После школы Эш уговорила меня прийти к ней. Она постоянно повторяла, что мы миллион лет не проводили время вдвоем. И это. В последние дни я с ней встречалась только на тренировках.
Представьте себе мое удивление, когда я увидела на подъездной дорожке джип Ренни. Я чуть было не развернулась и не уехала, но мне не хотелось обижать Эшлин. А еще в глубине души я надеялась, что Ренни тоже не зря здесь появилась и хочет помириться.
Но когда я нажала на звонок и Ренни открыла дверь, было похоже, что она собирается захлопнуть ее прямо перед моим носом. Она этого не сделала, но было очевидно, что ей хочется.
И вот мы сидит в подвале, на креслах-мешках, которые Эш не разрешает маме выкинуть на помойку, смотрим телевизор и красим ногти. Нам пришлось сюда спуститься потому, что мама Эш не выносит сильных запахов – у нее от них начинаются мигрени.
Эш пытается поддерживать беседу, но кроме нее почти никто не говорит. Мы сосредоточились на ногтях.
– Дай мне жидкость для снятия лака, – командует Ренни. Эшлин с готовностью передает ей флакончик.
У Эш очень богатая коллекция лаков. Я крашу ногти в мятно-зеленый цвет. На втором ногте Эшлин спрашивает:
– Вы уже начали заполнять документы для колледжа?
– Только собираюсь, – отвечаю я, разворачивая большой батончик Сникерса, завалявшийся в моей сумке. И если с лаками у Эш все хорошо, то с едой – беда: ее мама сидит на безглютеновой диете.
– На самом деле я собираюсь этим заниматься в выходные до самого января.
– Ты все еще собираешься в Бостонский колледж, Лил? – Эшлин поворачивается ко мне. – Знаешь, я тоже подумываю туда поступать. Если получится, давай жить вместе?
– Ну да, ну да, – говорю я. – Будет у нас единство и борьба противоположностей.
Эш – грязнуля, и я никогда в жизни не соглашусь делить с ней комнату. Сомневаюсь, что до нее дошла моя шутка, но мне плевать, потому что Ренни смотрит на нас, прищурив глаза. Что, не нравится оставаться в одиночестве, да, Ренн? Эшлин взвизгивает и хлопает в ладоши.
– Здорово! А ты хочешь жить в кампусе или снимешь квартиру?
На этот вопрос ответить проще простого.
– Я подумываю о кампусе, по крайней мере, в первый год. Так не пропустишь ничего интересного: учеба допоздна, флирта с мальчиками, пицца в четыре утра. Хочу все это попробовать. А на второй год уже можно съехать на квартиру. – Я вдруг чувствую себя подлой и мелочной из-за того, что пытаюсь уязвить Ренни. Ощущение такое, будто мы поменялись местами.
– А ты Ренн, – спрашивает Эшлин, – уже заполнила документы?
– Да, за две секунды.
Наверняка заявление в городской колледж Джар Айленда написать довольно просто. Скорее всего, туда вообще не требуется писать эссе. Ренни всегда говорит о своем поступлении с кислой физиономией и жалуется, что она одна остается на острове. Но сегодня она щебечет, как птичка.
Ренни надевает пальто, свешивает волосы так, что они падают на лицо, и говорит:
– Мне вообще незачем прямо сейчас поступать куда-либо учиться на целых четыре года. Мы с Ривом еще не знаем, где он будет играть до того, как нога окончательно придет в норму. Сегодня он снова говорил с тренерами.
Меня так и подмывает сказать: «А ничего, что у тебя паршивые оценки и нет денег на колледж?», но я прикусываю язык.
– Отучусь семестр в городском колледже, а потом переведусь туда, куда его возьмут.
– Так вы с Ривом решили пожениться! – взвизгивает Эшлин. – Ты же практически спасла ему жизнь, помогая пережить эту трагедию.
Трагедию? Когда цунами стирает с лица земли целую деревню – это трагедия, а Рив всего лишь спортсмен, который сломал ногу. С ним все будет в порядке.
– Он бы сделал то же самое для меня, – говорит Ренни, и я не могу поверить, что она это всерьез. Разве Рив способен хоть пальцем пошевелить ради кого-то, кроме себя? – Да, кстати, я до конца недели на тренировках не появлюсь. У Рива несколько встреч со спортивными врачами на континенте. – Она самодовольно улыбается. – Ему снимут гипс. Точно в срок, как и обещали.
Я вскидываю голову.
– И из-за этого тебя не будет на тренировках?
Ренни не обращает внимания на мои слова.
– Заменишь меня, Эш?
Эшлин бросает на меня смущенный взгляд.
– Конечно, мы с Лил сможем сделать это вместе. Да, Лил?
Я не могу поверить.
– Ты что, уходишь из команды?
– Нет, не ухожу, – огрызается Ренни. – Я этого не говорила.
– Но ты пропустила уже три тренировки, – произношу я слегка дрожащим голосом. Честно говоря, я немного взволнована. Хочу хоть раз заставить ее сказать правду.
У Ренни краснеют щеки.
– Я согласилась представлять Рива в течение всего сезона и не брошу его сейчас.
Смехотворно. Я резко встаю.
– Схожу за содовой.
– Принеси мне диетическую колу безо льда, – цедит Ренни, не глядя в мою сторону, как будто я официантка, а она делает заказ.
– Я тебе помогу, Лил. Я спрятала в морозилке мороженое за мамиными соевыми батончиками. Если папа до него не добрался, оно еще там.
Как только мы оказываемся вне зоны слышимости на кухне, открываю холодильник, беру оттуда две банки диетической колы и говорю:
– Нужно было мне сказать, что Ренни тоже придет.
– Но тогда ты бы не пришла, – с недовольным видом протянула Эшлин.
– Точно, – отвечаю я.
– Мне очень не нравится, что вы, девчонки, поссорились, – говорит Эш, присев на стол. – Поэтому я вас и позвала вместе.
Я знаю, что она это не со зла. Эш из тех, кто любит оказываться между двух огней.
– Мы не поссорились. Просто Ренни ведет себя со мной как последняя стерва безо всякой на то причины.
– Я знаю, что она по тебе скучает, – говорит Эш.
– Она сама тебе об этом сказала? – В груди у меня затеплилась надежда.
– Прямо не говорила. Я просто это вижу.
Я делаю глоток содовой.
– Они с Ривом теперь вместе?
– Практически, – отвечает Эшлин. – У нее к нему типа любовь до гроба. А благодаря несчастному случаю и он понял, кем она была для него все эти годы.
– Счастлива за нее, – говорю я совершенно искренне. Если Ренни с Ривом теперь пара, может, она выбросит из головы то, что произошло на осеннем балу, и все будет, как раньше. И, если не кривить душой, то они друг друга стоят.
В понедельник после обеда мы с группой делаем лабораторную по химии. Большую часть работы выполняют двое парней, а мы с еще одной девочкой записываем результаты в тетрадь. Это меня более чем устраивает: я никогда не была сильна в естественных науках. Мы стоим вокруг лабораторного стола и ждем, когда закипит приготовленная смесь, и вдруг я слышу за спиной разговор двух девочек из младших классов.
Одна из них хнычет:
– Как бы я была счастлива послать к черту этот ежегодник! Все, что от нас требуется, – это сделать коллажи из фотографий новеньких. Я на такое не подписывалась!
И тут мне пришла в голову мысль: ежегодник – одно из тех дел, о которых мне говорила Кэт! Мне нужно заняться чем-то новым, чтобы почувствовать себя счастливой. Я провела в школе много хороших дней, даже встречала Рива, и это не выбило меня из колеи. Меня больше не беспокоили мои, скажем так, прошлые проблемы.
А еще мне очень нравится делать коллажи.
В детстве постоянно этим занималась. Я не выбросила ни один журнал, не вырезав из него все красивые картинки. Часами складывала их, как кусочки пазла, потом приклеивала на доску для постеров и вешала в своей комнате. Когда переехали с Джар Айленда на материк, мы не взяли их с собой. Я тогда была не в состоянии что-то паковать. Этим занимались мама с папой. Интересно, они их выкинули или доски до сих пор валяются где-то в гараже?
Я рисую в тетради круги.
– Да знаю я! – говорит вторая девочка с таким раздражением, что чуть не задувает пламя горелки. – Но хочешь или не хочешь, а нужно его повесить, чтобы не потерять шанс стать на будущий год выпускающим редактором. Сама понимаешь, это вопрос политики.
Комитет по изданию ежегодников. Значит, я стану членом этого комитета.
После урока собираю учебники и отправляюсь в администрацию, чтобы узнать, где и когда проводятся собрания этого комитета. Вдруг на доске объявлений в коридоре вижу листок бумаги. На нем изображена фотокамера и написано: «Ежегодник – это круто! Собрания каждый понедельник в библиотеке!».
Сегодня как раз понедельник. Вот это повезло, какое совпадение! А еще можно будет написать об участии в комитете во вступительном эссе на будущий год. Лилия и Кэт в последнее время только и говорят, что о поступлении, и это заставило меня задуматься о собственном будущем. Честно говоря, и мой выпуск не за горами. Половина предпоследнего учебного года уже прошла.
Пора задуматься, куда я хочу поступить, после выпуска. Мама рассказывала, что она всю жизнь мечтала заниматься архивами: маленькой девочкой она нашла на чердаке кучу старых семейных документов Зейнов, составила каталог и разложила по специальным папкам, переложив каждый листок вощеной бумагой. И это в семь лет.
Следуя этой логике, мое призвание – ветеринария. Мне всегда хотелось быть доктором для животных. Однажды в Монтессори нас вывезли на экскурсию в зоопарк, и мне удалось подсмотреть, как ветеринар дает антибиотик больному детенышу пингвина. Это было забавно. После этого лечила свои мягкие игрушки, давала им микстуры и перевязывала лапы бинтом из домашней аптечки.
Я не могла решить, нужно ли предупредить тетю Бэтт, что я задержусь, и пришла к выводу, что не нужно. Не ее дело, где я и когда вернусь. Все равно она будет приставать ко мне с этими же вопросами, как только вернусь домой.
Прямо посередине школьного двора вдруг кто-то чуть не сбивает меня с ног.
Рив.
В последний момент успеваю сделать шаг в сторону. Слава богу, он меня не заметил. По правде говоря, он вообще не замечает людей, когда выбрасывает свое тело вперед костылями, как катапультой. Рив слишком занят, ругаясь с кем-то по телефону, напряженно наморщив лоб. Руки его заняты, и он прижимает телефон к щеке плечом.
Единственно, что изменилось: исчезла тяжелая белая гипсовая повязка. Вместо нее нога обернута какой-то черной штукой на липучке. Кажется, она называется лангета.
Мне приходится идти за ним. Неспециально. Просто мы идем в одном направлении. Хотя между нами довольно большое расстояние, мне все равно слышно, что он говорит.
– Да я все время твержу этому болвану, что могу делать больше, Рен, – горячится он. – Ладно, если он не может заняться нашей программой сегодня, он уволен. В конце концов, я могу заняться своими персональными тренировками самостоятельно. И так уже на неделю отстаю от составленного расписания.
Рив резко останавливается у столбиков, огораживающих футбольное поле и соединенных цепью. Там идет тренировка. В середине поля игроки, встав в большой круг, делают разминку, хлопая в ладоши каждый раз, когда меняют упражнение. Алекс стоит в центре. Интересно, теперь он капитан?
Никто из ребят не замечает, что Рив за ними наблюдает. Они не видят, как он стоит у кромки поля, не видят, когда он уходит.
«Не смей чувствовать себя виноватой из-за него, – говорю я себе. – Не смей испытывать к нему вообще какие-то чувства».
Рив сходит с дороги и направляется к бассейну. Там у дверей стоит какой-то пожилой мужчина в полном противоветровом костюме. Не думаю, что это здешний преподаватель. В руках у него планшет, а на плече висит спортивная сумка.
– Рив, привет, парень. Готов поработать?
Похлопав Рива по спине, мужчина распахивает дверь и придерживает ее. Рив окидывает его тяжелым холодным взглядом.
– Я всегда готов работать, а вы?
Оказывается, собрание редколлегии ежегодника очень популярное мероприятие, особенно среди девочек. Если ты в редколлегии, в газете никогда не разместят твои не самые удачные фотографии. Такой вот бонус. В библиотеке собралось много народа, все распределились по небольшим группам, и каждая из них занимается своим делом. Кто-то разбирает обзорные листы, кто-то делает макеты страниц, кто-то наблюдет за подготовкой обложки к печати, а кто-то высчитывает стоимость одного экземпляра.
Здесь присутствует и несколько парней. Я замечаю, что они больше заняты техническими вопросами, так как все сидят за компьютерами. Девочки стоят у них за спинами и говорят, каким бы им хотелось видеть конечный результат.
Я заметила девочек, которых встретила на лабораторной по химии. С хмурыми лицами они сидят на одном стуле и перебирают стопки цветных фотографий. На некоторые указывают пальцем и, делая вид, что их тошнит, мерзко хихикают.
– Давай поставим вот эту, где Керри чихает, – говорит одна из них. Хорошо, чтобы их тут вообще не было. Если мне повезет и я займусь коллажами, постараюсь сделать так, чтобы ни одной неудачной фотографии никто не увидел. Даже если на них тот, кто мне лично не нравится.
Смущает то, что у каждого есть свой участок работы. А что делать новичкам, как я? Прислоняюсь к одному из книжных стеллажей в углу комнаты и придумываю, что сказать нашему куратору, мистеру Краусу, когда он придет и собрание начнется официально. Наверное, мне нужно будет представиться, возможно, рассказать о том, что когда-то я занималась коллажами, если это можно так назвать. А еще мне бы очень хотелось научиться пользоваться симпатичными школьными цифровыми камерами, тогда бы я могла делать фотографии. Может, он даст мне несколько уроков.
Вслед за мной в библиотеку заходят еще несколько человек. И среди них Надя Чоу. Она топчется у двери в чирлидерской тренировочной форме, как будто не собирается здесь оставаться надолго.
Мне нравится Надя. Она симпатичная и очень похожа на Лилию, только глаза у нее больше и на лице веснушки.
Я собираюсь подойти к ней и поздороваться, хотя официально мы не знакомы. Но вдруг перед ней появляется Ренни. На ней-то как раз нет тренировочной формы. Не может быть! Неужели она ушла из команды, раз Рив не играет? Охотно верю.
Ренни обнимает Надю и прижимает к себе. Это объятие дольше и нежнее, чем те, которыми обмениваются девочки на переменах. Ренни слегка отстраняется и, теребя Надину челку, что-то шепчет ей. Надя улыбается и энергично кивает. Она отдает Ренни флешку и выходит за дверь.
Тогда, в конюшне, Лилия рассказала нам с Кэт, что после осеннего бала их с Ренни отношения стали очень напряженными. Я прикусываю нижнюю губу. Меня очень беспокоят все эти Надины сюсюканья с Ренни. Не слишком хорошее влияние та может на нее оказать. Мне это не нравится, ведь Лилия – старшая сестра Нади, и та должна проявлять лояльность к ней, а не к Ренни.
В комнату входит мистер Краус. Он преподает у нас рисование. Логично, что он курирует и ежегодник.
– Так, слушайте все! – В библиотеке стало тише, но ненамного. Большинство собравшихся продолжало болтать. – На этой неделе нам нужно сделать выпуск с отчетом об осеннем бале, репортажем о клубах иностранных языков и обзором осенних видов спорта. – Он окинул взглядом комнату. – Если вы пришли сюда впервые, найдите кого-нибудь и включайтесь в работу. – С этими словами он вернулся к себе в кабинет и закрыл дверь.
Вот как. Ну ладно.
Похоже, выпуск ежегодника – это дело исключительно учащихся.
В надежде получить хоть какую-то информацию я подхожу к группе девочек, которые скачивают фотографии с камеры на компьютер, и оказываюсь совсем близко к Ренни. Она работает над репортажем об осеннем бале.
– Сегодня мы получили еще больше фотографий с бала, – говорит она, доставая флешку.
– Сомневаюсь, что они нам понадобятся, – отвечает ей другая девочка, не отрываясь от экрана. – У нас гораздо больше фотографий с бала, чем портретов выпускников, а места – один разворот.
– Хотелось бы быть уверенной, что будут выбраны лучшие фотографии, – в голосе Ренни звучит металл. – Я и выбрала лучшие, – отвечает девочка с улыбкой, щелкает мышкой, и на экране компьютера появляется изображение Лилии и Рива, как они танцуют на сцене. Он крепко прижимает ее к себе с широкой улыбкой на лице. Снимок сделан незадолго до того, как он увидел меня. До того, как меня охватил приступ безумия.
Я заставляю себя отвернуться.
Девочка стучит ручкой по экрану.
– Я скомпоновала весь разворот вокруг этой фотографии.
Ренни мотает головой, берется за мышку и кликает на другое фото с общим планом бала.
– Эта лучше. И потом, перед тем как сделать окончательный выбор короля и королевы бала, мы должны получить все снимки. Важно стопроцентное попадание.
– Но на твоем изображении не видно, кто стал королем и королевой!
Ренни оборачивается, чтобы посмотреть девочке в лицо.
– Ты издеваешься? Фотография, которую ты хочешь разместить, напомнит всем о происшествии! Она послужит триггером! – Впервые я была согласна с Ренни. Как бы мне хотелось, чтобы они вообще не затрагивали в газете эту тему. – И я не говорю уже о том, что это будет абсолютно бестактно по отношению к Риву!
– Мы всегда публикуем в газете хоть одну фотографию короля и королевы бала, – отвечает девочка с вызовом.
Ренни смотрит на нее с неприязнью, но смягчает тон и делает пальцем знак, чтобы та наклонилась ближе.
– Мне бы не хотелось заранее разглашать эти сведения, но есть большие сомнения в том, что в этом году выборы королевы не были подтасованы. Тренер Кристи рассматривает вопрос о пересчете голосов, поэтому до полной ясности давай-ка не будем публиковать эту фотографию, поняла?
Девочка, округлив глаза, кивает.
– Хорошо, – отвечает она шепотом. – Это совсем другое дело.
У меня в груди все сжимается. Неужели тренер Кристи догадалась, что мы с Кэт проникли к ней в кабинет и переложили бюллетени? Я тряхнула головой. Нет, не может быть. Мы были очень осторожны и не оставили следов.
Я подсаживаюсь к группе учеников, которые решают, по каким категориям в этом году пройдет голосование. Самый очаровательный, самый популярный, самые красивые глаза, самый спортивный. Я заставляю себя подумать о каком-то другом мальчике. Не о Риве.
После собрания я иду домой мимо школьного бассейна и слышу пронзительный свист. Неужели Рив все еще здесь? Осознавая, что это не слишком хорошая идея, я все же не могу сдержать любопытства. Сколько же Рив тренируется? Неужели у него все-таки есть шанс получить спортивную стипендию?
Я тихонько вхожу и подглядываю. Рив в плавках в воде. Большая черная лангета лежит на лавке. На краю бассейна, опустив ноги в воду, сидит мужчина. Он в одежде, просто завернул спортивные брюки до колен.
– Хорошо, Рив, теперь я хочу, чтобы ты взялся за край бассейна и с интервалом в 15 секунд сделал ногами серию лягушачьих движений в течение трех минут. – Он берет в рот свисток. – Приготовился…
Рив стонет.
– Ну, раз ты не можешь, – поддразнивает мужчина Рива.
Рив выходит из себя.
– Я могу. Дело не в том.
– А в чем?
– Я могу сделать эту серию с минутными интервалами, – огрызается он.
– И?
– Почему вы не хотите заниматься со мной в тренажерном зале на беговой дорожке?
Мужчина несколько раз удивленно моргает.
– Ты пока еще не готов к тренажерному залу, парень. Именно поэтому на тебе лангета, а не эластичный бинт. Ты слишком торопишься и перегружаешь ногу.
– Вы в этом ничего не понимаете. Вы ведь даже не пытались дать мне большую нагрузку. Поверьте, я могу сделать гораздо больше, чем сейчас.
Мужчина качает головой.
– Сынок, тебе нужно смириться со своей травмой, а не бороться с ней. Для выздоровления нужно время.
Рив подтягивается и ложится торсом на бортик. Хотя он весь мокрый и в мурашках, щеки его горят от злости.
– Я нашел в интернете статью про парня, который сломал бедро и уже через пять недель бегал милю за семь минут. Именно тренировок такого уровня я жду от вас.
Мужчина вздыхает.
– Послушай, Рив, в нынешнем сезоне на поле ты не выйдешь. Выбрось это из головы.
На теле Рива напрягаются все до единого мускулы.
– Да знаю я! Знаю, что не буду играть в этом сезоне! Но чемпионат среди колледжей начинается в феврале. Мне нужно прийти в форму к этому времени. Если не буду играть в футбол, я не поступлю в колледж, и точка. Это замкнутый круг!
Тренер спокойно откладывает в сторону планшет и кладет руки на колени.
– Восстановление – длительный процесс, Рив. Ты шагаешь вперед, только если сделаешь предыдущий шаг. Тебе нужно привыкнуть к «если».
От этого слова Рив вздрагивает и мотает головой, будто хочет забыть, что его услышал.
– Знаете что? Я сделаю это самостоятельно!
– Рив…
– Вы меня слышали? Вы уволены. Я в ваших услугах больше не нуждаюсь.
Рив вылезает из воды и пытается перенести часть веса на больную ногу, но не может и скачет на одной ноге к полотенцу. Он тяжело дышит и сыплет проклятьями.
Физиотерапевт качает головой, складывает вещи в сумку и идет мимо меня к выходу из бассейна.
Рив некоторое время сидит на лавке. С него на бетонный пол капают капли. Я уже решаю, что он соберет вещи и пойдет домой, но он снова лезет в воду, плывет к мелкому краю и там делает те упражнения с лягушачьими движениями. Только без минутных остановок. И так пять раз.
С ума сойти, насколько же мы с ним похожи. Мы оба через силу пытаемся выжать нечто хорошее из безнадежно плохого.