Джеймс Роллинс
Беззвездный Венец
Глава 9
– Давайте пока что прервемся и оставим это на другой раз, – предложила Гайл. – Когда ты отдохнешь и восстановишь силы, возможно, ты вспомнишь больше. А сейчас, полагаю, у тебя много вопросов относительно твоего нынешнего положения. Я не забыла о тревогах и страхах, которые ты пыталась высказать за последний день. Наверное, нам следует по возможности тебя успокоить.
Никс была готова оставить прошлое позади и сосредоточиться на настоящем – но и боялась этого. Были вопросы, которые она должна была задать, – но ее пугали ответы на них.
Девушка облизнула губы. Она понимала, что ей нужно заговорить о последствиях нападения на девятом уровне школы, принять неизбежное проклятие. Никс начала с того, что высказала вслух самый сильный свой страх. Это было имя мальчика, одноклассника-семилетки.
Никс закрыла глаза, собираясь с духом в темноте.
– Бэрд… – едва слышно прошептала она.
Ответ настоятельницы был беспощадным.
– Его нет в живых. Но, полагаю, ты это уже знала.
Никс не стала это отрицать.
– А что с остальными?
– Твоими одноклассниками-семилетками?
Открыв глаза, девушка кивнула, вспоминая гнавшуюся за ней толпу.
– Они пытались скрыть правду о событиях того дня, однако Джейс подал голос в твою защиту и раскрыл их обман.
Никс облегченно вздохнула, мысленно поблагодарив Джейса. Этот парень, являвшийся ее глазами, когда она была слепой, в очередной раз показал себя самым преданным ее другом в Обители. И он пострадал за свою дружбу. Никс помнила его разбитый нос.
– У подручного Джейса все хорошо, – ответила Гайл, словно прочитав ее беспокойство. – Он очень хотел проведать тебя, но мы попросили его проявить терпение.
– А как дела у Кайнджел? – Никс сглотнула комок в горле. – У сестры-близнеца Бэрда?
Настоятельница откинулась назад. Глубокая морщина пересекла ее лоб.
– Она возвратилась в Фискур с останками своего брата – точнее, с тем немногим, что уцелело от тела, что не сгорело в костре. Но через двунеделье, когда летний перерыв закончится, Кайнджел вернется. Я тщетно пыталась ее отговорить.
Гайл посмотрела Никс в глаза, беззвучно добавив то, что осталось невысказанным вслух. Смерть брата-близнеца не останется для Кайнджел без последствий. Как и для ее отца, верховного градоначальника Фискура.
– А что будет со мной? – спросила Никс, наконец решаясь заговорить о том, что тревожило ее больше всего. – Я ведь нарушила закон и поднялась на девятый уровень.
Этот закон был в Обители непреложным: всякий, кто поднялся на верхний уровень, не достигнув девятого года обучения, немедленно отчислялся. Исключений не делалось ни для кого – даже если провинившийся поступил так, спасаясь от неминуемой гибели.
– То была не ты, – ткнула пальцем Никс в грудь настоятельница.
Та недоуменно нахмурилась.
– Но это была я. Я не могу утверждать обратное. Многие были свидетелями моего проступка.
– И многие видели своими собственными глазами, как ты умерла, – подал голос Ойрик. – В том числе алхимики и иеромонахи. Твое сердце остановилось. И не билось в течение полуколокола, а может быть, и дольше. Никто не думал, что ты останешься в живых.
– Да, ты возвратилась из мертвых, – добавила Гайл. – Возродилась заново, очистилась от прошлого. И все согласились с тем, что Матерь дважды благословила тебя. Во-первых, сохранив тебе жизнь, затем – вернув зрение.
– Заблуждение, искусно подпитываемое настоятельницей, – усмехнулся Ойрик.
– И кто скажет, что я не права? – пожала плечами Гайл.
– Хотел бы я посмотреть на такого смельчака, – пробормотал физик.
– Но ведь в этом же явно была рука Матери! – вмешался отец Никс. – У меня нет никаких сомнений в этом. Она всегда с улыбкой взирала на мою дочь!
В груди у Никс шевельнулась надежда.
– Означает ли это, что я смогу остаться в школе? Закончить седьмой год обучения и перейти на восьмой?
– Боюсь, нет, – угрюмо промолвила настоятельница. – Это было вынесено на Совет восьми, и они бросили камни против такого решения.
– Это же несправедливо! – вскочил с места отец Никс.
Схватив его за руку, Никс почувствовала, что он весь дрожит. Она сжала ему руку, умоляя успокоиться, готовая принять свою судьбу, но, так же как и он, переполненная отчаянием.
– Все в порядке, отец. Что сделано, то сделано.
– Вы оба меня неправильно поняли. – Гайл обратила взгляд на Никс. – Было решено, что ты не станешь продолжать обучение на восьмом уровне вместе со своими одноклассниками. Поскольку на девятой террасе ты очевидно получила благословение, никто не посмел бросить камень против красноречивых пожеланий Матери.
– Не понимаю, – сказала девушка.
– Через двунеделье ты поднимешься сразу на девятый уровень, – объяснила настоятельница.
Никс потребовалось три полных вдоха и выдоха, чтобы понять смысл слов Гайл. Она ошеломленно заморгала.
Девятый уровень…
Ее отец опомнился быстрее. Его крик получился таким громким, что все вздрогнули.
– Ну, что я тебе говорил! Я знал, что все так будет! – Высвободив руку, он упал на колени у койки, сложил ладони и поднес большие пальцы ко лбу. – Спасибо Матери Снизу за ниспосланные ею милость и благословение!
Не в силах сдерживать радостное возбуждение, отец вскочил на ноги, не прибегнув к помощи трости, схватил Никс за щеки и поцеловал ее в лоб. Лишь после этого он несколько успокоился. У него увлажнились глаза.
– Вы можете в это поверить? – улыбаясь, пробормотал отец. – Моя Никс – девятилетка! Жду не дождусь, когда смогу рассказать об этом Бастану и Аблену! Мальчишки будут так гордиться тобой!
– В таком случае поспеши принести своим сыновьям благую весть! – подошла к нему Гайл. – Есть еще один вопрос, который я хочу обсудить с твоей дочерью, и эти слова не предназначены для посторонних ушей.
– Да-да, конечно. – Отец Никс взял свою клюку. – Понимаю, вы с физиком люди занятые. Не стану больше отнимать у вас время.
– Мы тебе крайне признательны, торговец Полдер.
Отец напоследок еще раз повернулся к Никс. Его лицо сияло от гордости, отчего он казался на добрый десяток лет моложе.
– Вы можете в это поверить? – покачав головой, повторил он.
«Лично я не могу».
Никс тщетно пыталась принять невозможное. После стольких чудес – еще одно, это, последнее. Она улыбнулась отцу в ответ. Ей было приятно видеть его счастливым. Стоило побывать так близко к смерти, чтобы увидеть, как сбылись все его мечты, как он был вознагражден за свою душевную щедрость.
– Я принесу тебе ужин к первому колоколу Вечери, – сказал отец. – И захвачу Бастана и Аблена. Мы отметим это событие медовым пирогом.
– Это будет просто замечательно! – улыбнулась Никс.
Поклонившись настоятельнице и физику, ее отец пробормотал слова благодарности и вышел из кельи. Из коридора донесся удаляющийся стук его палочки.
Дождавшись, когда стук затихнет вдали, Гайл знаком попросила Ойрика закрыть дверь. Как только это было сделано, настоятельница снова повернулась к Никс, и ее лицо стало строгим.
– То, о чем мы поговорим сейчас, должно будет остаться между нами.
* * *
Усевшись в кровати, Никс смотрела, как настоятельница и физик перешептываются у двери. До нее долетали лишь обрывки фраз.
– …Сообщить в Азантийю…
– …Слухи об Ифлеленах…
– …Король не потерпит…
– …Кощунство и святотатство…
– …Должны убедиться наверняка…
Последнюю фразу произнес физик Ойрик, оглянувшийся на Никс. Тяжело вздохнув, настоятельница кивнула. Подойдя к кровати, она снова присела на край.
Никс вздрогнула, ощутив пробуждение сил, многократно превосходящих ее. Гайл долго всматривалась в ее лицо. Наконец, по-видимому, найдя то, что искала, она заговорила:
– Никс, пребывая в отравленном забытьи, ты билась и металась в кровати, словно под впечатлением кошмарного сна. Ты помнишь что-либо из этого?
Девушка отрицательно покачала головой. Хотя это была ложь. Она точно помнила звучавшие в темноте крики, содрогающийся мир, затем сокрушительную, нескончаемую тишину. Никс не собиралась лгать, но она боялась говорить об этом вслух, словно тем самым могла сделать свои страхи реальностью. Она хотела забыть все, отбросить, как лихорадочный бред, видение, порожденное страхом смерти.
Но только сейчас настоятельница собиралась оживить сон, придать ему плоть.
– Нам нужно знать правду, Никс, – сказала Гайл, прочитав ее опасения. – То, что ты нам сейчас расскажешь, останется между нами. Даю тебе слово.
Никс выждала еще два дыхания. Как она могла отказать этой женщине, которая так ее защищала? Девушка сознавала, что не может молчать, хотя бы из чувства благодарности.
– Я… я помню лишь обрывки, – наконец призналась Никс. – На Урт обрушилась катастрофа. Все голоса во всех землях возопили в ужасе. Мир содрогнулся и разорвался. А потом… а потом…
Переживая все заново, она почувствовала, что у нее пересохло во рту.
Голова ее опять наполнилась пронзительными криками, по спине пробежала дрожь.
– Что было дальше? – мягко спросила Гайл, беря ее за руку.
Никс сжалась в комок, желая сохранить все в себе. Затем, собравшись с духом, она подняла лицо к настоятельнице, чтобы та видела ее искренность и страх.
– Полная тишина. Протянувшаяся в пустоту. До самых холодных звезд.
У Никс сдавило горло, словно она пыталась сдержать внутри свои следующие слова, не высказать вслух то, что чувствовала со всей определенностью.
– Я… я уверена в том, что это произойдет. Не знаю как, но это непременно случится.
Гайл и Ойрик переглянулись.
Физик шагнул ближе.
– Ты сказала, что тишина дотянулась до звезд. А что насчет луны?
– Луны? – наморщила лоб Никс. – Не понимаю.
Настоятельница крепче сжала ей руку.
– В бреду ты кричала и повторяла одни и те же слова. Постоянно упоминая луну. Ты неоднократно повторяла слова «павшая луна».
Никс снова покачала головой – и теперь это была правда.
Всмотревшись в ее лицо, настоятельница разочарованно покачала головой.
– Ты точно ничего не помнишь о луне?
– Быть может, ты видела ее в своих снах? – предположил Ойрик.
Никс перевела взгляд с него на Гайл.
– Я ничего не видела. Клянусь Сыном и Дочерью, избравшими луну своим домом. – Подняв руку, она прикоснулась сначала к одному глазу, затем к другому. – Я слышала крики. Ощущала содрогание земли. Но в том кошмаре я оставалась такой же слепой, какой была всегда.
– Конечно, – опустила плечи настоятельница.
– Я очень сожалею, – пробормотала Никс, сознавая, что обманула ее ожидания. – Это все, что я помню. Честное слово.
– Я тебе верю.
Устало застонав, Ойрик закрыл глаза.
– Похоже, боги выбрали разбитый сосуд, чтобы наполнить его своей мудростью.
Никс обиделась такому сравнению. Пусть ей в раннем детстве очень не хватало зрения – она никогда не считала себя разбитой. Свидетельством тому был ее подъем по террасам школы.
– Быть может, ее выбрали не боги… – загадочно пробормотала Гайл, поднимаясь на ноги. – Неважно, хотя мы не можем подтвердить того, что считается святотатством, мы поделимся тем, что нам известно. Я отправлю почтовую ворону в Вышний Оплот.
– Но что, если король решит…
– Не бойся, мой просвещенный бывший ученик послушает нашего совета. Мы оба знаем, какую кропотливую работу ведет он на вершине Тайнохолма.
От мысли, что она подвела настоятельницу и физика, Никс стало плохо. Однако при упоминании Тайнохолма она встрепенулась. Это была старейшая школа в стране, расположенная на самом высоком холме на окраине Вышнего Оплота. Там же находился древний замок Исповедников, где, по слухам, те, кто достиг Высшего Прозрения, как в алхимии, так и в религиозных знаниях, погружались в изучение сложнейших наук.
В самых смелых своих мечтах Никс представляла себе, как входит в ряды этих избранных. Хотя, если честно, особо она на это никогда не надеялась. Но опять же она никак не думала, что поднимется на девятый уровень Обители.
Наконец настоятельница снова обратила внимание на Никс.
– Обо всем этом ты не должна говорить никому. Ни о нашем разговоре, ни, разумеется, о своих кошмарных видениях. Даже своим родственникам.
Девушка кивнула. Она и не собиралась никому ничего говорить. Никс была рада все забыть. Она намеревалась похоронить свои видения как можно глубже, чтобы больше не слышать эти крики. В словах Гайл девушка также услышала предостережение: от молчания зависела ее жизнь.
«Но будет ли моего молчания достаточно?»
Никс снова ощутила движение могучих сил, в сравнении с которыми она казалась крохотной былинкой, выходящих далеко за рамки ее понимания, снова почувствовала назревающую бурю. Девушка представила себе медную механическую модель солнечной системы в астроникуме, вращающиеся зубчатые колеса, приводящие планеты в движение вокруг нагреваемого углями солнца. Но сейчас чья рука вращала вокруг Никс эти огромные колеса?
«И сколько еще осталось до того, как они сокрушат меня?»
Глава 10
Когда сверху донеслись отголоски последнего колокола Вечери, Никс прошла к своей койке. Держа в руке палочку, она нетвердо двигалась по келье, отчасти от оставшейся слабости, но в основном из-за щедрого количества сидра в пироге. Уставшая и наевшаяся до отвала, девушка не сомневалась в том, что сон не заставит себя ждать.
В ушах у нее до сих пор звенели песни и смех приемного отца и братьев, праздновавших ее Восхождение на девятый уровень. Никс улыбнулась, вспоминая гордость своих родственников. Веселье близких, свои собственные надежды на будущее прогнали прочь страхи и переживания от утреннего разговора с настоятельницей и физиком.
«Пусть все это останется позади», – решила Никс. Она отбросит прочь свои кошмарные сны, предаст их забвению. И не имеет значения, вещие они или нет; такие важные и сложные вопросы лучше оставить тем, кто знает, что делает, или по крайней мере обладает силой и влиянием.
«Ну, это не про меня».
Когда девушка подходила к изголовью кровати, пламя масляной лампы задрожало, отбрасывая на каменные стены пляшущие тени. От этого движения у Никс закружилась голова. Не в силах удержаться на ногах, она тяжело опустилась на кровать и застонала.
Никс сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, проветривая голову. Теплый летний ветерок, ворвавшийся в открытое окошко наверху, принес с топей солоноватый запах. Назойливый гул комаров и мошек состязался с кваканьем лягушек и стрекотом сверчков. Вдалеке послышался тоскливый вой болотной гагары.
Вздохнув, девушка подняла взгляд к окну. На улице еще сиял Отец Сверху – но Его лик был скрыт из вида. Хотя солнце никогда не заходило, вечер обозначался небольшим уменьшением его сияния и сгущением теней. Такие перемены были более отчетливо заметны прежде, когда затуманенный взор Никс был более чувствителен к нюансам света и тени. Теперь же переход был едва заметен, что огорчало девушку, словно она с вернувшимся зрением потеряла какую-то частичку себя.
С этой мыслью Никс встала и подошла к окну. Она закрыла ставни, погружая келью в темноту. И все-таки она не смогла не оставить маленькую щелку. Слишком долго она прожила в полной темноте.
Стоя у окна, Никс посмотрела на полную луну, сияющую на вечернем небе. Она вгляделась в ее лик, сияющий ярким лицом Сына, отметив нечеткие темные глаза, намек на нос, явный рот. До сегодняшнего дня ей не хватало остроты зрения, чтобы рассмотреть все эти подробности.
«Луна действительно похожа на лицо в небе».
Девушка улыбнулась Сыну, сознавая, что в последующие дни темная Дочь прогонит его прочь. Такой танец они исполняли испокон века.
– А когда я снова увижу твое лицо, о серебристый Сын, – прошептала Никс, обращаясь к луне, – я уже буду девятилеткой!
Она с трудом могла в это поверить. Через двунеделье страстная мечта, прочно укоренившаяся у нее в сердце, наконец-то сбудется. Девушка лучилась радостью, такой же яркой, как Сын в небе. Однако она не могла сбрасывать со счетов и тоску, подобно ее собственной темной Дочери ждущей своего часа, чтобы затмить светлую радость.
Никс понимала, в чем причина этой тоски. Она прекрасно помнила вопросы, которые ей задавала настоятельница. Девушка всмотрелась в лунный лик, пытаясь обнаружить на нем хоть какие-либо признаки враждебности или угрозы, но ничего не нашла, ничего не почувствовала.
Она вспомнила слово, произнесенное настоятельницей, промолвила его вслух.
– Павшая луна.
«Что это могло означать?»
Не имея ответа на этот вопрос, Никс пожала плечами и вернулась к койке. Улегшись, она накрылась одеялом и повернулась на спину, глядя на гирлянды сушеных трав под балками перекрытий. Мерцающее пламя масляного светильника придавало им такой вид, будто они дергаются и ползут к ней.
Никс поежилась.
Задув светильник, девушка перевернулась на бок и туже укуталась в одеяло. Она закрыла глаза, сомневаясь в том, что сон придет так легко, как ей казалось прежде.
Она ошибалась.
* * *
Она несется вверх по погруженному в темноту склону горы, по опушке леса из каменных деревьев без листвы. Ее гонят вперед крики человека и зверя. Повсюду гремят железные кольца, подчеркивая рев военных машин.
Запыхавшаяся, не в силах отдышаться, она останавливается на вершине. Оглядев себя, она понимает, что она старше, выше ростом, покрыта шрамами, на левой руке недостает одного пальца. Но у нее нет времени на подобные загадки.
Впереди скопление фигур с татуировками на лицах, в залитых кровью рясах, стоящих вокруг алтаря, на котором бьется, брыкается огромное существо, порожденное тенями; крылья его прибиты железом к камню.
– Нет!.. – сдавленно кричит она, чувствуя, как в груди пылает огонь.
Погруженные в тень лица поворачиваются к ней, сверкают кривые кинжалы.
Она вскидывает руки вверх и хлопает в ладоши, с ее уст срываются чуждые для нее слова, заканчивающиеся именем:
– Баашалийя!
С этим последним словом ее грудь выпускает клокочущую внутри огненную бурю. Огонь вырывается с такой силой, что раскалывается каменный алтарь. Железные гвозди выламываются из черного гранита, и порожденное тенями животное взметается высоко вверх. Его кровь окропляет сборище черных фигур, бросающихся врассыпную.
Одна фигура поворачивается к ней, высоко подняв лезвие, с проклятием на устах.
Опустошенная и обессиленная, она может лишь упасть на колени. Она не в силах даже поднять руку, чтобы защититься. Она просто обращает лицо к затянутым дымом небесам, к полному лику луны. Серповидная тень крылатого существа на мгновение застилает серебряный диск и скрывается в дыму и мраке.
Время замедляет свой бег и растягивается. Луна становится еще больше. Военные машины вокруг умолкают. Проникнутые болью и страданием крики сливаются в единый хор ужаса. Земля под ее коленями содрогается, все яростнее с каждым вздохом.
А луна по-прежнему продолжает увеличиваться, заполняя собой небо, ее края теперь объяты огнем, отчего мир вокруг становится темнее.
Она находит в себе силы произнести название этой надвигающейся катастрофы:
– Павшая луна…
И тут ей в грудь погружается лезвие кинжала – пронзая наполненное правдой сердце.
«Я не смогла… я подвела нас всех!..»
* * *
Вскрикнув, Никс уселась в кровати.
Слезы застилали ее новообретенное зрение. Сердце гулко колотилось о грудную клетку. Высвободив из спутанного одеяла руку, девушка вытерла глаза. Другой рукой она растерла огненную боль в груди, ожидая увидеть почерневшие от крови пальцы.
«Это всего лишь сон», – заверила себя Никс.
Она сглотнула комок в горле, освобождая язык в пересохшем от страха рту.
– Это всего лишь сон, – повторила Никс, теперь уже вслух, чтобы еще больше укрепить уверенность.
Она выглянула в окно на луну, по-прежнему сияющую в небе, такую же, как раньше, не ставшую ни больше, ни меньше. Никс сделала над собой усилие, успокаивая дыхание. Подняв левую руку, она разжала пальцы, затем стиснула их в кулак.
«Пальцев пять, все на месте».
Опустив руку, Никс облегченно оторвала голову от подушки.
– Я просто не в себе, – обратилась она к себе вслух. – Отец всегда щедро добавляет в пирог сидр. И эти разговоры…
Павшая луна…
Девушка была уверена в том, что это ее подпитанное сидром воображение собрало все страхи и сомнения в один кошмарный сон. Вот и все объяснение.
Подняв голову, Никс смотрела на сухие веточки и пучки трав, раскачивающиеся под потолком. Привидевшийся ей кошмар был не более реален, чем игра теней от дрожащего пламени.
Никс напряглась.
Ее взгляд метнулся к прикроватному столику, к темному масляному светильнику. Она помнила, как задула огонек. И ставни на окне были раздвинуты больше, чем она оставляла. Запрокинув голову, девушка всмотрелась в гнездо теней под потолком.
«Там что-то есть».
При этой мысли весь ее мир перевернулся. Внезапно Никс увидела себя со стороны, сидящей в кровати и смотрящей вверх. Она вскрикнула – и увидела, как вскрикнула. Затем мир снова выпрямился, и она уже опять лежала в кровати, уставившись на балки перекрытий.
Ее взгляд привлекли пошевелившиеся пучки сушеной полыни.
Из-под потолка на нее смотрели два горящих красных глаза.
У Никс в груди родился пронзительный крик, но прежде чем он вырвался, сверху до нее дошел громкий стон. Беззвучный, он тем не менее пропитал ее насквозь. Ее кожа откликнулась мурашками. Отразившись от каменной стены, стон заполнил всю келью. Вспоров уши, он прозвучал многократными отголосками у нее в голове, воспламеняя ее мозг огнем.
Девушка зажала уши ладонями, однако это не возымело никакого действия.
Огонь разгорелся, порождая странные ощущения. Нос Никс наполнился терпкой слизью, пахнущей маслом и потом. Ее язык ощутил вкус сливок, сочных и сладких. Словно повинуясь завывающему ветру с потолка, ее голова откинулась назад на подушку. Неясные образы перед глазами задрожали.
Окружающий мир померк, но другой мир стал более резким, более четким.
…Ее крошечные пальчики гладят косматую шерсть…
…Губки раскрываются, найдя темный сосок, на котором висит одна-единственная капля молока…
…Она жадно сосет и брыкает пухлыми ножками, стараясь подняться ближе к груди…
…Мягкая кожа укутывает ее плотнее, согревая, даря уют.
Никс тряхнула головой, пытаясь прогнать эти воспоминания, отрицая то, о чем уже начинала подозревать. Однако все было тщетно.
Неудержимым потоком нахлынули другие образы. Иногда это Никс сама смотрела на мир вокруг; иногда она словно видела себя со стороны.
…Она ползет сквозь камыши…
…Пытается пососать пальчик на ноге…
…Едкий запах серы режет ей нос…
…Горячий язык облизывает ее всю…
…Ее подхватывают и уносят ввысь, в лицо ей дует ветер…
По мере того как образы мелькали все быстрее и быстрее, они почему-то становились все более туманными.
…Молоко, которое она сосет, по-прежнему вкусное и жирное; оно наполняет ей живот, делает ее сильнее, укрепляет ее сон, но также погружает в темноту окружающий мир…
…Теплый язык вытирает ей глаза, уже не так нежно, усиленно, с беспокойством…
…Пронзительные крики и свист, постоянно заполняющие ее голову, весь мир, проникающие в ее естество, теперь звучат печально, тоскливо, словно мир вокруг оплакивает ее…
…Затем она снова в воздухе, ее куда-то несут в полумраке…
…Ее маленькие ушки слышат внизу рев огромного животного, пробирающегося по болоту, вместе с шелестом тростника…
…Ее нежно опускают рядом с животным; ее новое ложе влажное, наполненное ароматом цветов…
…К этому времени она уже почти ничего не видит…
…Над ней склоняется тень, большие глаза смотрят на нее, заросшая щетиной щека прижимается к ее личику; язык в последний раз облизывает ее, ноздри раздуваются, обнюхивая ее, запечатлевая в памяти…
…Затем прощальный взмах огромных крыльев – и она остается одна…
…Она хнычет, давая выход своему горю, и откуда-то сверху ей откликается жалобный стон, который становится все слабее и слабее…
…Она видит, как серповидная тень заслоняет свет луны и исчезает…
Наконец окружающий мир полностью вернулся. Никс снова лежала в своей кровати. Крохотные глазки по-прежнему горели сверху, но теперь уже тускло, не вызывая страха. Девушка хотела отстраниться от увиденного – от забытых воспоминаний, оживленных стоном, – но не могла. Она понимала, что это правда. И все же воспоминаний было слишком много, и они переворачивали вверх ногами все то, что Никс знала о себе.
Прежде чем она хотя бы попыталась осуществить эту невыполнимую задачу, пронзительные крики под балками перекрытий усилились. И снова девушка обнаружила, что смотрит на себя сверху. Она поняла, что видит мир глазами существа, прячущегося под потолком. Затем на этот образ наложился другой, дрожащий, словно отражение на водной глади.
Никс снова была голым младенцем, прильнувшим к соску, уютно устроившимся в густой шерсти, укутанным крылом огромного существа, защищающего ее. Она перевела взгляд на другой сосок, который сосала темная фигура, голая, покрытая пухом. Ее тонкие крылья были неуклюже сложены сбоку. Крошечные когти крепко вцепились в косматую шерсть, а маленькие красные глазки смотрели на Никс. Этот другой малыш всегда был рядом, укрытый под теми же крыльями.
Дрожащий образ наконец погас. В келье снова наступила тишина.
Никс сделала несколько судорожных вдохов и выдохов, оглушенная тем, что узнала. Ее взгляд сосредоточился на балках перекрытий, на паре красных глаз. Теперь она знала, кто прячется под потолком.
Словно в подтверждение ее догадки, темная фигура размерами не больше зимнего гуся, показала себя. Расправив крылья, она одним взмахом достигла узкого окошка. Девушка проследила взглядом, как молодая летучая мышь Мирра вылетела в окно и скрылась из вида.
Никс затаила дыхание, стараясь разобраться в том, как ей отнестись к этому вторжению.
Летучие мыши, беспощадные хищники, были сущим бичом этих суровых земель. Однако в груди у девушки не было ледяных игл страха. Напротив, уверенность окрепла, наполнив ее ужасом.
Она поняла, кто навестил ее сегодня вечером.
Глядя в окно, Никс мысленно представляла себе тот, другой сосок, маленькое существо – но только теперь выросшее и покрывшееся бархатистой шерстью.
«Мой пропавший брат…»
