De Zeus
Бесодиада
Глава 10. Предчувствие
В общем, как-то так излагал сложную мысль наш столичный депутат. Но меня беспокоило в тот момент совершенно не это. Столичный в этом слегка ошибся. Моё любопытство было связано далеко не с интересом “узреть истинное лицо манипуляции”, как изволил выразиться сам столичный. Я думаю, с моей стороны это вообще было не любопытство. Скорее это было предчувствием приближающейся беды. И я объясню почему. Одно дело заученное наизусть интервью, записанное с нескольких дублей в спокойной обстановке, и совсем другое прямой эфир, конкретный диалог и прямые вопросы. Я-то в отличие от других прекрасно понимал, что Паша по большому счёту и двух слов на нормальном языке связать не может, тем более с посторонними людьми, да ещё и агрессивно настроенными. Я-то сам иногда не с первого раза понимаю Пашу с его-то особенностями речи, а только с нескольких попыток. А тут совершенно незнакомые люди, вопросы, ответы. Но главная проблема заключалась в другом. Паше действительно был дауном. И это были уже не шутки. Всё могло закончиться позорным конфузом прямо на публике.
Дело в том, что матушка природа, видимо, понимая, что даунят нужно защищать от остальных якобы нормальных людей, наделила их нервную систему специальным механизмом защиты. У каждого дауна он свой. Кто-то впадает в истерику, кто-то уходит в себя и молчит, кто-то начинает судорожно рисовать или ходить взад-вперёд по комнате, ну, или что-то в этом роде. У Паши был свой защитный механизм. Он входил в гипнотическое состояние. Он кривил лицо на манер актёра Роберта Де Ниро, прищуривал один глаз и кривил рот, и в его голосе начинали отчётливо звучать нотки наглости. Такой себе брутальный мен. Это было совершенно неестественное состояние для Паши, но, когда он в разговоре попадал в какую-нибудь очень затруднительную эмоциональную ситуацию, он частенько входил в это гипнотическое состояние. На любые вопросы он манерно отвечал определённым набором фраз: “А ты про шо?”,” А ты звидки знаешь?”,” Не поманюй!”,” Не повидомляй!” и” Сам соби таке кажи!”. Эти фразы никогда не менялись, и, если было надо, Паша повторял их по кругу столько раз, сколько было необходимо для прекращения разговора.
Как-то раз Паша потерял деньги, когда ходил в магазин. Я тогда его отругал, но решил всё-таки попытаться выяснить, где он их потерял и потерял ли он их вообще. Он мог просто что-то перепутать, это с ним часто случалось. Но эта попытка оказалось бесполезным делом. Паша сильно перенервничал, и сработал защитный механизм.
– Паша, как ты мог потерять деньги?
– А ты про шо?
–Ты хоть до магазина дошёл? Или нет?!
–А ты звидки знаешь?
–Может быть, ты их не потерял, а куда-то просто засунул и забыл?
– Не поманюй!
– Паша, харэ уже кривляться!
– Не повидомляй!
– Ну ты и полный идиот, Паша! Я тебе говорю, надо найти деньги, а ты дурака из себя корчишь.
– Сам соби таке кажи!
– Всё, с тобой всё ясно. Разговор окончен.
– А ты про шо?
Кто же тогда мог себе представить, что эти фразы когда-нибудь станут крылатыми, а выражение “сам соби таке кажи”, вообще, международным политическим трендом. В общем, катастрофа приближалась, и я начинал уже сильно нервничать по этому поводу. Я несколько раз пытался как-то намекнуть нашему вечно бодрому и активному столичному депутату о существовании, так сказать, некоторый проблемы, но каждый раз он всё переводил в шутку. Мне уже стало казаться, что он не видит или не хочет видеть очевидного. И я, набравшись смелости, прямо заявил ему, о невозможности участия Паши вообще в каком-либо политическом шоу потому, что он реально человек с синдромом Дауна.
– А у тебя есть соответствующий документ? – в голосе столичного прозвучали угрожающие нотки.
Я замедлил с ответом, почувствовав, что снова наступаю на те же грабли.
– Нет, но разве…
Я не успел закончить фразу, как меня уверенно и хладнокровно перебил столичный, никак не смутившись подобному тону разговора.
– Имеет значение? – закончил мою фразу он. – Имеет. Без этой бумажки твои слова всего лишь голословные утверждения. С таким же успехом можно назвать дебилами половину народных избранников и некоторых госслужащих. Все симптомы на лицо, и дальше что!?
– Но как он будет отвечать на вопросы, он же на самом деле ни черта в этом не понимает, да и как он может понять! – неуверенно затараторил я.
– Ни черта говоришь! А ты думаешь, что в правительстве или в парламенте многие понимает больше, чем он!?
– В смысле? – совсем растерявшись, округлив глаза и приподняв плечи, удивлённо спросил я.
– В смысле ни Черта! Ладно, прибери сопли. Всё будет хорошо. Они сами нам помогут. Им же, Чёрт возьми, нужен же лидер!? У них у самих “кишка тонка”!
– Какой ещё лидер!? Какая кишка? – я уже утрачивал нить повествования.
– Всё! Это не обсуждается! Хотя бы одно политическое ток-шоу Паше, в любом случае, придётся пройти. И пусть для них, как говорится, это окажется “Крещением”.
Политические ток-шоу страны в это время продолжали сеять зёрна демократии и плюрализм мнений, приглашая на телепередачи новых словоохотливых, а иногда и словопотерянных политиков, в надежде на громкую сенсацию, ну, или хотя бы на какое-нибудь шоу. Молодого перспективного политика Пашу с нетерпение ждали все. Ведущие модных и не очень политических ток-шоу потирали руки в предвкушении чего-то грандиозного. Каждый из них был уверен, что именно он сорвёт маску и покажет истинное лицо новоиспечённого политика. Догадываюсь, откуда у них была такая уверенность. Видимо, интуиция. Но с Пашей этот номер не прошёл. Вмешалось Видимо-Невидимо.
Глава 11. Стечение обстоятельств
Театр начинается с вешалки, а политическое шоу со скандала. И никто, видимо, не в состоянии нарушить эти традиции. Началось всё с того, что Паша со своей своеобразной “древнекоренной” особенностью речи, мягко говоря, неправильно произнёс фамилии двух, пригласивших его для интервью, известных телеведущих и журналистов, по типу Коно Рикса и Сарик Балык. В его исполнении их фамилии прозвучали просто нецензурными ругательствами, и это совершенно случайно оказалось похожим на прямое оскорбление и, можно сказать, почти в прямом эфире. Какой-то юркий и бесстрашный журналист умудрился поймать Пашу одного в одном из кулуаров государственного учреждения, а именно в туалете, и там задал ему совершенно безобидный вопрос по поводу предстоящих интервью. Ответ, который он получил, оказался почему-то сенсационным. Журналист снимал Пашу на камеру своего мобильного телефона, и выложил практически мгновенно в соцсети эту сомнительную сенсацию, сконцентрированную в одном незаконченном предложении. И действительно, СМИ, не задумываясь, подхватили эту информацию, разнеся её по всем новостным каналам, чем спровоцировали её бурное обсуждение в интернете и в нормальном обществе.
Как выразился наш столичный депутат в защиту молодого политика, фамилии этих людей и их манеры журналистского поведения сами располагают к такой случайной интерпретации. Но в остальных кулуарах большой политики этот инцидент восприняли отнюдь не случайной интерпретацией, а как раз наоборот, не иначе, как жёсткой риторикой и серьёзным посылом, можно даже сказать, тревожным сигналом. Молодой, подающий большие надежды, политик не собирался размениваться на мелочи. Видимо, его ещё не беспокоило отсутствие у него традиционной политической ориентации, и к тому же он не спешил становиться звездой политической сцены второго плана. По всему было видно, он метит куда выше. И это не могло не вызвать опасений у политической элиты. Как показалось всей политтусовке, молодой дерзкий политик таким своеобразным способом не побоялся в самом начале своей карьеры заявить о себе как о совершено принципиальном человеке. А это всегда большая проблема для нормальной политики. Либо этот человек не до конца всё хорошо понимает, либо понимает то, чего не понимаем мы. Так для себя идентифицировала Пашу наша политическая элита. Как выразился столичный депутат:
– А они, чёрт их возьми, недалеки от истины!
После нашумевшей, так сказать, “жёсткой риторики” Паши “дешёвенькие” ток-шоу сами отказались рисковать, и пока не спешили приглашать дерзкого политика на свои телепередачи. Тем более что в случае чего обвинить его в “зраде” пока не представлялось никакой возможности. Но видимо-невидимо продолжало влиять на ситуацию. Непрекращающееся обмывание костей этой самой “жёсткой риторики” во всех мыслимых и немыслимых местах медиа пространства нашей медиа страны поднимало рейтинг узнаваемости подающего надежды молодого политика максимально возможными темпами.
Возможно, такое звучание этих фамилий резонировало с частью общественного мнения. А возможно, и преподнесение информации под разными углами играло свою немаловажную роль. В общем, обсуждали этот инцидент все кому не лень, и все кому не попадя. Ведущие таблоиды, самые различные интервьюеры и журналисты выспрашивали мнение не только у политиков или чиновников, вопросы, связанные с этим “хайпом”, так, простите, назвали слова Паши какие-то там “блодери”, задавали даже нормальным людям, не говоря уже о знаменитостях. Никто особо не брезговал возможностью хотя бы рядом постоять с широко обсуждаемой темой, вызвавшей такой общественный резонанс. Даже наоборот, это уже становилось похожим на какой-то там флешмоб. При помощи любых средств электронной связи каждый уже хотел принять участие в реальной жизни своей страны. Любое упоминание имени молодого подающего надежды политика уже автоматически начинало ассоциироваться с популярностью. Волей-Неволей или видимо-невидимо, но образ дерзкого, непредсказуемого, можно сказать, неожиданного политика Паши постепенно становился политическим трендом. Как такое могло произойти, можно только догадываться. Видимо, мы сами невидимо себя со стороны.
На фоне этих последних событий смелых ток-шокеров, рискнувших всё-таки пригласить Пашу на своё шоу, осталось только двое. Точнее, политические рыцарь и рыцарьша, два самых рейтинговых политических ток-шоу страны. Об этом нам можно было только мечтать, и то, как выразился наш столичный депутат, только за большие деньги и с хорошими связями. Вы не поверите, но после такого случайного стечения обстоятельств мне в голову полезли какие-то странные и подозрительные мысли. Я хорошо знаю своего брата Пашу, и точно знаю, что он не умеет ничего делать специально, а тем более гадостей с корыстным умыслом. Но то, что происходило вокруг нас с Пашей в последнее время, начинало казаться мне чей-то заранее спланированной акцией. Акцией большого количества людей или хуже того, действительно, стечением роковых обстоятельств. Это была уже какая-то мистика. Люди что действительно не видят дальше своего носа?
В общем, выбор пал на ведущего с каким-то полуиностранным именем, я точно не запомнил. Да мне было и не до этого, я был на грани нервного срыва. Правда, и Паша, узнав о том, что он будет выступать на этом популярном политическом ток-шоу, заметно за переживал. Ведь Паша знал и любил смотреть это ток-шоу.
В отличие от нас наш столичный депутат был совершенно в приподнятом настроении, даже больше обычного, чем вызывал у меня ещё большее раздражение. Его шутка по поводу того, что ведущий этого ток-шоу его коллега, и они оба в небесной канцелярии в одном отделе получали свои лицензии, была мною совершенно не понята. Мне было не до юмора, моя нервная система физически ощущала приближение какого-то страшного апофеоза.
Глава 12. “Распевка”
Когда мы прибыли на съёмки телепрограммы, и нас пригласили в комнату для ожидания, в моей голове совершенно отчётливо зазвучали хаотичные звуки “распевки” музыкальных инструментов, обычно доносящихся из оркестровой ямы перед началом концерта. Тогда ещё я не придал этому особого значения, отнеся эту головную боль к нервному состоянию. Я всё ещё пытался, хотя и слабо, но достучаться до здравомыслия или же хотя бы к чёртовой человечности нашего столичного депутата, чтобы хоть как-то предупредить неизбежный фатальный удар по самолюбию и политическому рейтингу для нас всех, и в первую очередь смягчить неминуемую психологическую травму для Паши.
– Я должен быть рядом с Пашей, когда он будет отвечать на вопросы. Это хоть как-то поможет ему сконцентрироваться, – нервно, подбирая слова, говорил я.
– Это невозможно. Вы же сами это понимаете, – спокойно и уверенно отвечал столичный.
– Паша не сможет! Я его знаю! Он будет нервничать и начнёт нести околесицу! И на этом для нас шоу закончится! Вообще закончится! Всё политическое шоу для всех нас закончится! Вы это понимаете!?
– Зачем же Вы так на Пашу-то. Я уверен, он прекрасно справиться с ответами на любые вопросы. Да, Паша?
Паша улыбался и, молча, кивал головой.
– Да не справится он! – мой голос синхронно повышался с корявыми звуками каких-то музыкальных инструментов в моей голове. – Говорю же Вам, он по закону в досмотре нуждается, ему помощь нужна. Диагноз у него такой, понимаете!?
– Так, він мене доглядав. Він мій брат, він мене і доглядає, – до конца не понимая смысла разговора, вставил в мою поддержку Паша.
– Оооо! Снова эти корявые звуки. Что, старая пластинка заела?! – столичный в упор посмотрел мне в глаза.
–Да, заела! Я же Вам говорю, доглядать я его должен! – мой голос предательски дрогнул.
– Вот и доглядай! – спокойно сказал столичный.
На журнальном столике прямо перед моим носом вдруг, откуда не возьмись, оказался серебряный поднос с хрустальным графином, по-видимому, коньяка, тремя рюмочками и джентльменским набором закуски. Аккуратно и ровно нарезанные ломтики лимона были слегка присыпаны сахаром, немного чёрного шоколада и, для какой-то надобности, не порезанный солёный огурец. Как он там оказался, я имею в виду не огурец, а поднос, я с полной уверенностью сказать вам не смогу, но ещё минуту назад его там точно не было.
– Доглядай, доглядай! Сразу на троих доглядай! – с пренебрежительной усмешкой, но приятным голосом, произнёс столичный. – Тебе это не помешает.
Сказать, что я был сильно озадачен, это значит, ничего не сказать. Я был обескуражен и обезоружен. Мало того, что распевка в моей голове явно усилила своё звучание, к ней ещё и добавились весьма ощутимые барабанные удары в височной области. К тому же, видимо, я потерял самоконтроль, потому что, совершенно не думая этого делать, я стал, можно сказать, непринуждённо разливать коньяк по рюмочкам. Но и это ещё не всё. Страх совершенно неопределённого рода стал овладевать моим сознанием, я хорошо это понимал и старался взять себя в руки, но проблема заключалась в том, что, по-видимому, страх как-то уж очень сильно влиял на моё физическое состояние. Мне становилось дурно.
– Выпей! Сейчас пройдёт. Это с непривычки. Они всегда так делают.
Речь столичного депутата становилась для меня не совсем понятной. К тому же мне стало казаться, что она доносится из какого-то другого помещения. Я ещё не пил, но у меня уже кружилось в голове.
– Кто делает? – обессилено, но удивлённо, произнёс я.
Я еле услышал свой собственный голос среди корявых звуков каких-то чёртовых музыкальных инструментом, бренчаще-звучащих в моей голове.
– Кто, кто. Оркестр. Они всегда так делает перед началом. Настраивают инструменты. Выпей, тебе станет легче.
Как по мановению волшебной палочки мы трое синхронно подняли свои рюмочки для употребления напитка, и замерли в ожидании напутственных слов.
– За тебя, Паша! За твою победу! – столичный произносил слова мягко и мелодично. – Ты главное их не бойся. Если в политике они из себя ещё хоть что-то представляют, то в жизни они чистая нечисть. Я-то их хорошо знаю. Так что нечего их боятся, этих неприятностей, главное – не верить ни единому их слову! Политика – это бизнес, Паша, и к порядочной жизни, а тем более к правде она никакого отношения не имеет! Так что за тебя, Паша!
Подходов к коньячку оказалось ровно три, когда хрустальный графин опустел. Мне действительно стало немного легче, но я всё равно ещё пребывал в какой-то гравитационной ловушке. На секундочку мне даже показалось, что я вижу себя со стороны. Но панически беспокоило всё же меня сейчас больше другое, алкогольное опьянение Паши, которое наступило как-то чересчур быстро.
– Как вам коньяк?
Столичный депутат как будто читал мои мысли.
– А!? Настоящий дорогой коньяк. Можно сказать, королевский напиток! Рецепт 1776 года! Приготовлен прямыми потомками короля Генриха! А!? У меня осталась только одна бочка. Правда, того самого великолепного года. Я берегу этот коньяк для особых случаев. И сегодня случай особый, можете мне поверить!
– Паша сильно пьян, – совсем пьяным языком произнёс я, и даже не смог продолжить свою мысль.
– Ну, за это можете не переживать! Мы легко это исправим! Это всё потому, что я люблю пить коньяк из рюмочек. Мне думается, из бокалов коньяк стали пить из экономии. Вам так не кажется? – столичный снисходительно посмотрел на меня и обратился к Паше. – Паша, возьми, пожалуйста, солёный огурец! Настоящий домашний квашеный огурец! Это чистое здоровье! Кстати, – он снова переключился на меня. – Я вижу, Вам уже стало легче!?
Стало мне легче или нет, я ответить затрудняюсь, но какофония звуков в моей голове в тот момент действительно умолкла. И как я сам этого не заметил. Но на смену этой умолкнувшей какофонии пришла какая-то пугающая тишина какого-то нового опасного предчувствия. Предчувствия какого-то начала или, может быть, какого-то конца. И что характерно, я как-то интуитивно ощущал, что связано было всё это совершенно не с коньячком и расширением сосудов, а с чем-то, что происходит, по-видимому, где-то у меня за спиной. И, правда, в этот самый момент в комнату ожидания вошёл сотрудник телепрограммы, и пригласил Пашу в студию. Я смог только безвольно проводить его и Пашу взглядом. Наступила какая-то лукаво-неловкая пауза.
– Занавес! Акт первый! – послышался чей-то неприятный голос где-то у меня за спиной, и я даже машинально обернулся.
Но там никого не было, даже серебряного подноса. Столичный депутат уже успел удалиться, и следил за происходящим на сцене прямо из-за кулис. И мне ничего не оставалось делать, как пройти, шатаясь, по коридору и присоединиться к нему. Признаюсь, я ощущал себя совершенно скверным образом. У меня кружилась голова, присутствовало устойчивое чувство тошноты, мне уже начинало что-то мерещиться. Думаю, я находился в предобморочном состоянии. Был ли я пьян или же это было связанно с чем-то другим, трезвого отчёта я точно себе не отдавал. Я старался хоть как-то держать себя в руках, но удавалось мне это с большим трудом.
Глава 13. Политическое ток-шоу
Первыми в мою голову ворвались очень громкие звуки оваций. Да, да, именно оваций. Мне казалось, аплодируют миллионы рук, такими громоподобными они звучали в моей голове. Когда Паша только вошёл в студию, зрительный зал начал приветствовать его аплодисментами ещё до того, как ведущий ток-шоу смог представить его зрителям. Такой реакции не ожидали ни гости программы, ни даже сам ведущий. Овации были настолько бурными, что ему несколько раз пришлось просить публику успокоиться, и дать возможность продолжить программу.
К этому моменту я уже стоял за кулисами рядом с нашим столичным депутатом, и крепко держался за его руку. Когда ведущий наконец-то взял ситуацию под контроль, он первым делом поблагодарил публику за понимание и, повернувшись к зрительному залу, он зачем-то несколько раз поклонился ему в пояс. Честно говоря, я не совсем хорошо понимал, что происходит. Ну, оно и понятно, я был ко всему этому действительно не готов. Особенно я был не готов к тому, что, когда ведущий, начиная свою программу и, жестикулируя, поднимет вверх свою правую руку, в моей голове зазвучит полноценный симфонический оркестр. С перепуга от неожиданности у меня подкосились ноги, и я, чуть ли не падая куда-то в пропасть, с удвоенной силой вцепился в руку столичного депутата.
– Полегче, дружище! Это всего лишь первый акт!
Какой там “полегче”! Несмотря на то, что я крепко вцепился в руку столичного, я всё равно падал куда-то в какую-то бездну. Во всяком случае, мне так казалось. Физические законы привычного для меня мира перестали существовать в привычной для себя форме. Полное отсутствие гравитации снаружи и, сковывающая любые движения, гравитация внутри. Моё физическое тело падало на дно, но дно почему-то было сверху. Я находился в полуобморочном состоянии. Мне стало очень трудно дышать. Тошнота подошла к самому горлу. Я делал очень короткие вдохи носом, чтобы её сдерживать и хоть как-то оставаться в сознании. Всё моё внимание было приковано к физическому состоянию моего тела, которое постепенно удалялось от меня в какую-то темноту, и я начинал терять себя из виду. Но, как ни странно, мой оркестр не на секунду не переставал исполнять музыкальное произведение.
Где-то вдалеке я слышал и всё происходящее вокруг меня. И как столичный попросил кого-то из сотрудников студии принести мне стул, и меня усадили в мягкое кресло. И как ведущий представлял гостей программы. Я смутно, как будто через забрызганное дождём лобовое стекло ночью при свете грязных фар, видел, как под музыкальное сопровождение моего оркестра ведущий шоу, припрыгивая с ноги на ногу, что-то пафосно декламировал аудитории, стараясь затронуть чьи-нибудь чувства или эмоции каждого. Как, пританцовывая под музыку, ведущий передвигался по студии и задавал вопросы гостям передачи, и его лицо при этом совершенно не скрывало насмешки. Напротив, задавая очередной вопрос “от лукавого”, он с удовольствием, поглаживая свою бородку, наблюдал за изменением выражения лица интервьюируемого.
И вот наконец очередь дошла и до моего брата Паши. У меня закололо сердце. Я это почувствовал даже из полной темноты, в обморочном состоянии. Ведущий долго оттягивал этот момент, видимо, что-то серьёзно взвешивая. И вот оркестр затих, и наступила тишина. Остались только Паша, ведущий политического ток-шоу и свет в студии. И тут, ни с того ни с сего, ведущий вдруг исполнил прямо пред носом Паши затяжную чечётку, да ещё и такую громкую как барабанная дробь перед смертельным номером. Только сейчас я заметил, что ноги ведущего заканчиваются волосатыми копытами. Теперь понятно, почему так громко, пол ведь паркетный.
– А вот Вы, молодой перспективный политик, по мнению некоторых политологов, Вы-то, что думаете по этому поводу?
Зрительный зал взорвался бурными аплодисментами.
– Подождите! – бесцеремонно оборвал плебейский порыв публики ведущий. – Пусть он для начала что-нибудь ответит.
И тут, как оказалось впоследствии, только для меня, раздался гром, можно сказать, среди ясного неба. Паша спокойно заговорил совершенно нормальным голосом, в трезвом уме и здравом рассудке. Мой оркестр ударил “Полёт Валькирии”. Под громкую музыку, где-то в темноте, в моём потустороннем сознании творилась какая-то вакханалия. Мне казалось, что я это не я, а тот, который я, уже умер, и я это кто-то другой.
– Огурец! Точно, это солёный огурец! Он волшебный! – совершенно идиотская мысль сама с собой дискутировала в моей голове.
– Идиот, то была волшебная тыква.
– Сам ты идиот, огурец и есть однолетние травянистое растение семейства тыквенных. Или это коньяк!?
– Он что тоже из этого семейства?
– Нет, он каких-то королевских кровей, столичный что-то об этом говорил.
– Ах, вот как они самодержавцами становятся!
Вакханалия творилась не только в моей голове, но и в студии. Совершенно трезвый Паша не только умело и разумно отвечал на поставленные передним конкретные политические вопросы, он сам смело задавал таковые встречные своим оппонентам в студии, и даже иногда самому ведущему, который от удовольствия стал припрыгивать на копытцах выше обычного и чаще потирать свою бородёнку. А вопросов было много. Перекрёстный допрос или, если быть точнее, веерный, на который стало походить политическое ток-шоу в прямом эфире, близилось к своей кульминации. Нервное напряжение оппонентов Паши накалялось с каждой минутой. Стали чаще звучать провокационные вопросы, вход пошли даже слухи, скудоумие и даже чьи-то домыслы. Но Паша с лёгкостью парировал все выпады своих политических оппонентов, чем приводил их в бешенство под одобрительные комментарии ведущего и бурные аплодисменты публики, так как в студии уже послышались лёгкие оскорбления гостей в адрес друг друга.
Как Паше это удалось, для меня, наверное, навсегда, останется загадкой. Но в тот момент в моём сознании смешалось всё. Мой оркестр одновременно исполнял весь цикл опер “Кольцо нимелунга”. Смешались Минские соглашения, северный поток, обязательная добровольная вакцинация. Какие-то зигхующие вагнер геи и санкции какого-то баран бэо. Борьба с коррупцией, сквозное воспитание патриотичности молодёжи и переход на коренную латиницу. Соглашения, противоречащие договоренностям, договорённости с врагами отечества и невозвратные кредиты МВФ. Какая-то война, которую мы ещё не проиграли, но обязательно победим, если она начнётся.
Оказывается, Паше хорошо разбирался не только во внутренней политике, он хорошо понимал и проблемы внешней и, можно сказать, знал в лицо и всех наших иностранных партнёров и союзников, а главное, их истинные намерения. Теперь мне понятно, почему он вызывал такое всеобщее раздражение своих политических оппонентов. А в студии как раз присутствовали лучшие из лучших, можно сказать, политическая элита. Знаменитый ведущий кого ни попадя на своё ток-шоу не пригласит. И вот один из таких “лучших”, когда-то в недавнем прошлом тоже молодой перспективный политик, можно сказать, “продавший” ради своей карьеры своего отца далеко не за медный грош, и сейчас сам, будучи уже элитой, а туда, к слову, как бы других и не принимают. В общем, он, по молодости лет, не выдержав нервного напряжения политической дискуссии, вытянул вперёд свою правую руку, положил посередине запястье левой и согнул в локтевом суставе, вытянув при этом зачем-то ещё и средний палец правой руки. Таким образом, он хотел показать одному из рядом сидящих с ним оппонентов своё несогласие с его мнением. Как впоследствии объяснял сам политик, это был объединённый жест восточной Европы, который в свою очередь соответствует курсу евро интеграции, и никак не может рассматриваться как предосудительный.
Этот жест, если я правильно понял, оказался ещё и сигналом к последнему акту. Ибо мой оркестр сразу перешёл к эпическому исполнению вальпургиевой ночи из оперы” Фауст”. Действие разворачивалось, можно сказать, масштабное и обещало стать феерическим. Говорили все и одновременно, не обращая никакого внимания на умышленно слабые замечания ведущего. Ругань и прямые оскорбления в студии сопровождались конкретными политическими аргументами. Некоторые вопросы и реплики носили уже совсем личный характер, особенно когда касались состояния здоровья. Повышенные тона иногда переходили в крик или визг. Среди всей этой кутерьмы я отчётливо заслышал знакомый нетрезвый голос Паши и его фирменное “а ты про шо”, “а ты звидки знаешь”. Это была единственная радостная весточка от моего здравомыслия за весь этот сумасшедший вечер, которая, к моему сожалению, просуществовала недолго. Её окончательно омрачил чей-то неприятный голос за моей спиной:
– Видимо, эликсир перестал действовать. Всё, финита ля комедия!
Я даже в мыслях не собирался уже никуда оборачиваться. Я был уверен, что там за моей спиной опять никого нет. Точнее, есть, но оно там, видимо, просто невидимо. Но, чёрт возьми, как оно там было право! Одно из самых рейтинговых и популярных политических ток-шоу страны в один момент перестало быть скучным банально-комедийным спектаклем политических мнений, никогда ничего не решающих в нашей стране. Один из гостей программы, очень известный и влиятельный политик, правда, чересчур громко и рьяно сегодня выражавший своё несогласие, вдруг залаял в прямом смысле этого слова в прямом эфире, спрыгнув со стула на пол на четыре конечности. Совершенно не замечая произошедшего конфуза, он продолжил высказывать своё мнение уже собачьим языком. Но этот конфуз совершенно странным образом почему-то остался и без внимания присутствующих. Он не то, чтобы не произвёл эффект, он произвёл его, можно сказать, совсем обратным образом. Мало того, что ведущий ток-шоу от удовольствия в каком-то экстазе затараторил своими копытцами об пол, в студии послышались голоса и других животных. И что характерно, каждый из них продолжал высказывать своё мнение, пытаясь перекричать остальных. На фоне голосов этой дикой фауны ярко выделялось бе-бе-беканье представителя того самого какого-то баран бэо. Он, со злым лицом улыбаясь, доказывал всем, что противозаконные действия совершенно законны, а те люди, которых мы считаем за людей, на самом деле совсем и не люди, а какие-то особи, но он сам лично с этим категорически не согласен. Я же, напротив, уже был готов с ним во многом согласиться.
К этому моменту я уже хорошо понимал, что тот, который я, если он всё-таки ещё жив, окончательно сошёл с ума. Особенно эта мысль утвердилась после того, как гавкающий на полу политик, видимо, возомнивший себя псом бойцовской породы, бросился сначала на какого-то быка, кстати, тоже очень громко мычащего своё мнение, а потом и на какого-то визжащего скунса крупных размеров, потому что в студии действительно после этого очень сильно чем-то запахло. В общем, кульминацией шоу стало очень корректное, но демонстративное, появление службы безопасности, вместе с которой в студии эффектно появился и столичный с широкой улыбкой на лице и со словами:
– Браво! Браво, маэстро! Брависсимо! Это просто великолепно! Овации, господа! Овации!
При этом он сам активно и бодро хлопал в ладоши, чем вызвал моментальные бурные овации и всей публики. Мне даже показалось, что произносил он эти слова по-итальянски. Во всяком случае, довольный ведущий ответил:” Грация! Грация! Грация!”, повернулся к публике и очень низко поклонился, причём повторил он это несколько раз под несмолкающие аплодисменты толпы, откуда-то появившейся в зале, и туда же исчезнувшей спустя несколько минут. Странное дело, но такому же артистическому поведению “под шумок” громыхающих всеобщих аплодисментов подверглись и все гости политического ток-шоу. Они взахлёб кланялись в разные стороны и почтительно кому-то кивали головами, как будто ничего зазорного или там необычного совсем и не произошло. Напротив, казалось, они чувствовали себя причастными к чему-то очень важному и большому, как к какому-то новому политическому успеху страны. В общем, пока известные политики и топ-чиновники раскланивались и приводили себя в Божеский вид, столичный красивыми “па” вывел пьяного Пашу из студии. В процессе перемещения он легким движением подхватил со стула то, кем был я на тот момент, и мы все месте по-английски покинули одно из самых рейтинговых политических ток-шоу страны.
