Наутро Глоуэн позвонил в аэропорт, и его соединили с Чилке.
«Доброе утро, Глоуэн! – приветствовал его Чилке. – Что-нибудь случилось?»
«Хотел бы поговорить с глазу на глаз, если у тебя есть время».
«Времени никогда нет, так что я всегда к твоим услугам».
«Увидимся через несколько минут».
По прибытии в аэропорт Глоуэн направился к стеклянной пристройке ангара, где находилась контора. Там его ожидал Чилке – непоколебимо беспечный ветеран тысяч невероятных проделок и рискованных авантюр, многие из которых действительно имели место. Плотный широкоплечий человек среднего роста с грубоватым морщинистым лицом, Чилке мало беспокоился о прическе и часто взъерошивал пятерней свои пыльно-серые кудри.
Чилке стоял у стола, наполняя кружку чаем. «Садись, Глоуэн, – сказал он через плечо. – Чаю?»
«Если можно».
Чилке налил вторую кружку: «Настоящий гималайский с Древней Земли, а не какие-нибудь тебе сушеные водоросли!» Чилке уселся: «Что привело тебя сюда в такую рань?»
Глоуэн смотрел через стеклянную перегородку на механиков, работавших в ангаре: «Нас никто не подслушивает?»
«Не думаю. Как видишь, никто не прижимается ухом к двери – в этом преимущество стеклянных стен. Любое необычное поведение сразу заметно».
«Как насчет микрофонов?»
Повернувшись на стуле, Чилке нажал несколько кнопок и повернул ручку громкоговорителя; из него вырвалась лавина дикой воющей музыки: «Этого достаточно, чтобы заглушить любой разговор, если ты не собираешься петь, как оперный тенор. В чем причина такой секретности?»
«Вот копия письма Флоресте – он приготовил его для меня вчера вечером. В письме говорится, что мой отец еще жив. Флоресте упоминает и о тебе». Глоуэн передал письмо Чилке: «Прочти».
Чилке взял письмо и откинулся на спинку стула. Дочитав примерно до половины, он поднял голову: «Просто поразительно! Смонни все еще воображает, что я где-то припрятал груду сокровищ, унаследованных от деда Суэйнера!»
«Поразительно – в том случае, если сокровищ нет. Ты не унаследовал ничего ценного?»
«Не думаю».
«Ты никогда не делал подробную опись имущества?»
Чилке покачал головой: «Зачем стараться? Какое там наследство? Сарай, набитый хламом! Смонни это знает не хуже меня, она там рылась четыре раза. Каждый раз приходилось покупать новый замок».
«Ты уверен, что сарай взломала именно Симонетта?»
«А кто еще? Только она интересовалась этой дребеденью. Почему она не может взять себя в руки? Мне не доставляет никакого удовольствия служить предметом ее обожания, алчности или гнева – какими бы ни были ее побуждения». Чилке вернулся к чтению письма. Закончив, он поразмышлял немного и перебросил письмо Глоуэну: «А теперь ты хочешь срочно заняться спасением Шарда».
«Нечто в этом роде».
«И Бодвин Вук поддерживает тебя в этом стремлении?»
«Сомневаюсь. На мой взгляд, он слишком осторожен».
«Для осторожности есть основания».
Глоуэн пожал плечами: «Бодвин убежден в том, что Шатторак хорошо защищен, и что в результате воздушной облавы мы потеряем пять или шесть автолетов и половину персонала».
«И ты называешь это излишней осторожностью? По-моему, он руководствуется здравым смыслом».
«Не обязательно нападать на них с воздуха. Мы могли бы высадить десант где-нибудь на склоне вулкана и атаковать со стороны. Но Бодвин видит в этом какие-то проблемы».
«Я тоже вижу, – возразил Чилке. – Где приземлятся наши автолеты? В джунглях?»
«Должны же там быть какие-то открытые участки!»
«Все может быть. Прежде всего придется переоборудовать шасси всех автолетов – что не преминут заметить шпионы. Кроме того, Симонетте донесут, как только мы вылетим, и нас будут ждать пятьсот вооруженных йипов».
«Я думал, ты уже избавился от йипов».
Чилке развел руками, изображая беспомощность и оскорбленную невинность: «В аэропорте острая нехватка рабочих рук. Я делаю все, что могу. Прекрасно знаю, что у меня водятся шпионы – так же, как собака знает, что у нее блохи. Я даже знаю, кто они. Вот, полюбуйся на главного подозреваемого, он чинит дверь аэробуса – великолепный экземпляр по имени Бенджами».
Взглянув в сторону аэробуса, Глоуэн заметил высокого молодого человека безукоризненно атлетического телосложения с идеально правильными чертами лица, аккуратной темной шевелюрой и золотисто-бронзовой кожей. Понаблюдав за ним, Глоуэн спросил: «Почему ты думаешь, что он шпион?»
«Он прилежно работает, выполняет все указания, улыбается больше обычного и постоянно следит за тем, что делается вокруг. Этим отличаются все шпионы – они работают старательнее других, не причиняя почти никаких неприятностей. Если не считать того, что они могут в любой момент всадить тебе нож в спину. Будь я отъявленным циником, я нанимал бы на работу одних шпионов».
Глоуэн продолжал наблюдать за механиком: «Он не выглядит, как типичный соглядатай».
«Пожалуй. Но еще меньше он похож на типичного наемного работника. Я всегда нутром чувствовал, что именно Бенджами устроил аварию твоему отцу».
«Но у тебя нет доказательств».
«Если бы у меня были доказательства, Бенджами уже не ухмылялся бы во весь рот».
«Что ж, поскольку Бенджами нас не слышит, я тебе расскажу, что у меня на уме». Глоуэн изложил свой план.
Чилке слушал с явным сомнением: «С моей стороны не вижу препятствий, но я не могу даже открыть водопроводный кран без разрешения Бодвина Вука».
Глоуэн хмуро кивнул: «Я и не ожидал другого ответа. Хорошо, сейчас же пойду и потребую, чтобы Бодвин меня выслушал».
Глоуэн поспешил по Приречной дороге в новое здание управления Заповедника, но язвительная секретарша и делопроизводительница Хильда сообщила ему, что Бодвин Вук еще не осчастливил подчиненных своим присутствием. Хильда недолюбливала Глоуэна, возмущалась его манерами и считала, что он пользуется чрезмерными поблажками начальства. «Придется тебе подождать, как всем остальным!» – заявила она.
Целый час Глоуэн листал журналы в приемной. Наконец появился Бодвин Вук. Не обращая внимания на Глоуэна, он остановился у стола Хильды, обронил несколько недовольных слов и скрылся у себя в кабинете, даже не посмотрев по сторонам.
Глоуэн подождал еще десять минут, после чего сказал Хильде: «Вы можете проинформировать суперинтенданта о том, что капитан Глоуэн Клатток прибыл и желает с ним поговорить».
«Он знает, что ты здесь».
«Но я не могу больше ждать».
«Даже так? – саркастически удивилась Хильда. – У тебя есть важные дела в другом месте?»
«Консерватор пригласил меня на обед в Прибрежную усадьбу».
Хильда скорчила гримасу и наклонилась к микрофону: «Глоуэн начинает безобразничать».
Послышался неразборчивый ворчливый ответ Бодвина. Хильда повернулась к Глоуэну: «Можешь пройти».
Глоуэн с достоинством промаршировал в кабинет начальника. Бодвин Вук, сидевший за столом, поднял голову и ткнул большим пальцем в сторону стула: «Садись. У тебя какие-то дела к консерватору?»
«Нужно же было что-то сказать этой женщине! Иначе она заставила бы меня сидеть весь день, вытянувшись в струнку. Совершенно очевидно, что она меня ненавидит всеми фибрами души».
«Ты ошибаешься! – парировал Бодвин Вук. – Хильда тебя обожает, но боится это показать».
«Трудно поверить», – пробормотал Глоуэн.
«Неважно! Не будем терять время на обсуждение Хильды и ее причуд. Зачем ты явился? Есть какие-нибудь новости? Если нет, уходи и не мешай».
Глоуэн ответил старательно сдержанным тоном: «Я хотел бы поинтересоваться вашими намерениями по поводу Шатторака».
«Этот вопрос рассматривается, – резко сказал Бодвин. – В данный момент какие-либо решения еще не приняты».
Глоуэн поднял брови, демонстративно изображая недоумение: «У меня было впечатление, что ситуация не терпит отлагательств».
«У нас десятки дел, не терпящих отлагательств! Помимо прочего, мне доставила бы огромное удовольствие возможность уничтожить космическую яхту Титуса Помпо – или, что еще лучше, захватить ее».
«Но вы не намерены срочно принимать меры по спасению моего отца?»
Бодвин Вук воздел руки к потолку: «Намерен ли я обрушить на Шатторак адский шквал огня, приказав пилотам таранить укрепления противника? Нет – не сегодня и не завтра».
«Каковы же ваши намерения?»
«Разве я не объяснил? Необходимо разведать обстановку – осторожно и незаметно. Так делаются дела в отделе B, где интеллект не подчиняется истерике! Время от времени, по меньшей мере».
«У меня возникла мысль, пожалуй, не противоречащая вашей стратегии».
«Ха-ха! Если ты задумал совершить в одиночку бесшабашную вылазку в стиле Клаттоков, не хочу даже слышать об этом! У нас нет автолетов для сумасбродных фантазеров!»
«Я не замышляю ничего безрассудного и даже не прошу предоставить мне автолет».
«Ты собираешься карабкаться на четвереньках в болотной жиже? Или прыгать с дерева на дерево, цепляясь за лианы?»
«Ничего подобного. На заднем дворе аэропорта стоит грузовой автолет устаревшей конструкции, „Скайри“. На нем удалена вся надстройка – по сути дела, осталась одна летающая платформа. Чилке иногда доставляет на ней грузы на Протокольный мыс. Эта платформа вполне подходит для того, что я задумал».
«Что именно ты задумал?»
«На бреющем полете можно незаметно приблизиться к берегу Эксе и проследовать вверх по течению реки Вертес к подножию Шатторака. Оттуда можно пешком подняться по склону вулкана и произвести разведку на месте».
«Дорогой мой Глоуэн, твое предложение ничем не отличается от тщательно продуманного плана самоубийства».
Глоуэн с улыбкой покачал головой: «Надеюсь, что нет».
«Как ты намерен избежать смерти? Там водятся опаснейшие твари».
«Чилке поможет мне снарядить „Скайри“».
«Ага! Ты уже сговорился с Чилке!»
«Без него ничего не получится. Мы установим поплавки и навес над передней частью платформы, а также пару орудий типа G-ZR на поворотных опорах».
«И после того, как ты посадишь платформу, что потом? Ты думаешь, подъем по склону – приятная прогулка? Джунгли еще опаснее болот».
«В справочной литературе говорится, что после полудня хищники впадают в оцепенение».
«Из-за жары. Ты тоже впадешь в оцепенение от такой жары».
«Я погружу на корму „Скайри“ небольшой гусеничный вездеход. Скорее всего, он поможет мне подняться на Шатторак – в безопасное время дня».
«По отношению к Эксе слово „безопасность“ неприменимо. Кроме того, там все ломается».
Глоуэн посмотрел в окно: «Надеюсь, я как-нибудь выживу».
«Я тоже на это надеюсь».
«Значит, вы утверждаете мой план?»
«Не торопись. Допустим, ты поднимешься на Шатторак. Что потом?»
«Я доберусь до полосы за частоколом, где живут заключенные. Если мне повезет, я сразу найду отца, и мы сможем спуститься к реке, не возбуждая подозрений. Если отсутствие отца будет замечено, тюремщики решат, что он попытался бежать в одиночку через джунгли».
Бодвин Вук с сомнением хмыкнул: «В оптимальном случае. Тебя могут заметить, может сработать какая-нибудь сигнализация».
«То же можно сказать о любой попытке разведки».
Бодвин Вук покачал головой: «Шарду повезло. Если бы меня захватили в плен, кто бы вызвался меня вызволить?»
«Я бы вызвался, директор».
«Хорошо, Глоуэн. Совершенно ясно, что ты уже не откажешься от своей затеи. Будь предусмотрителен! Не рискуй, если у тебя нет достаточных шансов. На Шаттораке отвага Клаттоков бесполезна. Во-вторых, если ты не сможешь вызволить Шарда, привези кого-нибудь, кто сможет предоставить нам информацию».
«Будет сделано, директор. Как насчет радиосвязи?»
«Пищалок4 у нас нет, в них никогда не было необходимости. Тебе придется обойтись без радио. У тебя есть еще какие-нибудь идеи?»
«Вы могли бы позвонить Чилке и сообщить ему, что разрешаете переоборудовать „Скайри“».
«Позвоню. Что еще?»
«Должен вам сообщить, что Эгон Тамм пригласил меня в Прибрежную усадьбу. Он хочет, чтобы я прочел завещание Флоресте в присутствии смотрительницы Клайти Вержанс и нескольких других жмотов».
«Гм. Ты популярен в обществе, а? Полагаю, тебе нужна копия письма?»
«У меня уже есть копия, директор».
«Довольно, Глоуэн! Чтоб духу твоего здесь не было!»
Незадолго до полудня Глоуэн прибыл в Прибрежную усадьбу, где его встретил в тенистом вестибюле Эгон Тамм собственной персоной. Глоуэну показалось, что за последние несколько месяцев консерватор заметно постарел. Его темные волосы поседели в висках, светло-оливковая кожа приобрела оттенок слоновой кости. Эгон Тамм приветствовал Глоуэна с необычной сердечностью: «По правде сказать, Глоуэн, мне не нравится компания, в которой я оказался. Становится трудно сохранять официальную сдержанность».
«Значит, смотрительница Вержанс в ударе?»
«В лучшей форме! Она и теперь расхаживает по гостиной, обличая преступников, провозглашая манифесты и вообще излагая и поясняя свою теорию всего сущего. Джулиан время от времени сопровождает ее излияния возгласами „Да-да! Именно так!“ и принимает то одну галантную позу, то другую, пытаясь обратить на себя внимание Флиц. Левин Бардьюс пропускает мимо ушей добрую половину всего, что вокруг него говорится. Понятия не имею, что Бардьюс на самом деле думает, он человек скрытный. Смотритель Фергюс и его жена Ларика благоразумно ведут себя, как положено, и с достоинством хранят молчание. Я тоже не спешу навлечь на себя гнев Клайти Вержанс и в основном помалкиваю».
«На смотрителя Боллиндера надежды нет?»
«Увы! Ничто не омрачает триумф Клайти Вержанс».
«Гм, – Глоуэн нахмурился. – Может быть, мое появление ее отвлечет».
Эгон Тамм улыбнулся: «Ее отвлечет завещание Флоресте. Ты его принес, надеюсь?»
«Оно в кармане».
«Тогда пойдем. Уже подходит время обеда».
Они прошли по сводчатому коридору в просторную гостиную с высокими окнами, обращенными на юг, к лагуне, играющей солнечными бликами почти до горизонта. Стены и потолок были покрыты белой эмалью – за исключением потолочных балок, сохранивших естественный вид потемневшего от времени дерева. На полу лежали три ковра с зелеными, черными, белыми и рыжими узорами; кресла и диваны были обиты серо-зеленой саржей. На стеллажах и шкафах у противоположной входу стены красовалась часть чудесной коллекции всевозможных редкостей, находок и загадочных объектов, собранных сотней предшественников нынешнего консерватора. На столе у западной стены находились книги, журналы и букет розовых цветов в пузатой вазе из глазированного бледного сине-зеленого селадона. К этому столу в тщательно выбранной изящной позе прислонился Джулиан Бохост.
В гостиной было шесть человек. Смотрительница Вержанс расхаживала из угла в угол, заложив руки за спину. Джулиан кивал, присев на край стола. У окна сидела молодая женщина с гладкими серебристыми волосами и классически правильными чертами лица; погруженная в свои мысли, она не уделяла Джулиану никакого внимания. На ней были серебристые брюки в обтяжку, короткая свободная черная блуза и черные сандалии на босу ногу. Рядом стоял лысый костлявый субъект чуть ниже среднего роста, с прищуренными светло-серыми глазами и коротким приплюснутым носом. Смотритель Фергюс и его супруга Ларика, церемонно выпрямившись, сидели на диване и наблюдали за маневрами Клайти Вержанс, как котята, завороженные манипуляциями змеи. Уже не молодые люди, они носили скромную темную одежду, принятую в Строме.
Набычившись, смотрительница Вержанс вышагивала по гостиной: «Это неизбежно и необходимо! Не каждому это будет по душе, но что с того? Мы уже пренебрегли их эмоциями. Приливная волна прогресса…» Она прервалась на полуслове, уставившись на Глоуэна: «Здравствуйте! Это еще кто?»
Джулиан Бохост, поднявший было к губам бокал вина, высоко поднял брови: «Клянусь девятью богами и семнадцатью дьяволами! Это не кто иной, как отважный Глоуэн Клатток, охраняющий нас от йипов!»
Глоуэн даже не посмотрел на Джулиана. Эгон Тамм прежде всего представил ему пожилую пару на диване: «Смотритель Уайлдер Фергюс и его супруга, Ларика Фергюс». Глоуэн вежливо поклонился. Консерватор перешел к окну: «А здесь сверкает на солнце Флиц». Флиц едва покосилась на Глоуэна и вернулась к созерцанию своих черных сандалий.
«Рядом с Флиц стоит ее близкий друг и деловой партнер, Левин Бардьюс, – продолжал Эгон Тамм. – В настоящее время они гостят у смотрительницы Вержанс в Строме».
Бардьюс салютовал Глоуэну с достаточно добродушным сарказмом. Вблизи Глоуэн разглядел, что Левин Бардьюс, по существу, не был лыс – его голову покрывали очень коротко подстриженные, почти бесцветные волосы. Движения Бардьюса были точными и решительными; его костюм, так же, как и он сам, казался только что выстиранным, выглаженным и продезинфицированным.
Выпалив первое удивленное замечание, Клайти Вержанс замолчала, направив каменный взор в окно. Эгон Тамм тихо спросил: «Смотрительница Вержанс, вы, наверное, помните капитана Клаттока? Вы уже встречались раньше».
«Конечно, помню! Он служит в местной полиции – или как ее там называют».
Глоуэн вежливо улыбнулся: «Как правило, ее называют отделом охраны и расследований. Фактически, наш отдел – подразделение МСБР».
«Неужели? Джулиан, ты что-нибудь об этом слышал?»
«Нечто в этом роде».
«Странно. Насколько мне известно, МСБР предъявляет строгие требования к своему персоналу».
«Вы правильно осведомлены, – подтвердил Глоуэн. – Вас, несомненно, порадует тот факт, что квалификация большинства агентов отдела B не только удовлетворяет требованиям МСБР, но и превышает их».
Джулиан рассмеялся: «Дорогая тетушка, по-моему, вы попали в ловушку».
Смотрительница Вержанс крякнула: «Мне нет никакого дела до полиции». Она отвернулась.
«Что тебя привело в Прибрежную усадьбу, Глоуэн? – поинтересовался Джулиан Бохост. – Интересующая тебя персона отсутствует – как нам сказали, она где-то на Земле. Тебе известно, где именно?»
«Я пришел навестить консерватора и госпожу Кору, – отозвался Глоуэн. – Присутствие госпожи Вержанс – и твое присутствие – оказалось приятным сюрпризом».
«Хорошо сказано! Но ты уклонился от ответа на вопрос».
«По поводу Уэйнесс? Насколько я знаю, она гостит у своего дяди, Пири Тамма, в поселке Иссенж».
«Так-так, – Джулиан выпил вина. – Кора Тамм рассказывала мне, что ты тоже совершил приятную поездку на другие планеты за счет управления».
«Я был в командировке по служебным делам».
Джулиан расхохотался: «Не сомневаюсь, что это так и называется в документах, обосновывающих твои расходы».
«Надеюсь. Я был бы возмущен, если бы меня заставили платить за то, чем мне пришлось заниматься».
«Значит, командировка обернулась провалом?»
«Я выполнил задание, едва не расставшись с жизнью. Мне удалось выяснить, что импресарио Флоресте был замешан в отвратительных преступлениях. Теперь Флоресте казнили. Можно считать, что командировка закончилась успешно».
Клайти Вержанс чуть не задохнулась от гнева: «Ты убил Флоресте, самого знаменитого из наших артистов?»
«Я его не убивал. Судебные исполнители впустили в его камеру безболезненно усыпляющий, смертельно ядовитый газ. Между прочим, Флоресте назначил меня распорядителем его наследственного имущества».
«В высшей степени достопримечательное обстоятельство!»
Глоуэн кивнул: «Он объясняет это обстоятельство в своем завещании; в том же документе подробно обсуждается Титус Помпо. Они были хорошо знакомы».
Смотрительница Вержанс протянула руку: «Я хотела бы просмотреть это завещание».
Глоуэн улыбнулся и покачал головой: «Некоторые части документа засекречены».
Опустив руку, Клайти Вержанс снова принялась расхаживать по гостиной: «Завещание не поведает нам ничего нового. Титус Помпо – терпеливый человек, но всякому терпению есть предел. Надвигается великая трагедия. Пора принимать срочные меры!»
«Совершенно верно», – пробормотал Глоуэн.
Клайти Вержанс бросила на него взгляд, полный подозрений: «По этой причине я собираюсь предложить на следующем всеобщем собрании испытательную или экспериментальную программу переселения йипов».
«Это было бы преждевременно, – заметил Глоуэн. – Прежде всего следует решить несколько практических вопросов».
«Каких именно?»
«Мы не можем переселить йипов, пока не найдем планету, способную их ассимилировать. Кроме того, потребуются космические транспортные средства».
Клайти Вержанс с изумлением остановилась: «У тебя извращенное чувство юмора!»
«Я не шучу. Йипам придется адаптироваться к резким переменам, но альтернативы нет».
«Альтернативой является расселение йипов на побережье Мармионского залива, с последующим введением системы всеобщего равноправного голосования! – смотрительница повернулась к Эгону Тамму. – Разве вы не согласны?»
За консерватора с возмущением ответил Уайлдер Фергюс: «Вы прекрасно знаете, что глава управления Заповедника обязан соблюдать Хартию!»
«Все мы обязаны смириться с действительностью, – отрезала Вержанс. – Партия ЖМО настаивает на демократической реформе – и ни один честный, добросовестный человек не может нам ничего возразить!»
Ларика Фергюс не вытерпела: «Я вам возражаю, сию минуту! И больше всего я презираю ханжество и двуличность жмотов!»
Клайти Вержанс моргнула в раздражении и замешательстве: «Получается, что я – двуличная ханжа? Разве я не высказываюсь прямо и откровенно?»
«Достаточно откровенно – и почему бы нет? Жмоты давно разделили между собой великолепные поместья, которые они присвоят после крушения существующей системы!»
«Это безответственное, провокационное замечание! – воскликнула Клайти Вержанс. – Кроме того, это просто клевета!»
«Это чистая правда! Я слышала, как жмоты обсуждали распределение земельной собственности. Ваш племянник Джулиан Бохост хвалился тем, что подыскал себе несколько гектаров в приятнейшем месте».
«Поистине, госпожа Фергюс, вы преувеличиваете, – вкрадчиво вставил Джулиан. – Не следует придавать значение праздной болтовне».
«Ваше беспочвенное обвинение не имеет никакого отношения к основной проблеме и поэтому не подлежит обсуждению», – заявила смотрительница Вержанс.
«Оно имеет прямое отношение к предложенному вами решению проблемы. Вы намерены уничтожить Заповедник! Неудивительно, что вы встали на сторону йипов».
«Поверьте мне, госпожа Фергюс, вы неправильно представляете себе происходящее, – возразил Джулиан. – Члены партии ЖМО – будьте добры, не называйте их „жмотами“ – практические идеалисты! Мы считаем, что самое важное следует делать в первую очередь! Перед тем, как готовить суп, необходимо добыть кастрюлю!»
«Золотые слова, Джулиан! – похвалила Клайти Вержанс. – Никогда еще я не слышала столь фантастических, диких обвинений!»
Джулиан грациозно взмахнул рукой, держащей бокал: «В мире бесконечных возможностей выбор неограничен. Все течет, все меняется. Ничто не остается на месте».
Левин Бардьюс повернулся к своей спутнице: «Джулиан рассуждает весьма замысловато. Ты не ощущаешь некоторое замешательство?»
«Нет».
«Ага! Значит, ты хорошо знакома с его идеями?»
«Я не слушала».
Джулиан отпрянул, изображая, что неприятно шокирован: «Какая потеря! Какая жалость! Вы пропустили один из моих самых вдохновенных афоризмов!»
«Любое высказывание можно повторить – как-нибудь в другой раз».
Эгон Тамм вмешался: «Я заметил, что Кора уже подала сигнал к обеду. Она предпочитает, чтобы во время еды мы не разговаривали о политике».
Один за другим гости направились на затененную деревьями террасу – настил из темных досок болотного вяза на сваях, вбитых в дно лагуны. На столе уже был расставлен сервиз из зеленого и синего фаянса, а также высокие бокалы из спирально закрученного темно-красного стекла.
Кора Тамм рассадила присутствующих, дружелюбно игнорируя их симпатии и антипатии; в результате Глоуэн оказался прямо напротив Джулиана, окруженный смотрительницей Вержанс справа и хозяйкой дома слева.
Сначала застольная беседа носила осторожный характер, касаясь различных повседневных тем, хотя Клайти Вержанс главным образом хранила угрюмое молчание. Джулиан Бохост снова выразил любопытство по поводу Уэйнесс: «Когда она собирается вернуться?»
«Моя дочь – настоящая загадка, – ответила Кора Тамм. – Она заявляет, что ее тянет домой, но при этом у нее нет никакого определенного расписания. По-видимому, она занята своими исследованиями».
«Какого рода исследованиями?» – спросил Левин Бардьюс.
«Насколько я понимаю, она изучает историю заповедников прошлого, пытаясь понять, почему некоторые из них добились успеха, а другие – потерпели провал».
«Любопытно! – заметил Бардьюс. – Ей придется проанализировать большой объем информации».
«Боюсь, что так», – печально кивнула Кора Тамм.
«И все же это никому не повредит, и она сможет многое узнать, – подбодрил супругу Эгон Тамм. – Мне кажется, что каждому, у кого есть такая возможность, следует совершить паломничество на Древнюю Землю хотя бы раз в жизни».
«Земля – источник всей настоящей культуры», – изрекла Кора Тамм.
Клайти Вержанс отозвалась нарочито бесцветным тоном: «Боюсь, что Древняя Земля истощилась, разложилась, потерпела нравственное банкротство».
«По-моему, вы преувеличиваете, – вежливо возразила Кора. – Пири Тамм, наш близкий родственник на Земле – вовсе не разложившийся и не безнравственный человек, хотя можно сказать, что он устал от долгих и тяжких трудов».
Джулиан постучал по бокалу чайной ложкой, чтобы привлечь к себе внимание: «Я пришел к выводу, что любое утверждение, касающееся Древней Земли, одновременно истинно и ложно. Я хотел бы увидеть Землю своими глазами».
Эгон Тамм обратился к Бардьюсу: «А вы как считаете?»
«Я редко высказываю мнения по поводу чего бы то ни было и кого бы то ни было, – ответил Левин Бардьюс. – По меньшей мере это позволяет мне не опасаться того, что меня назовут болтуном, готовым сказать любую нелепость ради красного словца».
Джулиан поджал губы: «И все же, опытным путешественникам известно, чем одна планета отличается от другой. Это помогает им разбираться в людях и ситуациях».
«Возможно, вы правы. Флиц, ты что-то сказала?»
«Вы можете налить мне еще немного вина».
«Разумное замечание, хотя его скрытый смысл нуждается в пояснении».
Теперь Бардьюса решила побеспокоить Кора Тамм: «Я полагаю, вы навещали Древнюю Землю?»
«Несомненно! И неоднократно!»
Кора покачала головой: «Честно говоря, меня удивляет, что вы и… гм, Флиц… оказались в нашей тихой заводи на дальнем конце Пряди Мирцеи».
«Мы, по сути дела, туристы. Кадуол заслужил репутацию единственного в своем роде, причудливого мира».
«А чем, если не секрет, вы главным образом занимаетесь?»
«Главным образом коммерцией в самом традиционном смысле слова, и Флиц мне во многом помогает. Она очень проницательна».
Все повернулись в сторону Флиц, и та рассмеялась, демонстрируя чудесные белые зубы.
«И вы пользуетесь только этим именем – Флиц?» – спросила Кора.
Флиц кивнула: «Только этим».
Бардьюс пояснил: «Флиц считает, что одно короткое имя отвечает ее потребностям, и не видит необходимости обременять себя набором лишних, ничего не значащих слогов».
«Необычное имя, – заметила Кора. – Интересно, каково его происхождение?»
«Наверное, родители назвали вас „Флитценпуф“ или каким-нибудь еще неудобопроизносимым образом?» – с напускным сочувствием спросил Джулиан.
Флиц покосилась на Джулиана и тут же отвела глаза: «Вы ошибаетесь». Она вернулась к внимательному изучению бокала.
Кора Тамм снова обратилась к Бардьюсу: «Существует ли какая-нибудь определенная область коммерции, которая вас интересует больше всего?»
«Можно сказать и так, – кивнул Бардьюс. – Какое-то время я занимался повышением эффективности систем общественного транспорта и финансировал строительство подводных туннелей для скоростных поездов на магнитной подушке. Но в последнее время меня больше привлекают так называемые „тематические“ гостиничные комплексы».
«У нас есть несколько таких гостиниц, разбросанных по территории Дьюкаса, – вставил Эгон Тамм. – Мы называем их заповедными приютами».
«Если позволит время, я хотел бы навестить некоторые из них, – повернулся к нему Бардьюс. – Я уже познакомился с гостиницей „Араминта“. Должен признаться, в ней мало любопытного, она даже несколько устарела».
«Устарела – как и все остальное на станции Араминта!» – фыркнула Клайти Вержанс.
Глоуэн сказал: «Гостиница действительно выглядит ужасно. Ее строили и перестраивали из поколения в поколение, добавляя то пристройку, то этаж. Рано или поздно придется построить другой отель, хотя, судя по всему, сперва наступит очередь нового Орфеума, так как Флоресте уже обеспечил львиную долю необходимой суммы».
Эгон Тамм повернулся к Глоуэну: «Пожалуй, наступило самое удобное время для того, чтобы прочесть завещание Флоресте».
«Я не прочь – если оно кого-нибудь интересует».
«Меня оно интересует», – обронила Клайти Вержанс.
«И меня», – добавил Джулиан.
«Как вам угодно». Глоуэн достал письмо из кармана: «Я пропущу несколько строк – по нескольким причинам – но, думаю, вам покажется достаточно любопытным и то, что я могу прочесть».
Смотрительница Вержанс тут же ощетинилась: «Читай все до последнего слова! Не вижу никаких причин что-либо опускать. Все присутствующие – высокопоставленные служащие управления Заповедника или люди, полностью заслуживающие доверия».
«Надеюсь, одно не исключает другое, тетушка», – не удержался Джулиан.
«Я прочту столько, сколько возможно», – заключил Глоуэн. Открыв конверт, он достал письмо и стал читать, пропуская разделы, относившиеся к Шаттораку и к Чилке. Джулиан слушал с высокомерной улыбочкой; смотрительница Вержанс время от времени досадливо прищелкивала языком. Бардьюс отнесся к завещанию Флоресте с вежливым любопытством, тогда как Флиц повернулась к лагуне и смотрела в горизонт. Смотритель Фергюс и его жена иногда не могли сдержать приглушенные возгласы возмущения.
Закончив чтение, Глоуэн сразу сложил письмо и спрятал его за пазухой. Уайлдер Фергюс обратился к смотрительнице Вержанс: «И эти мерзавцы – ваши союзники? Вы и все остальные жмоты – просто глупцы!»
«Члены партии ЖМО, будьте так добры», – пробормотал сквозь зубы Джулиан Бохост.
Клайти Вержанс тяжело вздохнула: «Я редко ошибаюсь в своей оценке человеческих характеров! Флоресте очевидно исказил события или писал под диктовку отдела B. Вполне возможно, что все это так называемое „завещание“ – наглая подделка».
Эгон Тамм произнес: «Госпожа Вержанс, такие обвинения нельзя выдвигать без достаточных оснований. По существу, вы только что нанесли клеветническое оскорбление капитану Клаттоку».
«Хмф! Даже если это не подделка, факт остается фактом: письмо не соответствует моим представлениям о положении дел».
Глоуэн спросил самым невинным тоном: «А вы знакомы с Титусом Зигони и его женой Смонни – урожденной, к сожалению, Симонеттой Клатток?»
«Нет, лично не знакома. Их благородные поступки, однако, служат достаточным свидетельством их намерений и характера. Совершенно очевидно, что они борются против угнетателей за правое дело, за справедливость и демократию!»