Костей наклонился и бережно взял в руки отрубленную голову. Он погладил юношу по волосам и с сожалением вздохнул.
– Какие мягкие, – задумчиво протянул мальчишка. – Почти как кроличья шерсть. И очи тоже кроличьи.
Он заглядывал в выпученные глаза убиенного, в них замер исступленный кричащий страх. Интересно, этот молодец понял, что с ним произошло? Если отрубить змее голову, она ещё какое-то время может укусить. А люди? Сколько времени они сохраняют способность думать? Возможности проверить не представлялось. Ребёнок скривил губы и закрыл мертвецу глаза. Этот несчастный был не первым и не последним, кого хладнокровно убил отец. Чернобог частенько приносил в горную обитель останки своих жертв. Костея мучило любопытство: кем были эти люди? Что они любили? Что умели? Как звучал их голос и какими были движения? Мальчишка многих повидал за свою короткую, но ни один не был живым.
Как-то раз он попытался вернуть мёртвое тело на этот свет: труп неестественно изогнулся, захрипел и даже пытался что-то сказать, но вместо слов изо рта вырывалось невнятное бульканье. Ребёнок надеялся, что со временем воскрешённый привыкнет к новому состоянию и всё же сможет изобразить хоть что-нибудь внятное. Но целую неделю мертвец лишь дергал то ногами, то руками, да кривил рожу, пока не начал заливать пол рвотой из зловонных сгустков крови и кусков разлагающихся органов. Тогда Костею всё-таки пришлось его сжечь и пустить косточки на новый сундук.
Мальчишка в последний раз с грустью осмотрел голову.
– Какой ты красивый. Неужели твоя невеста была столь прелестна, что стоила такого конца?
Он склонился совсем близко к лицу и прошептал несколько слов. Голова начала чернеть и на глазах истлела. В руках остались лишь череп цвета парного молока и золотые локоны, из которых мальчишка планировал сплести браслет.
– Даже так красивый, – задумчиво произнёс ребенок, вертя черепушку в руках.
Сам Костей только на первый взгляд походил на человека. Он был выше людских детей. Его скелет, сильно вытянутый, тонкий, словно свидетельствовал о тяжелой генетической болезни, по крайней мере антропологи будущего наверняка бы классифицировали его именно так. Но мальчик не был болен, существа мрачной Нави не принимали законов людского царства. Их жизнь в состоянии омертвения сама по себе являлась парадоксом, была чем-то неправильным, искаженным. В сумрачной Нави жизнь и смерть смешались, породив причудливых патологических зверей и человекообразных.
Сколько бы Костей ни ел, щёки всегда оставались впалыми, а рёбра будто пытались прорвать мертвенно-бледную кожу. Никакие увечья не были трагедией: сломанные конечности с хрустом принимали прежнюю форму, сгоревшая плоть вновь нарастала на кости. Хвори, способные выкосить половину населения Яви, не оставляли и фурункула на чистом восковом лице. Даже пища была скорее времяпрепровождением, чем необходимостью. Всё, в чем мальчишка нуждался для поддержания сил – вода, словно он был причудливым растением. Без неё ребёнок чах и сох, впрочем, обезвоживание не приводило к смерти, лишь к временному замиранию.
– Чем ты сегодня занимался, Костей? – от клокочущего гулкого голоса задрожал воздух.
– Тренировался огнём управлять, – коротко ответил мальчик, стараясь не смотреть на Чернобога. Он не любил встречаться с великаном глазами. Костею казалось, будто льдистые очи видят его насквозь.
– Огонь – это хорошо, – одобрительный грохот разнесся по зале. – Людские города и деревни красиво горят. Когда их пожирает пламя, здесь с неба падает пепел. Но знаешь, что ещё красивее, мой мальчик?
– Что? – Костей закусил губу, чувствуя, как исполин склонился.
Бельма Чернобога, каждое размером с добротный щит, таращились на мальчишку, словно кошачьи глаза, вплотную наблюдающие за наивной невнимательной мышкой. Ребенок с крайней сосредоточенностью косарем вырезал узоры на черепе и старался не оборачиваться.
– Лёд, – Костея обдало студеным дыханием. – Огонь делает страдания людей мимолетными, конечными. Но во льдах у их отчаяния нет края, он навсегда запечатлевает ужас на лицах.
Мальчишка молча слушал, но отчего-то не испытывал восторга от идеи увековечить мучения убиенных и истерзанных жертв. Ребёнок привык принимать смерть как данность, но в то же время не понимал, зачем она существует, и почему Чернобог так радуется. Интересно, люди тоже находят смысл жизни в избавлении от неё других? Надо спросить Гвиневру. Она точно знает. Крыса многое подслушивала, прячась в кладовых и амбарах Яви, и будто была знакома с людьми с несколько другого ракурса, нежели великан. Что-то она подслушивала у человеков, что-то ведали сородичи. Гвиневра старательно и бережливо собирала людские и крысиные сплетни и приносила их Костею. А уж мальчик, превращаясь в ненасытных мох, жадно впитывал ее слова и с удивлением отмечал, что отец и крыса рассказывают совсем о разных человеческих мирах.
Когда Гвиневра впервые через щёлочку углядела великана, она спросила:
– Это что, сам Эрдёг? Неужто так далеко меня нелегкая принесла?
Но Костей не знал Эрдёга. Его отца звали Чернобогом, но такого диковинного имени не слышала уже Гвиневра. В людских книгах мальчишка читал об ужасах, которые несет его отец. И долгое время казалось, что его могущество признают все жители Яви. Но с возрастом ребёнок начал думать, что другой мир гораздо больше и многограннее, чем он себе представлял.
– Гвиневра, скажи, люди такие же жестокие, как отец? – в голосе Костея проскользнула легкая грусть.
– Люди? Хм, – крыса задумалась. – Люди разные есть. Друг к другу они вообще-то не всегда жестокие, а вот ко мне – постоянно. Я себе давно за правило взяла: видишь бесхозно кусочек сыра или хлеба, лакомо лежащий на полу – не бери. Мой брат так помер. Кусать можно только от целой буханки или сырной головы, иначе можно нарваться на яд. Ещё люди частенько с кошками дружбу водят. А кошки-то, кошки! Лютые звери! Вот к кому совсем приближаться нельзя. Чуешь кошку – в дом не ходи, это верная смерть, – Гвиневра чихнула. – Во, вишь, чихаю, значит, правду говорю.
– Чем же им так крысы не угодили? По-моему, ты прелестная.
Гвиневра не выдержала и смешливо запищала.
– Скажешь тоже. Я старая облезлая крыса, даже среди своих собратьев красотой не выделяюсь. А ты говоришь, почему меня не любят те, у кого я ворую еду!
Мальчик рассмеялся.
– Вот видишь! А когда я назвал тебя облезлой, ты спорила!
– Правильно! Потому что только я могу такое про себя говорить, а тебе нельзя!
– А знаешь что?
– Что?
– Ты в следующий раз возьми и золотую монетку хозяевам оставь. Говоришь, люди любят, золото?
– Да где ж я его возьму?
– Таки в зале. У нас его много, не думаю, что отец заметит пропажу горстки монет, а вот люди, кажись, и не будут так сильно расстраиваться, – предложил Костей.
– А ты смекалистый! – Гвиневре понравилось предложение друга.
***
Мальчишка исправно поливал семечко. На вторую неделю крошечный зелёный росток пробил себе путь на поверхность. Костея захлестнул восторг.
– Гвиневра, это и есть растение? – ребёнок счастливо улыбнулся.
– Оно самое! – подтвердила крыса. – Смотри-ка, правда выросло!
– Я хочу, чтобы оно росло быстрее! – потребовал мальчишка.
– Хотеть не вредно, но против природы не попрёшь, – проворчала Гвиневра.
– А я попробую, – ребёнок решительно посмотрел на растение.
– Ну, пробуй, сколько влезет, а я что-то притомилась, – крыса свернулась в клубочек и уснула, обнимая лысый хвост.
Костей же пытливо подбирал заговор, который помог бы побегу поскорее вытянуться и окрепнуть. Однако, у мальчишки ничего не получалось, поэтому он притащил из комнаты толстенную старую книгу в надежде найти какое-нибудь пригодное заклинание там.
Гвиневра проснулась от яркого света, пробивавшегося сквозь тонкую мембрану век. Открыв глаза, крыса охнула. Костей сидел на корточках перед большим подсолнухом, громоздкая желтая голова цветка излучала тёплый золотистый свет.
– Цветы – это очень красиво, – восхищённо прошептал ребенок.
Крыса поднялась на лапки и сделала несколько кругов вокруг растения, будто сомневалась в его реальности.
– В человеческом мире они так не горят. По крайней мере, я не видела, – удивлённо сообщила Гвиневра.
– А в нашем горят. Мне очень нравится.
Необычные свойства подсолнуха раскрывали тайну друзей. Расщелина в породе горела так, словно кто-то поставил внутрь с полдюжины свечей. Поэтому, уходя, Костею пришлось замотать голову цветка в бордовую рубаху, чтобы свет растения не заметил отец.
Истошный писк вырывался из крошечной крысиной глотки. Полный боли и отчаянного страха, он эхом разносился отражался от каменных стен.
Костей проснулся в холодном поту и ещё некоторое время судорожно озирался, пытаясь понять, где находится.
– Почудилось что ли? Гвиневра, Гвиневра, ты где?
Никто не ответил. Мальчишка прислушался, ему показалось, что из тронного зала доносился посторонний звук, словно вода переливалась. Ребёнок вскочил, дрожащими руками натянул тунику, завязал поршни и бегом спустился по лестнице.
Он осторожно приоткрыл дверь и, стараясь идти как можно тише, юркнул в узкий коридор, создаваемый стеной и полотнами мешковины.
На отцовском троне кто-то сидел, но то был не Чернобог. Фигурка тоненькая, изящная и угловатая. С трепетом мальчишка узнал в незваном госте своего старшего брата Аспида. Костей нахмурился, приезд этой твари едва ли сулил хорошее.
На троне исполина Аспид помещался целиком, так что использовал его скорее как ложе, уперевшись спиной в один подлокотник и закинув ноги на второй. Неслыханная дерзость. Длинные угольные волосы струились по плечам и спадали на пол, где закручивались змеиными хвостами, мертвенно-белая кожа парня словно была покрыта инеем, а улыбке тонких губ поблескивали загнутые ядовитые клыки.
В руках Аспид вертел сделанную Костеем чашу из черепа, любуясь резьбой и сиянием самоцветов.
– А-а, младший братец! Ты чего там прячешься? Какой же ты соня, – мерзко присвистывающим голосом протянул незваный гость. – Я смотрю, пока меня не было, ты тут успел крыс развести, какой неряха!
– Где она? – вздрогнул мальчишка.
– Ах, не беспокойся! Я уже избавил нас от такого преотвратительнейшего соседства.
Костей оцепенел.
– Как избавил? Где Гвиневра?
Глаза мальчишки испуганно бегали по зале. Тут наконец разглядел большую змею цвета сажи, слившуюся с камнем. Из огромной пасти торчал лысый крысиный хвост и крошечная еще розовая лапка.
От увиденного у Костея заложило уши. Разум помутился, и мальчишка с жутким воплем бросился к змее. Стоило ему коснуться чешуи рукой, как древний убийца заживо истлел, не успев полностью проглотить жертву. Маленькое, покрытое змеиной слюной и пеплом крысиное тельце недвижимо лежало на земле. Ребёнок со слезами на глазах поднял его и попытался разбудить, но всё было напрасно. Костей звал Гвиневру, однако крошечное сердце уже сковал смертельный яд.
– Что ты творишь? – возмутился Аспид. – Как ты посмел погубить мою змею?
Отчаяние и боль вмиг сменились свирепым желанием мести. Мальчик обернулся и с нескрываемой ненавистью посмотрел на брата.
– Гвиневра была моим другом!
– Кто? – удивился Аспид. – Крыса что ль? Какая мерзость, – он с презрением наморщил нос.
– Мерзость здесь ты, скользкий змей!
Аспид расплылся в улыбке.
– Это лучшая похвала, которую я слышал за последнее время.
Костей в исступленном порыве вмиг преодолел несколько ступенек перед троном и, оказавшись рядом с братом, положил руку прямо на его до абсурда идеальное личико, желая уничтожить, испепелить, смешать с тем серым облаком, которое покрывало землю перед мрачной обителью.
Однако убить брата оказалось не так-то просто. Он не рассыпался, как все предыдущие жертвы этого заклятия. Змей взвизгнул и оттолкнул ребенка ногой с такой силой, что мальчик кубарем покатился вниз и с размаху врезался в стену. Тлеющая кожа клочьями свисала с щек, носа и подбородка Аспида. Бледные когтистые руки лоскут за лоскутом срывали омертвевшую кожу, показывая миру обновлённое лицо. Взгляд лютых миндалевидных глаз гневно распиливал младшего брата.
– Это, знаешь ли, неприятно, – парень оскалился, обнажая змеиные клыки. – Но я рад, что ты готов пойти хотя бы на такое убийство. Запомни это чувство, с ним ты должен смотреть на всё живое.
– А если я не хочу?
Костей с трудом поднялся на ноги.
Аспид рассмеялся.
– А никто не спрашивает, хочешь ты или нет. Ты по своей сути – зло. И всегда будешь таковым.
– А если я хочу быть человеком?
Лицо змея расплылось в восторженной улыбке.
– Поздно. Слишком поздно. Для людей немыслимо поднять руку на родного брата, а ты уже переступил эту черту. В десять-то лет. В Яви глаголят, что такие люди хуже змей.
Аспид говорил немного шепеляво и медленно, смакуя каждое слово. Его речи, словно черви, проникали в самое нутро. Костей чувствовал, как нехотя начинает к ним прислушиваться и даже верить. Змей шептал, и мальчишка уже не злился, считал его правым, а описываемый братом мрачный путь – мечтой. Но стоило ему вновь взглянуть на тельце Гвиневры, как наваждение тут же спало. Костей подобрал свою несчастную подругу и выбежал из пещеры, не желая больше попадать под влияние искусителя.
К тринадцати годам Ядвига стала совершенно неуправляемой. Природная смелость смешивалась в ней с подростковой наглостью и бунтарством, порождая гремучую смесь, совладать с которой не мог ни один достопочтенный воспитатель. Тогда-то пожилая няня придумала найти Ядвиге соответствующий ее возрасту и ожиданиям королевского двора круг общения, в надежде, что в обществе рыжая дикарка позабудет фантазии о волшебных лесных обитателях.
Отыскать подходящих кандидатов оказалось несложно, знатные венгерские роды считали за честь предложить своих наследников в свиту юной королевны в надежде на будущие политические выгоды. Так собралась компания из пяти человек: мужей Андраша и Золтана, четырнадцати и пятнадцати лет соответственно, и юных дев: сестер погодок Ильдико и Эрзебет, а также самой младшей десятилетней Зофии.
В фантазиях взрослых дети должны были быстро найти общий язык, однако на деле всё оказалось не так просто. Девочки, всегда прилежные и аккуратные, носили идеально выстиранные белые фартуки и чепцы, любили заплетать друг другу косы и с восторгом осваивали кулинарное искусство. Общаться с ними Ядвиге было невыносимо тяжело, рыжие непослушные кудри не хотели лежать аккуратно, а фартуки с чепцами девушка на дух не переносила, они напоминали сварливую кухарку Рожу, постоянно придиравшуюся к королевне, а быть похожей на эту масляную свинью девушка не желала.
– Мне с этими гусынями общаться? И что нам обсуждать? Глупые секретики и способы не спалить булку в печи? Не хочу, – кривила нос Ядвига.
Казалось бы, она должна была найти общий язык с парнями, которые обычно от природы куда более подвижные и озорные, однако Андраш раздражал королевну с того самого мгновения, как ляпнул, что её волосы похожи на гнездо, а Золтан и вовсе был нерешительным и болезненным задохликом.
Проводить время в такой компанией было ещё хуже, чем над самой скучной на свете книгой. А потому Ядвига придумала отличный план, как избавиться от назойливых светских детишек. Их общение было глупой задумкой родителей, а значит, проказнице предстояло сотворить столь грандиозную пакость, чтобы взрослые сами избавили её от своих до омерзения ненаглядных чад.
– А вы знали, что в лесу есть дерево, на ветвях которого растёт вкуснейший хлеб, – как-то раз заявила Ядвига.
– Что за глупости, ты же не маленькая девочка, чтобы в такую чушь верить, – огрызнулся Андраш.
– А вот и правда, я сама видела. Могу показать.
– Правда видела? – поверила маленькая Зофия.
– Конечно! – с невозмутимым видом подтвердила девушка.
– Да чепуха всё это, я не пойду, – Андраш махнул рукой. – В прошлый раз мы уже искали этих твоих, как там?
– Тёрпеков.
– Вооо, вот их! И ничего кроме мокрого снега не нашли.
Однако женская часть, более склонная к вере во всякие сказки, оказалась не столь категорична, но идти без мальчиков девочкам было страшновато.
– Ну Андраш, ну пожалуйста-пожалуйста, – начала упрашивать Ильдико.
– А я за то, чтобы пойти, – заявила Эрзебет, – если дерево и правда есть, то это удивительно, а если нет, а его скорее всего нет, значит Яга – позорная лгунья.
Эрзебет по натуре была показушно правильной и язвительной. А ещё считала себя лучшей, поэтому для неё оказалось невыносимо, что на этот раз особое отношение проявлял не к ней, а к вечно взъерошенной и взбалмошной рыжей девчонке.
– И почему она – дочь самого короля? Я гораздо более достойна быть королевной! – Эрзебет завидовала Ядвиге, поэтому придиралась к ней по поводу и без. А чтобы лишний раз побесить соперницу, она презрительно сокращала её имя до «Яга».
Очередной предлог подразнить чудачку Андрашу очень понравился, поэтому в конце концов он согласился на прогулку.
– Ну хорошо, тогда, дорогие друзья, выдвигаемся в путь, – в другое время Ядвига уже десять раз поцапалась бы с недоброжелателями, но сегодня рыжеволосая чертовка выглядела приторно милой и спокойной. Это было необходимо для воплощения плана.
Дети стали одеваться. Ядвига взяла варежки, тогда-то Эрзебет подметила её неаккуратные грязные ногти и грубые обветренные руки.
– Ты бы хоть когти свои постригла, дура. Страшные, прямо фу! Хуже, чем у мальчика.
Но королевна не ответила на колкость, на это нельзя было тратить время. Подростки гурьбой двинулись за Ядвигой в тихий заснеженный лес. Сперва идти было легко и даже весело. Под одним из деревьев, виляя хвостом, в поисках опавших шишек копошилась медная белка. Солнца не было, однако день всё ещё казался светлым и приятным.
– Ну что, где же твоё хваленое дерево? – с издёвкой спросил Андраш.
– Ещё не дошли, расти оно так близко, его б деревенские ободрали, – отвечала Ядвига.
И дети шли дальше.
– Ядвига, далеко ещё? Ноги подмерзать стали, – спросила Ильдико, шевеля озябшими пальцами в кожаных башмаках.
– Ещё чуть-чуть, – подмигнула девушка.
И снова дети шли, но уже медленнее, они начали уставать.
– Эй, что ты нас за нос водишь? Если соврала, так и скажи, нет никакого дерева и все тут! Пошли домой, – начал терять терпение Андраш.
– А мы пришли, – прервала его тираду Ядвига. – Только вы глаза должны закрыть, иначе дерево не покажется. Оно не хочет, чтобы люди знали к нему путь.
– Опять твои выдумки? Ладно, – фыркнула Эрзебет.
Ребята закрыли глаза. Они шли вслепую, а рыжеволосая девчонка ими командовала, где взять правее, где левее. Наконец было разрешено посмотреть, однако ничего кроме заснеженных елей подростки не увидели.
– Только время потратила, обманщица! – огрызнулся Андраш, резко повернулся к королевне, но её не было.
Юноша застыл, недоумённо хлопая глазами.
– Что за детские шутки, ха-ха, типа исчезла. Везде снег, милочка, все твои следы видно будет!
Мальчишка раздражённо осматривался в поисках дорожки к какому-нибудь дереву, но дорожки не оказалось. Лишь отпечатки их собственных ног.
– След в след вернулась, эка невидаль! – он повысил голос. – Ядвига ты же рядом говорила, и далеко убежать не могла, выходи давай!
Лес лишь повторил слова Андраша.
– К черту её, пойдем обратно, – предложила Эрзебет. – Будем мы ещё на эту дуру время тратить.
Все её поддержали. Взмокшие и уставшие, они возвращались по своим следам.
– Как это по-детски, завести нас в лес и бросить, как будто мы настолько глупы, чтобы не вернуться, – с насмешкой рассуждала девочка.
– Надо будет сказать взрослым, её накажут, – предложил мнительный ябеда Золтан.
– Точно! – в восторге от идеи согласилась Ильдико. – Так ей и надо!
Ребята были раздражены глупой шуткой и уверены, что запросто и сами выйдут из леса, пока вдруг не оказались на развилке. Одна дорожка следов уходила вправо, другая – в противоположную сторону.
– Серьёзно? – мальчик закатил глаза.
– Как же мы вернёмся домой? – охнула маленькая Зофия.
– Протоптала, чтобы нас запутать, а размер обуви-то у нас разный! – рассмеялся Андраш и, довольный своей догадкой, наглядно продемонстрировал, – смотри, след справа точь-в-точь как у меня, – Андраш поставил ногу в отпечаток, – а слева…
А слева нога тоже идеально совпадала с отпечатком. Мальчик нахмурился – он не понимал, как такое может быть, так что перепроверил ещё раз.
– Так куда нам, Андраш? – нетерпеливо спросила Ильдико.
– Направо, нам направо, – растерянно и с едва заметной дрожью в голосе ответил мальчишка.
Ребята повернули направо, но не прошли они и двухсот метров, как снова наткнулись на развилку, однако следов и в одну и в другую сторону было всего по два.
– Точно ложная дорога, – заметила Эрзебет.
– Значит, надо было налево! – сообразил Золтан.
Дети вернулись обратно и обмерли. Там, где была развилка, уже было не два пути, а целых пять. И какой из них нужный? Следы каждого идеально совпадали с башмаками ребят. Тут подросткам стало по-настоящему страшно.
Начало темнеть, они выбрали одну из дорог. Стараясь превозмочь подступавшую панику, дети шли вперед. Лёгкий и пушистый снег теперь казался непроходимой топью, в которой увязали ноги, кои с каждым шагом становилось всё труднее вытаскивать. Конечности словно налились свинцом, на каждый отчаянный рывок вперед мышцы икр отвечали болью. Но в конце второго пути ребят вновь поджидала развилка из одиночных следов.
– Где мы? – плаксиво спросила Зофия.
– Не та, это не та дорога! – в отчаянии воскликнул Андраш.
Они вернулись и пошли по третьему пути, приведшему подростков в тупик, следы просто обрывались.
– Остался последний, он-то точно наш, – хриплым и сбитым голосом сообщил мальчик.
Дети вновь двинулись обратно, однако в этот раз вместо развилки перед ними был никем не тронутый белый и чистый снег.
Ребята стояли одни посреди мертвого тихого леса, гробовое молчание которого нарушалось лишь едва различимым шорохом падающих снежных хлопьев. Сумерки подступали со всех сторон, сужая всё пространство в узкий круг.
Паника захлестнула сознание, девчонки заплакали, Андраш бросился в сторону, откуда они пришли, но там тоже уже ничего не было. Мальчишка испугано озирался, не понимая ни что делать, ни куда идти.
– Тихо, – Золтан приложил палец к губам, – прислушайтесь.
Недалеко можно было различить чей-то не то смех, не то плач. Дети пошли на голос. Посреди полянки стояла девочка с пышными рыжими волосами, даже в сумерках был хорошо различим их необычный цвет. Закрыв лицо руками, она дрожала и горько жалобно плакала.
– Ядвига! Что ты устроила! Выводи нас из лесу сейчас же! – Андраша охватила неистовая ярость. Он подскочил к девушке и схватил за руку, заставляя отдернуть от лица. Но даже озябшей ладонью мальчик почувствовал, что кисть была очень жёсткой и шершавой. Подросток взглянул на ее руку и увидел, что на иссохших пальцах росли кривые грязные когти.
Девушка тряхнула головой и рыжие волосы открыли серое нечеловеческое лицо с длинными заворачивающимися в трубочки ушами. Уродливая морда расползлась в кривой улыбке от уха до уха, обнажая ряды чёрных смердящих зубов. Существо надрывно захохотало, звучание его голоса было подобно визгу сразу нескольких сумасшедших разом заверещавших посреди улицы. Крик резал уши и наполнял голову гулким невыносимым звоном.
Андраш инстинктивно разжал руку и обнаружил, что уже не он держал чудовище за кисть, а оно схватило его своими сломанными вывернутыми пальцами. Мальчик закричал и попытался оттолкнуть монстра, но, кажется, лишь спровоцировал его. Существо полоснуло подростка свободной рукой по лицу, словно острыми ветками царапая нежную юношескую кожу. Андраш почувствовал, как что-то горячее течёт по его щекам и капает с подбородка; запахло железом.
Вечно дерзкая Эрзебет притихла, не в силах ничего предпринять, а вот её младшая сестра Ильдико нашла большую кривую ветку и с отчаянным криком побежала на монстра. Чудовище, уворачиваясь от атаки, отпустило мальчишку и в один огромный прыжок оказалось на середине ствола высокой сосны. Оно громко зашипело. Это вывело из оцепенения остальных детей, и ребята попытались дать последний бой в защиту собственных жизней. Как ни странно, первым сдался Андраш. От усталости и запаха собственной крови у него кружилась голова. Ноги, казавшиеся ватными, подогнулись, и мальчик обессиленно упал на колени. Девочки и Золтан обступили его. Держа в руках палки, они старались отогнать существо. Монстр наворачивал круги и время от времени делал выпады, потихоньку укорачивая ветки. Руки детей ныли и болели, уставшие от длительной обороны.
Казалось, погибель была уже совсем близко, когда меж деревьев замелькали огни факелов и послышались человеческие голоса. Вся прислуга и стража были пущены на поиски пропавших детей знати.
Андраша выносили под руки, пришлось нести и маленькую Зофию, которая окончательно выбилась из сил и падала, едва сделав шаг. Остальные ребята кое-как выбрались на своих ногах.
У выхода из леса их ждали всполошенные женщины и Ядвига.
– Мама, эта тварь, эта она нас в лес завела! – рыдая, заявила Эрзебет, тыча пальцем в девчонку. – Она хотела нас убить! Ведьма!
– Это не я, – покачала головой девушка, – няня весь день учила меня вязать носки.
– Вранье! Кто может это подтвердить? – Поддержала сестру Ильдико.
– Это правда, – вмешалась старая няня, – Ядвига с самого утра до позднего вечера была со мной.
– Но как? – Эрзебет ничего не понимала.
Тут её взгляд упал на руки рыжеволосой девочки. Они были нежные, мягкие, с чистыми аккуратно подстриженными ногтями.