– Сделано грамотно?
– Более чем – подтвердила рыжая, с высоты седла, оглядывая бескрайние старые посадки – Здесь была проведена титаническая работа.
– Вижу – кивнул и я, снова взбираясь на бесстрастного робота – Двинулись.
Раньше здесь был лес – такой же, что остался за нашими спинами. Но впоследствии дикий лес был вырублен и выкорчеван, все было утащено, после чего начались земляные работы, если судить по рельефу – слишком уж он тут ровненький, прямо идеальный, будто сначала срыли холмы, засыпали овраги и только затем принялись за посадку саженцев.
Джоранн полностью права – здесь проведена поистине титаническая работа.
И это был задел на далекое-далеко будущее. Аммнушиты собирались жить на этих землях вечно и загодя обеспокоились нуждами потомков.
Продвигаться по лесопосадкам было легко, но до блевоты скучно. Тянутся и тянутся шелестящие кронами деревья, из всех препятствие – редкие отломленные непогодой сучья. Зверья всего ничего – и я их понимаю. Попробуй жить в таком тошнотворном месте. Хотя мы заметили нескольких волков, увидели и лисицу, слышали копошение мелких тварей в листве, вальяжно прошел вдалеке черный медведь. Повстречались нам и змеи – три ползучие крупные гадины. Джоранн умело направила своего жеребца так, чтобы волочащийся следом зевающий Хван протащился по чешуйчатым телам – и Хван своего гастрономического шанса не упустил, ухватив придавленное мясо уж не знаю какой частью тела и в какое именно отверстие запихнув.
Апофеозом скучности стала аккуратная табличка-стрелка с надписью «Скромный и славный город Благочестивая Гавань».
– Охренеть – процедил я, проезжая мимо.
– В тихой гавани заразные шлюхи водятся – поддержал меня Рэк.
– Акулы – поправила его Джоранн.
– Сочный на трах на заросшем лавандой заднем дворе – вздохнула Котлета, бойкая и разбитная бабенка средних лет, с трудом привыкающая к тяжести снаряжения и злым командирам.
– Да? – оживился Рэк, осторожно поворачиваясь к ней и стараясь не упасть со стального злобного коня – Давай подробности, боец. Лаванда жопу колола?
– Так… – добавил я к своему прежнему комментарию и спешился второй раз.
Сойдя с едва заметной тропки, бегущей посреди просеки, я присел и развел в стороны колючие ветви, что почти скрыли от меня кое-что интересное.
На земле, скрючившись, закрывая живот ладонями, лежал дохлый гоблин. Средней длины светлые волосы, замершие в мертвом удивлении синие глаза, четко очерченные скулы и углы подбородка. Покрывающие лицо ссадины, царапины и кровь не могли скрыть того гоблин на удивление юн.
– Тигр…
– Ему лет четырнадцать! Плюс-минус год…
– Я не про это. Возьми Котлету и Стейка. Пробегитесь вокруг. Радиус – триста-четыре шагов вокруг нас. Ищите его след. И след тех, кто его преследовал.
– Тех?
Я убрал уже лишившиеся закостенелости руки пацана от живота, показывая торчащие из его живота два глубоко ушедших арбалетных болта. Один болт был окрашен красным, другой желтым. Это именно краска, что-то вроде метки. И вряд ли разноцветными болтами стрелял один и тот же стрелок. Хотя… выдернув болты один за другим, я сравнил наконечники. Одинаковые – плоские, зазубренные. Такие хорошо пойдут против ничем не защищенной мягкой плоти, а против брони… отскочат, не нанеся вреда. У поймавшего животом два таких болта гоблина не было ни малейшего шанса. Еще удивительно, что он добежал досюда – а он бежал, о чем говорят проломленные заросли шагах в семи дальше. Он убегал.
– Я понял – повел плечами зверолюд Тир – Но может я один? Они меня притормозят…
– Не нарывайся и не показывайся – после краткого раздумья кивнул я и Тигр исчез, моментально затерявшись среди деревьев.
Перевалив труп на спину, я разглядел его внимательней. Белая домотканая рубаха с воротником на шнурках, просторные рукава, никаких вышивок или еще чего. Грубые черные штаны заправлены в кожаные невысокие сапоги. Штаны снабжены помочами. В полушаге лежит пропитанная кровью скомканная тряпка. Рыжая развернула ее, и мы обнаружили жилет. Из его карманов высыпалось несколько разноцветных камушков и бусин. Это все. Ни мешка. Ни сумки. Ни оружия – даже ножика складного не обнаружилось.
– Что за дерьмо лесное? – буркнул я, стоя над трупом в недоумении – Кто бродит по лесу без ничего?
– Может он полудурок? – предположила Котлета.
– Или обронил все на бегу – возразила Джоранн.
Повернувшись, я направил стволы дробовика на деревья… и опустил. Показавшийся из-за деревьев Тигр поманил нас лапой, другую прижимая к пасти и показывая – «Тс-с-с-с, гоблины!». Еще парой жестов он повторил призыв всем заткнуться, заодно показал, что лошадей с собой тащить не надо – как и Хвана.
– Посторожи лошадей, гнида – глухо велел я, переступая через беспомощного призма закованного в кокон.
– А?
– И чтобы ни царапины на жопе моего коняги! – велел Рэк, тоже – без нужды – наступая на призма, чтобы миновать его – Я проверю!
– Стейк, Котлета – останьтесь с Хваном – не оборачиваясь, приказал я.
– Да, командир!
Следуя за Тигром – и я уступал ему в ловкости передвижения по лесистой местности – мы преодолели совсем небольшое расстояние и уперлись в небольшой холм, поросший соснами, выглядящий здесь так же чужеродно, как если бы стоял посреди пшеничного поля. Почему местность вокруг стесали до состояния ровной столешницы, а холм оставили? Но сейчас интересно не это. Тигр жестами показал, что в прошлый раз он холм обошел и остановился вон под той огромной надломленной сосновой лапой. А сам он хочет забраться повыше… Миг подумав, я кивнул, поняв, что ничего реально угрожающего и внезапного под той ветвью нам угрожать не может, а разведчик просто хочет занять позицию поудобней, что вполне нормально для их племени.
Едва я дошел до сосны, до конца тем самым завершив огибание холма, до моего слуха донесся громкий укоризненный голос, срывающийся на крик, но затем возвращающийся к сиплой усталой хриплости. Вот почему мы не слышали голосов – их более чем надежно блокировали сосны и холм. Вот почему и они нас не слышали и вот почему не особо таился Тигр, решивший ничего не объяснять. А что тут объяснять? И так все ясно.
Холм был почти подковообразным. Этакая дуга с высокой вершиной и понижающимися краями. Хорошая защита от непогоды. Крохотная лачуга из темных бревен. Крыша свежая, крыта деревянными пластинами навроде черепицы. Трава вокруг скошена и сброшена в стожок, который задумчиво пожевывает десяток оседланных лошадей. Дверь в лачугу распахнута. Перед лачугой еще одна куча – на этот раз мясная. Для полной гармонии с лошадиным стожком не хватает крупных хищников, что деловито бы рвали и глотали мертвое мясо.
– Вашу мать! – выдохнула вцепившаяся мне в запястье Джоранн.
Поворотом кисти высвободив руку, я кивнул и тихо согласилсяя:
– Неожиданно.
Подростки. По сути, еще дети. Вот из чего… вот из кого состояла мясная куча. Стащенные сюда лошадьми мертвые тела так и бросили в кучу вместе с веревками, не распутав им связанных рук и ног. Торчат из ран разноцветные арбалетные болты – желтый, красный, зеленый. Безбородые мертвые лица, многие из которых так и не познали первого бритья. Та же самая одежда – черные жилетки и штаны, белые рубахи, сапоги. Это на пацанах. На девчатах синие длинные платья, из-под подолов торчат ноги в чулках и крепких башмаках, на головах платки. Вашу мать… тут самому младшему, что как раз смотрит на меня единственным уцелевшим глазом – вместо второго торчит болт – не больше тринадцати лет. Это максимум. На меня таращатся глаза жестоко убитого ребенка.
А судя по уже услышанным словам – детей не просто убили. Этих подростков сначала отпустили, а потом загнали в лесу как дичь, перестреляли и на веревках стащили сюда к этой лачуге, где и сбросили в кучу. Сами же охотнички присели отдохнуть на чурбачках, поместив рядом луки, арбалеты и топоры.
Чуть в стороне от кучи трупов валялись одинаковые светлые заплечные мешки кое-где попятные кровью и принявшие на себя несколько выстрелов.
Всего пятнадцать взрослых – и уже даже седоватых – охотничьих рыл. Одеты они примерно так же как и жертвы, разве что на некоторых полотняные длинные плащи, что наверняка неплохо защищают от дождя, другие прикрыли рубахи куртками из того же материала.
Из лачуги раздался тонкий девичий испуганный вскрик, следом послышался звук тупого удара. Еще через минуту из темного проема показался седенький дедушка довольно крепкого телосложения, тащащий за руку мертвое нагое тело. Я ничуть не удивился, увидев подрагивающие женские груди – хотя сначала заметил пробитый топором лоб и закатившиеся глаза. В той куче трупов было еще несколько обнаженных. И все они были девушками.
– Грешница толстосисая – грустно вздохнул дедушка, вбивая окровавленный топор в один из чурбаков – Хаунс, подсоби-ка.
– Грешная и сладкая – вставая, вздохнул мужичок со светлой редкой бородкой – Потому дважды я согрешил… не удержался от соблазна…
– Замолишь.
– Замолю… ой замолю…
Вместе они умело подхватили труп за руки и ноги, забросили на кучу и отошли. Тело девчонки – ей лет пятнадцать – перевернулось и сползло с вершины кучи, навалившись грудью на лицо другого ребенка.
– Все ерзают! – с нескрываемым раздражением прокряхтел дедок и, покосившись на того, кто толкал речь до его появления, поощрил – Ты говори, говори. Правильные ведь слова говоришь. Истинные. Добрые. Наставляющие. Просветляющие.
– Все так, дядюшка Якоб, все так. Благодарю, что заметили. Поощрение от элдера Благочестивой Гавани – великая честь!
– Продолжай, Теодор. Продолжай просветлять.
Склонив почтительно голову, Теодор – ему лет сорок, поседевшие у висков волосы аккуратно острижены, бородка тоже поседелая, верхняя губа, как и у всех прочих охотников, выбрита.
– К чему грешить? Ради чего? – развел руками Теодор, после чего театрально схватился за голову – Вы хоть задумались, чада грешные? Куда стремились? Я отвечу! – в ад! Прямиком в мерзкое адилище рвались! А что в том адилище? Знаю и на это ответ – там смерть! Там свободный похабный секс! Там нет надежды на рай! Ну и? Вот вы познали то же самое здесь – на нашей благословенной земле. Познали вы смерть, секс и потеряли надежду. Нравится?
Почти висящая с вскинутыми руками троица подростков промолчала, решив не отдирать залитые кровью подбородки от груди. Два пацана. Одна девчонка. В ее ноге торчит арбалетный болт. Еще года два-три – и могла бы стать настоящей красоткой. Ниспадающие на грудь распущенные волосы прикрывают девичьи прелести и разбитое лицо.
– Вот все друзья ваши, коих подбили вы на румшпринге на отказ от жизни чистой… вот они лежат! Истерзанные! Кто виноват в сем? Вы! Из-за вас погибла поросль молодая да славная! Из-за вас!
– Мы просто хотели уйти… просто уйти! По нашему древнему праву – никого не держат силой! – тихо, но яростно просипел крайний слева темноволосый паренек, не выдержав и вскинув все же голову.
– Замолкни!
– Вы изнасиловали их! Изнасиловали!
– Они грешницы…
Повернув голову к сидящим рядом бойцам, я пробормотал:
– Как начну – валите чурбачных. Элдера не трогать.
Дождавшись кивка, я начал вставать.
– Они просто хотели уйти! – надрывался паренек, с ненавистью глядя на обидчиков – Они выбрали свободу! И вы сами проводили нас в путь к иной жизни! Сами собрали нам припасы! А затем догнали и…
– Обман. Не спорю. Обман как есть. Так и там так – улыбнулся ласково Теодор – Пусть утроба моя взвоет, если там иначе…
– Там хуже, мудила – буркнул я, делая большой шаг из-за сосны и вскидывая дробовик, что убил уже стольких тупорылых ушлепков, что пора придумывать ему хлесткое имя – Утроба? Ну пусть утроба…
Выстрел картечью почти в упор буквально сложил Теодора. Всплеснув руками, он отлетел назад. Следующим выстрелом я раскурочил башку загонщику схватившемуся за арбалет. Последовавшая стрельба не оставила шанса никому из любителей грешной сладости. Двоим, правда, удалось избежать серьезных ранений, и они бросились бежать, но сверху на них обрушился Тигр, подмяв под себя и принявшись махать когтистыми лапами.
– Ц-ц-ц-ц… – покачал я головой, направляя револьвер в пространство между элдером и Хаунсом – Так насколько сладко было?
– Я… – выдохнул Хаунс и, утробно хрюкнув, схватился за простреленную промежность, завалившись и забившись в хвое.
– Сраного доброго дня тебе, гребаный дядюшка Якоб – широко улыбнулся я элдеру Благочестивой Гавани – Мы тебе тут бумажки принесли. Поправки там какие-то по мировому укладу. Галочки надо проставить…
– Это… – старик был хитер и умен. Он очень пытался как-то вывернуться. В его седой голове метались миллионы мыслей. Он пытался отыскать тропинку ведущую к жизни… и тем самым сразу стал для меня скучен. Этот сопротивления не окажет…
Но как?
Какой верой можно объяснить такое?
– Галочки проставить – повторил я, кладя ему руку на плечо и заставляя вернуть жопу на чурбачок – Ты проставь, где хочешь и мы продолжим разговор…
– А если я не хочу?
– Что не хочешь? – удивился я, глядя во вскинутые глаза старика.
– Галочки ставить… в поправках…
– Куда ты сука денешься – ласково улыбнулся я и прострелил ему раковину левого уха, не став приближать ствол слишком уж близко к его башке – Куда ты сука денешься…
Когда затихли вскрики – все до единого – и над холмом и лачугой повисла тишина, я, припечатав дергающегося старика ботинком, наступив ему прямо на остатки уха, с испугом уточнил:
– Мы щас не слишком устои вашей веры попираем? Не грешим ли, не ведая…
– Да мы до святости их позорно не дотягиваем, лид! – скривил горестно рожу орк и перерезал глотку одному из недобитков – Они вон чего творят со смаком… а мы?
Джоранн рванулась вперед.
– Вы убивали детей, твари!
От удара рыжей Теодор захрипел и на пару секунд отключился. А когда очухался, то обнаружил, что его оседлала настоящая красотка, коленями придавившая его руки к земле. А очнулся любитель грешных дел оттого, что в его порванные пулей яйца воткнулся нож, что тут же вынырнул и… пробороздил глубоко щеку от виска до подбородка. Это был первый штрих – примерочный. Затем Джоранн взялась за кромсание его лица всерьез. Я не мешал, продолжая придавливать голову элдера ботинком к хвое и с интересом наблюдая за настоящей Джоранн, чьи лицо было искажено яростью и наслаждением одновременно.
– Я скажу все и сделаю все что надо… – голос элдера прозвучал из-под подошвы моего ботинка с отстраненностью какого-то божества. Голос стал безразличным. Голос стал уверенным. Старик сделал выбор.
– Только убейте быстро… не так…
– Тебя бы дубиной трахнуть перед смертью – прошипел я с нескрываемой ненавистью – А потом эту же дубину забить в глотку! Но ты ведь достопочтимый элдер добрых пацифистов аммнушитов… разве есть на тебе грех? Ну убили вы стадо молодежи… перед смертью поистязав и трахнув их… но разве ж это грех?
– Грех! Великий грех! Но!
– Тут сука есть еще какое-то «но»? – злобно выкрикнула Джоранн, вонзая и вонзая лезвие в остатки лица хрипящего Теодора.
Бросив взгляд на Тигра, я коротко очертил круг и понятливый зверолюд отправился на пробежку – проверить одиноки ли мы в этой местности или сюда уже скачут в опор еще несколько аммнушитов желающих чего-нить сладкое …
– Куда бы они пошли?! – старик под моей ногой дернул головой. Я с интересом убрал подошву, глянув на него как на таракана – Куда бы пошли?! Вы – живое доказательство той мерзости смрадной, что обитает в большом мире! Ты безумная рыжая тварь заживо сдираешь лицо с живого человека! Вы начали убивать нас без малейшего сомнения! За что?! За то что мы решили спасти души сбившихся с пути агнцев? А мы спасли их души! Они ушли незапятнанными. Они ушли мучениками! И пред ними откроются златые врата рая!
– Как завернул – восхитился я – Долго проговаривал в голове?
– Но это истина! Вы хуже нас! Вы пришли сюда и тут же начали убивать! Поглядите! – рука старца указала на валяющихся охотников – Каждый из них был отцом! Каждый! И у каждого было по двое-трое детей – воспитанных правильно! Их дети возделывают поля, собирают урожай, ухаживают за садами, заботятся о скоте! Денно и нощно! Мы трудимся! Мы думаем о будущем наших детей! Но что будет, если мы однажды отпустим этих – рука на этот раз указала на троицу под деревом – Они уйдут, напитаются жестокостью и грехом, а затем вернутся сюда – по праву рождения! И начнут сеять скверну, смущая умы невинной молодежи! Да лучше мы растерзаем их подобно голодным зверям и разбросаем их останки по дебрям, чем позднее они, будучи отпущенными, приведут к нам за руку самого Сатану! Мы жертвуем малым ради большого! Слухи о их смерти – пусть не совсем истинные – быстро расползутся по нашим землям и смирят умы остальных юнцов! Вернут их на истинный путь! Так в чем я неправ, жестокий чужак?!
– Галочки проставь – буркнул я, бросая перед стариком плоский стальной контейнер – Стейк! Котлета! Отвяжите пленников. Отведите их в сторону. Перевяжите. Уколите чем-нибудь.
– Есть, командир!
– Выполняем!
– Так главный супостат – это ты – бледно усмехнулся дядюшка Якоб – Посланный железным богом в наши благословенные земли…
– По поводу твоих речей…
– Где я ошибся? Нигде!
– Везде – усмехнулся я – Если трое смутьянов мутят чистую воду… не жди последствий, а сразу вышвырни их за стальную ограду в большой мир. И намекни, что, если однажды вернуться вздумают… ну ты понял. Вот только ты будто специально ждал, старик…
– Чего? Гнева божьего?!
– Нет. Ты ждал, чтобы в их группе прибавилось больше девчат. Юное мясо, что так тебе по вкусу. Как ты там прокряхтел, вытаскивая мертвого подростка из халупы? Толстосисая грешница? Видать заранее приметил ее, да? Давно слюни на девчонку пускал? И вот оно… момент вонзить гнилые зубы в сладкую конфетку…
По одному быстрому и тут же ушедшему вниз взгляду стало ясно – я не ошибся.
– Я закончил! – элдер показал мне мельком бумаги с жирными галочками и, будто подчиняясь старому инстинкту, тут же забросил их обратно в контейнер, захлопнул крышку и с надеждой заглянул мне в глаза – Поговорим? Я укажу тебе зерно истины в моих словах и ошибки в твоих…
Забрав контейнер, я вырвал с чурбака топор и швырнул его под ноги темноволосому парнишке и буднично спросил:
– Справишься? Или даже на это не хватит тебя?
– Сдюжу! – крепкие руки парня сграбастали топор, и он решительно шагнул вперед.
– Окстись! – взвыл элдер – Я держал тебя на руках на третий день после твоего рож… А-А-А-А!
Когда убивает неумелый и ненавидящий… он вкладывает все силы в каждый скошенный удар, зачастую снимая пласты кожи и мяса, но не задевая внутренних органов и важных артерий. Удар за ударом, удар за ударом… старый элдер затих где-то после девятого. Стоя над его трупом, тяжело дыша, мертвой хваткой держа заляпанный топор, парень глянул на меня волком:
– Вы пойдете за остальными элдерами? Если да – то я с вами!
– Для начала – пойдем-ка побеседуем о жизни вашей безмятежной – широко улыбнулся я, безбоязненно поворачиваясь к нему спиной – Я гоблин Оди. Ты?
– Я Стеард!
Сначала все было хорошо. Потом все стало просто отлично.
Стеард, как и все остальные из рожденных здесь – в Раю Обетованном – назубок знали историю своего народа.
Их предки первопоселенцы, вместе с детьми, скарбом и кое-каким скотом, прибыли сюда одновременно с доставкой всего прочего – собственной земли, леса, холмов и даже рек.
О таком грешно даже думать, но все было как в книге, описывающей сотворение мира. Это там, где на первый день отделился свет от тьмы, на второй появилась луна и звезды… или как-то так – точнее они не знали, так как старейшины не выпускали эти книги из рук, не давали никому читать и даже не называли названия. Зато сами они изучали эти книги постоянно и регулярно зачитывали отрывки из них на молельных сборищах.
Но он отвлекся…
Их предки прибыли сюда в день сотворения их нового мира. Они видели, как над ними зажигались звезды, как потом вспухало светом солнце, как опускались с неба на тросах деревья с огромными комьями земли на корнях, как величаво спускались с неба целые участки леса, занимая свое место. Они видели, как все вокруг затопило водой, что сначала разлилась морем, затем частью впиталась, а частью отступила в углубления, что позднее стали руслами ручьев и речушек. Их предки видели, как пошел первый дождь, а с ним поднялся и первый ветер – и дни эти слились в ветренную мокрую и холодную неделю. Предки видели, как с неба опускались клетки, как их дверцы открывались и оттуда робко выходили или стремглав вылетали перепуганные звери. Некоторых доставляли спящими – медведей, к примеру, что долго приходили в себя, не в силах оторвать массивных голов от земли.
Но времени поглазеть не было. Они оказались среди пирамид из прикрытых парусиной деревянных крепко сколоченных ящиков. Из них, этих самых тяжелых ящиков с личным имуществом, семенным фондом, инструментами и прочим, предки сделали первые надежные укрытия для женщин и детей, защитив их от ветра и дождя. Вооружившись лопатами, изрезали облюбованную ими долину глубокими канавами, чтобы отсечь воду от укрытий. Устроили навесы. Разожгли костры. Установили котелки. И тут в дело вступили женщины. Над долиной – над их новым миром – поплыли запахи каши, чая, яичницы и жарящегося бекона. Едва требовалась сытная – впереди было очень много тяжкой работы…
Так было положено начало. Рассказы об этом передавались от поколения в поколение, и никто не мог этому помешать. А помешать пытались – элдеры с их многочисленными прихвостнями. Старейшины пытались не то чтобы искоренить саму историю их появления здесь, саму хронику трудовых подвигов, но они всячески пытались исказить былое и выдвинуть на первое место старейшин, старательно воспевая их как гениальных предводителей народа, не менее гениальных строителей, эпичных трудяг, что носили по пять мешков песка сразу и так далее… Само собой, вот уже как сто лет, выборная прежде должность элдера стала наследоваться. Так появились роды элдеров… быстро растерявших смиренность… Но это случилось гораздо позднее. Сначала же все начиналось очень хорошо и светло…
Аммнушиты – это название народа появилось позднее.
Здесь, в Раю Обетованном, собралось несколько больших общин с зачастую отличающимися где-то верованиями. В бога вроде как одного и того же верили, но по-разному это делали, во многом не сходились касательно допустимых технологий, молитв, воспитания детей, языке общения и прочих важных вещей. Было сломано немало копий в словесных баталиях и хриплых спорах, прежде чем различия были уничтожены и разрозненные общины слились в единый дружный народ мирных хлебопашцев.
Были определены места для будущих поселений и началась стройка. Прокладывались дороги, рубились деревья, выкапывались камни, дробились валуны, быстро вырастали дома, сари, намечались огороды, а следом на бережно и умело возделанных землях появлялись первые зеленые ростки…
То были счастливые времена. Но следующие столетия оказались еще более счастливыми. Золотое время. В то время стоило жить, если хотел чувствовать себя счастливым каждый божий день. Это был настоящий Рай. И никто не мешал им жить по святым заветам.
Разве что было четкое указание о пропорциях и правилах. Так земли аммнушитов на шестьдесят процентов должны были состоять из лесов, а еще минимум на пять из невозделанных лугов. Аммнушиты не имели права менять места истоков рек, что пробегали через их земли и выходили за стальную ограду. Не имели права пускать палы, чтобы сжечь мертвую траву. Эти жестко прописанные и навязанные сверху правила назывались Балансом. И это было постоянное напоминание о том, что за ними наблюдают – пусть издали, наверное, с тех окружающих из земли стальных грибов, но наблюдают. И потому нечего соваться к тому частоколу – затем попадать под грешный тяжелый взгляд? Ни к чему это.
Другое вмешательство железного бога? Его не было. Заключенный договор чтился свято. Аммнушиты жили тихо и к ним никто не совался – за исключением прибывающих семерых верховых грешников-чужаков, что спешно проезжали по их тропам, дорогам и поселениям, после чего, коротко переговорив с элдерами, убирались прочь. Это мелочь. И даже нужно – всегда идет на пользу молодежи, когда они видят истинных мрачных грешников, чьи души обязательно отправятся в ад. Вот они едут – вонючие, злые, ожесточенные, пропитанные тьмой, отмеченные печатью ада, воняющие смертью… так говорили о них все аммнушиты, всячески уклоняясь от прямого контакта и оставляя эту тяжелую долю многострадальным элдерам.
С этого и началась беда, как некогда заявил один из давно уж почивших трудяг-стариков.
С этих мелочей началась большая беда!
Сначала элдеры просто толковали спорные моменты, разбирали ссоры. К ним обращались, зная мудрость этих избранных всем народом стариков. А выбирали их долго. Когда умирал очередной элдер, народ того поселения, похоронив старца, размышлял порой неделями и месяцами, прежде чем избрать нового – тут ведь главное не ошибиться. Но затем избранные элдеры взяли на себя тяжесть общения с чужаками, просматривали приносимые ими бумаги, где каждый из них мог поставить две отметки – крест или галочку – никто особо не понимал этого, но знали, что это касается всего мира в целом – и не только их Рая Обетованного. От этого важность элдеров в их глазах возросла – они участвуют в судьбе мира… разве это не приближает их к богу?
Элдеров начали почитать слишком сильно. Начали почитать их чрезмерно. И это привело к тому, что происходит прямо сейчас… спустя поколения и поколения элдеры из добрых мудрых советчиков превратились в злых королей…
И, само собой, именно они начали заниматься теми из молодежи, кто достигал подросткового критического возраста, когда им, по древнейшему обычаю, сначала давалась неделя жизни со своими ровесниками в специальных зданиях, что были на отшибе каждого поселения, а затем им предлагался выбор – остаться или уйти. Никого и никогда не держали в Раю силком. Наоборот – им с рождения втолковывали, что попасть сюда неимоверно сложно, а вот оказаться лишенным права на жизнь здесь очень легко… потому грешить нельзя! Это место для чистых и смиренных тружеников, чьи помыслы лишь о Боге, семье и пашнях. Это место для тех, чьи дни одинаковы. Чьи дни начинаются и заканчиваются одинаково на протяжении всей жизни. Чей распорядок никогда не меняется – и от этого их счастье только возрастает.
Кому нужна неопределенность? Никому! Ведь незнание того, что будет завтра, порождает волнение, а оно приводит к смятению… если же душа начинает метаться, это открывает в ней лазейку для адских шепотков, что подбивают тебя на странные мысли и дела… потому неопределенность – грех! Каждый аммнушит знает, что послезавтра, через неделю или даже через год он точно так же будет мерно взмахивать мотыгой на огороде, задавать корм скоту, воспитывать детей, общаться с женой – и все в точно установленные отрезки дневного времени. Поздний вечер и ночь? В это время надо спать! За два часа до полуночи каждый должен быть в постели и мирно почивать, отдыхая до следующего утра. Коли же ты колобродишь в полночь… то самое время наградить себя парой ударов ивового прута, поплакать навзрыд, покаяться, после чего лечь в постель и задуматься о спасении души своей! Ибо светлые души ночью не колобродят! Не зря старики вспоминают о страшном наказании, которому подвергались грешные души полуночников в старину – их одевали в позорные яркие обноски, что почти обнажали их телеса, собирали в одном месте, напаивали допьяна хмельным, после чего начинала звучать невыносимо громкая музыка и всех грешников заставляли танцевать. Снова пить хмельного и снова танцевать. И так порой до утра – для самых согрешивших. Наутро же рыдали он навзрыд от боли в головушках и от стыда жгучего за то справедливое унижение, что познали они на том наказании…
Так и жили они счастливо из дня в день.
А элдеры потихоньку набирали мощь, одновременно собирая вокруг себя все больше прихлебателей. Первый тревожный звоночек случился, когда согрешившего тяжко элдера не смогли убрать с занимаемой выборной должности. Просто не смогли. Его прихлебатели не позволили. Конечно, действовали не грубой силой, а увещеваниями, отводя всех в сторону, разговаривая по одиночке, где надо прося и даже умоляя.
Откуда это известно? Хроника. Каждая семья хранит в себе немало информации, передаваемой от старшим к младшим. А семьи общаются и между собой. Понятно, что очень многое искажено временем и пересказами, но как бы то ни было… история восхождения элдеров в каждой семье одинакова.
Сначала у них прибавилось обязанностей.
Затем их полномочия стали ширше и глубже.
Следом они получили право единолично судить тех аммнушитов, кто совершил тот или иной проступок.
Так элдеры стали не только советчиками, но и судиями. А собрания аммнушитов права судить лишились.
А потом…
– Достало – прервал я сбивчивый рассказ темноволосого парнишки – И так все ясно. Затем элдеры захватили остатки власти в свои сухонькие морщинистые ручонки и начали трахать и убивать детишек. Так?
– Так! Хотя мы говорим – волки грешников съели…
– Это как? – невольно удивился я.
– Уже века отцы находят своих решивших уйти детей гниющими в лесах – мрачно ответил Стеард – Истерзанными так жестоко, что жуть берет… Оттуда и пошла у нас поговорка. Грешных детишек волки пожирают. И…
– И?
– И ведь мы верили! Верили в то, что по границам Рая бродят лютые волки посланные железным богом! А может и не богом – а самим Сатаной посланные! Но некоторым мол все же удается проскользнуть через стальную ограду и уйти – а там волков уже нет… там безопасная дорога ведущая в большой грешный мир…
– И вы верили в такую хрень?
– Что такое хрень?!
– Верили! А что такое «хрень»?
– Это то, что в твоей голове – буркнул я, заканчивая чистку револьвера и возвращая его в кобуру на поясе.
Кобура кожаная, открытая, в меру тугая. По дороге я потратил часы на то, чтобы научиться – или восстановить-обновить навык – единым слитным движением выхватывать револьвер, взводя попутно курок, направлять на цель и тут же стрелять. Наловчился вроде неплохо, но до идеальной скорости еще далеко.
– В моей голове ложь…
– Ты хотел верить. И верил в сказки. Но я не поверю, что все аммнушиты настолько же тупые. Нельзя быть настолько имбецилом, чтобы свято верить в бродящих по границам лютых волков-убийц и не связать исчезновение подростков с совпадающими по времени отлучкам элдера с прихлебателями! Это же главное свидетельство! Ушел похотливый старпер с загонщиками вдруг из селения по следам ушедших к свободе подростков… а через несколько дней начали находиться истерзанные тела… ну конечно сука это волки виноваты!