Эндрю не терпелось как следует расспросить Эйдана, но с этим пришлось подождать до вечера, пока не уйдут мистер и миссис Сток. К тому же Эйдан все равно заснул, вымотанный до предела, едва миссис Сток проводила его в гостевую комнату.
Между тем внизу было очень беспокойно. Мистер Сток люто разозлился на миссис Сток за то, что та без спросу привела в дом Шона. Миссис Сток не могла простить мистера Стока за то, что тот оказал протекцию Стейси. Да и на Эндрю она сильно рассердилась.
– Вот честное слово, – жаловалась она сестре, – не надо было ему брать этого мальчишку, ведь у меня и без того столько обязанностей! А ведь мне даже не сказали, сколько он у нас пробудет. Говорила я тебе, этот человек витает в облаках!
И от возмущения, как обычно, приготовила запеканку из цветной капусты с сыром.
– Я ее съем, – сказал Эйдан, когда Эндрю хотел выбросить запеканку.
Эндрю замер, занеся тарелку над мусорным ведром.
– А пиццу не хочешь? – не без удивления уточнил он.
– Я бы и пиццу тоже съел, – робко ответил Эйдан.
Эндрю поставил запеканку – страшную месть миссис Сток – в духовку, и тут на него накатили и едва не сбили с ног воспоминания о том, до чего же много самому Эндрю требовалось еды, когда ему было столько же лет, сколько Эйдану. А за ними нахлынул целый океан далеко не таких отчетливых воспоминаний о том, что говорил и делал старик Джослин и сколько всего Эндрю от него узнал. Только они почему-то ускользали. А жаль, подумал Эндрю. Среди этих воспоминаний, несомненно, была уйма всего важного – и для него самого, и для Эйдана.
После ужина Эндрю отвел Эйдана в гостиную и принялся расспрашивать. Начал он деликатно, издалека, с безобидных материй вроде школы и друзей. Эйдан оглядел комнату и с огорчением отметил, что у Эндрю нет телевизора, а потом стал охотно отвечать. Друзей у него много, сказал он Эндрю, и школа ему нравится, только все это пришлось бросить, когда социальные работники увезли его и отправили к Аркрайтам, в богатое предместье Лондона.
– Правда, все равно скоро каникулы, – примирительно добавил Эйдан.
Он решил, что Эндрю, наверное, беспокоится за его образование, он же профессор.
Эндрю мысленно сделал себе заметку выяснить адрес Аркрайтов. Они ведь наверняка волнуются. После чего перешел к вопросам о бабушке Эйдана. На них Эйдан отвечал еще охотнее. Он был рад поговорить о ней. Совсем скоро у Эндрю сложился великолепный портрет обаятельной, душевной пожилой чудачки, которая и вправду прекрасно воспитала Эйдана. Кроме того, Эйдан очень ее любил, это было очевидно. Эндрю подумал даже, что не зря боготворил Аделу Кейн в те дни, когда коллекционировал ее пластинки, – оказывается, она и в самом деле была чудо.
Потом настала пора задавать самые трудные вопросы. Эндрю оглядел узкую уютную комнату с огромными, до пола, окнами, безмятежно открытыми навстречу вечернему солнцу. Вместе с закатом в дом лился нежный, сладкий аромат, – вероятно, это благоухали те немногие цветы, что посадил мистер Сток в свободное от овощей время. А может, и нет… Эйдан снял очки и настороженно поглядел на открытые окна, будто за ними таилось что-то страшное, а потом лицо у него посветлело – будто аромат был безвредный. И тогда Эндрю вспомнил: да, этот сладкий аромат стоял в доме всегда, стоило открыть окна.
Ему стало досадно. Неужели у него настолько скверная память и без Эйдана ему и не вспомнить все то, что надо бы знать самому?! В утешение Эндрю решил выпить, совсем капельку. Это была и вправду капелька – в такой крошечной рюмке, что Эйдан даже удивился. Разве от такого глоточка что-нибудь почувствуешь? Правда, тут же подумал Эйдан, лекарства ведь тоже пьют по чайной ложке, а они бывают очень сильные.
– Знаешь, – сказал Эндрю, снова устраиваясь в удобном кресле, – я, пожалуй, должен спросить тебя, что это за тени-преследователи, о которых ты упоминал.
– Вы не поверили, да? – печально спросил Эйдан.
Ничем не лучше социальных работников и полицейских, подумал он. Они тоже не поверили ни единому слову.
– Конечно поверил, – успокоил его Эндрю. Он понимал, что, если этого не скажет, из Эйдана будет ни слова не вытянуть. – Не забывай, мой дед был могущественный волшебник. Мы с ним видели много странного. – Ив самом деле видели, внезапно понял Эндрю, хотя он под дулом пистолета не вспомнил бы, что именно. – Когда ты в первый раз заметил этих тварей?
– В ту ночь, когда бабушка умерла, – ответил Эйдан. – Первый отряд объявился у нас в саду за домом и стоял там. Такие высокие, царственные. Звали меня по имени. То есть я думаю, что они звали меня, но на самом деле они кричали «Адам»…
– Перепутали имя? – спросил Эндрю.
– Не знаю. Его все время путают, – сказал Эйдан. – Социальные работники тоже называли меня Адам. Ну я и побежал к бабушке рассказать про Преследователей, а она… – Тут ему пришлось умолкнуть и сглотнуть. – Так я и обнаружил, что она умерла.
– И что ты сделал? – спросил Эндрю.
– Позвонил в службу спасения, – убитым голосом отозвался Эйдан. – Больше ничего в голову не пришло. Когда приехала «скорая», Преследователи исчезли. А потом я их увидел только возле дома Аркрайтов, когда на тот, первый отряд напали еще два. Это было через день. Наверное, дело в том, что до тех пор я в основном сидел в кабинете социального работника и все друг другу звонили и выясняли, куда меня деть, вот Преследователи и не могли до меня добраться. Понимаете, зайти в дом они не могут.
– Знаю-знаю. Их надо пригласить, – кивнул Эндрю. – Или они стараются тебя выманить. А ты не дурак и не стал их слушать.
– Очень страшно было, – признался Эйдан. И печально добавил: – Остальные два отряда тоже не знали, как меня зовут. Кричали «Элан» и «Этан». Да и Аркрайты не знали. Называли меня Эдриен и твердили, что я должен забыть про бабушку…
До чего же странно и горько жилось Эйдану всю эту неделю, подумал Эндрю: кругом одни чужие, которые и имени-то его не знают. Похоже, времени оплакать бабушку у Эйдана тоже не было, его даже на похороны не позвали. А ведь право горевать есть у каждого.
– Не мог бы ты подробнее описать кого-нибудь из Преследователей?
Оказалось, это Эйдану трудно. Дело не только в том, что они всегда приходили в темноте, объяснил он. Просто они до того странные, что слов не подобрать. После нескольких тщетных попыток Эйдан предложил:
– Давайте я лучше нарисую.
Эндрю поймал себя на том, что то и дело посматривает в окно на алый закат. Нет-нет, рисовать этих тварей определенно не следует.
– Не надо, – сказал он. – Думаю, это лишь привлечет их к тебе. Мой дед следил, чтобы его земли были в полной безопасности, однако мне кажется, рисковать не стоит. – Он поставил крошечную рюмочку и встал. – Так, давай сменим тему и вернемся к ней при дневном свете. Пойдем, поможешь мне, пока еще не стемнело, избавиться от всякой всячины, которой меня наказывает мистер Сток.
И он двинулся в кухню.
Эйдан и не подозревал, что овощами можно наказывать, пока Эндрю не привел его в кладовую и не показал коробки. Но уж тут-то Эйдан ему поверил.
– В жизни не видел столько редиски сразу, – сказал он.
– Да, несколько сотен, и все с червоточинкой, – ответил Эндрю. – Ты бери редиску, а я понесу брюкву и капусту.
– А куда мы их уберем? – поинтересовался Эйдан, когда они взяли по увесистой коробке.
– Вон туда, на крышу дровяного сарая. Там высоко, мистер Сток не увидит, – пояснил Эндрю. – Я никогда не спрашиваю, кто сжирает их по ночам.
– Наверное, вегетарианец, причем очень строгий, – пропыхтел Эйдан.
Даже редиска может быть очень тяжелой, если ее такая куча. Когда он, пошатываясь, свернул за угол, двинулся вдоль глухой стены дома и увидел дровяной сарай – высокую ветхую пристройку, – то добавил:
– Очень рослый строгий вегетарианец.
Эндрю плюхнул коробку на землю и сказал:
– Уфф. Однако, как всегда говаривал дед, лучше не пытайся узнать, кто это, а то не обрадуешься.
Тем не менее Эйдану было очень интересно, кто же этот вегетарианец. Пока Эндрю ходил за кухонной табуреткой, всегда выручавшей его в подобных случаях, а потом забирался на нее и, встав на цыпочки, закатывал на крышу капусту, а затем набрасывал сверху горстями редиску – довольно много редиски со стуком ссыпалось в траву, – Эйдан вдруг понял, что человек, не пожелавший разбираться в такой странной истории, заслуживает презрения. Может быть, этот вегетарианец умеет летать? Нет, ведь пока Эйдан собирал свалившиеся на землю редиски, он заметил, что трава в этом месте сильно вытоптана. Жираф? Что-то в этом роде. Долговязый Эндрю выкладывал на крышу брюкву, вытянувшись во весь рост. Он сам, плюс длина руки, да еще высота табуретки – все вместе составляло, наверное, футов двенадцать. Ну, или, скажем, метра три-четыре.
– А ваш дедушка говорил, откуда приходит этот пожиратель?
Эндрю развернулся и ткнул в пространство большой сизой редькой.
– Из-за Мелла, – ответил он. – Будь добр, подай мне остальную редиску.
Эйдан огляделся. В этом месте сад шел под уклон и кончался живой изгородью, дыры в которой были затянуты проволокой. За изгородью простирались залитые красным светом луга – их было несколько, и они тянулись до самого закатно-розового холма примерно в миле от дома. Холм весь ощетинился кустами и низенькими деревцами. Есть где спрятаться, размышлял Эйдан, подбирая редиску. Неужели профессор не ходил туда просто посмотреть? Внутри у Эйдана все чесалось от любопытства. Он дал себе слово, что сходит и посмотрит, обязательно найдет ответ на эту загадку. Все выяснит. Просто не сегодня. Его все еще одолевала смертельная усталость.
И так сильно одолевала, что он отправился спать, едва они вернулись в дом. Последнее, что помнил Эйдан – когда он поднимался по темной скрипучей лестнице, Эндрю сказал ему вслед из коридора:
– По-моему, нам надо купить тебе кое-что из одежды.
Именно это Эндрю и повторил на следующее утро, едва Эйдан, сонно покачиваясь, вошел в кухню, где Эндрю ел тост.
– Мне в любом случае надо в Мелфорд, – пояснил Эндрю. – А тебе, конечно, нужен непромокаемый плащ.
Эйдан поглядел, идет ли дождь. И увидел – в первый раз по-настоящему увидел – разноцветный витраж в задней двери. Пока Эндрю загружал в тостер еще несколько кусочков хлеба и гостеприимно искал Эйдану кукурузные хлопья, Эйдан снял очки и поглядел на витраж. Он в жизни не видел ничего столь явно волшебного. Несомненно, стеклянная вставка каждого цвета была предназначена для чего-то своего, только Эйдан не понимал для чего. Однако и весь витраж целиком тоже что-то делал, что-то другое. У Эйдана снова все зачесалось от любопытства – почти как вчера. Ему страшно захотелось выяснить, что этот витраж делает.
Эндрю заметил, что Эйдан снял очки. И хотел спросить зачем. Пока они завтракали, Эндрю размышлял, какими волшебными талантами наделен Эйдан и насколько они сильны – и как спросить о них Эйдана, не показавшись неделикатным и не обидев его.
Но тут ему пришлось бросить пакет с хлопьями прямо на стол и броситься к двери – за разноцветным стеклом проступил силуэт шляпы мистера Стока.
Мистер Сток все тщательно обдумал. Он по-прежнему люто злился на миссис Сток и, дабы досадить ей, намеревался и вовсе не приносить сегодня овощей. С другой стороны, он был доволен, что Эндрю взял на работу Стейси, – хотя не мог взять в толк, зачем Эндрю было брать к себе еще и этого беспризорного мальчишку. Предсказания по скачкам, с его точки зрения, были не более чем чушь, которой Стейси вечно морочит всем голову.
Вот почему тем утром он ворвался в кухню без единого слова, кивнул Эндрю, а Эйдану не стал и с размаху водрузил на стол возле пакета с хлопьями коробку от детских ботиночек. Внутри лежал крошечный пучочек петрушки.
Эндрю закрыл за мистером Стоком дверь и расхохотался. Эйдан вспомнил вчерашнюю груду редиски и захихикал. Они всё смеялись, переставали, а потом начинали снова – когда появилась миссис Сток, принесла свежую газету и осторожно подтолкнула вперед Шона.
– Не забудьте все ему как следует объяснить, – велела она.
– Хорошо, – ответил Эндрю. – Минуточку. Хочу взглянуть на сегодняшние результаты скачек.
– Я не приветствую, когда играют на скачках, – объявила миссис Сток, сняла пальто и достала из шкафчика накрахмаленный синий халат.
– По-моему, это гадание на скачках – полная ерунда, – сказал Эйдан.
– Может, и так, но мне хочется самому проверить. Поглядим. Первый заезд в Каттерике…
Он умолк и вытаращил глаза.
– Что там пишут? – спросил Эйдан, а миссис Сток между тем отодвинула Шона в сторону, словно мебель в гостиной, и стала убирать со стола.
– Первый, – слегка придушенным голосом прочитал Эндрю, – Триумф Шона…
– Да я ни за какие!.. – воскликнула миссис Сток в разгар натягивания ярко-розовых резиновых перчаток.
– Второй, – читал дальше Эндрю, – Идеальная Секретарша, а третий – Монопод. То есть кто-то одноногий. Если предположить, что это означает Таркина О'Коннора, выходит, все удивительным образом совпадает. Миссис Сток, я сегодня с утра собирался в Мелфорд. Подготовьте мне, пожалуйста, список покупок.
Шон нервно прокашлялся:
– Что мне делать, профессор Хоуп?
Эндрю понятия не имел, чем занять Шона и что он вообще может. Он повертел в голове так и эдак мысль о том, не дождаться ли Стейси и не поручить ли ей придумать Шону работу, но передумал: это было бы нехорошо по отношению к ним обоим. Пораскинул мозгами. Где от Шона будет меньше всего вреда?
– Э-э… гм. Шон, надо прибрать в старом сарайчике во дворе. Как вы думаете, вы сумеете это сделать?
Шон просиял от усердия и даже постарался сделать умный вид.
– Да-да, профессор. Это я могу.
– Тогда идемте, – сказал Эндрю. Потом ему пришло в голову, что Эйдан, вероятно, лучше знает, какие поручения можно дать Шону, и он спросил Эйдана: – Хочешь пойти с нами?
Эйдан кивнул. Миссис Сток металась по кухне, что твой смерч, и очень его смущала.
Они вышли под серую морось. И как раз проходили перед домом, чтобы свернуть на задний двор, когда по подъездной дорожке к крыльцу подкатил автомобильчик и резко остановился, зашуршав мокрой щебенкой. Это была машина Таркина, специально приспособленная для инвалидов, и за рулем сидел он сам. Распахнулась пассажирская дверь, и из машины выпорхнула Стейси. Эндрю несколько остолбенел. Сегодня Стейси решила одеться, как положено настоящей секретарше. Ни тебе резиновых сапог, ни тебе стеганых жилеток. Опрятная белая блузка, короткая темная юбка и туфли на высоких каблуках. Эндрю был вынужден признать, что выглядит Стейси великолепно, особенно ножки. Жаль, что она совсем сумасшедшая.
– Я первым делом налажу компьютер, да, профессор? – крикнула она и, не успел Эндрю ничего ответить, пробежала под дождем и юркнула во входную дверь.
Между тем Таркин ловко выбрался из машины и пристраивал под мышки костыли.
– Профессор, у меня к вам разговор будет, когда у вас найдется минутка, – сказал он. – Коротенький, но важный.
– Разумеется, – ответил Эндрю. Наверняка разговор будет о том, чтобы-не-смел-лезть-к-моей-дочери, подумал он. Это можно понять. Наверное, хлопотное это дело – быть отцом сумасшедшей красавицы. – Прошу вас, подождите меня в гостиной. Мне нужно дать Шону задание.
Таркин кивнул и запрыгал на костылях к входной двери. Эндрю, Эйдан и Шон обошли дом и оказались в саду, где стоял полуразвалившийся сарайчик. Эндрю никогда не понимал, зачем его построили. В качестве мастерской художника? Сарайчик был древний и сложен из мелких красных кирпичей, каких в наши дни и не встретишь, с односкатной крышей. Давным-давно кто-то покрыл кирпичи тонким слоем известки, но она уже по большей части облезла. По размерам сарайчик мог бы служить – разве что впритык – конюшней или каретным сараем, однако у него совсем не было окон, только низенькая полукруглая, на старинный манер, дверца. Крыша у сарайчика текла. Кто-то – опять же давным-давно – покрыл черепицу несколькими слоями брезента, чтобы крыша не протекала. Вдоль стен густо кустилась крапива.
Эндрю с натугой отворил дверь – в сумрак, загроможденный мешками с цементом («Зачем деду понадобился цемент?» – удивился Эндрю), банками с краской («Да и краска тоже…») и старыми садовыми креслами. Посередине высилась старая ржавая косилка, заводить которую умел на всем белом свете один мистер Сток.
Шон с разгону налетел на косилку и ободрал пухлую лодыжку.
– О-ой, – проныл он. – Тут темно. Ничего не видно.
– Минуту. – Эндрю вышел наружу, забрался в самую гущу крапивы, встал на цыпочки и с трудом дотянулся до угла брезента. Дернул. Брезент сполз ему на голову, осыпав старой штукатуркой, сухими веточками и безымянным хламом.
Эйдан в сарайчике вскрикнул, а Шон застыл с разинутым ртом. Оказалось, в крыше есть наклонное окно. Оно было сделано из разноцветных квадратных стеклышек – в точности как верхняя половина кухонной двери, – причем, очевидно, так же давно. Однако эти стекла, в отличие от витража на двери, были покрыты древней грязью и местами потрескались. С них густыми прядями и толстыми фестонами свисала паутина, колыхавшаяся на сквозняке от двери. Но все равно в окно хлынул поток разноцветного света. В этом свете Эйдан разглядел, что стены сарайчика обшиты деревянными панелями, древними, выгоревшими, а на них вырезаны дюжины фантастических фигур, жаль, под толстым слоем пыли было непонятно, кого они изображают. Эйдан снял очки, чтобы все разведать.
Между тем снаружи сарайчика Эндрю выпутался из брезента, и под его ногами ветхая ткань рассыпалась. Эндрю снял очки протереть и с огорчением понял, что одним махом порушил множество дедовских чар. Или прадедовских. А может быть, и прапрадедовских заодно.
– Идите посмотрите! – крикнул из сарайчика Эйдан.
Эндрю пошел и посмотрел.
Дуб, подумал он. Пощупал ближайшую панель. Цельный дуб, весь изрезанный узорами, цветами и зверями. Старый дуб. Кирпичная обшивка была лишь маскировкой, скрывавшей средоточие волшебства.
– Господи, – проговорил Эндрю.
– Правда, здорово? – спросил Эйдан.
Шон, не сводивший глаз с косилки, сказал:
– Да это церковь.
– Нет, не совсем, – ответил Эндрю, – но я понимаю, что вы имеете в виду.
– Профессор, – с энтузиазмом объявил Шон, – я могу починить косилку. Будет работать. Честно. Можно?
– Гм, – ответил Эндрю. Он сразу представил себе, как ревниво мистер Сток относится к своему таланту запускать косилку. Но у него не хватило духу огорчить Шона. Бедняга глядел на него с таким энтузиазмом, так хотел показаться умнее, чем был на самом деле. – Ох, ну хорошо, – сказал Эндрю. И вздохнул. Пусть завтра ему за это будет шестьдесят два кочана капусты, подумаешь… – Почините косилку, Шон. А потом – слушайте меня внимательно, – потом вам надо будет тщательно расчистить этот сарайчик. Сделайте это очень бережно и осторожно, ни в коем случае ничего не сломайте и не разбейте, особенно окно в крыше. Если понадобится, потратьте на это несколько дней. Главное – навести здесь чистоту и порядок. Договорились?
Шон сказал:
– Да, профессор. Спасибо, профессор.
Эндрю не был уверен, что Шон его вообще слушал, а тем более понял. Зато он не сомневался, что Шон был доволен. Когда Шон был доволен, то размахивал руками, будто младенец, растопырив во все стороны пухлые пальцы, словно лучи у морской звезды, и сиял.
– Можно, я ему помогу? – спросил Эйдан.
Ему не терпелось выяснить, что тут на самом деле было, в этом сарайчике.
– Десять минут, – сказал Эндрю. – Не забывай, мы едем в Мелфорд покупать тебе одежду.
Он оставил Эйдана и Шона заниматься сарайчиком. Вытряхивая из волос грязь пополам со старыми чарами и на ходу обмахивая их с джинсов, он отправился в дом – слушать нотации Таркина.
Таркин сидел на стуле с прямой спинкой, положив культю на табурет от пианино. А ведь культя, наверное, сильно болит, подумал Эндрю.
– Да нет, – сказал Таркин, словно Эндрю произнес это вслух. – То есть та половина, которая осталась при мне, вообще не болит. Донимает меня та половина, которой нет. В основном колет ниже отрезанного колена, будто я ногу отсидел. А в данный момент у меня свело отсутствующую икру. Что-то мне не удается убедить ногу, что там нечего сводить. Стейси все советует попробовать гипноз, но это ведь кто-то будет копаться у меня в голове, давать тайные приказы – нет, это мне не по душе. То есть совсем не по душе, вот я никуда и не пошел.
– Да, мне бы такое тоже не понравилось, – согласился Эндрю.
Он словно бы видел отсутствующую ногу Таркина – жилистую ногу, лежащую на табурете от пианино, и тугой болезненный ком сведенной мышцы на икре. Ничего себе телепат этот Таркин.
– О чем вы хотели со мной поговорить?
– А. Это… – Вид у Таркина вдруг сделался смущенный. – Стокки и Стейси с чего-то решили, будто именно я должен с вами поговорить, шут его знает почему, ну вот я и решил ковать железо, пока горячо, а то как бы не струсить. Простите, что спрашиваю. Вы были здесь, в этом доме, когда умер ваш дедушка?
Этого вопроса Эндрю никак не ожидал.
– Нет, – ответил он. – Я проезжал по дороге тут неподалеку, еще не знал, что он умер, и видел его призрак. Тогда и поехал прямо сюда.
Таркин пристально взглянул на него.
– И как он, призрак?
– Был крайне нетерпелив, – припомнил Эндрю. – Пытался вручить мне какую-то бумагу с большой сургучной печатью, я хотел ее взять, но рука прошла сквозь нее. Я думал, это его завещание, но когда адвокат показал мне его, оно было другого формата.
– Ага, – кивнул Таркин. – Так мы и думали. Вы и правда ничего не знаете. Послушайте моего совета, начинайте искать этот документ сию же минуту. Это Джослин, судя по всему, хотел передать вам область попечения. Из той бумаги вы и поймете, что вам полагается сделать, – уж яснее, чем из моих слов.
– Что мне полагается сделать с чем? – не понял Эндрю.
Таркин заерзал на стуле, вид у него снова стал смущенный.
– Честно говоря, точно не знаю, – признался он. – Я же не волшебник, не чета Джослину Брендону. У меня есть кое-какие, с позволения сказать, неофициальные таланты – вот розы разводить, лошадей понимать и все такое прочее, – а у него все было взаправду, у Джослина-то, он и в старости, когда я сюда перебрался, был еще о-го-го, хотя и отстал уже немного от времени. Я только одно знаю наверняка – в наших краях, в радиусе десяти миль с лишним, все как-то странно. По-особенному. И Джослин за этим следил. И хотел передать свои обязанности вам.
– Но волшебник, не больше вашего! – запротестовал Эндрю.
– Могли бы и заделаться, – отозвался Таркин. – По мне, так вам не мешало бы немного попрактиковаться. У вас есть дар. И еще вам надо найти ту бумагу. Я велю Стейси тоже поискать, когда она наладит компьютер. А если вам понадобится помощь, ну там объяснение или совет, – положитесь на меня. По правде говоря, буду только рад помочь. Видите ли, мне иногда бывает нужно отвлечься от мыслей о прерванной карьере, а для этого требуются сильные средства.
Эндрю понимал: Таркин отнюдь не шутит. Самому Эндрю было трудно даже представить себе, что такое жизнь жокея, но сразу стало ясно, что она была столь же увлекательна, как его собственная работа над книгой, и так же поглощала все время и силы. И тут Эндрю подумал: а ведь плохо бы ему пришлось, если бы он вдруг потерял обе руки и не мог писать свою книгу – и вообще больше не смог бы писать никаких книг.
– Благодарю вас, – произнес он.
– Не за что, – сказал Таркин. – Ну, я тогда пойду. – И вдруг просиял. – Ногу отпустило! – воскликнул он. – То есть, конечно, виртуальную ногу. Прямо как по волшебству. В общем, пойду я, а вы, если решите, что я знаю что-нибудь полезное про Мелстон, спрашивайте, не стесняйтесь.