Диана Маш
Няня для главы сыскной полиции
Глава 3. Вот это кино!
– Банда «котов» снова вышла на охоту. Ограблен дом княгини Ежелицкой!
– В театре Ермолова сегодня выступает столичная прима, балерина Гроцька!
– Сенсация! Страшный пожар в здании Генерального штаба!
Звонкие крики разносящих газеты мальчишек резали уши. По улице неслись запряженные лошадьми повозки, которыми управляли мужчины, как на подбор крепкие, в высоких шапках с желтыми лентами. Все без исключения прохожие щеголяли в одежде, что была на пике моды лет сто назад…
Почему никто не пялится в телефон? У меня лично руки уже зудели без привычного гаджета. А эти ходят себе. Либо молчат, либо беспечно беседуют друг с другом.
Впрочем, чему я удивляюсь? Это же Питер. Наверное, снимают какое-нибудь историческое кино. Успокойся, Маша. Нашла из-за чего паниковать.
Поднявшись из сугроба, я отряхнула от снега платье. Затем обмотала шалью голову и грудь, а концы завязала на поясе.
Главное, проскочить соседей и охрану дома. Тогда никто не обратит внимание на грязную оборванку. И уж точно не свяжет ее с известной инстамоделью и коуч-мотиватором Марией Вольновой.
Решив пройти закрытый для сьемок квартал пешком, я отправилась в путь. Никто из пешеходов, как ни странно, не провожал меня удивленными взглядами. Вопросов «что я здесь делаю?» и «кто меня пустил на площадку?» тоже не задавали.
Все вели себя так, словно ничего необычного не происходит. И только я затравленно озиралась по сторонам, опасаясь очередного наезда.
Квартал шел за кварталом, улица за улицей, поворот за поворотом, а ничего не менялось. Что за кино такое кассовое, что полгорода под него отдали? И дома так быстро подретушировали. С них же каждый день куски плитки отваливались. Иногда даже на головы особо «везучим».
По-настоящему не по себе мне стало напротив дома под номером семнадцать, где по моему внутреннему навигатору должен был жить Славик. Вместо обычной парадной, меня встретила огромная вывеска над дверью «Ресторанъ «Доминик»». Вот так, с твердым знаком и закосом под старину.
Я с трудом сглотнула застрявший в горле ком. Огляделась по сторонам. Заметила стоявшего неподалеку мальчишку с газетами и рванула к нему.
Выхватив из его рук свеженапечатанный номер, поднесла его к глазам и вчиталась в дату.
“«Русскiя Въдомости», Понедельник, 6 января, 1900 г.”
Сердце тут же застучало с бешеной скоростью. Голова закружилась, живот скрутило, а руки задрожали.
Все еще боясь отпустить последнюю надежду, я перевела взгляд на мальчишку, что, протянув руку, ждал оплаты.
– Малыш, а вы тут кино снимаете, да?
Складка между его бровями стала глубже.
– На голову ударенная? Какой я тебе малыш? – огрызнулся он. – Гони пятак, а то влеготку полицейских кликну.
– Не надо полицейских, – закачала я головой, возвращая ему газету. – На, возьми, нет у меня денег.
Резко развернувшись к нему спиной, я бросилась бежать.
Если это не сон, значит я в полной заднице.
А это точно не сон. Во сне у людей не ломит мышцы от боли, а тело не сковывает свинцовая усталость. По крайней мере, я не слышала ни об одном подобном случае.
Пока я бежала, не разбирая дороги, не смотря по сторонам и боясь сбавить темп, сама не заметила, как очутилась в каком-то пустынном дворе.
Пытаясь отдышаться, я затормозила и согнулась пополам. Это и стало моей критической ошибкой.
Разгоряченное после бега тело тут же пронзило холодом и меня начало колотить. Хорошо так. Душевно. Аж зуб на зуб не попадал.
Зато затупились почти все чувства. Включая те, что отвечали за адекватное восприятие действительности. Проще говоря – мне стало плевать на тот абсурд, в который я угодила. На первое место вышел инстинкт выживания.
Вдобавок к прочим несчастьям, от голода свело желудок. Из-за жесткой диеты я уже неделю нормально не ела, а сегодняшний стресс срочно требовалось чем-нибудь зажевать.
Тут я и учуяла сквозь запах навоза и сырости, пряный аромат корицы. Где-то совсем рядом находилась кондитерская или пекарня. А значит, мне туда.
Пошатываясь, я прошла между домами. Ориентируясь на шум, свернула за угол и очутилась в эпицентре столпотворения.
По кругу расчищенной площади были установлены крытые прилавки, что буквально ломились от избытка товаров: одежды, сладостей, игрушек, горячей пищи, домашней утвари. Покупатели, весело перекрикивая друг друга, торговались с продавцами. Дети катались с горки. Молодежь – на санях. Остальные окружали палатки, где шло кукольное представление и мини-спектакли.
На рынок данное место мало походило. Скорее на ярмарку. Но, по сравнению с теми, где мне случалось бывать, эта – намного масштабнее и веселее. Я бы, наверное, даже прониклась атмосферой… если бы не холод и периодически выводящий совсем не звонкие трели желудок.
Денег нет. Значит либо идти побираться, либо вспомнить нищее детдомовское детство и попробовать что-нибудь скоммуниздить.
Первый вариант долгий и сложный. К тому же я не знаю, как здесь относятся к просящим милостыню – одаривают монеткой или под белы ручки и в тюрьму. А значит…
Найдя глазами самый оживленный прилавок, где высокий бородатый мужчина в черном полушубке торговал плавающими в мутной воде яблоками, я двинулась к нему. Покрутилась, повертелась за спинами покупателей, затем дождалась, когда они отвлекут продавца своими вопросами, и сунула руку в бочку.
Схватить мягкое, моченое яблоко у меня получилось, а вот спрятать его в складках юбки – уже нет.
Мужик попался уж больно расторопный. Резко сцапал меня за локоть, вырвал добычу, бросил ее обратно в бочку, а меня толкнул.
Поскользнувшись на льду, я упала и охнула, больно ударившись коленом.
– Вот мерзавка, воровать у меня вздумала! Руки об тебя пачкать не хочу, а то бы по щам надавал. А ну подымайся, сейчас служивых кликну. Пущай сами с тобой разбираются! – он замахнулся, явно собираясь приложить меня тяжелой ладонью по голове.
Пытаясь защититься, я вытянула руки, и тут мой взгляд зацепился за их внешний вид.
Куда делся мой свежий европейский маникюр за десять кусков? Что это за грязь под ногтями? И почему кожа так шелушится?
Это стало последней каплей.
Из глаз бурным потоком хлынули слезы, участилось дыхание, бросило в дрожь и в груди закололо. Знакомые симптомы. Кажется, меня второй раз в жизни накрыло панической атакой.
– Ах ты упырь! Сволота! Чего злой как вурдалак? На девочку накинулся, – бросилась на мою защиту седовласая старушка. – А ты не плачь, болезная. Проголодалась небось? Айда, бабка Глаша тебя досыта накормит.
С этими словами, она помогла мне подняться. Утерла грязным передником мне лицо. Пригрозила кулаком бородатому мужику, что продолжал осыпать меня проклятиями, и повела к прилавку, рядом с которым кипел на костре огромный чан.
– Хватит слезы лить. Петро только пугать любит. Сам бы тебя и пальцем не тронул, – старушка завела меня через заднюю дверь в деревянное строение, где усадила на лавку и всучила полную до краев деревянную чашку. – Хлебай. Да смотри не пролей.
От горячей похлебки валил стойкий мясной аромат. Он щекотал ноздри и дразнил желудок, который это самое мясо уже два года в глаза не видел.
Вот как ударилась в веганство, так и завязала с животной пищей. Жалела коров, боролась в своем блоге за права свиней. А сейчас чувствовала, как рот наполняется слюной, и никакого стыда или отвращения.
За неимением ложки, я поднесла край миски к губам и начала пить, словно чай. Щурясь от восторга, когда попадались твердые комочки и по внутренностям растеклось блаженное тепло, согревающее каждую косточку в теле.
– Красивая ты девка, но какая-то бледная. Худющая. Платье мешком висит, – наблюдая за мной, покачала головой старушка.
– Простите, бабушка, я совсем не в ресурсе.
– Ась? – нахмурилась она и поднесла ладонь к уху. Я махнула рукой и продолжила наслаждаться похлебкой. – Вот и правильно. Ешь, милая.
– Спасибо, очень вкусно, – улыбнулась я ей.
Опустошив миску, я вернула ее хозяйке, а сама поднялась и застыла, не зная, что делать. В этой мини-избушке, несмотря на открытое окно, за которым начинался прилавок, было довольно тепло. А снаружи меня снова ждали холод, голод и неизвестность…
Верно уловив охватившее меня замешательство, бабка Глаша схватила меня за руку и вновь усадила на лавку.
– Откуда ж ты такая непутевая будешь?
– Даже если я вам скажу, вы не поверите, – грустно вздохнула я, опуская голову.
Рассказать хотелось. Поплакаться. Переложить свои проблемы на чужие плечи и просто уснуть. А когда проснусь в своем доме и собственной постели, узнать, что все сегодняшние события оказались страшным кошмаром. Или приходом от випассаны.
– А ты попробуй. Я много дивного за свою жизнь повидала. Меня мало чем удивить можно.
– Кажется, я у вас тут… из будущего.
Судя по вытянувшемуся лицу, старушка ожидала чего-то менее сверхъестественного. Вроде рассказа о сбежавшей от тирана невесте, или освободившейся из плена рабыне. Но довольно быстро взяла себя в руки и покачала головой.
– Не слабо тебя челом приложило, болезная, – она погладила меня по плечу, но осторожно. Как гладят незнакомую собаку, опасаясь, что та цапнет. – Как звать то тебя?
– Маша, – не сдержавшись, всхлипнула я.
– Эх, Маша, Маша… растеряша. Будем знакомы, что ли? Зови меня Глафирия Петровна. Родня-то у тебя есть? Или вся там… в будущем твоем осталась?
Последнюю фразу она произнесла насмешливо, не пряча от меня улыбку.
– Нет у меня родни, – отвернулась я к окну. – Ни в будущем, ни здесь. Я в аварию на машине попала. Очнулась сегодня утром в каком-то нищем клоповнике. А потом появилась рыжая тетка с бородавкой на носу. Сказала, что она моя мачеха. Избивать принялась, велела на работу идти и кричала, чтобы без денег не возвращалась. А я не знаю, что за работа. Куда идти и что делать… Я даже как в ее квартиру вернуться не помню.
Пришел черед Глафирии Петровны тяжело вздыхать и изумленно хлопать глазами. Но надо отдать старушке должное, справляться с эмоциями она умела.
– Дык, ты вроде не дитё совсем. Говоришь по-столичному, грамотно. Работу мы тебе быстро сыщем. Умеешь чего?
Я задумалась.
А действительно, что я умею?
Уйдя из приюта во взрослую жизнь, и получив от государства квартиру, я еще думала о том, чтобы найти работу. Видела себя репетитором по химии. Ведь со школы обожала этот предмет. А потом познакомилась со Славиком, увязла в тусовках, светской жизни. Начала вести блог, марафоны. Жила в моменте, гребя деньги лопатой и не задумываясь о будущем…
– Я – гуру, – наконец произнесла я, наблюдая за катящимися с горы детьми, что весело смеялись, толкая друг друга.
– Кура? – удивленно переспросила Глафирия Петровна.
– Гуру. Коуч-мотиватор. Учу людей жить в гармонии с собой и вселенной.
Старушка долго молчала, разглядывая меня со всех сторон. Затем пробормотала что-то похожее на «нездешняя что ли?», и, наконец, махнула рукой.
– Нет у меня тут гармони. Поможешь пока похлебку покупателям разносить. Там посмотрим. Выручкой не обижу. А вот кровом обеспечить не смогу. Сама у дочки на кухоньке ютюсь на птичьих правах. Муж у нее помер, остались семеро по лавкам.
Обрадовавшись ее предложению, и решив, что до вечера еще далеко, что-нибудь придумаю, я, естественно, согласилась.
Глава 4. Какой еще жених?
Глафирия Петровна весь оставшийся день варила из заготовленных заранее ингредиентов свою вкуснейшую похлебку. Порция стоила две копейки – как я поняла, дешевле быть не могло – а потому недостатка в покупателях у нас не наблюдалось.
Основные клиенты – торгаши по соседству. Но и без заезжих гостей дело не обходилось.
Моей работой было наполнять деревянный поднос мисками и аккуратно разносить их от одного ярмарочного домика к другому и обратно. Собирать монеты в карман выданного мне бабкой Глашей передника. И следить, чтобы не обсчитали.
Через час заныла спина. Дыхание стало сбиваться с ритма. Но спасибо моему фитнес-тренеру Аркаше и разработанной им программе тренировок, выносливость у меня была самой большой из силовых показателей.
Все вроде бы шло хорошо, но из-за надвигающегося вечера, и тех неприятностей, что он должен принести, внутри меня зрела жуткая тревога.
Не выдержав, я поинтересовалась у старушки, нет ли по близости дешевых гостиниц. Но, как выяснилось, из-за рождественских праздников, все постоялые дворы были забиты до предела.
И куда мне идти?
Прилавки, постепенно, закрывались. Люди расходились в разные стороны. Площадь начала пустеть. И чем больше, тем сильнее становилось мое отчаяние. А когда бабка Глаша выдала мне заработанные пятьдесят копеек и стащила с себя передник, меня вдруг осенило…
– Глафирия Петровна, а можно я в вашем домике на лавке переночую? Закроете меня здесь, а утром и ждать не придется. Я даже от выручки своей откажусь. Пожалуйста. Мне совсем некуда идти.
– Да кумекала уж об этом, – тяжело вздохнула старушка. – Но не мой это домик. Мифодий Кирилыч, хозяин ярмарки, нам их в наем дает. А по ночам его сторожа ходют тут… проверяют.
– А я тихо как мышка сидеть буду, – чуть не плача, взмолилась я. – А если кто-то войдет, скажу, что сама сюда залезла. Про вас никто плохого не подумает.
После продолжительной паузы, она, наконец, махнула рукой,
– Бог с тобой, оставайся. Шаль тебе свою отдам, чтобы не замерзла совсем. Спрячься только поглубже, а то…
Дослушать ее наставления я не успела. На плечо легла чужая ладонь и слегка потормошила.
– Машка! – раздался за спиной звонкий мальчишечий голос. – А ее везде ищу, а она на ярмарке развлекается.
Резко обернувшись, я уставилась на пухлощекого парнишку лет четырнадцати, у которого из-под черной шапки выглядывали рыжие кудри.
Сотни вопросов промелькнули в голове. От самого простого: кто он? К сложному: откуда знает мое имя?
Пока я удивленно хлопала глазами, Глафирия Петровна выступила вперед.
– А ты кто такой будешь?
– Братишка я ее меньшой, по отцу, – не смутился малец.
– Маша, чего он мне зубы заговаривает? – повернулась она ко мне. – Ты же молвила, нет у тебя родни.
Вот тут передо мной встала дилемма. Откреститься от родственных уз и остаться в холодной избушке метр на метр, откуда среди ночи могу выселить сторожа? Или пойти с этим мальчишкой к той бородавчатой Бабе-яге, отдать ей заработанные за день копейки и лечь спать в пусть и воняющую клопами, но теплую кровать?
– Машка, айда домой, – снова схватил меня за руку «братец». – Там маменька рвет и мечет, жених твой приперся!
Это еще что за новости? Какой такой жених?
Ни предстоящая встреча со злобной мачехой, ни знакомство с неизвестным женихом не смогли повлиять на мое решение, провести ночь в более-менее просторном и отапливаемом помещении. А потому, пообещав Глафирии Петровне, что вернусь завтра утром, я, вместе со своим «братцем» отправилась в путь.
Ноги, после тяжелого рабочего дня, гудели невероятно. А проезжающие мимо экипажи и повозки, так и манили отдать последнее заработанное и прокатиться с ветерком. Но стоило представить, какой скандал последует, явись я без гроша в кармане…
Да ну его, лучше потерплю!
Идущий рядом мальчишка трещал без умолку. Только темы были для меня совсем не интересные. То друг у него ерша с аршин длиной сегодня поймал, то какая-то Мария Ивановна вкусными блинами угостила.
Хотелось перебить и задать уже более насущные вопросы – про него, про мачеху, про непонятного жениха, а самое главное, про Машку, в тело которой я, по всей видимости, вселилась.
Впрочем, о последнем вообще думать не хотелось. Я даже у бабки Глаши зеркало просить не стала. Боялась, погляжу и все – новая паническая атака, инфаркт, остановка сердца… Лучше доберусь до дома, останусь одна и испытаю судьбу.
– … Малую конюшенную перекрыли. Весь город гудит.
– Что? – вернувшись в реальность, переспросила я.
– Говорю, банда «котов» снова объявилась. Княжий дом обнесли. Все цацки поворовали и деньги из сейфу, – выпучив от восторга глаза, вещал парнишка.
– Кажется, что-то такое я сегодня слышала, – нахмурилась я. – Снова объявились?
– Да они уже месяц как в городе делишки промышляют. Раньше через день знать грабили, а потом на неделю затихарились. Думали, в столицу мож свалили. А они снова-здорово.
– А полиция чего?
– А ничего. Шашками только трясти умеют, да за уши таскать, – паренек потер озвученный орган, давая понять, что заключения почерпнуты из личного опыта. – Пусть бы лучше не поймали их никогда. Все равно от этих арастикратов не убудет.
– Аристократов, – машинально поправила его я. – И что это еще за романтизация бандитизма? Тебя мать не учила, что воровать – не хорошо?
Черт, как же его зовут? И ведь не спросишь прямо. Решит, что сошла с ума и матушке своей разболтает.
– Не хорошо, – насупившись, согласился мальчик. – Но коты добрый люд не трогают. Только богатых обносят.
– И отдают все честно награбленное бедным?
Он замялся.
– Нет конечно. Не дураки же.
– Ну и чем они лучше этих богатых? Я-то уж решила, там «робингуды» местного разлива…
– Кто? – паренек от удивления приоткрыл рот.
– Забей, – махнула я рукой. И тут же перевела тему. – Долго еще до дома? Ноги устали.
– Да вот же он, – кивнул паренек на потрепанное двухэтажное здание.
Утром, из-за раздрая, я его разглядывать даже не пыталась. Зато сейчас запоминала каждую деталь.
Выцветший рыжий кирпич когда-то давно был увит густым плющом, от которого сейчас остались только сухие ветки. Ставни на окнах почти везде заколочены. А деревянная дверь, казалось, дунешь – упадет.
Но вошли мы не через нее, а ту, что находилась неподалеку и больше напоминала подвальную.
Малец постучал. Раздался скрип. Высунулась посеревшая рука и схватила его за ухо.
– Ай, мамка! – завизжал он на всю улицу.
– Лешка, охламон этакий! – значит, Алексей. Запомним. – Ты где ходил столько времени? Только за смертью посылать! Нашел?
– Нашел, – продолжал ныть «братец».
Голос Бабы-яги был так сильно пропитан злостью, что я не спешила показываться ей на глаза. Но ее сынок быстро заложил меня, ткнув пальцем.
– Вон она стоит. На ярмарке отыскал.
– Ох и стерва! Мы с Пал Сергеичем ее ждем, а она по ярмаркам скачет!
Не успела я поинтересоваться, что там еще за Пал Сергеич нарисовался, как эта ведьма, выскочив на улицу в своем мешковатом сером платье, схватила меня за локоть – спасибо хоть не за волосы – и потащила внутрь.
Лешка, проводив жалостливым взглядом, быстро испарился где-то в недрах небольшой квартирки. А я, едва переставляя и без того ноющие конечности, влетела в свою комнату и чуть не распласталась на пыльном полу.
– Только не бейте меня, я не с пустыми руками! – выхватив из кармана копейки, принялась ссыпать их на кровать.
В голову тут же полетел ворох одежды, состоящий из юбки, платья – чуть новее того, что было на мне – и штопаных колготок.
– Умывайся, – вполголоса прошипела женщина и кивнула на табурет, поверх которого устроился таз с водой. – Переоденешься и живо на кухню. А вздумаешь задерживаться – не посмотрю на гостя, за лохмы оттаскаю!
Сдунув упавшую на лицо рыжую прядь, она окинула меня полным ненависти взглядом, и выскочила за дверь.
Умываясь резко пахнущим куском коричневого мыла, в отдающей тиной холодной воде, я грустно вздыхала по собственной душевой, и молилась, чтобы под утро кожа не превратилась в наждак.
Впрочем, какая разница? Тут бы понять куда я попала и как из этого всего теперь выбираться. А не переживать по пустякам.
Промокнув лежащей рядом серой тряпкой лицо, я подошла к сундуку. Приоткрыв крышку, посветила лампой и вытащила обнаруженный еще утром деревянный гребень без пары зубчиков. Затем огляделась в поисках зеркала.
Оно нашлось висящим на стене у окна. Небольшое, округлое, со сколотыми краями. Ничем не примечательная вещица, при взгляде на которую меня охватил панический страх.
Собрав всю волю в кулак, я сделала несколько шагов, встала напротив и резко подняла голову. А затем шумно выдохнула, разглядывая в нем… себя.
Либо мы с Машей из этого времени были дальней родней, либо – астральными близнецами. По-другому то, что я видела, не объяснить. Те же черты лица, глаза, нос, губы. Ничего не изменилось. Та же темная копна волос, собранная еще утром в высокий узел.
Распустив его, я принялась разглаживать пальцами пряди, которые даже без дорогих шампуней и кондиционеров смотрелись достойно.
Настроение резко скакнуло вверх. И словно второе дыхание открылось.
Жить можно. Выдыхаю.
Стащив с себя платье, в котором провела весь сегодняшний день, я быстро переоделась в новое. Пригладила руками складки юбок, похлопала себя по щекам и отправилась знакомиться с женихом.
Кухня, в этой маленькой квартирке нашлась очень быстро. По запаху жареной рыбы и несмолкающей ведьминой трескотне. За круглым деревянным столом сидело две фигуры, что при виде меня резко замолчали.
Не знаю, к чему я готовилась, что представляла, но оценив все «достоинства» Пал Сергеича, не сдержалась.
– Капец.
– Все верно, милая Мария Андревна… Капец Пал Сергеич. К вашим услугам, – картавя проговорил совсем не старый бородатый карлик. Затем закряхтел и стал сползать со стула.
Меня перекосило.
Дело было не в его росте. И не в проплешине. И уж точно не сизом носище, что свешивался на пол-лица. Меня сразил стойкий запах пота и резкого одеколона, что, смешавшись, сбил бы с ног даже вчерашнего медведя.
Добравшись до пола, Пал Сергеич встал передо мной, прижал ладонь к груди и склонил голову. Не зная, как ему ответить, то ли руку пожать, то ли в реверансе растелиться, я выбрала нечто среднее: развела в воздухе ладонями и поклонилась.
Бросив косой взгляд на мачеху, и заметив ее поджатые губы, поняла, что налажала. Но жених, словно не заметив оплошности, принялся отодвигать для меня стул.
– Присаживайтесь, Мария Андревна. Попьете с нами чаю? Ваша маменька испекла вкуснейшее печенье, – услышав об угощении, я чуть в пляс не пустилась.
За целый день в моем желудке побывало всего две миски похлебки. Так что я бы сейчас даже от ненавистной жареной рыбы не отказалась. Только вот предлагать мне ее никто не собирался.
А жаль.
Сев за стол, я сложила ладони на колени и принялась ждать, когда ведьма наполнит мою чашку. Рот открывать не спешила. Сами позвали, пусть вводят в курс дела.
Первым, прочистив горло, заговорил Пал Сергеич.
– Я уже давно ждал нашей встречи, Мария Андревна. Молил Анастасию Кузьминишну, – он кивнул на ведьму, – поскорее все обстряпать и свести, наконец, вместе две заблудшие души. Слышать о вашей красоте, и не иметь возможности ее лицезреть. Это ли не мука?
Да ему впору стихи писать, вон как складно сочиняет. Впрочем, может он и есть… поэт? А чего так покраснел? В чай что-то подлили? Или пришел просить руки и волнуется?
– Дорогой Пал Сергеич, – принялась ковриком стелиться мачеха. – Вы не смотрите, что Машенька молчит. Она у меня девушка скромная, стыдливая. Как узнала о сватовстве, так взволновалась…
Еле откачали.
Пока эти двое соревновались в словоблудии, я стащила с блюдца печеньку и засунула целиком в рот. Ведьма зыркнула, но промолчала. Да так красноречиво, что стало ясно, будь мы одни, по рукам бы отходила.
Пал Сергеич, между тем, продолжил заливаться соловьем.
– Вы само очарование, Мария Андревна. Прекрасная, как картинка.
– Спасибо, – вымучила я улыбку. – Вы тоже… ничего.
Внезапно под столом больно прилетело по ноге, заставив меня выпрямиться.
– Ну, раз знакомство состоялось, предлагаю обсудить грядущую свадьбу, – едва не потирая руки, объявила Анастасия Кузьминишна.
Подавившись остатками печеньки, я громко закашлялась. Пал Сергеич потянулся своей маленькой ручкой, чтобы постучать мне по спине, но не достал.
И слава богу.
– Свадьбу? – переспросила я, когда смогла, наконец, вздохнуть.
– Ну не прекрасная ли новость, Мария Андревна? – засветился лампочкой жених. – Мой папенька уже обо всем договорился. Через неделю обвенчаемся, и сразу переедем в наш фамильный дом. Он намного просторнее вашей квартирки. Я уверен вам понравится.
– А как же я замуж… без приданого? – притворно взгрустнула я, прощупывая почву.
– Пал Сергеич человек щедрой души! – погрозила потолку пальцем мачеха. – Ему и приданое твое не нужно. Он сам за тебя мне телегу свежих овощей готов отдать.
Отлично. Меня продали за мешок картошки. Так, а спросить? Что это еще за произвол?
Естественно, вслух я возмущаться не стала. За ведьмой не заржавеет выгнать меня среди ночи на мороз. Да и неделя срок не маленький. Что-нибудь придумаю. А пока…
Улыбаемся и машем.
