Давид Тарановский
Время адвоката
Допустим, приходит ко мне клиентка, которую душат эмоции. Она хочет развестись здесь и сейчас! Спрашиваю:
– А дети у вас с мужем есть?
– Да, есть.
– А имущество?.. Значит, придётся разрешать несколько споров.
Супруги встречаются и начинают обсуждать общие дела, а их оказывается так много, что расторжение брака становится просто невозможным, и тогда они примиряются. Таков, конечно, идеальный вариант, но он не так уж невероятен, как сохранение семьи после судебного заседания и вынесенного судьёй решения о разводе.
Позже, встречая свою недавнюю клиентку с мужем, я вижу, что сложности остались позади.
– Да, было что-то, – говорят они, – но теперь мы снова вместе и все вопросы разрешены.
Что касается уголовных дел, идеальным развитием событий представляется их прекращение на стадии предварительного следствия. Дело в том, что в принципе любой обвинительный приговор редко приносит подзащитному радость. Судимость, сведения о которой останутся на всю жизнь в полицейской базе, вряд ли кому-то нужна, а оправдательные приговоры – большая редкость. В моей практике подобное происходило всего дважды.
Американский юрист Элиу Рут сказал: «Дело адвоката – не доводить дела до суда», с чем я полностью согласен.
Часто встречается мнение, будто бы в наших судах постоянно засуживают невиновных людей, и зачастую оно небезосновательно. Несправедливые решения и приговоры в последнее время стали обычным делом, они встречаются повсеместно. Но всё же в основном обвинение предъявляется людям, имеющим прямое отношение к тому, в чём их обвиняют, и действительно совершившим противоправное деяние. Вопрос в ином – в правильной квалификации преступления и объёмах совершённого преступления, которые вменяются подзащитному. Следствие говорит, что человек совершил разбой, грабёж и продажу наркотиков, а мы отвечаем: нет, извините, только грабёж! И в этом ключе строится защита. Без адвокатов несправедливых решений и приговоров было бы в разы больше.
На данный момент в моей практике встретилось всего два дела, когда обвиняемые были совершенно невиновны. О первом я уже рассказал выше – тот случай, когда нашего клиента заказал более могущественный чиновник. Второй был также сфабрикован влиятельным и богатым человеком, но на этот раз жертвой оказалась девушка, совсем ещё юная и запутавшаяся по молодости.
История произошла такая. Юная красавица познакомилась с очень обеспеченным мужчиной в два раза старше себя, который, вероятно, поверил, что это нежное создание искренне его любит. Между тем девушка мечтала о красивой жизни, а связывать судьбу с «папиком» не планировала. Как только ей надоели его толстый живот и седые волосы, она решила уехать, не слишком деликатно разорвав обременяющую её связь. Мужчина был оскорблён до глубины души и не нашёл ничего лучше, как отомстить самым низким образом. Он обвинил бывшую любовницу в краже золотых изделий и старинных монет, решив упечь ветреницу в места не столь отдалённые. В точности как по Островскому: «Так не доставайся же ты никому!»
Ситуация осложнялась тем, что девушка имела белорусское гражданство, а оказалась в Польше, и оттуда её этапировали по системе Интерпол в Россию, где начались судебные тяжбы. Неприятностей бедная девочка нажила по самое не хочу, ибо под стражей ей пришлось находиться два года, при том что доказательств вины не нашлось. Тем не менее, в связи с этапированием из страны в страну, требовалось оформление огромной кипы бумаг с кучей значимых подписей, а бюрократия, как известно, пожирает море времени. Увы, но именно так работает система. Как я говорил выше, это маховик уничтожения, остановить который и начать раскручивать в обратном направлении практически невозможно. С большим трудом нам удалось довести дело до приемлемого финала – освободить подзащитную и дать ей возможность вернуться домой в Белоруссию.
Совесть – это наш внутренний судья, безошибочно свидетельствующий о том, насколько наши поступки заслуживают уважения или порицания наших близких.
Поль-Анри Гольбах
Трудно отрицать, что иногда адвокатура «тянет» человека на тёмную сторону, недаром же именно нашей профессии посвящена известная кинолента «Адвокат дьявола».
Объясню в двух словах, что я подразумеваю под этим. Согласно закону, адвокат должен осуществлять свою деятельность честно и добросовестно – вот ключевые слова, характеризующие нашу работу. Я искренне так считаю. В то же время человек моей профессии, обладая властью в виде правовых знаний, зачастую может использовать её не в выгоду доверителя. Защитник может выстроить работу таким образом, что получит пользу сам либо «отработает» для тех, кто за ним стоит, негласно ангажировав его. То есть вместо защиты интересов клиента такой адвокат защищает собственные.
У адвоката всегда есть выбор: адвокат имеет возможность самостоятельно выбирать дела. По этой причине я работаю только по соглашению. Объясню: есть адвокаты, которые работают по назначению, а есть – по соглашению. Первых назначает для защиты следователь, выбирая кандидатуру из специального списка. Гонорар назначаемым адвокатам выплачивает государство. На практике защита по таким делам строится шаблонно, без энтузиазма и креатива. Кроме того, такие адвокаты получают подзащитного случайно, не зная, что он за человек и каких сюрпризов ожидать. Зачастую это люди с богатым криминальным прошлым, которые, как правило, признают свою вину. Представители государственной власти в основном не приглашают адвоката, который искренне желает отстоять права своего подзащитного, им нужна подпись защитника в процессуальных документах, не более того. Я принципиально не работаю таким образом, так как совершенно не понимаю смысла подобной деятельности.
Работа по соглашению, в свою очередь, подразумевает обращение клиента к осмысленно выбранному юристу. Адвокат имеет выбор – взяться за конкретное дело или отказать потенциальному подзащитному. Если интерес сторон обоюден, то доверитель и адвокат подписывают соглашение, в котором определяются условия сотрудничества: объём и срок работы, гонорар адвоката и так далее. Кстати сказать, назначаемые защитники получают гонорар по фиксированной государством ставке, а при работе по соглашению гонорар обговаривается с доверителем.
Считаю крайне важным иметь возможность выбирать дело, но при этом редко отказываю клиентам, которые совершают преступления впервые, так как считаю, что необходимо давать людям второй шанс.
По моему мнению, несправедливо карать человека, который только начинает жить и ещё способен осознать свои ошибки, а затем стать на путь исправления. Но закон категорически не согласен со мной, поскольку наказание за многие деяния предусматривает огромные сроки заключения, без разницы, есть ли у подсудимого криминальный анамнез или нет. И после того как молодой человек отсидит десяток лет, он скорее превратится в закоренелого преступника, нежели станет нормальным человеком и принесёт обществу и себе какую-то пользу.
Весьма показательны в этом смысле дела по статье 228-й Уголовного кодекса РФ, что называется, народной. Она (и следом идущие статьи) устанавливает ответственность за совершение преступлений в сфере незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ. Преступления в сфере незаконного оборота наркотиков считаются тяжкими и особо тяжкими, наказание предусматривает срок до двадцати пяти лет лишения свободы, причём в условиях строгого режима. В некоторых случаях может быть назначено наказание в виде пожизненного лишения свободы.
В моей практике было около трёх десятков случаев, когда молодые люди, как я считаю, совсем ещё дети, в возрасте от восемнадцати до двадцати двух лет попадались на продаже наркотических средств, а точнее, оставляли закладки в определённых местах, откуда их забирали покупатели. Практически в каждом случае, общаясь с подзащитным, я видел человека, достигшего возраста ответственности, но по своим моральным и психологическим характеристикам оставшегося на уровне шестнадцатилетнего подростка. Мальчик в теле мужчины.
Разумеется, подобные вещи не я первый заметил. Теоретически мы можем обратиться к существующему процессуальному механизму, благодаря которому адвокат, используя данные психологической экспертизы, ссылается на недостаточное развитие личности подзащитного, но, к сожалению, этот механизм на практике реализуется крайне редко, так как доказать такой случай непросто. А ведь срок по статье 228 предусматривается больше, чем за убийство!
Недавно я защищал девятнадцатилетнего парнишку, который мог получить десять лет колонии за торговлю наркотиками. Спрашиваю:
– Зачем ты закладки делал?
– С предками поругался, хотел сам зарабатывать, чтобы не зависеть от них…
А то, что преступление совершил, он и близко не понял! Осознание приходит после того, как эти ребята, парни и девушки, попадают в СИЗО. Вот тут-то и начинается «новая реальность». И очень часто закон не даёт второго шанса.
Таким людям хочется помочь, и во время моей речи в зале заседаний даже в глазах судей иногда блеснёт слеза, ведь законно помочь они не могут.
Хорошо бы выйти с соответствующей законодательной инициативой – предложить внести поправки в Уголовный кодекс РФ, согласно которым лицам в возрасте до двадцати пяти лет, впервые совершившим преступление в сфере незаконного оборота наркотиков, назначали бы так называемый пресекательный срок, то есть наказание пусть и в виде лишения свободы, но на период до одного года. Поверьте, двенадцати месяцев в условиях строгого режима хватило бы для полного перевоспитания. А вот после пятнадцати – двадцати лет тюрьмы ожидать положительного результата бессмысленно, и даже после пятилетнего срока отсидки зачастую бывает так, что человека в социум уже не вернуть.
Таковы они, мои адвокатские будни. Всё в них есть – и светлая сторона, и тёмная, и несправедливость, и победы, и многое такое, о чём не расскажешь.
Но я всё-таки попробую это сделать…
Глава 2
Людей нельзя доводить до кипения
Родился я в Баку, но с шести лет рос и набирался опыта в Анапе, прекрасном южном городе на берегу Чёрного моря. Из Азербайджана в Россию мы переехали всей семьёй – папа, мама и моя талантливая сестра. Она на три года младше меня.
Первое впечатление о новом месте оказалось не очень приятным, мягко говоря. Началось, кстати, с хорошего: родители купили мне самокат, самый обычный, с металлическим корпусом и резиновыми колёсами. Радуясь подарку, я объезжал его, будто норовистого коня, в нашем дворе, и вдруг самокат выскользнул из рук и влетел в припаркованную поблизости машину, совсем чуток царапнув её гладкий зелёный бок. Это была «копейка», ВАЗ-2101. Как же я испугался! И не зря.
В тот же момент на улицу выскочил хозяин «копейки», крепкий мужик, выглядевший разозлённым.
Я стал просить:
– Дяденька, пожалуйста, не ругайтесь! Не говорите моим родителям, простите меня!
Пребольно схватив меня за ухо и встряхнув так, что я услышал треск, он заорал:
– Платить деньги будешь!
Пытаясь высвободиться, в отчаянии я пнул соседа ногой по голени, а когда его пальцы разжались, убежал. Дома я рассказал о случившемся казусе маме. Она не слишком обрадовалась, но смогла уладить ситуацию: царапинка на машине была едва заметной.
Однако этот эпизод не стал эпиграфом к новой жизни. Как раз наоборот – я вписался в неё легко и просто: пошёл в первый класс местной школы, подружился с ребятами. Анапа стала моей землёй обетованной, которую я полюбил навсегда.
Совершенно точно могу сказать, что переезд дался родителям гораздо тяжелее, чем мне или сестре, ведь им пришлось строить новую жизнь взамен той, что была раньше, всё начинать с нуля. Я знал об этом, так как волей-неволей слышал разговоры взрослых, касающиеся больной темы: отец и мама возвращались к обсуждению тревожащих вопросов снова и снова, да и наши анапские родственники частенько провоцировали их на это. Все признавали, что наш переезд из Баку в Анапу был вынужденным, в Азербайджане мы жили хорошо, были и работа, и жильё, и определённые перспективы на будущее. Всё случилось нежданно-негаданно…
Несмотря на ситуацию, в которую попали мама и папа, негатив и проблемы они на нас с сестрой не переносили, обеспечивая нам спокойную и вполне сытую жизнь, благополучное детство в любящей семье. Будучи приезжим, я не чувствовал себя чужаком, не считал себя хуже других детей. Да, собственно, я от них ничем и не отличался. Если взять на исследование каплю той горючей смеси, которая течёт в моих артериях, а в ней смешаны и еврейские, и армянские, и даже польские крови, результат выйдет один: я русский!
Разве что где-то в самой глубине души я ощущал: окажись я в более приемлемых условиях, мог бы претендовать на иной уровень комфорта. Эта неудовлетворённость своим положением стала внутренним мотиватором к развитию, движению вперёд. И всё-таки, повторюсь, моё детство было очень-очень хорошим.
Меня, думаю, можно было бы назвать домашним мальчиком. Не потому, что не тянуло на подвиги, как положено каждому пацану, а в силу духовной и душевной связи с семьёй. Если тебя любят дома, если интересно со старшими, если есть чем заняться, то отсутствует всякий смысл бежать на улицу, чтобы доказывать, какой ты крутой и замечательный.
Оставаясь близкими, мы все были очень занятыми людьми, выполняя каждый свои собственные задачи. Родители много работали, обеспечивая нашу жизнь материально, а также весьма пристально присматривая за нами, детьми. В особенности за мной, естественно. Мы с сестрой учились в школе, она пела в ансамбле песни и пляски «Солнышко», а я занимался спортом.
В нашем кругу на тот момент кого только не было: и предприниматели, и бандиты, и богатые, и бедные, но к власти моя семья отношения не имела. Впрочем, в тот период времени власти как силы, управляющей государством, по сути, и не существовало. Советский Союз распался, начался передел собственности, органы государственного управления насквозь проросли коррупцией, многие вопросы решались вне рабочих кабинетов, на улицах. Ввиду всего этого оружие не регистрировали, его носили в карманах, как ключи, а жизнь ежедневно дорожала, и гарантировать, что завтра будет лучше, чем сегодня, никто не мог.
На экраны наших телевизоров хлынула реклама самых разнообразных импортных товаров, и в том числе батончиков «Марс». Толстый-толстый слой шоколада! Стоил он добрых двадцать пять рублей – очень дорого по тем временам, но родители мне никогда не отказывали в удовольствиях, если могли себе это позволить. Я выпрашивал нужную сумму у мамы, бежал в магазин за батончиком, но не съедал его, а приносил домой. Мы делили лакомство на шесть частей, каждый брал по кусочку, садились вместе пить чай. Два тонких параллелепипеда оставляли на завтра. И знаете, мы были счастливы…
Папа мой – предприниматель, и тогда, в 90-е, брался за любые проекты, которые могли принести деньги. Мама больше времени уделяла семье. В первый год после переезда из Баку в Анапу она оставалась дома, чтобы наладить и обустроить наш быт. Мои родители, выросшие в мусульманской, хоть и советской среде, очень уважали семейные ценности, считали своей святой обязанностью без всяких оговорок растить и воспитывать детей.
В тот же год я, шестилетка, пошёл в первый класс, поэтому получал столь необходимое мамино внимание, благодаря которому и сумел легко приспособиться к новым условиям.
Будучи полностью предана семье, мама всё же не стала обычной домохозяйкой. Обстоятельства не позволяли этого, время выпало сложное. С другой стороны, мама обладает решительным, деловитым характером, не позволяющим сидеть сложа руки, когда необходимо обеспечивать достойный уровень жизни. Как и папа, она бралась за любую работу, пока не нашла свой путь: получила медицинское образование и открыла салон красоты. Как известно, что бы ни происходило в мире, женщины должны оставаться очаровательными и ухоженными!
Мать – это та, кто может занять место всех других, но чье место не может занять никто другой.
Гаспар Мермиллод
В такой семье я рос, и она сохранилась в прежнем образе и до сих пор. Бесконечно благодарен за это родителям.
Знаете, есть особое удовольствие взрослеть на берегу моря в курортном маленьком городе, где души людей тёплые, будто солнцем прогретые, где всех связывают добрые отношения. В наших местах царит особый колорит, неповторимый и обаятельный. Признаться, вряд ли я оценил бы это, если бы, став взрослым человеком, не уехал работать и жить в столицу. Согласно анапским понятиям, я считал, что люди должны поддерживать друг друга, но в Москве всё оказалось несколько иначе, поэтому пришлось перестраиваться под местный образ жизни и вырабатывать привычки к общению, свойственному мегаполисам.
До сих пор помню, как в первые недели после переезда увидел, как в московском метро избивают человека, а пассажиры проходят мимо, притворяясь, что не замечают ничего особенного. Как же дико выглядела в моих глазах эта ситуация! У нас так не принято, мы всегда протягиваем друг другу руку помощи – замечаем, к примеру, застрявшую машину и собираемся с друзьями, чтобы её вытащить. И даже в голову не приходит проигнорировать ситуацию или спихнуть дело на кого-то другого.
Кстати, о дружбе. Признаюсь честно, что в детстве моими лучшими друзьями были родители, но замкнутым я не был, легко находил компанию и в школе, и в спортивных секциях. Со многими ребятами до сих пор отношения поддерживаем. Может, мы и не были никогда неразлейвода, но приятно видеть и слышать тех, кто разделяет убеждения, в которых вырос сам.
В раннем детстве самым моим близким другом был сосед Дмитрий, а попросту Димка-Нос. Прозвище своё он получил, как нетрудно догадаться, за орган обоняния выдающихся размеров. Мы с Димкой и во дворе вместе играли, и ходили в спортивные секции. Бывало, дадут нам родители по пять рублей на маршрутку до бассейна, где мы плаванием занимались, а мы купим в буфете необыкновенно пышные и свежие булочки и до дому после тренировки добираемся своим ходом. Здорово было вместе топать по городу, болтая и смеясь всю дорогу!
Отличником в школе я не стал, поскольку неспособен учиться тому, что мне не нравится в целом. Например, такие дисциплины, как литература, история, русский язык, интересовали меня, и оценки по ним я получал хорошие. А вот математика всегда была катастрофой – в школе не давалась, и в техникуме, куда я поступил после девятого класса, то же самое происходило. Матричный способ решения систем линейных уравнений до сих пор вспоминаю как страшный сон…
Непонятным и занудным предметом был труд. Ну вот зачем заставлять детей вырезать ножки для стульев?!. До сих пор не понимаю высокой цели, ради которой так бездарно растрачивалось драгоценное учебное время. Не для школьников это занятие, как мне кажется.
В целом же школу свою вспоминаю с любовью и благодарностью, потому что наши педагоги учили нас не только читать и считать, но в первую очередь быть людьми.
Заместитель директора школы Владимир Константинович Назаров был учителем с большой буквы. Расскажу один эпизод, характеризующий его.
Однажды на перемене в нашем классе случилась серьёзная драка, и Владимир Константинович принялся выяснять, кто зачинщик безобразия. Парни молчали как партизаны, и он ничего от них не добился. Любой другой на его месте вызвал бы в школу родителей, влепил бананы по поведению, устроил скандал, но Владимир Константинович поступил иначе. Пригласил участников инцидента в свой кабинет и сказал совершенно невероятную вещь:
– Ребята, вы молодцы, что не стучите друг на друга, это правильно. Так и надо поступать.
Он воспитывал в нас, мальчишках, настоящие мужские качества, и я на всю жизнь это запомнил.
Вместе с Назаровым я с теплом вспоминаю директора школы Геннадия Иосифовича Филиппова, учителя Галину Павловну Шаглиеву, а также их коллег. Все они прививали нам мораль, подготавливая к взрослой жизни, в которой при любых обстоятельствах надо оставаться человеком.
Вторым важным занятием моей детской жизни стал спорт, которым я занимался с семи лет. Сначала родители отдали меня в спортивную школу «Виктория», где я научился плавать. Случилось это так. Привели меня в бассейн к тренеру Виктору Александровичу Толмачёву, и я сразу оказался в воде, причём там, где поглубже, а не в «лягушатнике».
– Плыви! – скомандовал тренер.
Отчаянно лупя руками по воде, я шёл ко дну. Вдруг перед носом появился кончик шеста, который протянул Толмачёв. Вцепившись в него, я на своей шкуре ощутил, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И поплыл!
В наше время подобные методы обучения плаванию считаются неприемлемыми. Пожалуйся ребёнок на эту «уникальную технику воспитания будущих чемпионов» – и сбегутся мамы-папы, поднимут крик, дотащат руководство спортшколы до суда. А нас учили именно так, поэтому мы росли закалёнными и ничего не боялись. Нам казалось нормальным, что тренировки были изматывающими, а тренеры – строгими, требовательными.
Со спортивной школой мы ездили на соревнования по всему Краснодарскому краю, а иногда выбирались и за его пределы, совмещая спортивные победы и путешествия. Для меня это был настоящий глоток свободы, впечатления и эмоции, которых не получить, оставаясь под контролем родителей. Интересные, хорошие воспоминания!
Начав с плавания, я уже не сворачивал со спортивной дорожки, осваивая всё новые виды: баскетбол, карате шо-токан и многое другое. Только бокс пришёлся не по вкусу. Впрочем, тут не обошлось без истории.
Дело в том, что один из моих друзей, Михаил, занимался боксом, и я решил, что мне тоже надо. Обзавёлся обмундированием, пришёл в зал. Меня обуревали амбиции, ведь спортом я с самого детства занимался, и новый вид активности не представлялся чем-то особенным.
– Миша, пойдём на ринг! – позвал я приятеля, не подозревая, что приглашаю на спарринг кандидата в мастера спорта.
Миша вышел, мы закружились на ринге. Я сделал пару выпадов, отбил первый Мишин хук, а потом пропустил удар в голову. Ощущение от прикосновения чужой перчатки было такое, будто меня рельсой огрели! Наука пошла на пользу, но я раз и навсегда сформировал своё (прошу спортсменов-боксёров не обижаться) мнение: во-первых, бокс не столько спорт, сколько мордобитие, а во-вторых, это не по мне! Кстати, физическое развитие я дополнял интеллектуальным, начав в двенадцать лет заниматься шахматами.