сама. Ясно?
Скрежет тормозов, удар, звон стекла врываются в разговор, искрящиеся брызги осколков разлетаются за спиной Лии как распростертые крылья. Все замедляется, время густеет. Ее веки дрожат, опускаются.
– Эй! – Хватаю ее за плечи, трясу, чтобы не дать ей проснуться. – Я сегодня приду за тобой! Куда закинуть шмотки?
– На первом этаже есть окно. – Она смотрит на меня в расфокусе. – Третье от главного входа. Направо. Из него местные барыжат циклодолом. Будь под ним.
– В шесть, Лия! В шесть утра! Слышишь?
Она обдолбанно улыбается и ускользает, как в моих прежних снах, когда я гонялся за ней, как за призраком. Терпеть этого не могу! От злости уши пронзает резкий отвратительный писк…
Мурад не ставил будильник на телефоне уже давно. Да вроде вообще никогда не ставил. С самого дня покупки. Иначе бы точно сменил этот мерзкий звук на что-то поприличнее. Спешно нащупал гаджет, отключил. Дрянь! Хорошо бы, если еще не разбудил Катю, – эта поднимет весь дом.
Просыпаться по звонку Мурад ненавидел всегда, да и вообще не переваривал расписания как таковые. Почему кто-то должен решать, когда ему вставать, когда ложиться, когда есть? Мурад считал себя особенным с детства. Вне зависимости от того, водились в доме деньги или нет. Совершеннолетие принесло еще и относительную свободу.
Но сегодня раннее пробуждение будоражило. Во-первых, встреча с Лией. Он не знал толком, откуда она, есть ли у нее семья, дом, но был уверен, что теперь они будут видеться чаще. Во-вторых, сейчас Мурад окончательно уверовал в собственную исключительность. Он был в будущем. В чужом сне – и в будущем. И никакие дополнительные аргументы и доказательства не требовались, все его тело и так звенело и пружинило от осознания своих безграничных возможностей.
Мурад оделся, подхватил рюкзак. Вчера закупил кое-какой одежды для Лии. На глаз. Не бежать же ей в больничном?! Да и все девочки любят шмотье. Тузик уже ждал в гараже. Отполированный, готовый с вечера. И пусть мотоцикл даже с шипованной резиной не лучший транспорт зимой в Москве, на нем – Мурад знал – все получится. Незамеченным он выехал за забор, осторожно, на низкой скорости, добрался до трассы – и уже там разогнался по полной. Нет, не опаздывал. Просто получал удовольствие после долгого перерыва.
А что, если Лие некуда идти? Мурад отчасти надеялся на такой вариант. Привел бы ее домой. Мать запарила в последнее время: ведет себя так, словно породила чудовище. Шарахается от него, плачет то и дело. Может, пора уже соответствовать? Любой нормальный сын из серии «оторви и брось» давно бы притащил домой первую встречную. Забавно было бы посмотреть, как психанет Валера. А в чем проблема? Его пьяные дружки регулярно заблевывали гостевые комнаты. Балерина при всем желании не сможет нагадить больше. Жалко будет гостевых? Поселит у себя. Кровать широкая. Глядишь, со временем совместят полезное с приятным.
Мурад почувствовал, что улыбается, а разгоряченная кровь быстрее заструилась по венам. Притормозив за углом, он направился к больнице, натянув капюшон толстовки как можно ниже на лицо. В таком учреждении наверняка полно камер, засветиться на них было бы слишком глупо. Материн пуховик как раз пригодился, чтобы сойти за одного из тысяч унылых прохожих, которые толпами рассекают по улицам. К тому же в нем не жалко было проползать под воротами для неотложки.
Психушка и днем-то не внушала особого оптимизма, а в холодной зимней темени от нее и вовсе становилось не по себе. Тишина била по ушам, из темных окон, казалось, кто-то следит. Даже у совершенно здорового человека в этом месте протек бы чердак. А эти голубые ели… от них веяло могильником.
Редкие освещенные окна не разгоняли страх – напротив, сгущали его. Мерцающая голубоватая лампа на последнем этаже, приглушенные звуки: то ли чье-то тихое подвывание, то ли гул аппаратуры…
Мурад поежился. Неудивительно, что Лия никому не доверяет, все подвергает сомнению. Здесь, в царстве галлюцинаций и одержимостей, иллюзий больше, чем правды. И даже на правду найдется свой препарат, посильнее. Удивительно другое: как она вообще умудряется тут засыпать? И сколько же раз она видела эту проклятую аварию, если сочла, что в дурдоме будет спокойнее?
В третьем от главного козырька окне мелькнуло что-то белое. Мурад собрался с духом и шагнул к зданию. И как только он потянулся на цыпочках, чтобы заглянуть внутрь, створка со скрипом распахнулась.
– Лия? – Он неуверенно забросил удочку в темноту.
– Я, я.
Бледная рука вцепилась в подоконник, и от этого зрелища Мурада передернуло. Слишком резкое движение, и в плохом освещении пальцы выглядели синюшными.
– Пришлось отключить здесь проводку. Обычно в коридоре лампы горят. Что, испугался?
– Держи одежду. – От ее голоса стало спокойнее, и Мурад пихнул Лие рюкзак. – Ждать тебя здесь?
– Я могу вызвать такси.
– Уедем вместе. И это… – Мурад задержал ее в последний момент. – Там краска для волос. Такая, типа шампуня. Подумал, тебе надо как-то изменить внешность…
– О’кей. – И исчезла, как будто так и надо.
Ни спасибо, ни «вау, как ты круто придумал». Мурад повидал много стерв: в школе в Барвихе трудно было найти другую девочку. Но они своей паскудной натуры не скрывали, там одного взгляда хватало, чтобы понять, чего от них ждать. Лия их обскакала. Выглядела как молочный теленок: пугливая, большеглазая, домашняя. От таких обычно не чувствуешь угрозы. Однако Лия умело прятала свои острые клыки. К счастью, Мурад распознал их и твердо решил держаться начеку.
Ожидание изматывало. Каждый прохожий за забором, каждый хлопок двери, каждый шорох шин заставляли Мурада вздрагивать, прижиматься спиной к обледенелой коре ели и потуже затягивать шнурок капюшона.
Наконец оконное стекло блеснуло, отразив фонарь, и Мурад увидел Лию.
– Готова? – шепнул он, подойдя к стене.
– Ты где все это взял? – Лия одернула короткую куртку. – Попросил у знакомой стриптизерши?
– Не-а, снял с мертвой проститутки. – Он хмыкнул.
Ну и неблагодарная! Видела же этикетки! Вряд ли она пробыла в больнице так долго, что забыла топовые бренды!
– Ладно. – Лия перекинула рюкзак через подоконник. – Подстрахуешь? Если бы не каблуки, я бы сама, но ты, видимо, решил, что в таких сапогах удобно прыгать…
– А ты не хочешь выйти через дверь?
– Хотела. Охранник не спит.
– А камеры? – Мурад покосился на черный объектив с красным огоньком около козырька.
– А как, по-твоему, здесь нарики разживаются циклодолом? – Лия раздраженно вздохнула. – Муляж. Электрик сжег, теперь висит здесь для красоты и проверок. Так подстрахуешь?
Мурад кивнул, сообразив, что теряет время. Лия оглянулась для верности, потом уселась на подоконник и лихо перекинула ноги. Что-то в ее движениях было неуловимо балетное. То ли пластика, то ли идеально прямая спина… И да, в узких кожаных брюках, которые Мурад выбирал под свой мотоцикл, Лия действительно напоминала стриптизершу. Вот точно так же они закидывают ноги на шест перед тем, как грациозно по нему съехать.
Лия оказалась легче, чем он ожидал. Так бывает, когда готовишься поднять внушительных размеров чемодан, а у него внутри только пара носков. Килограммов сорок? Максимум сорок пять. Ребенок. Еще и пахнет жвачкой. Розовой такой, из которой получаются большие пузыри.
– Может, отпустишь? – Большие глаза сердито поблескивали из-под шапки, и Мурад осознал, что до сих пор прижимает Лию к себе.
А как заставить себя отпустить то, что так долго ускользало от тебя во снах? Дразнило, исчезало, морочило голову. Мурад будто поймал за крылышки фею и удерживал изо всех сил, чтобы убедиться в ее реальности.
– Ага. – Мурад прочистил горло и все же опустил руки. – Идем, там под забором…
– Зачем? – Она обогнула здание и пошла к другим воротам. – Здесь мусоровоз заезжает.
– Так замок же…
Лия смерила Мурада снисходительным взглядом, безо всякого ключа дернула замок вниз и отодвинула щеколду.
– Я смотрю, ты давно задумалась о побеге?
– Было дело. – Она накинула капюшон. – Я вообще думала, что смогу уйти в любой момент. Но было прикольно представлять себе, как отсюда можно сбежать. Видишь, пригодилось. Странно, что до сих пор никто этого не сделал. Где ты припарковался?
– Знакомься, Туз. – Мурад подвел Лию к любимому мотоциклу.
– Ну да… Что и требовалось доказать. – Она поджала губы.
– В плане?
– В плане, что после каблуков и этих штаников я кабриолет и не ждала.
Н-да. Были бы у двухколесного уши, их стоило бы заткнуть. Железный зверь поражал мощью, плавностью линий, черт, да просто фееричной крутизной. Девицы всегда пищали от него. Реакции варьировались от «Ты меня покатаешь?» до «Боже, это, наверное, так опасно…». Но это… Так к Тузу относилась разве что мать, и Мурад подавил прилив злости. Молча передал ей шлем и сел за руль.
– Мне в Выхино, – скомандовала Лия.
– Ага. – Он завел двигатель, и когда ее цепкие ручки сомкнулись на его груди, резко сорвался с места.
Лия прижалась к его спине, и Мурад торжествующе улыбнулся. Поначалу он честно собирался отвезти ее домой или куда там она попросит. Но этот тон… Мурад не таксист и не ее личный водитель. Ага, сейчас, в Выхино! Как же!
За это он и любил мотоцикл: пассажиры не болтают, как в машине. Никто не действует на нервы: «не обгоняй», «осторожнее», «сбавь скорость»… Это все для лузеров на четырех колесах. Мурад сам решал, куда ему ехать и как. И эта девчонка не станет диктовать ему условия. Какой у нее выбор? Спрыгнуть на полной скорости? Кричать угрозы в свой шлем?
Когда они доберутся до Барвихи, будет уже слишком поздно. Денег на такси у нее наверняка нет, особенно на местное. Своим ходом она оттуда до Выхино доберется если только пешком и часов через десять. Так что не сольется. У них общее дело: вечером они должны быть на Лубянке. Восемнадцать восемнадцать. Мурад своими глазами планировал убедиться, что сон Лии – вещий. Что все это не галлюцинация. До тех пор они пересидят у него дома. А уже потом пускай едет куда ей хочется.
Минут через двадцать до Лии, видимо, дошло, что Мурад везет ее не к ней домой. Принялась хлопать его по животу, ткнула в ногу носком сапога. Ее тело напряглось, в движениях сквозила истерика. Пришлось подрулить к ближайшему фастфуду.
– Ты издеваешься? – Лия сорвалась с мотоцикла уже без былой грации, сняла шлем: лицо раскраснелось, волосы растрепались.
– Ты не стала красить их?
– В зеленый цвет? Я что, рехнулась?
– А что такого? Никто бы тебя не узнал…
– Слушай, Выхино в другой стороне. – Лия передала шлем Мураду, дохнула на замерзшие пальцы и натянула шапку на уши. – Короче, спасибо за все, дальше я сама.
– Да ладно, брось. – Мурад улыбнулся: отчего-то ему нравилось выводить Бэмби из равновесия. – Пошли похаваем.
Лия застыла, как солдат по команде генерала.
– Что?
– Вон, перехватим по гамбургеру, все обсудим. – Мурад кивнул на красную вывеску. – И решишь, в Выхино ты поедешь или ко мне в загородный дом.
Лия медлила, мялась: грех было этим не воспользоваться. Мурад слез, похлопал Туза по красному боку, как лошадь, и за руку потащил упрямую девчонку на дразнящий запах котлеток и кофе.
Теперь Мурад ни секунды не сомневался: у Лии нет при себе ни копейки. Она растерянно оглядывала меню над кассами, в ее глазах плескался волчий голод. Интересно, все балерины так смотрят на мясо? Или только те, что долго мучились на больничных харчах?
– Бери что хочешь. – Он демонстративно вытащил карточку. – Угощаю.
На сей раз Лия колебалась недолго и уже через минуту поглощала здоровенный трехэтажный гамбургер, как удав ягненка.
– Давай сегодня вместе проверим того мужика на Лубянке, – предложил Мурад, лениво макая в соус картофельную соломку. – Ты вообще думала о том, что будет, если это правда?
– Это не правда. – Лия вытерла рот. – Давай проясним сразу: я не собираюсь играть в людей Икс. Кошмары – это неприятно, но бывает. Если не получается бороться, надо с этим жить. Люди с чем только не живут. Муж-алкаш, калоприемник…
– Хорошо, давай так: сейчас мы вместе поедем ко мне в коттедж. И не парься, там предки, моя сестра, гостевая комната. Отдохнешь. Потом рванем на Лубянку. И если мужик там не появится, ты меня больше не увидишь. Ну разве что во сне…
– Ты меня вообще не слышишь? Я не…
– А если это все правда, – упрямо перебил ее Мурад, – мы не должны терять связь. Это ведь огромные возможности! Будущее! Прикинь на секунду: мы сможем путешествовать, спасать людей…
– Ты всегда такой? – Она взглянула на недоеденный гамбургер, будто видела его впервые и недоумевала, как можно класть такое в рот. – Господи, да кому это нужно?!
– Мы не одни такие, я уверен!
– Что, приснился еще кто-то?
– Вот опять! Ты закрываешься, ты отрицаешь очевидное. – Мурад хлопнул по столу. – Фомин настоящий урод, если втер тебе, что это болезнь.
– Так и есть. Если тебе плохо – ты болен. Если не лечится – ты должен купировать симптомы.
– Нахваталась? – Мурад фыркнул. – Это не симптомы, это дар! Почему-то никто не лечил пророков, которые видели вещие сны. Их боготворили. Их слушали. Мы – особенные…
– Особенные? Да мало ли в мире шизофреников!
– Вот и я об этом! Называй это как хочешь. Если такие люди были – они есть и сейчас. Не может быть, чтобы на весь мир нас было только двое. И пусть недоделанный Айболит считает нас психами…
– Ты правда не понимаешь? – Ноздри Лии хищно раздулись. – От этого одни проблемы! В том числе у Фомина. Кто-то докапывается до него из-за нас. Он спорил с какой-то Анной Федоровной. Похоже, она взломала его файлы, пытается нас найти, а я не хочу стать лабораторной крысой.
Мурад опешил, гнев куда-то улетучился, окружающие звуки исчезли.
– Что?.. Именно нас? Ты уверена?
– Я сама слышала. – Лия скомкала салфетку, кинула на поднос. – Он назвал три фамилии. Бероев, Спивак, Орлова.
– Орлова… – заторможенно повторил Мурад. – Значит, она тоже… Ты пыталась узнать?
– Я лежала в психушке, но это не значит, что я свихнулась окончательно. Не буду в это лезть. Не хочу и тебе не советую. Все, что мне сейчас нужно, – вернуться к нормальной жизни.
– Мы должны найти ее. Орлова… Черт, и фамилия такая… не лучше Ивановой. Ты не расслышала имя? Или хотя бы возраст?
– Я хочу домой, Мурад. Пожалуйста.
– Да отвезу я тебя! Но давай сначала выясним, что к чему! Начнем с мужика на Лубянке. Неужели тебе вообще не интересно? Неужели тебе не жалко его, если он реально умрет?
Лия откинулась на спинку стула, прикрыла глаза на мгновение, потом вздохнула и снова посмотрела на Мурада уже совсем другим, спокойным взглядом.
– Хорошо, – произнесла она наконец, – сделаем, как ты хочешь.
– Отлично! – Он нетерпеливо вскочил. – Тогда поехали пока ко мне, а там все обсудим…
В пылу азарта Мурад был не способен рассуждать здраво. Такая быстрая перемена в Лие не насторожила его, а зря. Внутри все клокотало, он представлял, как вместе они спасут человека, как разыщут Фомина, вытряхнут из старого козла всю информацию, заставят рассказать обо всем. И когда на пути к парковке что-то кольнуло его в плечо, Мурад не сразу понял, что произошло. Все по инерции продолжал говорить, но в груди вдруг разлилось странное обжигающее тепло, колени подогнулись. Он обернулся и увидел в руках Лии шприц. Слова застряли в зубах, как кусок говяжьего стейка.
– Что?.. – только и успел выдохнуть он, прежде чем холодный асфальт ударил по лопаткам.
– Прости. – Лицо Лии растекалось, как в запотевшем зеркале. – Я же сказала: дальше без меня. Эй, кто-нибудь, вызовите скорую! Человеку плохо!..
