Диана Курамшина
Туман
От «свадебной корзины»83 и закупа розовой бумаги84 я попросила пока воздержаться, поэтому жених подарил мне только красивый букет и небольшое кольцо с бирюзой. По всеобщей договорённости обязательные подарки семьям и брачующимся будем делать уже ближе к свадьбе, которую все ожидали по осени. Но мы-то знали, что раньше весны она не случится.
Честно говоря, Павел Матвеевич вообще сначала с трудом входил в подобные обсуждения, отговариваясь незнанием предмета. Но впоследствии признался мне, что предстоящая война – дело непредсказуемое, и вполне может оказаться, что я овдовею, даже не вступив в замужество.
По его словам, он сделал необходимые распоряжения, и часть принадлежащего ему капитала, «работающая» в семейных предприятиях, достанется мне в наследство, если с ним что-либо произойдёт. На все мои возмущения и попытки отказаться только как-то нежно улыбался.
Изменения же «настигли» после, когда, наконец, разрешили вернуться к работе в госпитале. Как мне впоследствии стало известно, состоялся целый консилиум, посвящённый моей охране. Сначала Семён Матвеевич настаивал, что выделит людей из работающих в госпитале «инвалидов»85, которые смогут сопровождать меня по дороге на работу и обратно. Но по настоянию жениха ко мне приставили небольшую команду татар, тех самых, что участвовали в моём освобождении.
Они постоянно сменялись, и, как поняла, их было человек восемь-десять. Двое неотступно следовали со мной, даже в больнице, предварительно проверяя комнату, прежде чем разрешить мне туда зайти. Такие «строгости» появились после продолжительной беседы охранников с Павлом Матвеевичем.
Ещё двое незаметно следовали обычно на улице, но в некотором отдалении. Я их заметила, только когда уже запомнила лица всех своих «охранителей». Время от времени они немного менялись. То появлялись, то исчезали усы и бороды, сменялась одежда и головные уборы.
Удивительно, но с моими девочками, что продолжали обучение, татары держались невозмутимо, не реагируя даже на их попытки «построить глазки» и заигрывания. Чаще всего их взгляды вообще проходили сквозь помощниц, как будто тех и вообще не было рядом.
Егор выздоравливал очень тяжело. Поначалу он долго не приходил в себя. Когда же через неделю его хотели уже в таком виде увозить обратно в имение, на попечение родителей, «провидец» решил навестить его вместе со мной. Павел Матвеевич неожиданно попросил оставить его с Егором наедине, а минут через десять заявил, открыв дверь, что «охотник» открыл глаза. Что именно произошло за закрытыми дверьми, – осталось тайной.
После этого Егор пошёл на поправку, не так быстро, как хотелось бы, но выздоравливал. За ним постоянно присматривал знаменитый на весь госпиталь младший чин. После успешной операции по восстановлению кости того решили ненадолго задержать и посмотреть, как будет проходить выздоровление. Солдат очень стеснялся такого внимания и старался быть чем-то полезен.
Знающие о произошедшем с Егором несколько человек из персонала больницы стали поглядывать на моего жениха с интересом, но тот умело избегал «ловушек».
В предшествующее Великому посту время в церквях начинались недели притч, а в свете – последние возможные званые вечера и обеды. Так как после Прощёного воскресенья грядёт поприще Святой Четыредесятницы. В Чистый понедельник так и вообще ничего есть было не положено.
После оглашения я могла больше времени в свете проводить с Павлом Матвеевичем и даже не обязана была соглашаться на приглашения на танцы. Общество наконец, по словам жениха, «выдохнуло» и прекратило шептаться на наш счёт. Мы выпали из списка «вакансий» и смогли понаблюдать за брачной ярмаркой со стороны.
Обидно было только за Марию, на которую стали немного коситься, когда узнали, что после нескольких недель ухаживания князю было отказано от дома. Никто из посвящённых, естественно, о подробностях не распространялся.
На одном из таких вечеров у губернатора мы познакомились с четой молодых Долгоруковых. Они недавно поженились и возвращались из путешествия. Граф Толстой уговорил тех немного задержаться, так как к началу марта немного потеплело и дороги, соответственно, превращались в непролазную грязь, иногда слегка подмерзая.
Василий Васильевич Долгоруков только недавно ради невесты оставил военную службу и получил чин камер-юнкера по придворному ведомству. Его молодая супруга, княгиня Варвара Сергеевна, в девичестве княжна Гагарина, после смерти обоих родителей училась в Екатерининском институте, под попечением императрицы Марии Фёдоровны. Окончив в одна тысяча восемьсот одиннадцатом году курс с золотым шифром86 большой величины, чем очень гордилась, была пожалована во фрейлины, но очень быстро вышла замуж. Этому поспособствовали родственники со стороны её матери – Голицыны.
Княгиня Долгорукова оказалась очень красива. Особенно выделялась её чёрная коса, уложенная на манер короны и украшенная драгоценными камнями под видом цветов. Сама же она была бледна, но старательно держала лицо, хотя было заметно, что светский вечер её немного напрягает. Предполагаю, молодую женщину мучил ранний токсикоз.
Когда нас представили, я предложила подышать воздухом у окна и, уведя, рекомендовала попросить приготовить травяной настой, дабы облегчить её состояние. Мы разговорились и спустя время ощутили взаимную дружескую симпатию. Варвара Сергеевна оказалась очень удивлена, найдя в моём лице лекаря. Она слышала в столице историю о том, что какая-то барышня сдавала экзамены. А то, что её свекровь принимала в этом живейшее участие, многие посчитали за анекдот. Она же думала, что сей эпатажной деве предложили место в Петербурге или в Москве, но никак не где-то на задворках империи.
Княгиню Долгорукову очень занимали мои врачебные будни, и она с удовольствием расспрашивала о любопытных случаях и курьёзах. Особо её интересовало, как мне работается в госпитале, полном мужчин, а тем более офицеров…
После Прощёного воскресенья, пришедшегося на первое марта, я несколько раз побывала по приглашению губернатора у них в доме, где осматривала княгиню, найдя течение беременности вполне удовлетворительным. Та даже просила сопровождать её в столицу, где она была готова поспособствовать моей карьере. Но мне приходилось ласково, но настойчиво отказываться, что весьма печалило Варвару Сергеевну.
На само же Воскресенье получила небольшой бочонок мёда – раненый бортник наконец начал вставать. Я, честно говоря, уже думала, что он не выкарабкается, жар не отпускал его почти седмицу. Жена его, обливаясь слезами, выполняла все мои требования, но постоянно отправляла ко мне сына, спрашивая, стоит ли уже посылать за батюшкой. Я испробовала на бортнике все природные «антибиотики», что смог вспомнить Павел Матвеевич… и… то ли помогло лечение, то ли вопреки ему, но мужчина пришёл в себя и стал постепенно поправляться, чем привёл всех в неописуемый восторг.
Великий пост для меня на удивление проходил тоже очень тихо. Однако прибавил забот графу Толстому, на чьё попечительство внезапно была оставлена княгиня, так как князь Василий Васильевич, получив неожиданное известие о смерти отца, скончавшегося от апоплексического удара, поспешил в столицу верхом. Варвара Сергеевна же должна была позже, как позволят дороги и погода, отправиться вслед в сопровождении присланных за ней людей.
Екатерина Петровна решила встретить Пасху в имении, тем более она не была там более полугода, зная о делах только из отчётов управляющего. Ехать решили в пятницу, перед Вербным Воскресеньем, чтобы присутствовать на праздничной службе у отца Феофана.
Поместье встретило радостным шумом и гомоном. Этому был не особо рад Непоседа, которому придётся заново завоёвывать авторитет среди местной живности. Но он старательно этого не выказывал, посматривая вокруг весьма презрительно.
Павел Матвеевич обещался нанести визит на Пасху, оставив родителей в обществе старшего брата, которому периодически пеняла маменька, ибо тот всё ещё не нашёл себе невесту. Чем она и была теперь весьма озабочена.
Егор вернулся вместе с нами, очень опечаленный, что смещён с места моего личного охранника. Я успокаивала его, что, как только его состояние позволит, он сможет вернуться на облучок моей брички. В городе все и так считают его чуть ли не денщиком, положенным мне.
Часть отряда «моих» татар выехала в имение заранее, имея с собой письмо хозяйки, и с её позволения осмотрели дом и прилегающие места. Вся группа разместилась в выделенном для них флигеле и часто даже пугала дворовых, появляясь и исчезая совершенно незаметно.
Несколько дней, пока я объезжала знакомых с визитами, добивалась, чтобы они оставались в передних, пресекая настрой татар сопровождать меня даже в гостиных, куда они стремились, старательно пытаясь стать моей тенью. Пару раз случились афронты, когда они не пустили гостей в дом в наше отсутствие. Пришлось извиняться перед неудавшимися визитёрами. Охранники ссылались на чёткие указания Павла Матвеевича. Я же оставила в памяти, что нужно отвоевать себе свободу.
Через неделю ещё перед рассветом к нам прискакал посыльный от губернатора. Варвара Сергеевна, уже выехавшая из Могилёва, внезапно вернулась, обнаружив у себя кровотечение. Арнольд Викторович, осмотревший её, также просил меня срочно прибыть.
Быстро собралась и с пятёркой отряда своего татарского охранения отправилась в путь. Двое оставались в имении, а троица выехала заранее, проверить дорогу.
Покинула поместье с рассветом, решив ехать на Ветре, так было намного быстрее. Старались передвигаться, быстро сменяя рысь и галоп. А недалеко от реки ненадолго остановились дать роздых лошадям. И тут я почувствовала знакомый озноб… В нескольких шагах от меня находился перелесок, затянутый пеленой тумана, который как будто притягивал. Перед деревьями он стелился по земле и только в подлеске поднимался почти к кронам.
Сердце загрохотало в ушах. Вспомнились события десятимесячной давности, будто случившиеся вчера.
Что будет, если я войду сейчас в него? Вернусь ли обратно к родным? Появилось щемящее желание пройти сквозь этот туман и опять увидеть родителей и братьев. Мне стало казаться, что я слышу голос папá, зовущего меня по имени.
Но как же «бабушка» и «тётушка»? А Павел Матвеевич? Да и всё, чего я смогла добиться за это время…
Зовущие голоса, казалось, приблизились… Выдохнув и отбросив всякие размышления, я резко послала Ветра вперёд!
