Дж. С. Монро
Забудь мое имя
– Ничего страшного, – говорю я.
– Фрейя, – продолжает Люк. – Ее звали Фрейя Лал.
– Значит, не Джемма.
Люк медленно мотает головой.
– Джемма – это имя, которое мне дали здесь, – поясняю я. – Тони придумал. Я не знаю, как много он вам рассказал…
– Мне звонила Лаура. После нашей встречи в больнице. Если я могу вам чем-либо помочь…
– Надеюсь, что поутру я себя буду чувствовать лучше.
Я вижу, что Люк старательно переваривает мои слова, анализирует полученную информацию.
– Выходит, мне не на ровном месте показалось, будто я вас знаю, – произносит он, рассматривая мою татуировку на запястье. – Возможно, вы были как-то связаны с Фрейей?
Люк снова изучает мое лицо – на этот раз уже гораздо более серьезно. Пристально вглядываясь, он явно ищет признаки моего сходства с Фрейей:
– Никто ничего не слышал о ней с тех пор, как мы окончили школу. Она словно растворилась в воздухе.
– Как Амелия Эрхарт[6], – едва слышно бормочет Шон, жестом подзывая официантку.
– И вы пытаетесь ее найти? – спрашиваю я Люка, не обращая внимания на подозрительный взгляд, брошенный на меня Шоном.
– Я не думал о ней много лет, – похоже, Люк нервничает, поглядывая на Шона, теперь уже поглощенного разговором с барменшей. – На самом деле, это неправда, – понизив голос, добавляет он. – Месяц назад я расстался со своей подружкой, – делает паузу Люк, но через пару секунд продолжает: – Я не совсем понимаю, зачем вам все это рассказываю. Звучит глупо, но после разрыва я начал искать Фрейю в сети.
– И вовсе это глупо не звучит, – говорю я. Мне нравится Люк, его открытость.
– Мне захотелось вновь встретиться со своим прошлым. Со своим детством. Попытаться вернуть в свою жизнь хоть немного стабильности. Я в последнее время ощущаю себя сорвавшимся с якоря что ли… брошенным на произвол судьбы.
– Мне знакомо это ощущение.
– Конечно. Даже в большей мере, чем мне. Извините. Наверное, такие разговоры не идут вам на пользу…
– Жаль прерывать вашу беседу, – подает голос Тони, вернувшийся к нашей компании, – но викторина начнется с минуты на минуту.
Я прохожу вслед за Тони, Люком и Шоном к большому столу в эркере, возле которого нас со всех сторон оглушают возгласы других посетителей. Это всего лишь добродушное подтрунивание, не более того. И Тони с удовольствием парирует шутки. Но мне уверенности они не прибавляют.
– Местная крикетная команда, – сообщает мне Люк. – Тони за нее играет – по крайней мере, пытается. Его потуги, скорее, напоминают удары по мячу бейсбольного бэттера, чем игру защитника калитки. Но они все время выигрывают с тех пор, как к ним присоединились афганцы.
– Афганцы?
– Да, в деревне поселились два брата-афганца, – подтверждает Люк и берет листок бумаги у администратора паба, расхаживающего вокруг столиков как раздающий листовки политик.
– Сколько тут картинок, – перебивает его Тони, забирая листок у Люка.
– Эти братья-афганцы работают на кухне, – добавляет Люк. – У них получаются лучшие пуштунские карри по эту сторону от Кабула.
– И потрясающие крученые подачи в крикете, – говорит Шон. – Вы бы видели их гугли[7].
Дюк бросает на своего приятеля осуждающий взгляд. Я совершенно не понимаю, о чем они говорят, и пытаюсь подавить вновь возникшее желание уйти из этого заведения, убежать в ночь. Я чувствую себя самозванкой, незваной гостьей, отнимающей время у добрых людей.
– Как вы думаете, что это такое? – спрашивает меня Тони, показывая на одну из картинок. – Здесь изображены дворцы мира.
Я сразу же узнаю белые, похожие на крепостные стены. Какое облегчение! Я ведь так боялась, что от меня на викторине не будет никакой пользы.
– Это дворец Потала в Лхасе, – говорю я. – Жемчужина Тибета.
Тони поворачивается ко мне, сложив губы в одобрительную улыбку:
– Ваша семантическая память работает хорошо.
– А с историей России вы знакомы? – интересуется Люк. – Это тема сегодняшнего бонусного раунда.
– Да помогут нам Иисус, Мария и Иосиф! – восклицает Шон.
– Вы сказали – в Лхасе? – спрашивает Тони. – Потрясающе.
Интересно, что именно его потрясло – способности моей памяти или тибетская архитектура?
К изумлению всех, включая меня саму, мне оказываются известны ответы и на другие вопросы, особенно в финальной части викторины, посвященной России.
– Как это правильно произносится? – уточняет у меня Люк, записывая ответ: «площадь Дзержинского».
Я разглядываю картинку под пристальным взглядом Шона:
– Красивая…
По окончании викторины Люк проверяет наши ответы с Тони и передает их для оценки жюри за другим столиком. Наша команда снова одерживает верх, опередив крикетистов на одно очко.
Люк с Шоном направляются в бар отпраздновать победу, оставляя меня наедине с Тони. Мне приятно его внимание. Только смогу ли я совладать с собой? Мне хочется нравиться Тони, но хрупкое равновесие поддерживать сложно.
– Вы напоминаете мне кого-то, – говорит Тони, глядя мне прямо в глаза. – Только не могу вспомнить, кого именно.
– Похоже, моя болезнь заразна, – отвечаю я, силясь улыбнуться. А потом отворачиваюсь. Я не хочу быть с Тони здесь. В этом пабе. В этой деревне.
– На меня это не похоже, – продолжает он. – Я не забываю лиц. Я вообще ничего не забываю.
С этими словами Тони достает маленький цифровой фотоаппарат, «Canon PowerShot» и снимает меня. Я отшатываюсь во время вспышки. Такого я не ожидала.
– Спросите меня через десять лет об этом снимке, и я смогу живописать вам сегодняшний вечер во всех подробностях: кто тут был, кто выиграл викторину и с какой разницей в счете.
– Я не люблю, когда меня фотографируют, – говорю тихо я, пытаясь сохранить выдержку и спокойствие. А потом вспоминаю рассказ Лауры о страхе Тони перед болезнью Альцгеймера.
– Простите меня, – говорит он, сжимая рукой мое плечо. – Мне удалить это фото?
Я мотаю головой. Теперь уже слишком поздно.
– Надеюсь, вы не жалеете, что пришли сюда, – продолжает Тони, оглядывая бар. – Вам это хоть как-то помогло?
– Это было полезно, – предпочитаю солгать я.
– Опасаетесь, что можете забыть все, что сегодня происходило?
– До ужаса, – Тони даже не представляет себе, до чего я этого боюсь.
– Может быть, вам стоит все записать? Оставить для себя своего рода памятку?
– Я так и собиралась сделать, ночью. На всякий случай, – обвожу я взглядом бар. Администратор паба настраивает микрофон. Отрегулировав уровень его громкости, он вскидывает руку в нашем направлении.
– Ваша минута славы, – говорю я Тони.
Тот кивает и, резко взбодрившись, тянется за футляром с гитарой.
– Слава манит, – срывается с его губ.
10
Лаура поднимается наверх, толкает дверь гостевой спальни и впивается взглядом в чемодан Джеммы. Несколько секунд она раздумывает над тем, чтобы подойти к нему и вывалить на пол все вещи. Но они с Джеммой уже просматривали раньше его содержимое и не нашли ничего подозрительного. Лаура переводит взгляд на постель. На пододеяльнике отпечатался след от тела Джеммы. Должно быть, она прилегла на кровать до ужина. Несчастная женщина, уставшая, измотанная стрессом… А кто бы чувствовал себя иначе после всего, что ей сегодня довелось пережить?
Она, Лаура, просто себя накручивает! Ей следует взять себя в руки, а не разводить паранойю. Джемма нуждается в ее сочувствии, а Сьюзи Паттерсон наверняка ошиблась.
Лаура протягивает руку к одеялу, но прежде чем ее пальцы дотрагиваются до него, внизу раздается какой-то шум. Что это было? Щелчок? Скрип входной двери? Лаура напрягает слух, но ответом ей – мертвая тишина. На лестничной площадке Лаура снова останавливается и прислушивается. Ничего. Она спускается вниз, уже почти убежденная, что звук ей послышался. Но на кухне почему-то прохладнее, как будто в их маленький дом просачивается свежий воздух. Через открытую входную дверь. Или окно… Лаура проходит в гостиную, распахивает переднюю дверь и окидывает взглядом улицу в обоих направлениях. Ничего и никого…
Вернувшись в дом, Лаура снова проходит на кухню, уговаривая себя расслабиться. А затем замирает, уставившись на кленовый держатель для ножей на буфете. В нем недостает одного ножа. Самого большого – «мужского ножа», как его называет Тони. Где он может быть? Лаура поворачивается к деревянной сушилке. Спокойствие, только спокойствие. Она слишком близко приняла к сердцу слова Сьюзи: «Будь осторожней со своей новой приятельницей. Я думаю, что знаю, кто она». Глубоко вдохнув, Лаура делает полный выдох, пытаясь затуманить воображаемое зеркало. Медленное дыхание уджайи – она всегда переходит к этой технике для снятия напряжения и беспокойства; ради нее собственно она и начала заниматься йогой. Лаура поочередно выдвигает кухонные ящики, разыскивая нож с нарастающим отчаянием. Ножа нигде нет. Снова сделав глубокий вдох, Лаура кладет руки на буфет и опускает голову.
– Все нормально? – доносится голос.
Лаура резко оборачивается.
– Господи, как вы меня напугали, – говорит она, глядя на Джемму, вышедшую из ванной комнаты.
– Извините меня, я не хотела. Тони дал мне ключ, чтобы я зашла в дом; он сказал, что вы уже могли заснуть.
– Заснуть? – повторяет Лаура, не в силах подавить сухой смешок. У нее даже в мыслях ничего подобного не было.
– Вы что-то потеряли? – спрашивает Джемма.
– Я всего лишь убирала мытую посуду, – говорит Лаура, вставая спиной к буфету. Она наблюдает за тем, как Джемма заходит на кухню. Движения женщины медлительные, неуверенные. Лауре видны обе ее руки, но ведь Джемма могла спрятать нож. Инстинктивно Лаура бросает взгляд на держатель ножей – вдруг ей придется защищаться другим ножом.
– Вы в порядке? – интересуется Джемма.
В ее глазах Лаура подмечает выражение, уже виденное ею раньше. Холодную отрешенность, как будто Джемма не отдает себе отчета в том, что делает. Может быть, попробовать ее разоблачить? Спросить напрямик?
– Мне и впрямь не по себе, – говорит Лаура, все еще глядя на Джемму как ястреб.
– Что такое?
– Джемма Хаиш, – произносит Лаура.
– Джемма Хаиш? – повторяет вслед за ней Джемма.
– Это вы?
– Я не знаю, Лаура. Я не уверена даже в том, что меня зовут Джеммой.
– Сьюзи, доктор Паттерсон, считает, что вы – Джемма Хаиш.
– И что, если это так?
– Джемма Хаиш жила в этом доме. Очень давно.
Джемма медленно кивает. Она что-то вспомнила? Память к ней вернулась?
– Вы можете себе представить, каково это, – говорит Джемма, – не знать, кто ты такая? Чего я только не наслушалась сегодня. Один классный парень по имени Люк, с которым мы повстречались в больнице, сказал, что я похожа на Фрейю Лал, его пропавшую школьную подружку. Тони говорит, что я напоминаю ему кого-то. Только вот кого именно – он не может понять. Теперь вы утверждаете, что я могу быть Джеммой Хаиш, а я этого имени никогда прежде не слышала. И даже не знаю, действительно ли меня зовут Джеммой. Я не имею ни малейшего представления обо всех этих женщинах, Лаура.
Джемма смотрит нерешительно на свои ноги, опускается на стул возле кухонного стола и обхватывает руками голову:
– Извините меня за то, что я заявилась сюда сегодня, за то, что вот так ворвалась в вашу жизнь, в ваш дом… И простите меня, если я чем-то расстроила вас сегодня вечером.
– Это мне следует извиниться перед вами, – говорит Лаура, заметив пропавший нож на другом буфете, в котором хранятся письма. Какая же она дура! Тони, наверное, вскрывал им утреннюю почту.
Лаура снова косится на Джемму, ее покрасневшие, воспаленные глаза. И, поддавшись внезапному порыву, подходит к ней и обвивает рукой за плечи. Она ничего не может с собой поделать, невзирая на предостережение Сьюзи, невзирая на то, что прочитала сегодня вечером о Джемме Хаиш. Слишком легко она поддается состраданию. Не этим ли ее все время попрекает Тони?
– Я оставила для вас полотенце, – говорит Лаура, неловко отступая немного назад. – В ванной комнате – вы знаете, где она.
Лаура вымучивает из себя улыбку, побуждая Джемму слегка улыбнуться ей в ответ:
– Спасибо.
– Как прошла викторина? – спрашивает Лаура.
– Мы выиграли.
– Ура! – тихо восклицает Лаура, поднимая оба кулачка с наигранной радостью. Никого из них она не убеждает. – Вы смогли ответить на какие-нибудь вопросы?
Джемма кивает, вытирая нос:
– Похоже, я многое знаю о России.
– А кто еще был в пабе? Люк? Шон?
– И тот, и другой. Шон всегда так пристально смотрит?
– Всегда. Он чудной, но невредный. Оценивает людей, подыскивая персонажей для своего очередного сценария.
– Могу я попросить вас об одолжении? Еще одном?
– Пожалуйста, – отвечает Лаура, заинтригованная тем, что ей предстоит услышать: «Я люблю спать с ножом под подушкой».
– У вас есть бумага? – спрашивает Джемма. – Тони порекомендовал мне записать все, что происходило сегодня. Понимаете…
– Конечно. Бумага лежит вот здесь, – кивает Лаура на маленький буфет, в котором у полки для писем лежит линованный блокнот, и тут же сожалеет об этом.
Джемма подходит к буфету и вырывает из блокнота две страницы с жутким, скрипучим шумом, разливающимся по всей кухне. А положив блокнот на место, переводит взгляд на нож, берет его и оборачивается. Лаура смотрит на нее широко распахнутыми глазами.
– Вы его искали, когда я зашла? – спрашивает Джемма.
У Лауры перехватывает дыхание, она не может вымолвить ни слова. Вид Джеммы со сверкающим лезвием будто загипнотизировал ее. В голове проносится только одно – присланная Сьюзи ссылка на сайт, снимок Джеммы Хаиш и ее отсутствующий взгляд.
– Его место вон там, – наконец, выдавливает из себя Лаура. Она быстро забирает у Джеммы нож и с отвратительным стуком вонзает его в держатель. – А ручка у вас есть? – спрашивает она гостью нарочито равнодушным голосом.
Джемма кивает.
Лаура отворачивается, чтобы достать пару тарелок из сушилки. Ей нужно чем-то себя занять, перевести дыхание, отвлечься от навязчивых мыслей.
– Я поднимусь через минуту, – говорит Лаура. – Спокойной ночи.
Но когда она снова оборачивается, Джеммы на кухне не застает. Гостья уже наверху. И Лауре остается только молить бога о том, чтобы Тони вернулся домой поскорей.
11
Постель у меня чудесная – белые простыни на ощупь как дорогой египетский хлопок. А на крашеную прикроватную тумбочку Лаура положила горстку свежесобранных диких цветов в миниатюрной бутылочке из-под молока. Вот она – доброта незнакомцев! Сама комната выглядит в точности так, как я ранее описала ее Лауре и Тони, – идеальная для ребенка, хотя цвета могли бы быть чуть более приглушенными.
Взяв за исходный эпизод свое прибытие в аэропорт, я начинаю записывать все события уходящего дня: свою попытку заявить о пропаже сумки, путешествие сюда на поезде, встречу с Лаурой и Тони, посещение больницы, вечерний поход в паб на викторину. Я ни о ком не пишу ничего личного – ведь я уже ощущаю себя «общественным достоянием» и нисколько не сомневаюсь в том, что все записанное мною будет прочитано другими: врачами, полицейскими, специалистами в области психического здоровья. Уверена, у них у всех самые добрые намерения. Но мне необходимо соблюдать осторожность. И на верху бумажного листка я записываю: «Прочитай это, когда проснешься».
Лаура все еще внизу. Она ведет себя со мной довольно странно. То держится подозрительно и опасливо, то вдруг проявляет участие и теплоту, приобнимает и пытается утешить. Мы обе видели реакцию доктора Паттерсон в самом конце нашей консультации в больнице. Не заметить ее потрясения было невозможно. Как и потрясения Лауры после получения за ужином эсэмэски. Речь в ней шла не о йоге. Кто же, черт побери, эта Джемма Хаиш?
Я пока еще не слышала, чтобы Тони вернулся из паба. Он велел мне положить ключ под цветочный горшок у входной двери. Меня подмывало остаться в пабе – посмотреть, действительно ли он так плохо поет, как утверждает Лаура. Но моя усталость оказалась сильнее любопытства.
И сейчас мне ужасно хочется спать. Но я переживаю за завтрашнее утро. Что оно мне принесет? Не будет ли оно еще хуже сегодняшнего? Еще более стрессовым? Я должна двигаться дальше, но чувствую себя во власти других людей, зависимой от мнения докторши, от своей собственной памяти. Образы Флер продолжают всплывать перед моими глазами. Но стоит мне ее увидеть, как Флер мгновенно исчезает.
Вот я закрываю глаза, и она опять появляется откуда-то из темноты. Она здесь – сидит на кровати в своей квартире, а ее лицо скрывает книга, которую она читает: еще одно описание берлинского андеграунда техно-музыки. «Флер», – шепчу я, и мои глаза увлажняются слезами. Она опускает книгу, и я громко охаю: ее лицо искажено, рот распахнут в ужасающем крике.
Мозг – сложнейший, но пугающий механизм, способный помнить многое из того, что мы бы хотели забыть, и забывающий ту единственную вещь, которую нам бы больше всего хотелось запомнить. А потом, с течением времени, он вдруг начинает работать избирательно, словно в автономном нейронном режиме, вызывая ночные кошмары из-за кордона бесплодной пустоты амнезии.
12
Через полчаса я перечитываю все, что написала, и вытягиваю руку, чтобы выключить свет. И именно в этот момент я слышу их разговор внизу. Их голоса приглушены и звучат слишком далеко. Значит, они не прямо подо мной, в гостиной, а на кухне.
Я выскальзываю из постели в хлопчатобумажной пижаме из чемодана и крадучись пробираюсь на лестничную площадку, напрягая изо всех сил свой слух. Насколько я могу судить, Тони защищает меня. Я сознаю это с облегчением. Но Лаура, похоже, склоняется к тому, чтобы выставить меня из их дома, и как можно скорее.
– Мы же не можем взять так просто и вышвырнуть ее на улицу, мой ангел, – говорит Тони.
– Прочти это. Джемма Хаиш заходит в Отделение экстренной медицинской помощи, предупреждая, что способна убить любого. Она умоляет принять ее и осмотреть. Медсестра направляет ее к психиатру на обследование, но та не дожидается осмотра и преспокойненько выходит на улицу. Почему ее никто не остановил?
– Не знаю, мой ангел.
– И глянь сюда: за несколько минут до этого инцидента в больнице Джемма перерезала кухонным ножом горло своей подруге, затем позвонила на 999, также предупредила, что готова прикончить еще кого-нибудь, и попросила о помощи. Но полиция приехала слишком поздно.
Я крадусь ниже по лестнице, отчаянно вслушиваясь в разговор.
– Сьюзи просто посоветовала тебе соблюдать осторожность, – говорит Тони. – У нас нет возможности узнать, она это или нет.
– Я разговаривала с ней весь вечер. Джемме Хаиш сейчас должно быть лет тридцать. Наша Джемма примерно такого же возраста. Двенадцать лет назад, еще студенткой в Лондоне, Джемма Хаиш была осуждена за непредумышленное убийство.
– И где она может находиться сейчас?
– Похоже, этого никто не знает. Освободилась и пропала. Сьюзи также сказала, что она жила когда-то в этом доме. И что у нее диагностировали шизофрению и амнезию.
– Не помню, чтобы я видел имя Хаиш в списке владельцев этого дома.
– Но Сьюзи ничего не выдумывает, Тони. Это все зафиксировано в медицинской карте Хаиш. Карты хранятся в больнице пятнадцать лет.
– И все же из этого не следует, что женщина, заявившаяся к нам сегодня, – никто иная, как Джемма Хаиш.
– Она успела рассказать мне о своей подруге; подруга та умерла. Для меня уже одного этого достаточно. И видел бы ты ее сегодня вечером – то, как она держала кухонный нож…
– Она что-нибудь делала с ним? Угрожала тебе как-то?
– Я восприняла это именно так. Посмотри на эту фотографию.
Молчание.
– Фото размытое, – говорит Тони. – Это может быть она… А может, и нет.
– А как насчет этого рисунка из зала суда?
– По нему судить еще труднее.
– Эта женщина спит в нашем доме! В гостевой спальне наверху.
Кажется, Лаура всхлипывает, но я не уверена. Проходит несколько секунд, пока Тони снова не заговаривает.
– Тут говорится, что Джемма Хаиш училась на художественном. А наша Джемма прилетела из деловой поездки в Берлин. В строгом костюме. Бизнес-леди…
– Каким таким бизнесом может заниматься женщина с татуировкой в виде цветка лотоса на запястье? Я буду спать здесь, внизу, на диване. Пока мы не узнаем наверняка.
– Ну вот еще, ангел мой! В этом нет необходимости, – похоже, Тони моя татуировка не беспокоит.
– Я просто на грани нервного срыва, – признается Лаура. – Ты называешь ее Джеммой, потом приходит эта эсэмэска от Сьюзи…
Я услышала достаточно и на цыпочках возвращаюсь в свою комнату. Но оставляю дверь чуть приоткрытой. Мне не хочется, чтобы кто-то из них услышал ее характерное щелканье. Почему Лаура считает меня Джеммой Хаиш? И что они там с Тони читали? По крайней мере, я теперь понимаю тот взгляд, которым меня смерила Лаура, когда я протянула ей кухонный нож. Она выхватила его из моих рук так, будто разоружала меня. Джемма Хаиш перерезала горло своей лучшей подруге. Я закрываю глаза. Смогла бы я сделать такое? Убить ножом другого человека? Я пытаюсь представить кусок холодного металла в своей руке, гнев или страх, который я должна была при этом испытать.
Я ложусь в постель в тот самый момент, когда Тони поднимается по лестнице наверх. Уж не клаустрофобия ли у меня? Дом кажется мне меньше, чем я поначалу думала; потолок спальни давит на меня. Есть ли у меня время, чтобы закрыть дверь как следует? Тони уже на лестничной площадке. Я все еще лежу в темноте, с закрытыми глазами и колотящимся сердцем. Ну почему я не закрыла дверь? Тони, похоже, остановился, тяжело дыша после подъема по лестнице. А в следующий миг я слышу, как приоткрывается какая-то дверь. Всего на несколько дюймов. Это дверь моей спальни или его? Может, мне закричать?
– Вы не спите? – доносится до меня с порога голос Тони.
Я ничего не отвечаю, притворяясь спящей, лицом к стене. И пытаюсь дышать как можно тише. Но мои губы слишком сильно дрожат. А по щеке скатывается слезинка.
– Добро пожаловать домой, – шепчет Тони.
Мне хочется закричать, но я не могу даже пошевелиться. Что он имеет в виду? Господи, хоть бы Лаура поднялась наверх! Я стараюсь храбриться, но мне чертовски страшно в этом доме.
Я не могу вспомнить свое имя.
13
Вернувшись домой, Люк заглядывает к своим престарелым родителям. Те – уже в третий раз – смотрят по четвертому телеканалу Би-Би-Си передачу о прокладке под Лондоном подземного тоннеля в рамках проекта «Кроссрейл». Недолго поболтав со стариками об их любимых проходческих комбайнах «Аде» и «Филлис», Люк направляется в свой офис в саду. Он больше похож на летний домик, чем на офис, но все-таки обеспечивает Люку возможность спокойной работы – подальше от докучливых просьб его предков, требований восстановить потерянные сообщения электронной почты, найти ключи от машины или «затариться» на неделю продуктами в интернете. (В первый раз, когда его мать попыталась воспользоваться сайтом Waitrose, им прислали восемнадцать банок солнечного грейпфрута; ни больше, ни меньше.)
По крайней мере, он может теперь сполна оценить все, что они делали для него на протяжении стольких лет, помогая в воспитании Майло. Его пятнадцатилетний сын сегодня вечером завис в доме своего приятеля. И Люк точно знает, где он находится, потому что дружит с отцом этого парня в Снапчате, а Майло не отключил локационный сервис в настройках.
Люк включает свой настольный компьютер и снова разыскивает в Фейсбуке старую школьную фотографию. Все девочки на ней в канотье, мальчики – в фирменных кепочках. Он не хотел, чтобы родители покупали ему такую (она стоила дорого, а носить ее потом Люк не собирался). Но родители настояли на своем: нужно же было отметить столь знаменательное событие!
Люк увеличивает лицо Фрейи Лал. Почему он так разоткровенничался сегодня с этой Джеммой? Он очень разволновался, столкнувшись с ней в больнице. Ее голос прозвучал так знакомо. И все же он не узнал ее. А, когда увидел потом в пабе, он словно перенесся обратно в школьные годы. Ее темные выразительные глаза на фоне бледной кожи были точно такие же, как у Фрейи. Но больше всего его поразило не столько физическое сходство, сколько некоторые ее жесты. То, как она заправляла за ухо выбившуюся прядь волос, как наклоняла лицо во время разговора. И еще эта особая мелодичность тончайшего индийского акцента. Впрочем, Люк понимает: возможно, он просто принимал желаемое за действительное, и его стремление подмечать в Джемме подобные черточки подсознательно диктовалось нахлынувшим на него недавно желанием разыскать Фрейю.
Чем больше Люк думает о Джемме, тем настойчивее его преследует одна мысль. Если Джемма не имеет никакого отношения к Фрейе Лал, тогда кто же она – эта загадочная женщина, появившаяся сегодня в их деревне и не помнящая ничего из своей прошлой жизни? И эта татуировка в виде цветка лотоса. Из этого могла бы получиться такая захватывающая история! Отличный кликбейт.
Люк оставил тот мир позади давным-давно. Но до сих пор скучает по нему, хотя все сильно изменилось. Флит-стрит, на которой он работал когда-то, до смерти жены, почти канула в лету. Стандартные методы потеснили технологии Big-Data и поиска информации в «темной паутине», репортеров заменили контент-провайдеры, а места уволенных, вечно пьяных помощников редакторов заняли цифровые аборигены с незамутненным сознанием и нарушенным циркадным ритмом. Майло вырос, ничего не зная о мире без социальных сетей, Гугла или интернета.
Джемма… Женщина без имени и памяти. Это будоражит…
Гудит сотовый телефон Люка. Пришла эсэмэска от Лауры: «Ты не спишь? Л.» И значок – «поцелуй».
Люк колеблется, смотрит на часы. На них 00:50 – поздновато для смс-переписки по понятиям его поколения. Он пытается оправдать ситуацию, но изрядное количество пива, выпитого с Шоном после викторины, прилично затуманило его способность к логическому мышлению. Лаура – женщина с перчинкой, как сказал бы Майло. Но она также замужем за Тони, и, похоже, счастлива в этом браке. Люк был очень счастлив со своей бывшей подружкой Хлоей, но никогда бы не решился завести с ней детей. Ведь он на десять лет старше нее и имеет на попечении сына. Люк пытался объяснить Хлое, что в свои пятьдесят проживает уже совсем иной этап в жизни. Но она не поняла, и они расстались.
Люк набирает ответное сообщение Лауре: «Я не сплю. Все в порядке?» И, помедлив, добавляет поцелуй. Строго симметрично. Никакого заигрывания, как опять бы сказал Майло. Люк даже мысленно увидел, как его сын закатывает глаза.
«Набери в Гугле: Джемма Хаиш + непредумышленное убийство».
Люк смотрит на новое сообщение. На этот раз в конце него нет значка поцелуя – только суть дела. Слегка разочарованный отсутствием заинтриговавшего его аванса, Люк забивает в поисковик Гугла запрос. Сначала высвечивается короткая история об убийстве, совершенном двенадцать лет назад. Люк прочитывает ее отвратительные подробности и переводит взгляд на нечеткое фото женщины: болезненное, затравленное лицо, но красивое даже в своей невменяемости. Почему Лаура попросила его поискать в Гугле?
Телефон Люка снова гудит. Пришла очередная эсэмэска:
«Выглядит знакомой?»
Люк опять вглядывается в фотографию и выпрямляется в своем кресле. Господи!
«Ты думаешь, это Джемма?»
Люк все еще рассматривает расплывчатое лицо. Трудно сказать, но это могла быть она.
«Сьюзи Паттерсон подумала, что это могла быть Джемма. Она жила в нашем доме до того, как переехала в Лондон».
«А где она сейчас?»
«Спит наверху»
«А ты где?»
«На диване в гостиной».
«А что думает Тони?»
«Что я паникерша. Скорее всего, так и есть. Сьюзи полагает, что Джемма Хаиш прошла социальную реабилитацию».
Люк прокручивает результаты поиска и открывает более длинную статью о нехватке мест в специализированных учреждениях и опасностях, исходящих от психически больных людей. В одном отделении Национальной службы здравоохранения за последние пятнадцать лет после выхода на свободу целых восемнадцать пациентов с психическими отклонениями снова совершили убийства. Случай Джеммы Хаиш, жившей в их деревне ребенком, задолго до того, как сюда переехали его родители, приводится в качестве примера потенциальной опасности раннего освобождения. После признания ее виновной в непредумышленном убийстве суд постановил поместить Джемму Хаиш на неопределенный срок в психиатрическую больницу строгого режима. Сначала она находилась в Бродмуре, потом в Эшуорте. А где она сейчас, никто, похоже, не знает.
Люк вздыхает, вспоминая свой разговор с женщиной в пабе. Она не походила на психотическую убийцу. Совсем не походила. Эта Джемма ему понравилась. Он увидел в ней потерянную душу – такую же, какой отчасти был он сам. Человека, отчаянно нуждающегося в помощи. И совершенно неопасного для окружающих. Правда, ему не приходится спать с ней в одном доме…
Люк набивает ответное послание Лауре:
«Ее выпустили на свободу, так как сочли, что она больше не представляет угрозы обществу. Уверен, все нормально, это не она».
Люк хочет добавить, что его немного покоробило такое предположение, – ведь сам он решил, что Джемма могла доводиться родственницей его старой подружке. Но затем раздумывает это писать: «Нет, пожалуй, не стоит!» Пока он оставит эту теорию при себе.
«То же самое сказал и Тони. Мне нужно отвести Джемму в больницу к 9 утра. Но я бы предпочла удавиться».
«Уверен – завтра утром ты будешь чувствовать себя лучше. Выспись хорошенько».
«Вряд ли. И почему мы пустили в наш дом эту незнакомку?!»
«Потому что вы добрые, порядочные люди. Самые добрые во всей деревне. Нам повезло, что вы сюда переехали».
В ответ Лаура присылает Люку один поцелуй. Он медлит. А потом тоже посылает ей поцелуй.