Диана Курамшина
Туман
– Он перед вами.
– Вот мои документы, – успокаивая нарастающее раздражение, протянула ему папку.
– Хм, – это всё, что он изрёк, ознакомившись с предложенным, и стал разглядывать меня более заинтересованно.
– Баронесса, – сказал он через несколько долгих минут, – вы знаете, что тут нет женского персонала?
– Мне об этом сообщили сегодня в управе, когда я там отмечалась.
Семён Матвеевич вернулся к изучению моих документов, долго их перечитывая. Я хотела даже предложить попробовать подлинность печати на зуб. Наконец, приняв какое-то решение, он успокоился и спросил:
– Как вы устроились?
– Ещё никак. Пока меня пригласил погостить Аким Петрович Исупов, до того как я найду для себя подходящее жильё.
Мужчина сильно удивился.
– Вы близко знакомы с господином вице-губернатором?
– Ах, нет, мы познакомились с его семьёй. В дороге с Петром Акимовичем случилась неприятность, и мне пришлось оказать ему врачебную помощь.
– Как, однако, удобно, – майор то ли язвил, то ли восхищался, – но в любом случае это даже хорошо, – он стал задумчиво постукивать пальцем по документам, – в городе есть губернская больница… – зачем-то вспомнил визави, – думаю, до конца недели вам хватит времени привести все свои дела в порядок? А там мы что-нибудь придумаем.
Благодарно улыбнулась, и мы распрощались, весьма довольные друг другом. Как я поняла, Семён Матвеевич был совершенно не против «отдать» меня в городскую больницу, что было мне на руку.
Поджидающий меня под дверью Велецкий вызвался сопроводить нас обратно. Пациенты, несмотря на запрет, выходили из палат посмотреть нам вслед. Поручик поведал дорогой, что Сушинский, такова была фамилия господина майора, хоть и строг, но справедлив как начальник. Кроме того, искусный и бесстрашный хирург, лечивший раненых под градом пуль во многих боях в «моей родной» Пруссии… под Гутштатом, при Гейльсберге и Фридланде.
К концу повествования фигура главного врача обросла вообще какими-то невероятными геройствами, и я задумалась о том, что как минимум половина из всего рассказанного, вполне возможно, – выдумка.
В таком приподнятом настроении я и возвращалась.
Вечером мы обсуждали с Екатериной Петровной, нервной и уставшей, только один вопрос – куда переезжать? Она успела за сегодня посмотреть вместе с Павлом Матвеевичем, срочно вызванным для этого, несколько подходящих домов. Однако… один из понравившихся находился в Покровском посаде, а другой – в Троицком. Оба были за чертой центра города. Последний так и вообще за рекой.
Выбрали всё же большой дом с садом недалеко от Свято-Никольского монастыря. Хотя от госпиталя они удалены были примерно одинаково.
Время бежало со страшной скоростью. На следующий день, во вторник, мы переехали, а уже в четверг Мария прибыла из имения с обширной дворней. Оказывается, всё готовилось и собиралось, как только она получила письмо о нашем возвращении.
Времени до маскарада у губернатора почти не осталось, ведь он был назначен на субботу. Я, не мудрствуя лукаво, решила одеться Гигеей58. Мария же захотела поддержать меня в греческом пантеоне, приготовив костюм Артемиды59. Благо они не были сложными. Для бабушки Егор соорудил большой лук, а дворовые девушки сшили для меня длинную змею, которая обвивала мою шею. Нашёлся также подходящий серебряный кубок, привезённый заботливой Марией из имения.
Больше всего удивила Екатерина Петровна, решившая предстать в образе пастушки. Для этого дела даже был закуплен ягнёнок, а местным мастеровым заказали белый изогнутый посох. Это был épatage, так как обычно подобные костюмы не надевали женщины в возрасте. Что сподвигло «бабушку» на подобное, было непонятно.
После «тайных» обсуждений с Марией та даже предложила Екатерине Петровне поменяться костюмами. Но женщина осталась непреклонна.
В субботу вечером к губернатору пришлось отправляться уже в карете. Было довольно холодно. Почти середина ноября. Руки прятали в меховые муфты, выдыхаемый воздух образовывал облачка пара. К ночи немного подмораживало, но снег пока так и не выпал. Небо было удивительно чистым и прозрачным.
Прибывшая с нами Степанида помогла раздеться и оправиться, а потом осталась с остальными служанками тишком шушукать, присматривая за оставленными нами вещами. Всё-таки добираться в бальных туфельках в карете в это время года неполезно для здоровья. Поэтому на лестнице при входе мы «красовались» в валенках, подшитыми снизу какой-то грубой, ребристой кожей. Они были присланными заботливым «провидцем». А уже в тёплой передней надели красиво расшитые башмачки.
«Тёплый подарок» был адресован Екатерине Петровне, ведь по дороге обратно из столицы она часто мне вполголоса жаловалась на ломоту в ногах. «Бабушка» сначала хотела возмутиться, но, выслушав мою речь о пользе тёплой обуви и риске застудиться, посмотрела на «дар» более благосклонно и даже разрешила нам с Марией их надеть. Присланная коробка содержала сразу три пары. Думаю, неспроста.
Парадная зала, куда нас проводили, блистала свечами, чей свет отражался во множестве хрустальных подвесок люстр и настенных бра. Маленький ягнёнок, как и костюм «бабушки», вызвал необычайный интерес. Заметила, как Екатерина Петровна кого-то усердно, но стараясь не привлекать внимания, выискивала взглядом в толпе. Интересно… кто был причиной подобного «представления»?
Постепенно гости собрались. Господин Рубановский с семьёй был атакован дамами Величко. Варвара Андреевна при этом старательно держала Павла Матвеевича за локоть, не давая тому отойти от себя. Увидев мой взгляд, он состроил такую жалостливую мину, что я не удержалась от улыбки.
На маскараде было разрешено присутствовать не только дворянам, но и выдающимся людям города мещанского и купеческого сословья. Конечно, без приглашения, самолично, они не приближались к аристократической части гостей, но многие имели деловые связи, так что в скором времени «нижняя» часть немного разбавилась «светом».
Улучив момент и что-то сказав, «провидец» сбежал с проходившим мимо купцом, активно вступив с ним в беседу. Тогда Варвара Андреевна «насела» на старшего брата, заставив уже его давить гримасу на лице. Да, от неё так просто не избавишься.
Нас нашёл Аким Петрович и принялся представлять проходящим мимо гостям. С большей частью «бабушка» с Марией были уже знакомы, поэтому их называли только мне. В дальнейшем нам были представлены уже главы присутствий и некоторые аристократы, оказавшиеся в городе проездом.
Сначала просто не обратила внимания, но потом убедилась, что кое-какие дамы поглядывают на меня как-то неприязненно. Пришлось обратиться за разъяснением к Марии. Она ведь кладезь светских сплетен.
Как и опасалась, наше сопровождение в столицу не прошло для Павла Матвеевича даром. Одни говорили, что я старательно «окучиваю» мужчину, надеясь на доброту Матвея Львовича. Другие, что, вернувшись из-за границы и имея там какие-то связи, Рубановский-младший получил информацию о настоящем размере моего приданого. В связи с чем решил «приударить» уже за мной.
Поэтому стайка мамаш, жаждущая пристроить своих дочек, озлобилась на меня. Невзирая на то, что они сами были друг другу конкурентками. Ведь желанный приз сможет получить только одна из них. Однако… ненависть сближает.
Человеческий мозг и психиатрия меня всегда удивляли. Попытки папá заинтересовать меня этой темой, а также его рассказы о «неведомых путях» сознания были познавательны. Но когда ты сама оказываешься «героем» странных измышлений, становится не по себе.
Решила демонстративно не обращать на них никакого внимания.
Павел Матвеевич, наконец сумевший ко мне пробраться, был одет в костюм османского султана. Богато вышитый тюрбан, украшенный страусовым пером, придавал ему какой-то авантюрный вид. Увы, но у меня оставались незанятыми только вальс, специально для него придержанный, и мазурка. С радостью на них согласившись, он откланялся, заметив, что его призывает отец.
В этот момент, получив какой-то знак, господин Исупов увлёк нашу семью представляться к губернатору.
Нас подвели к сухощавому мужчине лет шестидесяти, весь череп которого словно состоял из острых углов. Такими же были нос, скулы, подбородок. Кажется, даже морщины на его лбу создавали какой-то угловатый рисунок. Пушистые седые баки несуразно смотрелись с крупными залысинами, идущими от висков. Почему-то граф был на маскараде в штатском платье и с боевыми наградами. Возможно, ему и на собственном празднике приходится заниматься должностными делами.
Рядом с ним находилась супруга – Екатерина Александровна, дочь князя Вяземского. В своё время её отец в качестве генерал-прокурора Сената следил за расходованием казённых средств и имел репутацию неподкупного человека. Женщина была уже немолода, явно за сорок, со временем от многочисленных родов потеряла фигуру. Как мне нашептал Аким Петрович, она смогла родить Толстому тринадцать детей, чем весьма гордилась. Младшенькой, Елене, как я узнала, сейчас исполнилось всего четыре года.
Рядом с матерью стояли три старших дочери примерно двадцати или чуть старше лет. Самая первая, Александра, по словам Исупова, была замужем, но решила дожидаться супруга, воевавшего где-то с османами, рядом с родителями.
– Я весьма наслышан о вас, баронесса, – Дмитрий Александрович улыбался, всем своим видом выказывая мне свою благосклонность, – очень рад, что у меня в губернии будет первая женщина, выбравшая врачебную стезю. А то говорят, что, кроме благотворительности, дамам и заняться нечем, – при этом граф стал коситься на своих дочерей, в этот момент что-то тихо между собой обсуждавших.
Губернатор владел почти двадцатью тысячами десятин земли и леса в Быховском уезде Могилёвщины, а также много сил и времени отдавал заботе об усадьбе Грудиновка, где завёл мануфактуру и образцовый конный завод, которым гордился.
– Надеюсь, что моё служение отечеству будет полезно, – сдержанно ответила я.
– Ваше превосходительство, увы, но мадемуазель Луиза была почему-то направлена в военный госпиталь, хотя наш, губернский, был бы горд принять её, – горя негодованием, тут же добавил Пётр Акимович.
– Ну что же, как я вижу, начальник госпиталя, господин Сушинский, сейчас здесь, давайте решим этот вопрос, – улыбаясь ответил граф.
Действительно, на маскарад прибыло несколько гвардейских офицеров в сопровождении майора. Благо они всё-таки не стали франтовать и сняли шпоры, оставшись в сапогах, хотя этикет указывал надевать на бал туфли. Дело в том, что шипы на шпорах часто запутывались и рвали тонкие женские наряды, вызывая слёзы у дам. В основном материалы для бальных платьев привозились из-за границы и были баснословно дороги.
Семён Матвеевич, приглашённый к нашей компании, сухо представился Екатерине Петровне и Марии. «Бабушка» весьма благосклонно отнеслась к моему возможному начальнику, особенно зная то, что тот не против перехода в другую больницу.
Высказав все приветственные слова в адрес господ и дам, майор обратил лицо к губернатору, пытаясь узнать, зачем его, собственно, подозвали.
– Семён Матвеевич, как я вижу, вы уже знакомы с госпожой баронессой. Эта прекрасная во всех смыслах барышня стала бы украшением нашей губернской больницы, если вы не против. Думаю, вам не составит труда оформить перевод? Не дело такому нежному созданию лечить солдат. Да и в акушерстве будет большое вспоможение.
– Боюсь, ваше превосходительство, я не в силах это сделать, – ответил господин Сушинский, окинув меня ехидным прищуром.
Глава 20
Повисла немая пауза, похожая на описанную Гоголем в «Ревизоре». Граф Толстой не скрывал своего недовольства, а Пётр Акимович безмолвно, словно рыба на берегу, открывал и закрывал рот, не зная, как ответить на столь вопиющее заявление. Дело в том, что ещё в самом начале бала я рассказала господину Исупову о своём посещении госпиталя, и что Семён Матвеевич сам упоминал губернскую больницу, вполне ясно намекая мне о возможном переводе.
Мы же с Екатериной Петровной и Марией застыли, как фигуры в Летнем саду, с непониманием переглядываясь друг с другом. Что же такое произошло за эти несколько дней, что так разительно изменили его отношение ко мне и всей ситуации в целом?
– И какие причины вам мешают, милостивый государь? – спросил губернатор раздражённо.
– Видите ли, ваше превосходительство, намедни я получил письмо от господина Виллие с подробными указаниями касаемо госпожи баронессы. Она должна на практике подтвердить многие свои знания, а посему я должен буду периодически представлять отчёты об оной деятельности в академию. Потому покорно прошу меня простить, но сие никак невозможно, если барышня будет практиковать в больнице.
Всё это майор произнёс с напускным смирением, в которое, впрочем, никто из присутствующих не поверил.
– Мадемуазель Луиза, я надеюсь, вы уже сможете приступить к своим обязанностям в понедельник? – спросил он улыбаясь.
И почему Яков Васильевич не может оставить меня в покое даже тут? Да, мне пришлось искать возможность давления сверху, чтобы преодолеть предубеждение и твердолобость медицинской верхушки, не желающей видеть женщин в своих рядах. Но ведь я доказала собственные знания и готова была подтверждать их работой с больными. Так зачем ставить меня в такие неудобные и весьма компрометирующие условия? Они хотят вынудить меня отказаться от практики?
Возмущение и злость настолько поглотили меня, что я не сразу расслышала слова Екатерины Петровны.
– И как же вы видите исполнение этих самых обязанностей, когда она будет единственной барышней во всём вашем госпитале? Как вы собираетесь обеспечить защиту её репутации? Её доброго имени?
– Госпожа Гурская, я поставлен блюсти здоровье вверенных мне солдат и офицеров его императорского величества, а не честь губернских барышень. Увы, у меня есть прямое указание начальства, которое я не смею нарушить. Вы же знали все эти условия ещё в Петербурге, чем же вы недовольны сейчас? В ваших силах было оспорить его там.
– Есть ли какой-либо запрет на сопровождение госпожи баронессы? – раздался за моей спиной голос Павла Матвеевича.
– Вы хотите, чтобы за ней целый штат нянек шествовал по госпиталю? – спросил майор язвительно.
– Ну зачем же нянек. Насколько мне известно, мадемуазель Луизе предлагали наладить в больнице работу младшего медицинского персонала.
«Провидец» с вопросительным взглядом повернулся к вице-губернатору. Тот усиленно закивал головой.
– Думаю, будет возможно организовать несколько барышень-мещанок, готовых обучаться у госпожи баронессы. Так мы обеспечим ей не пустое сопровождение, а создадим «образовательный процесс». Думаю, это будет хорошим решением вопроса.
Вокруг все согласно загомонили. Больше всех такому простому и элегантному решению радовался, как ни странно, господин Исупов. Аким Петрович довольно серьёзно отнёсся к своему покровительству и сильно за меня переживал.
Немного подумав, Семён Матвеевич признал подобное предложение вполне разумным.
– Но надеюсь, вы освободите барышню от ночных дежурств. Я слышал, все ваши врачи делают это вне зависимости от чинов.
Как оказалось, Витольд Христианович тоже был тут. Привлечённый нашей колоритной компанией, он решил тихо присоединиться, подняв вопрос, о котором мы даже не вспомнили, оглушённые первым отказом.
Увидев направленные на него воинственные взгляды, майор рассмеялся и сообщил:
– На этот счёт распоряжений не поступало, так что я думаю, мы можем сделать для госпожи баронессы исключение, предоставив ей в этом вопросе снисхождение.
Раздался всеобщий вздох облегчения. Воспользовавшись возможностью, господин Сушинский заговорил с губернатором о каких-то продовольственных закупках, и мы поспешили отойти, дабы, не ровён час, не оказаться замешанными в этих «войнах».
– Я тут имел возможность пообщаться с несколькими офицерами из госпиталя, – сказал Павел Матвеевич, когда мы достаточно удалились, – такое послушание указаниям из столицы имеет под собой довольно весомые основания. Оказывается, майор – протеже Якова Васильевича. Они познакомились под Аустерлицем60, где Виллие лицезрел Семёна Матвеевича, так сказать, «в деле». Потом он оперировал вместе с ним на полях некоторых сражений. И с тех пор лейб-хирург старательно продвигал своего ставленника. Так что господин Сушинский будет чётко придерживаться поставленных ему задач.
– Теперь понятна такая перемена, – важно произнесла «бабушка», придерживая ягнёнка, уже уставшего от всего этого гама и напуганного таким количеством людей.
– С другой стороны, это весьма полезно, – заявил господин Рубановский, с намёком посмотрев на меня, – мадемуазель Луиза получит разнообразный хирургический опыт при лечении раненых.
– Но зачем ей это? – возмутилась Екатерина Петровна. – Я не говорю, что ей нужно пользовать одних рожениц, но и другие болезни имеются в наличии.
– Кстати, по поводу рожениц, – встрепенулся Витольд Христианович, – у нас в повивальном доме имеется одна сложная пациентка, я бы хотел, чтобы баронесса её осмотрела.
– Но я же не смогу разорваться и быть в двух больницах одновременно. И боюсь, господин майор не допустит превратить военный госпиталь в родильный дом, – ответила с сожалением.
Я уже пропустила несколько танцев, пока общалась с губернатором, и записанные партнёры поостереглись настаивать на них в его присутствии. Но сейчас послышались первые такты вальса, и господин Рубановский с улыбкой предложил мне руку.
Думала, мы просто потанцуем, но оказалось, у «провидца» для меня была небольшая просьба.
– Вы могли бы помочь, Ан… баронесса, мне нужно будет ненадолго отлучиться. Но в любом случае я бы просил вас об одолжении. Так как не хотел бы, чтобы меня видели с этим человеком.
– И чем же я могу помочь вам?
– Я должен передать кое-какие деньги и бумаги одному господину. Тайно встречаться он не хочет, а я бы не хотел, чтобы нас могли как-то связать. Уверяю вас, в бумагах нет ничего криминального или политического, а деньги… они даже не банальная взятка.
Павел Матвеевич говорил так уверенно и совершенно хладнокровно, как будто в этом не было чего-то предосудительного… и я согласилась.
«Провидец» несколько раз повторил мне «пароль», который должен был назвать мужчина, пришедший за деньгами. И только удостоверившись в его правильности, я могла их передать.
Отведя меня после танца к небольшому окну, на полпути к «бабушке», господин Рубановский, прикрыв меня спиной от любопытных глаз, достал из расшитого бисером жилета небольшую связку ассигнаций и маленький конверт.
– Хотите прочесть? Он не запечатан, – сказал мужчина, передавая их мне.
– Нет. Я вам верю, – не найдя другой возможности, я решила уложить их в одну из висящих на поясе сумочек, которые изображали «лекарские запасы» моего образа.
Сделав вид, что я достаточно освежилась у раскрытого окна, мы продолжили путь по направлению к ожидавшей нас Екатерине Петровне.
В связи с невозможностью рассадить такое количество гостей, на маскараде обеда не подавали. Зато расположенный в отдельной зале буфет впечатлял своими размерами. Чтобы гости не запачкались, слуги проворно раскладывали выбранную еду на небольшие тарелочки.
Какая-то дамочка в маске визгливо требовала заменить ей десерт, потому как поданный, по её мнению, был недостаточно упруг. Она поучительно рассказывала скучающему рядом с ней мужчине, каким именно должен быть обсуждаемый предмет.
Её сопровождающий с тоской смотрел на зал приёма, кажется, совершенно не прислушиваясь к вскрикам этой фурии. Он притопывал ногой, видимо в такт звучащей в его голове музыке. При нашем появлении мужчина переключил своё внимание на нас.
«Бабушка» немного проголодалась, поэтому мы втроём и направились в буфетную. Пока мы с ней вполголоса объясняли слуге, что именно нам положить, Мария почему-то начала переглядываться с находившимся неподалёку мужчиной. И хотя она стояла за нами и дальше всего от него, но оказалась единственной, обращённой к нему лицом.
Неожиданно взвизгивание дамочки прекратилось и перешло в шипение. Оттолкнув подготовленную для неё тарелку, она схватила своего кавалера за локоть и стала рьяно его выпроваживать в зал.
Подобная эскапада вызвала у нас смех. Вообще, с нашим приходом буфетная заметно оживилась. Сюда, красуясь своими нарядами, потянулись барышни. Было ещё несколько пастушек, правда, с игрушечными овечками на руках или вышитыми по подолу. Две цветочницы, ревниво друг на друга поглядывающие. Одна из них была явно купеческого сословия, так как некоторые цветы из лент были обшиты переливающимися камнями. Яркая цыганка куталась в цветастый платок и, понизив голос, заявляла, что готова даже погадать. Всеобщее внимание привлекала красавица в халате, вышитом яркими драконами. Мы ещё спорили с Марией, был наряд китайским или японским. Нашлись даже две дамы в мужском гвардейском костюме, в память о предыдущих императрицах, любивших подобные увеселения.
Публика веселилась. Отовсюду были слышны заливистый смех и весёлые голоса. Маскарад явно удался. Танцующие пары сменяли друг друга, а у меня была расписана вся книжка. Боюсь, мои ноги завтра просто откажутся ходить.
Случился небольшой афронт. Мужчину, с кем я должна была танцевать следующий танец, ненароком окружили офицеры, вовлекая в какой-то разговор, а ко мне подошёл майор Сушинский.
– Баронесса, не подарите ли мне этот танец?
– Увы, он уже обещан, – я повернулась к молодому человеку, которому аккуратно и очень вежливо просто не давали ко мне подойти.
– Боюсь, господин немного занят. Может, вы всё-таки отдадите его мне?
– Не опасаетесь после такого получить вызов на дуэль?
– Хм… у нас слишком большая разница в чинах. Кроме того, вы едва знакомы, я же ваш непосредственный начальник. Ну и последнее… я бы мог, конечно, и сам выйти к барьеру, но, учитывая количество хороших врачей в соотношении к тем, кто любит просто пострелять… боюсь, желающих встать вместо меня будет значительно больше.
– Вы невыносимы, Семён Матвеевич, – выдохнула я устало, протягивая ему руку. – О чём вы так хотели со мной поговорить, что даже затеяли всё это представление?
– Не хотел бы начинать наше знакомство с обиды, – ответил он, улыбаясь, – мои взгляды довольно либеральны. И я ничего не имею против того, чтобы женщина встала на стезю врачевания.
– Но ведь вы…
– Дайте мне закончить, баронесса… Как я понял из письма Якова Васильевича, он весьма впечатлён вашими познаниями в медицине и широтой ваших взглядов, особенно касательно соблюдения гигиены. Ведь он сам сейчас пишет труд на похожую тематику. Думаю, не сразу, но ему удалось бы получить для вас экзамен. Хотя… ваш способ был более быстр. Однако этим вы смогли отдавить немало больных академических мозолей. На одну такую наступили даже ему.
– Но меня уверяли, что именно господин Виллие никогда не пропустит женщину!
– Ну, простой женщиной, – рассмеялся майор, – может быть, он и возмутился бы. Вы же прекрасно образованы. Даже не знал, что в Пруссии сейчас настолько выросла диагностика и практика.
Его слова заставили меня потупиться и покраснеть.
– Вы, наверное, и не знаете, но именно Яков Васильевич настоял на том, чтобы нижним чинам доставался такой же медицинский уход, как и офицерам.
Я согласно кивнула.
– Как лейб-хирург, он стремится улучшить медицину в империи. По этой причине и направил вас ко мне. Тут так всё хорошо сложилось… это ведь ваша родная губерния. Поэтому, если вы на практике покажете такие же поразительные результаты, как и в теоретических знаниях… думаю, его поддержка будет вам обеспечена.
По окончании танца меня вернули к «бабушкиному» диванчику. Надеюсь, у нас действительно случится нормально поработать.
Жаль, но Павел Матвеевич пока так и не появился, поэтому нас развлекали подходящие к нашему месту знакомые. Даже Матвей Львович подходил, явно ища сына.
Во время одной из фигур польки меня несильно задели, но тут же извинились. А вот по окончании танца я расстроилась. Подошедшая Мария спросила, куда делась одна из моих сумочек. Так и есть, на поясе висел оборванный шнурок.
Когда стали оглядывать залу, увидели, как мою пропажу передают барышне в костюме Минервы. Взяв бабушку под руку, я направилась возвращать свою собственность.
– Ольга Петровна, могли бы вы вернуть мне мою сумочку? Видно, она отвязалась в танце и её по ошибке принесли вам.
– С чего вы решили, что она ваша? Это моя сумочка.
Такое заявление было совершенно бессмысленно, хотя бы потому, что у меня к поясу было привязано ещё четыре точно такие же, составлявшие часть моего костюма Гигеи. Вокруг нас постепенно стали собираться люди, вполголоса переговариваясь.
– Ну это же совершенно легко проверить, – подсказал подошедший Аким Петрович, – достаточно сказать, что именно у каждой было в сумочке. Чей ответ совпадёт, та и хозяйка.
– Пачка ассигнаций, – тут же выкрикнула госпожа Радченко, вцепившись в спорный предмет и раздумывая, отдавать ли его господину Исупову. Но тот держал перед ней вытянутую руку, в которую ей пришлось её всё-таки вложить.
– А что вы скажете, баронесса? Что было в вашей? – спросил вице-губернатор.
– О, совершенно ничего особенного, – ответила я с лёгкой улыбкой, – просто несколько сложенных лент. Видите ли, укладывать настоящие лекарства и травы мне показалось излишним. Так что наполнила их лёгкими лентами, чтобы придать объём.
– Вот всё и разрешилось, – сказал облегчённо Аким Петрович, когда из раскрытой сумочки извлёк на свет несколько рулончиков шёлковых лент.
Странным был взгляд Ольги Петровны, которым она пыталась прожечь меня в этот момент. За её спиной шушукались несколько моих «ненавистниц», что-то яростно обсуждая.
У меня же был один вопрос. Откуда такая осведомлённость, что именно в этой сумочке у меня ещё недавно были деньги, оставленные Павлом Матвеевичем?
Глава 21
– У вас продаётся славянский шкаф?61 – услышала я за спиной в полупустой буфетной примерно полчаса назад, когда зашла взять бокал с вином для «бабушки».
– Шкаф продан, могу предложить тумбу, – ответила на «пароль» требуемым «провидцем» образом и повернулась.
– И зачем он придумал эту несуразность? – проворчал молодой мужчина, лет двадцати пяти со светло-коричневыми вихрами и карими глазами. Взгляд и повадки выдавали в нём делопроизводителя, хотя одет он был в «рыцарский» костюм.
Я только пожала плечами, передавая ему конверт, а затем и деньги. Письмо он быстренько пробежал взглядом и, хмыкнув, засунул в карман. Ассигнации же незаметно, но ловко пересчитал и убрал во внутренний отдел костюма.
– Честь имею, – сказал он, отворачиваясь и покидая буфетную.
– Наконец-то, – выдохнула я. Наличие такой большой суммы в сумочке немного меня нервировало.
Всё произошло так быстро, что, скорее всего, никто и не заметил этого мимолётного общения. Я же вернулась к нашей компании и маскараду.
Танцы всё ещё продолжались, но многие пары, пройдя несколько фигур, отходили отдыхать к диванчикам и окнам. Несмотря на погоду, некоторые даже выходили на балкон освежиться. Ох, морозный воздух для разгорячённых тел не самое полезное. Но кто послушает лекарку? Не бегать же мне за ними.
Вокруг всё больше разговоров было об огромной комете62, которая после захода солнца становилась отчётливо видна. В середине октября она так близко подошла к Земле, что стала наблюдаться даже без телескопа. Это, конечно же, породило массу слухов и домыслов. Многие предрекали вселенскую катастрофу и другие беды.
Они даже не подозревали, насколько были правы. Тучи сгущались. Наполеон потихонечку собирал войска в Польше, одновременно во много раз увеличивая армию герцогства Варшавского. И своих далеко идущих помыслов даже не скрывал. Как позже писали историки, он гневно высказал ряд угроз в адрес России послу, князю Куракину, в Париже на дипломатическом приёме. В Европе уже никто не сомневался в приближающейся войне.
Поэтому с прошлого года всевозможные шпионы стали проникать в империю под видом артистов, монахов, путешественников, торговцев, отставных русских офицеров. Разведка использовала французов и иных иностранцев на российской территории – гувернёров, врачей, учителей, прислугу – в своих интересах.
Впрочем, и Россия старалась не отставать. В результате успешных действий особой канцелярии было детально известно состояние Великой армии. Каждое первое и пятнадцатое число месяца французский военный министр представлял Бонапарту так называемый «Отчёт о состоянии» по армии со всеми изменениями в численности её отдельных частей, с переменами в расквартировании и тому подобное. Через агента в главном штабе неприятеля копия этого отчёта немедленно попадала к полковнику Чернышёву, прикомандированному к русскому посольству в Париже, а от него – в Санкт-Петербург. Александр Иванович вообще был довольно одиозной личностью. Молва приписывала ему любовные отношения с сестрой императора – Полиной Боргезе, а через неё и хорошие отношения с ним самим. И, несмотря на доклады французской контрразведки о подозрениях в шпионаже в его адрес, Наполеон почему-то не принимал их всерьёз. Хотя в это же время Чернышёв совершил дерзкую операцию по обеспечению штаба Бонапарта фальшивыми картами территорий Российской империи.
Шпионажем, безусловно, дело не ограничивалось. Все искали союзников… кто обещаниями, а кто и угрозами. Так, например, уже четырнадцатого ноября одна тысяча восемьсот одиннадцатого года – маршал Луи Даву получил от Наполеона инструкцию, что по первому же приказу он должен оккупировать Пруссию и обеспечить её лояльность в предстоящей войне с Россией.
Пока никому не видимая война уже началась. У каждого в ней были свои интересы, ожидания и чаяния.
Все эти мысли роились в моей голове после этой странной встречи. С одной стороны, я доверяла Павлу Матвеевичу, он слишком хорошо, как и я, знал предстоящую историю. С другой – хотелось всё-таки знать, что за бумаги я только что передала. И в то же время корила себя за излишнюю щепетильность, ведь он сам предлагал прочесть. А учитывая последующую попытку выкрасть всё это… ситуация стала казаться мне всё более неприятной. Ухудшалась она ещё и тем, что о произошедшем стали постепенно шептаться на каждом углу.
Конечно, госпожа Радченко вызывала всеобщий интерес и где-то даже негодование, которые её откровенно не устраивали. Но и я, неожиданно нашедшая покровительство у первых лиц города, привлекла совершенно ненужное мне внимание.
«Бабушка» с Марией постоянно отбивались от докучливых дам, старающихся донести до моей семьи недостойность моего поведения. Ведь так вскорости мужчины решат, что и они должны будут заниматься чем-то общественно полезным. А у них и так слишком много забот.
