Deader
Инфекция

Полная версия

1.

Игорь подошел к окну. Он поплотнее подоткнул края навешенного на него старого пыльного одеяла, и, убедившись, что все плотно прижато и наружу не проникает ни малейшего света, вернулся обратно к столу, стоящему посередине крохотной однушки на верхнем этаже старой панельной девятиэтажки.

– Ну что там? – уставшим голосом негромко спросил он вернувшегося из прихожей Данила.

– Да вроде все тихо. Как они?

– Спят. – Ответил он, кивнув головой в сторону вповалку уснувших сидя на диване двух подростков по шестнадцать-семнадцать лет, и то-ли их родственнице, то ли просто знакомой – худощавой женщине, с темными волосами с заметной проседью. – Вроде обошлось пока.

– Пусть поспят хотя бы пару часов. – Сказал Данил, тяжело усаживаясь за стол, на котором Игорь зажег небольшой огарок свечи. – Я заприметил у подъезда машину, вроде на ходу, вроде чистая. Надо посмотреть. Может быть, получится по-быстрому свалить из города.

– Ну да. Надо как-то подальше держаться от городов. Что там у тебя осталось?

– Да не густо. Пара обойм. На крайний случай.

Игорь достал из небольшой дорожной сумки, переделанной под рюкзак, банку консервированной фасоли и протянул Данилу.

– Давай, подкрепись пока, а я к машине спущусь, посмотрю что там.

– Рацию держи включенной.

Игорь кивнул, натянул по самые глаза пропитанную спиртом и йодом повязку, прижал её натянутой на голову маской из плотной вязанной шапки с неровными вырезами для глаз, заблокировал рацию в нагрудном кармане в режиме «автопередача», тихо, стараясь не издавать звуков вышел в подъезд и плотно закрыл за собой дверь. Данил следом за ним быстро закрыл щель между дверью и порогом найденной тряпкой и вернулся в комнату. Он сел на старый табурет у стола и проверил пистолет. Немного посидев, встал, подошел к дивану и спящими на нем. Поднял с пола грязную подушку, и, тяжело вздохнув, выстрелил сквозь неё три раза. Отбросил подушку в сторону, погасил свечу и осторожно выглянул в окно.

Ночной город зиял черным пятном, безразмерной лениво шевелящейся кляксой, простирающейся покуда можно было разглядеть. Полная луна на ясном небе тускло освещала медленно двигающиеся тени по темным улицам.

– Третий этаж, квартира напротив лестницы. – Негромко зашуршала рация. – Что-то есть, похоже на очаг. Свежие следы в подъезде, осторожно.

– Принял. – Коротко ответил Данил и снова выглянул в окно.

Очаг инфицированных в подъезде, со свежими следами – очень большой риск пройти незамеченными и не вляпаться в след. Тем более с таким багажом как два подростка и тетка с ними. В одиночку выбираться из города – шанс очень и очень небольшой. А группой в пять человек, трое из которых – «багаж», вообще шанс один из тысячи. Да, вдвоем с Игорем – шансов больше. Да и пусть у них разные планы и разные цели. Сейчас это не главное. Главное – как можно быстрее вырваться из города. Если с машиной все срастается – можно будет проскочить через торговый центр на окраине. Ну как, проскочить… тупо въехать в него через витражи, накидать в машину консервов, воды да пакетов и рвать когти оттуда на максимальных оборотах. Доберемся до давно заброшенного дачного поселка, в нескольких километрах отсюда там можно будет и передохнуть немного и решить, что дальше делать. Ну, а если у Игоря ничего не выйдет – придется задержаться здесь еще на сутки. День отоспаться, и с наступлением темноты выдвигаться в сторону промзоны, а там и до дороги рукой подать. А если что, там проще день переждать. Сегодня уже поздно выдвигаться – можно до рассвета не успеть. Хоть тут и всего около километра до промзоны…

Размышления Данила прервал странный шум в рации. Что-то зашуршало, забормотало, забулькало… Опять какая-то возня. Потом снова все стихло. Примерно через минуту снова послышалась возня, несколько глухих ударов и голос Игоря:

– Машина на ходу, чистая, бензина полбака. Я пока тут залягу, а вы через крышу выдвигайтесь на другую сторону дома, ближе к углу. Там спуститесь по пожарной лестнице, и я вас подберу. Как будете спускаться – дай знать, чтобы я раньше времени инфицированных не всполошил.

– Принято, на связи. – Ответил Данил, быстро поднялся, и направился к выходу из квартиры, мельком глянул на три свежих теплых трупа на диване с прострелянными головами…

***

… Никто не знал, как и почему это все началось. Как-то все произошло стремительно и незаметно. Никто даже не придал значения появлению первых инфицированных. Их потом уже так назвали. Потому что это распространялось как инфекция – от одного человека к другому. Быстро и незаметно. Первые инфицированные обычно попадали или в больницу или в отделения полиции. Иногда их определяли в психушки. Вот с виду обычный человек, только ведет себя странно. И не понятно – то ли он просто фигней мается, и дурака валяет. Или он какой-то дряни психотропной принял, и его что называется вштыривает. Или просто человек ведет себя странно, несет какую-то невообразимую ахинею… Только таких наркоманов задержанных иногда не отпускало, а их странное поведение начинали копировать сначала их сокамерники, потом и блюстители закона, в первую очередь контактировавшие с ними. Причем не сразу, а только через несколько дней. А когда разобрались, что это не дурь наркоманская, а какое-то заразное сумасшествие, стало ясно, что это что-то странное и страшное. Только уже было поздно. Инфицированные – так их назвали – со временем прекращали есть, их кожа темнела, становилась серой, тусклой, сухой и дряблой, будто человек старел и высыхал. Белки глаз приобретали серо-зеленый цвет, а сам человек начинал источать жуткую вонь – смесь дохлятины, кислятины и тухлятины. Они были уже особенно заразны. Если человек только что инфицирован, и у него еще нет таких явных признаков инфекции, то чтобы заразиться нужен прямой контакт, как минимум рукопожатие. А если он уже «зеленый», то достаточно подышать общим воздухом в одном помещении. В выдыхаемом ими воздухе было что-то такое, может споры, а может еще что-то, что для заражения физический контакт уже и не нужен. Но и это не было самым страшным. Самым страшным было то, что у инфицированных было что-то похожее на общий коллективный разум. Находясь в прямой видимости друг с другом они становились одним целым, с единственной целью – обратить в этих человекоподобных существ всех…

Если на первых порах этой незамеченной эпидемии для появления внешних признаков заражения инфицированному нужно было несколько дней, иногда неделю, то вскоре процесс заметно ускорился. Глаза начинали зеленеть уже на следующий день, а к концу вторых суток это уже было «ОНО». «ОНО» не имело имени, ему было плевать на весь мир в округе, у него была только одна цель – найти «чистого» человека и заразить его этой чумой. И именно поэтому, все произошло как-то внезапно. Практически в один момент большинство людей оказались инфицированными – людям же свойственно общаться – дома, на работе, в такси, в метро, в магазинах и супермаркетах… Когда все это обрушилось, оставшихся не заразившихся людей накрыла самая настоящая паника. Можно попробовать себе представить, что вдруг почти все твои друзья, коллеги, знакомые в один миг стали такими получеловеками–полурастениями. Вдруг кто-то из родных – муж, жена, родитель или ребенок – стал таким странным с пугающим существом, цель которого – сначала вдохнуть в тебя вонючие споры, а потом полностью потерять к тебе интерес. И только когда новый инфицированный становится таким же, зеленым, между ними начинается общение. Правда это и общением сложно назвать – это больше похоже на сухую передачу информации, команд, и механическое выполнение каких-то действий. Как будто кто-то один невидимый управляет всем этим… муравейником, что ли…

Потом стало ясно, что некоторые люди все таки не заразились этой чумой, даже не смотря на контакт с инфицированными. Кто-то заражался сразу, чей-то организм долго сопротивлялся, чей-то не долго. Когда эта чума вспыхнула, практически сразу привычный мир перестал существовать. Практически в один миг все прекратило работать – инфицированные оказались практически везде, начиная от простых обывателей, заканчивая министерскими кабинетами, силовиками и правительством. Все системы жизнеобеспечения привычного мира, начиная от электричества и интернета заканчивая всеми специальными службами, практически одновременно перестали работать – просто стало некому это все поддерживать в рабочем состоянии. Оставшихся людей охватили хаос и паника. Люди стали вынужденно выходить на улицы, пытаться понять что происходит, но в результате количество зараженных увеличивалось невообразимыми темпами. Меньше чем через месяц зараза поразила практически всех. Только некоторым посчастливилось избежать становления полурастением-полуживотным среди таких же. Хотя… посчастливилось – это вряд ли. Для этих «счастливчиков» настоящий кошмар только начинался. Как говорилось в каком-то священном писании – и живые будут завидовать мертвым…

Незараженным стало опасно даже появляться на глаза инфицированным. Стоит человеку попасть в поле зрения одного инфицированного, тот начинает издавать характерный гортанный звук – нечто среднее между ревом и воем, и быстрым шагом двигается к жертве. Находящиеся в округе инфицированные как по команде тоже бросаются на бедолагу. Догнав несчастного, они наваливаются на него, и прямо в лицо ему выдыхают густое облако пыльцы с невообразимой вонью, и держат его, пока человек не потеряет сознание от вони, смрада, надышавшись выдыхаемой ими дрянью. Нередко ломают бедолаге руки или ноги. Потом толпа поднимается с бесчувственного тела и разбредается по своим делам. Около человека остается двое-трое инфицированных, которые терпеливо ждут, когда он или придет в себя, или скончается. Пришедшего в себя сначала внимательно и пристально обнюхивают. Если такое насильственное заражение удавалось, и инфекция делала из этого несчастного одного из них, они разворачивались и возвращались к своим обычным делам – бродить по домам и улицам что-то бормоча себе под нос, иногда обмениваясь взглядами с такими же, после чего или продолжали свой маршрут, либо резко меняли его или начинали брать какие-то предметы и куда-то их таскать. Все это несколько напоминало колонию муравьев, которые управляются или общим коллективным разумом, или кем-то одним, передавая команды от одного к другому…

Ну, а если и таким способом не удавалось поселить инфекцию в человека – его ждала смерть. Единственным спасением было – не попадаться на глаза, а если и попался – скрываться из поля зрения толпы зеленых, да так, чтобы ни один из них не мог его найти. И на долго. Толпа зеленых сразу и слаженно, как единый организм начинает тщательно искать человека. И ищут его не меньше часа. Или больше. Ищут до тех пор, пока не найдут, или не получат откуда-то другую команду. Иначе как можно понять это, когда толпа из двух с половиной десятков инфицированных долго рыщет по месту и в округе того места, где человеку удалось скрыться от них, а потом как по команде останавливается, все разворачиваются и идут дальше по своим делам…

Оставшиеся единицы выживших выработали негласные правила выживания, следуя которым можно как-то выжить и избежать заражения. И встречи с зелеными. Все понимали, что заражение для каждого это только вопрос времени – споры инфекции были уже в каждом, и никто не знал, когда они начнут работу. Но у каждого грелась надеждой мысль, что ему повезет и все обойдется, и он все-таки останется собой. Хотя бы на какое-то время. И для того, чтобы хоть на какое-то время отсрочить этот момент. Люди старались как можно меньше привлекать к себе внимания – не собираться в группы, не пользоваться светом, полностью закрывать тело, лицо и руки, потому что и куклы, и зеленые реагировали на свет и на человеческое тепло. Куклами называли только что инфицированных, которые еще не утратили человеческий цвет кожи и не приобрели зеленое свечение глаз. Они еще не источали вонь и споры. Просто были как куклы человека в натуральную величину. По возможности люди старались защитить рот и нос, чтобы не вдыхать лишний раз витающую в воздухе пыльцу, особенно в местах скопления инфицированных.

Игорь сполз как можно ниже и вжался с сидение потрепанного внедорожника. Ему удалось не привлекая внимания зеленых пробраться в машину, хоть и пришлось немного повозиться с дверью. Как раз что-то отвлекло топчущихся в десяти шагах двоих инфицированных, и пока они были заняты раскапыванием кучи хлама и вытаскиванием из неё очередного бесчувственного тела, чтобы обнюхать его и решить, жить ему или нет. Наконец они достали из-под обломков хрупкое тело то ли девочки, то ли девушки, осторожно положили его рядом и уселись рядом прямо на землю. В этот момент облако открыло луну, и она залила все ярким серебряным светом.

– Странно, – подумал Игорь, – поведение этих двоих зеленых как-то не вписывалось и обычное их поведение, в то, что он видел раньше. Никогда они так аккуратно не обращались ни с людьми, ни с куклами. Даже было похоже, что они между собой переговариваются, помогая друг другу, поправляя друг друга, и требуя друг от друга особой осторожности. В свете луны Игорю стало видно, что это мужчина и женщина, примерно одинакового возраста. Наконец-то девочка очнулась.

– Ма-ам?.. – Испуганно проговорила она. Она сжалась, охватываемая ужасом. – Мама, ты чего, это же я… Пап, вы чего, мама…

Зеленые замерли, пристально уставившись своими светящимися глазами на сжавшегося в панике ребенка, потом, как по команде, резко набросились на неё и стали остервенело рвать на части. Истошный вопль, полный ужаса и отчаяния разнесся по ночному городу. Двое зеленых в буквальном смысле слова голыми руками разрывали её на части. Их твердые сухие и крепкие пальцы впивались в хрупкое тело, рвали кожу, хватали за ребра, кости и за все, за что можно было ухватиться, и тупо и остервенело рвали его на куски, которые швыряли в стороны, и снова хватали, рвали и швыряли, и снова, и снова… пока от тела практически не оставалось ничего – только лужа крови, оторванные конечности, голова, хребет и внутренности, разбросанные вокруг. Закончив с ребенком, они поднялись и как по команде повернулись к машине и пристально уставились на место водителя. Игорю стало не по себе. Похоже, что его обнаружили. Но как? Он понял как – сцена расправы родителями над собственным ребенком, которого зараза обошла стороной, заставила его немного привстать. Он, пытаясь сдержать волнение, тяжело и глубоко дышал, и, по-видимому, немного нагрел дыханием стекло в машине. И сейчас, если эти двое догадаются, что он здесь прячется, ему не поздоровится. Первое, что они сделают, это своим воем оповестят всех инфицированных в округе и на него обрушится не один десяток, стремящихся его уничтожить.

– Я спускаюсь.– Прошипела рация.

– Наконец-то – с облегчением выдохнул Игорь, повернул оставленный хозяином машины ключ в зажигании.

Мотор тут же резво зарычал, в ту же секунду Игорь вдавил педаль в пол, и машина, рванув с места, подмяла под себя вытянувших шеи и готовых завыть пару зеленых. Несколько глухих ударов сминаемыми телами по днищу машины, потом машина одним колесом попала на кучу отброшенных свежих кишок и внутренностей, машина заскользила, ударилась боком о стоящий рядом переполненный мусорный бак, потом выровнялась и понеслась по проезду у дома. Игорь с трудом сдерживал подкатывающую тошноту. Резко повернул в подворотню, машину занесло еще раз, что-то противно и ритмично заляпало сзади по дороге в такт колес. Он увидел замершего на пожарной лестнице Данила. Подъехал к нему и затормозил. Машину опять немного понесло, будто одно из колес у машины не диск в резиновой покрышкой, а кусок мыла. Наконец-то он остановился, Данил спрыгнул с лестницы и открыл дверь. В салон машины ударила дикая вонь смеси дерьма, крови, внутренностей и гнили.

– А эти где? – Спросил его Игорь.

– Нету. – Резко ответил Данил. – Давай, ходу! Во что ты вляпался – вонь такая от машины, хоть святых выноси.

– Потом расскажу. – сквозь зубы процедил Игорь, увидев, что перед машиной в десяти шагах стоит почти десяток зеленых, которые явно их уже обнаружили и готовы броситься на них. Игорь вдавил педаль в пол, машина дернулась, рванула с места и через секунду врезалась в толпу инфицированных, которые уже противным хором завыли, оповещая округу о новой жертве, которую необходимо срочно изловить. Пробив машиной себе дорогу сквозь даже не пытающихся отойти в сторону инфицированных, он снова свернул в арку, где его уже ждала очередная разъяренная толпа. Они бросились на машину, под машину хватались за двери, проваливались под машину разрываемые изнутри ломаемыми костями, истекающие вонючей черной кровью и кусками тел, создавая вязкое болото, в котором машина начала буксовать и вязнуть. Только она немного замедлилась, как несколько мощных ударов костлявыми руками повыбивали боковые стекла, руки начали хвататься за стойки и пытаться схватить сидящих в машине людей. Наконец-то Игорю удалось вывести машину из этого месива на сравнительно сухой асфальт, машина резко набрала скорость, отбрасывая хватившихся за нее зеленых, сбрасывая с колес намотавшиеся на них кишки и руки, ускоряясь и направляясь к выезду из города.

– Фух, блин, еле вырвались! – Наконец-то сказал Данил, стягивая с головы шапку-маску. – Давай на том повороте влево уйдем, через ТЦ проедем.

– Думаешь, там их не будет? – спросил Игорь.

– По-любому будут. Тут щас такой кипиш устроили, весь этот муравейник уже на ушах. Вон, смотри. – ответил Данил, указав, на рассыпавшихся вдоль дороги зеленых, провожающих их взглядами и тут же сообщающими другим своим гортанным воем.

– А если не проедем?

– Проедем, я этот район хорошо знаю. Вот, давай сюда сворачивай, потом вон там направо уходи. Сейчас сразу подъедем куда надо… – вон туда давай, в ту витрину!

Внедорожник с грохотом и звоном бьющегося стекла въехал как раз между полками супермаркета. Игорь сбавил скорость, а Данил вытолкнул из двери остатки разбитого стекла, высунулся по пояс и стал хватать с полок все, что попадало под руку и кидать на заднее сиденье через другое выбитое окно.

– Давай влево, там вода стояла! – крикнул он Игорю, продолжая накидывать в машину упаковки с чипсами, консервы, и все, что в руки попадало. Игорь только успел бросить в машину несколько полторашек с минералкой, как между двумя стеллажами оказалось огромное тело в форменной одежде охранника, с огромными почти навыкате зелеными глазами. Он крепко схватил Данила за руки и дернул на себя. Данил, неестественно перегнутый пополам в окне машины дико заорал от боли в выламываемых позвонках и разрываемой пояснице. Игорь резко затормозил, попытался схватить Данила, чтобы втянуть его обратно в машину, но тот истошно заорал на Игоря:

– Газу!

Ноги Данила выскользнули в окно вслед за остальным телом.

Игорь, подстегиваемый зашкаливающим адреналином, снова схватился за руль и вжал педаль в пол до отказа. Машина рванула между рядами с заваленными полками, на которых уже появились еще инфицированные, и, высадив очередную витрину, оказалась на улице на полузабитой парковке. Покрутив головой, он увидел выезд и направил машину туда, оставляя за спиной полуразрушенный магазин, из которого уже перестал доноситься крик заживо разрываемого на части Данила…

2

Прохладный ночной воздух врывался через разбитые боковые окна машины и тщательно выдувал из неё уже ставшую привычную вонь города. Игорь наконец то включил свет – теперь можно было не опасаться, что он привлечет инфицированных. Он немного сбавил скорость и закурил. Ночное шоссе всегда раньше помогало ему собраться с мыслями. Но тогда это было проще – мир был другой. Свой, привычный, знакомый. Знал, что везде есть люди и везде можно решить любой вопрос. Нужно только найти «правильных» людей и обратиться с «правильным» подходом. А сейчас?.. Какой-то несчастный месяц, и весь привычный мир рухнул в одночасье, превратившись в какой-то зомби-апокалипсис, как из какого-то дешевого фильма от режиссера с больной фантазией. Иногда начинает казаться, что он уже сошел с ума, и это все ему мерещится, и вот-вот это кошмарное наваждение пройдет, он проснется, а сон останется сном, и все будет, как было, но… опять приходится признать, что это не сон, не наваждение и даже не галлюцинации. Это реальность.

Игорь остановился и вышел из машины. У него до сих пор перед глазами стояло это зрелище, когда инфицированные родители убивали своего ребенка, которого обошло заражение. Нутро поднялось, его согнуло пополам и вырвало.

За свои тридцать с копейками он уже много чего повидал. И много к чему привык или приспособился. Спортивная школа, потом два года армии. Потом контракт и война. Потом ранение и все – «ограниченно годен к нестроевой службе». Ушел на гражданку. Пытался устроиться жить нормально, как все – дом-работа-семья, но опять что-то пошло не так. Везде надо дать, сунуть, заплатить. Даже чтобы приняли на работу надо заплатить. Причем столько, сколько ты сможешь здесь заработать в лучшем случае за полгода… И тогда тебя возьмут на испытательной срок и будут два месяца смотреть – подходишь ты или нет… Бред какой-то! Говорят – «ну ты же ветеран, вам там боевые нормально платят, что там, да для тебя же это копейки…» Твою мать, с какой стати? Какое отношение вы имеете к тем деньгам, которые мне так и не выплатило наше Министерство Обороны? Откуда вы, блин, знаете, сколько там боевых платят? Если бы у меня были бы такие деньги, шел бы я к вам на работу?!

Потом срок. Сидел себе вечером в парке на лавочке, курил, пиво потягивал… Настроение было отвратное. Подошли три гавнюка лет по восемнадцать-девятнадцать. То ли подвыпившие, то ли под кайфом. Дай сигарету. На. Дай две. Бери. Пивка глотну? Ну держи бутылку. Давай, бабло из карманов доставай, и мобилу гони. Парни, идите нахер, адресом ошиблись. Дальше – по известной схеме. Кто-то из них даже нож для устрашения достал. Итог – все трое в больнице синяками и поломанными ребрами. Да ну и хрен бы с ними, только один из них – какой-то родственник кого-то из городской прокуратуры. Суд. Итог – бывший военнослужащий, участник боевых действий, находясь в нетрезвом состоянии, в общественном месте, из хулиганских побуждений нанес телесные повреждения средней тяжести трем подросткам, шестнадцати и семнадцати лет, которые мирно проходили мимо, стараясь ничем не спровоцировать этого нетрезвого неадекватного мужчину… Год «курорта». Когда вернулся, случайно узнал, что незадолго до его освобождения этого прокурорского отпрыска все-таки судьба настигла. Эти трое докопались до двух девчонок в том же парке. А когда те им отказали, избили и изнасиловали. Нет, ну а чего им бояться – есть родственник в прокуратуре, да ничего им не будет!.. Но только одна из девушек оказалась племянницей какой-то шишки из Москвы – к подружке приехала. Родственнику из прокуратуры пришлось уволиться, а этих троих потом нашли в лесу, зарытыми в землю. По слухам их так перед смертью отделали, что даже представить страшно. Естественно, все быстро было замято, ибо «себе дороже».

– Да, – усмехнулся он тогда себе, – кому-то там, на небе все видно…

Только теперь с судимостью и со сроком найти работу стало еще сложнее. Почти полгода он как-то перебивался случайными заработками, иногда даже не совсем законными. А что делать, тут не до жиру, тут хоть бы с голоду не сдохнуть.

Как-то он снова наткнулся на очередных любителей легкой наживы. Снова попытались его ограбить. На этот раз он был аккуратнее – не стал никого калечить. Но урок преподал. А заодно и карманы повытряхивал. А что, как говорят евреи – украсть у вора не воровство. Значит, и ограбить грабителя тоже можно. Так он стал постепенно перебиваться тем, что может делать – наказывать. Слава Богу, или еще кому то там, но потребность в «правосудии» у людей была всегда. И не важно, что «правосудие» у каждого своё. А что делать, когда «законное» правосудие нередко становится не на сторону пострадавших, а тех, у кого есть деньги и власть? Главное – власть. И у кого её больше, с тем и хваленое правосудие. А что делать простым людям, у кого нет ни денег, ни власти? И они, отчаявшиеся искать правды, готовы платить за то, чтобы их правосудие свершилось. Им уже не нужна никакая правда, им не нужны никакие решения судов, они уже не верят закону. И они никогда не смирятся с тем, чтобы, например, подонок, проломивший голову их ребенку за пятьсот рублей денег и потертый мобильник получил год условно или вообще оказался оправданным за недостаточностью доказательств. Да не нужны им никакие доказательства!

Зато по всем каналам еще и бесконечные проповеди от священнослужителей. Обещают рай загробный. Ибо Царствие Небесное обретается через усердный труд, искреннюю веру и земные страдания. Евангелие проповедуют.

…Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.

А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую;

и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду;

и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два.

Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся.

Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего.

А Я говорю вам: люби́те врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас,

да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.

Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари?

И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?

Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный…

Но только люди не хотят этого. Какая же это к черту справедливость, когда ты должен все отдать, со всем смириться и свято и безоглядно верить, что ТАМ тебя за все это будет ждать Рай Небесный, а обидчиков твоих Господь адом потом накажет? После смерти. Да вот только потерявшим своих родных, родителям, чьих детей отправили на больничную койку, или простым людям, чьих престарелых родителей раньше времени отправили на тот свет из-за скудной пенсии, никакой Рай не нужен. И на Ад им плевать. И смириться с тем, что их ребенок теперь будет сидеть в инвалидном кресле и питаться через трубочку до смерти родителей, а потом сгниет где-то под забором никому не нужным инвалидом, а тот, кто все это сделал, будет и дальше жить в свое удовольствие, они никогда не смогут. Даже если когда-нибудь потом, после смерти этот подонок будет наказан муками вечными. Но это будет потом… Может быть…

И вот Вера у людей стала угасать. Ведь Вера это как огонь, который должен гореть в душе, как костер, который греет холодной ночью. И если не подбрасывать в костер дрова, он затухнет. И если не подтверждать Веру, если не давать людям справедливость, то и люди перестают Верить. И чем громче звучит чуть ли не из каждого утюга Евангелие, и проповеди о смирении, перед Волей Всевышнего, тем ближе людям становится Ветхий Завет:

… Кто убьет какого-либо человека, тот предан будет смерти.

Кто убьет скотину, должен заплатить за нее, скотину за скотину.

Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал:

перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать.

Один суд должен быть у вас, как для пришельца, так и для туземца; ибо Я Господь, Бог ваш…

…Один суд для всех. И тех, кто при власти, и тех, у кого ничего нет.

А вот, а как быть тем, у кого остались и другие дети? Можно взять на себя грех мести. Уже не страшно – боль и обида вытеснили страх. Только что потом ждет других детей? Кто защитит их, когда родителей не станет? Вот так и появились такие, как Игорь. Им можно заплатить и обидчик будет наказан, и сам вроде не при делах.

Однажды ему вдруг позвонили и предложили работу. Оказалось, что такие, как он есть везде. И это тоже огромный бизнес. Нелегальный, но крепкий. Его невидимые нити как паутина пронизали всё и везде, начиная от самого дна, от самых обездоленных, и до самых верхов власти. Этой невидимой паутиной оказалось пронизано всё – все конторы и учреждения, все министерства и администрации, все штабы и войска, все управы и прокуратуры, всё. Но никто в этой паутине не знал друг друга ни в лицо ни по именам. И кто управлял всей этой системой, тоже никто не знал. Одной такой невидимой нитью этой паутины оказался и Игорь. Иногда ему звонили, и говорили кодовое слово. Потом он в назначенном месте забирал заказ – фотографию человека и места его «обитания». После того, как кто-то внезапно находил это тело с явными следами ограбления и насильственной смерти, или в виде несчастного случая, он в другом назначенном месте забирал оплату.

Поначалу было сложно. В голову лезли всякие мысли. Но потом все как-то незаметно улеглось. Даже совесть почти замолчала. Это оказалось не сложным, потому что заказы были примерно однообразными – какой-то зажравшийся мажор-переросток, или потерявший берега "слуга народа", который решил, что ему можно все. Просто появились те, которые готовы выложить определенную сумму денег за его голову. Он успокаивал себя тем, что он делает то, что не может делать уже порядком прогнившая система. Но все равно, его не покидало чувство, что что-то не так, что это не нормально, неправильно, ну, не должно быть так! Каждый раз после очередного заказа он не мог спать, до тех пор, пока не уходил в запой. В одном из таких запоев он пропустил звонок с заказом. Потом еще раз.

Потом заказы прекратились. Неожиданно для себя он даже обрадовался – все, больше не надо никого убивать! Ладно, когда был на войне, там понятно, а здесь? Последним его заказом был молодой, лет двадцати пяти, не больше, парень, крестник кого-то из областного управления МВД. Все сыпал проклятиями на Игоря, который запихал его в машину и вез его куда-то. Грозил связями и жестокой расплатой. А когда понял, что его ждет, стал плакать да молить о пощаде. Даже обмочился. Жалкое зрелище. Заказ на него был не как обычно – заказчик пожелал, чтобы он умирал мучительно и долго. Игорь все же не стал его истязать. Не смог. Только после недельного глухого запоя он перестал подскакивать по ночам в холодном поту…

Наконец-то жизнь стала налаживаться. Он нашел работу. Не ахти какую, но все по закону. Платят не много, но и убивать никого не надо.