Джо Хилл
NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества
Хэверхилл
В конце марта, когда Пацанка училась в одиннадцатом классе, мать в час ночи ворвалась в ее спальню, где Вик уединилась с Крейгом Харрисоном. Они не занимались любовью и даже не целовались, но Крейг принес бутылку «Баккарди», и Вик изрядно напилась.
Крейг ушел, пожав плечами, и улыбнулся. «Спокойной ночи, миссис Маккуин. Извините, что мы вас разбудили». А на следующее утро Вик, отправляясь на субботнюю смену в «Тако Белл», не успела поговорить с матерью. Ей не хотелось возвращаться домой, и, конечно, она не была готова к тому, что там ее ожидало.
Линда сидела на кровати Вик, аккуратно застеленную свежим бельем. Взбитая подушка с уголком выглядела как в отеле. Не хватало только запаха мяты.
Все остальное пропало: альбом, книги и компьютер. На столе лежало несколько вещей, но Вик не обратила на них внимание. От вида пустой комнаты она едва не задохнулась от возмущения.
– Что ты наделала?
– Ты можешь вернуть свои вещи обратно, – сказала Линда. – Нужно только принять мои новые правила и соблюдать комендантский час. Отныне я буду отвозить тебя в школу, на работу и туда, куда тебе нужно будет ехать.
– Ты… ты не имеешь права, – сказала Вик, дрожа от гнева.
– Я нашла кое-что интересное в твоих ящиках, – продолжила мать, словно дочь ничего не говорила. – Мне хотелось бы услышать, как ты объяснишь их наличие.
Линда кивнула, указывая на другую сторону комнаты. Вик повернула голову, на этот раз заметив то, что лежало на столе: пачка сигарет, жестяная банка «Алтоидс», в которой лежало нечто похожее на красные и оранжевые леденцы для Дня святого Валентина; несколько бутылочек-пробников джина; два презерватива с банановым запахом в пурпурных обертках. Одна упаковка была разорванной и пустой.
Вик купила презервативы в торговом аппарате у отеля «Говард Джонсон». Она вскрыла один пакетик, чтобы сделать из резинки шар, накачав ее воздухом. Она нарисовала на презервативе лицо и назвала его Членоголовым, чем немало позабавила своих одноклассников, – двигала им по парте, когда учитель выходил из класса. Когда мистер Джаффи вернулся из туалета, в помещении так сильно пахло бананами, что он спросил, кто принес в класс пирог. Естественно, это вызвало у ребят безудержный хохот.
Сигареты забыл Крейг, когда заходил однажды вечером. Вик оставила их себе. Она не курила, но ей нравилось вынимать сигарету из пачки и класть ее на подушку, чтобы постель пропахла сладким табаком – запахом Крейга.
Таблетки экстази она принимала в те ночи, когда не могла заснуть – когда ее мысли крутились и пищали в голове, как стая обезумевших летучих мышей. Иногда по ночам Вик закрывала глаза и видела мост Короткого Пути – кривобокий прямоугольник, ведущий в темноту. Она чувствовала его запах: аммиачную вонь испражнений летучих мышей и запах заплесневелого дерева. На дальнем конце моста в темноте мигали две слепящих и внушающих ужас фары: два круга бледного света, размещенных близко друг к другу. Иногда они преследовали ее, даже когда она открывала глаза. При виде этих фар ей хотелось кричать.
Маленькая таблетка всегда сглаживала впечатления. Таблетки экстази дарили ей чувство, что она летала в воздухе и ветер обдувал ее лицо. Они приводили мир в состояние плавного движения, словно она сидела на заднем сиденье мотоцикла, а ее отец выполнял крутой вираж. Ей не требовался сон, когда она принимала экстази. Она так любила мир, что сон ей был ни к чему. Вместо этого она звонила подругам и рассказывала, как их любит. Вик засиживалась до поздней ночи и создавала эскизы татуировок, которые помогли бы ей, обычной девчонке, выглядеть как распоследняя шалава. Девушка хотела, чтобы над грудью у нее красовался мотоциклетный двигатель – пусть парни знают, какая она классная, и не беда, что в свои семнадцать лет Вик, как ни трогательно, была последней девственницей в классе.
Маленькие пробнички джина были вообще ерундой. Она просто запивала им экстази.
– Думай что хочешь, – сказала Вик. – Мне плевать.
– Спасибо, что ты хотя бы используешь контрацептивы. Если принесешь в подоле внебрачного ребенка, рассчитывай только на саму себя. Я его не приму. Как и тебя.
Вик хотела сказать, что лишь ради этого стоило забеременеть как можно скорее, но выдала только:
– Я с ним не спала.
– Не лги! Четвертого сентября. Я думала, ты ночевала у Виллы. А в дневнике ты пишешь, что …
– Ты читала мой дневник? – закричала Вик.
– Ты спала с Крейгом. В первый раз. Думаешь, я не знаю, что это значит?
Да, они спали вместе… в одежде, под тонким одеялом, на полу в подвале Виллы, вместе с шестью другими подростками. Когда Вик проснулась, Крейг обнимал ее за талию, дыша в затылок. И она думала: «Пожалуйста, не просыпайся». Это было такое счастье, что она не помнила, как выдержала его.
– Да, мы трахались, мама, – тихо сказала Вик. – Потому что мне надоело сосать его член. Не вижу в этом ничего особенного.
Мать, и без того бледная, побледнела еще больше.
– Я буду держать твои личные вещи под замком, – произнесла она. – Мне плевать, что тебе почти исполнилось восемнадцать, но ты живешь под моей крышей и будешь жить по моим правилам. Но если ты соблаговолишь придерживаться плана, то через несколько месяцев…
– Так ты поступала, когда папа тебя разочаровывал? Закрывала для него свою киску, чтобы посмотреть, будет ли он придерживаться плана?
– Поверь, будь у меня пояс верности, я бы заставила тебя его носить, – закричала мать. – Маленькая шалава с грязным языком.
Вик рассмеялась жутким и отчаянным смехом.
– Какая же ты сука, – сказала она самую злую фразу, которую только могла придумать. – Я ухожу.
– Если уйдешь, имей в виду, – сказала мать, – что обратно я тебя не впущу.
Но Вик уже выбежала из спальни и не слышала ее слов.
На холоде
Она шла пешком.
Ее армейская куртка промокла насквозь на мокром снегу. Волосы покрылись хрустящей ледяной корочкой.
Отец со своей подругой жили в Дареме, штат Нью-Хэмпшир. К ним можно было попасть с помощью транспортного управления залива Массачусетс – доехать до Северной станции и взять билет на Амтрак. Но это стоило больших денег, которых у Вик не имелось.
Она все равно пошла на станцию и какое-то время скрывалась там от дождя. Вик пыталась придумать, кому бы позвонить и попросить денег, чтобы купить билет на поезд. Затем она решила послать всех подальше и просто позвонить отцу – попросить его приехать и забрать ее. Честно говоря, она не понимала, почему не додумалась до этого раньше.
В прошлом году Вик видела его всего один раз, и эта встреча закончилась плохо. Она поссорилась с его подругой и швырнула в нее пульт от телевизора, который по нелепой случайности попал ей прямо в лицо, оставив синяк под глазом. Отец в тот же вечер отправил дочь обратно, даже не поинтересовавшись, почему она так поступила. С тех пор Вик с ним не разговаривала.
Крис Маккуин ответил после второго гудка и сказал, что оплатит разговор. Особой радости в его хриплом голосе не слышалось. Последний раз, когда она видела отца, в его волосах блестело много серебра, которого не было еще год назад. Она слышала, что люди, заводившие молодых любовников, сами становились моложе. С ним это не работало.
– Короче, – сказала Вик и едва снова не заплакала. – Мама выставила меня, как и тебя.
Конечно, все было не так, но ей показалось, что начать беседу будет лучше с этих слов.
– Привет, Пацанка, – произнес отец. – Ты где? Твоя мама сказала, что ты ушла.
– Я на вокзале. Совсем без денег. Папа, ты можешь меня забрать?
– Я вызову тебе такси. Мама заплатит водителю, когда ты вернешься домой.
– Я не могу вернуться домой.
– Вик, мне потребуется целый час, чтобы до тебя добраться. Полночь на дворе, а мне на работу завтра в пять утра. Я бы уже лег спать, но приходится сидеть у телефона и тревожиться за тебя.
Вик услышала на фоне голос его девушки – Тиффани:
– Не смей звать ее сюда, Крисси!
– Договаривайся со своей матерью, – сказал он. – Я не могу принять чью-либо сторону. Ты же знаешь, Вик.
– Она сюда не приедет, – рявкнула Тиффани.
Ее голос был резким и сердитым.
– Вели своей сучке закрыть ебало! – Вик едва ли не рыдала.
Когда отец заговорил, его голос стал жестким и суровым.
– Нет! К тому же ты избила ее, когда приезжала сюда в прошлый раз…
– Проклятье!
– …а потом даже не извинилась…
– Я не трогала твою безмозглую сучку.
– Ладно. Я закругляюсь. Разговор окончен. Тебе придется провести ночь под дождем.
– Значит, ты выбрал ее, а не меня, – произнесла Вик. – Ты выбрал ее! Иди в жопу, папа. Отдыхай, тебе завтра столько всего взрывать! На большее ты не способен.
Она повесила трубку.
Вик решила провести ночь на привокзальной лавке, но к двум часам ночи поняла, что ничего не выйдет – уж слишком было холодно. Она хотела позвонить матери и попросить ее вызвать такси. Но ей стало плохо от одной только мысли, что ей придется попросить помощи у матери, поэтому она пошла к себе в
Дом
Вик даже не попробовала пробраться через переднюю дверь, полагая, что та была закрыта. Окна ее спальни, запертые на шпингалеты, находились в трех метрах над землей. Окна на заднем дворе тоже были заперты, как и раздвижные стеклянные двери. Однако подвальное окно не запиралось и даже не закрывалось как следует. Оно уже лет шесть было приоткрыто на несколько миллиметров.
Отыскав ржавые садовые ножницы, она отжала ими проволочную сетку, затем толкнула окно внутрь и протиснулась в широкое отверстие.
Подвал представлял собой большое помещение без мебели, с трубами, проходящими по потолку. Стиральная машина и сушилка находились в одном конце комнаты, у лестницы, а бойлер – в другом. Остальное пространство представляло собой беспорядочное нагромождение из коробок, клетчатого легкого кресла, мусорных мешков, наполненных старой одеждой, и акварельного рисунка Крытого Моста в рамке. Вик смутно припомнила, что нарисовала его в средних классах. Картина была страшненькая. Никакого чувства перспективы. Вик позабавилась, нарисовав на ней маркером стайку летающих пенисов, затем бросила ее в мусор и разложила кресло, которое превратилось в достаточно неплохую кровать. В сушилке она нашла себе сменную одежду. Было бы неплохо высушить и кроссовки, но шум непременно приведет мать вниз. Поэтому она просто оставила их на нижней ступеньке.
Она нашла в пакете для мусора несколько пуховиков, свернулась в кресле калачиком и натянула на себя пару курток. Кресло раскладывалось не полностью, и Вик даже не представляла, как ей удастся уснуть в таком положении. Но затем она закрыла глаза, а когда открыла их, небо превратилось в ярко-голубую ленту в длинной щели окна.
Девочка проснулась от топота ног над головой и взволнованного голоса матери. Она разговаривала по телефону на кухне. Вик поняла это по тому, как она ходила.
– Крис, я звонила в полицию, – говорила она. – Да, они сказали, что со временем она вернется домой.
Через какое-то время Линда продолжила:
– Нет! Нет, они не будут заводить дело, потому что она уже не ребенок. Блядь, ей семнадцать лет, Крис. В таком возрасте нельзя даже сказать, что она сбежала.
Вик едва не поднялась со своего кресла, но затем подумала: «Да пошло оно все. Идите в жопу» – и откинулась на спинку стула.
Она сразу поняла, что поступает неправильно – ужасно неправильно. Прячется здесь, внизу, пока мама наверху сходит с ума от переживаний. Ну так не стоило обыскивать ее комнату, читать дневник и забирать себе вещи, за которые она заплатила сама из своего кошелька. А если Вик принимала экстази, то это была вина родителей. Не нужно было разводиться. И зачем отец бил мать? Теперь она знала, что он распускал руки. Вик не забыла, как он промывал костяшки пальцев в раковине. Даже если болтливая сука сама этого заслуживала.
Вик хотела немного экстази. В рюкзаке лежала одна таблетка – в карандашном пенале, – но она была наверху. Интересно, отправится ли мать на ее поиски?
– Но ты не растил ее, Крис! Это делала я! Все делала сама!
Линда перешла на крик. Вик услышала слезы в ее голосе и на мгновение почти передумала. И вновь удержалась. Казалось, что ночной дождь просочился через ее кожу и охладил ее кровь. Она жаждала этого холода, идеального ледяного спокойствия – мороза, который заглушал бы все плохие чувства и заморозил все дурные мысли.
«Вы хотели, чтобы я потерялась, – подумала Вик. – Пусть так оно и будет».
Мать бросила трубку телефона на рычаг, подняла ее и еще раз бросила.
Вик свернулась калачиком под куртками.
Через пять минут она заснула.
Подвал
Когда Пацанка проснулась, день уже клонился к вечеру. В доме никого не было. Она поняла это, открыв глаза и прислушавшись к тишине. Ее мать не выносила молчания. Линда даже спала с включенным вентилятором. Когда она бодрствовала, то включала телевизор или болтала с подругами.
Вик встала с кресла, пересекла комнату и, поднявшись на ящик, посмотрела из окна на двор. Ржавого материнского «Датсуна» там не было. Вик почувствовала прилив волнения. Она надеялась, что в своих поисках мать объедет весь Хэверхилл – торговые центры, переулки и дома подруг.
«Я уже могла умереть, – подумала она, произнося безмолвные слова пугающим зловещим голосом. – Меня могли изнасиловать и бросить у реки. И это была бы твоя вина, властолюбивая сука». Голова Вик была забита словами, подобными властолюбивая и зловещая. В школе девушка получала одни тройки, но она читала Джерарда Мэнли Хопкинса и У. Х. Одена. Она знала, что была на много световых лет умнее своих родителей.
Она закинула сырые кроссовки в сушилку и поднялась наверх, чтобы съесть чашку «Лаки Чармс» перед телевизором. Она достала из пенала свою последнюю таблетку экстази и через двадцать минут почувствовала, как ее наполняют спокойствие и легкость. Закрыв глаза, она испытывала роскошные ощущения движения – скольжение в воздухе бумажного самолетика. Она смотрела какой-то канал про путешествия и каждый раз, когда видела самолет, разводила руки, как крылья, и делала вид, что парит в воздухе. Экстази содержало в себе движение в форме таблетки. Впечатления напоминали поездку в темноте – в кабриолете с открытым верхом. Только во время путешествия не нужно было вставать с кушетки.
Вик помыла в раковине чашку и ложку, высушила их и положила на место. Затем она выключила телевизор. Время уже было позднее, насколько она могла судить по наклонным лучам света, просвечивающим сквозь деревья.
Вик вернулась в подвал, проверила обувь, но та по-прежнему была сырой. Она не знала, что делать. Под лестницей лежали старая теннисная ракетка и банка с мячами. Вик решила какое-то время побить мяч о стену. Но сначала нужно было очистить пространство. Поэтому Пацанка начала двигать коробки… И тогда она нашла его.
«Роли» прижало к бетонной стене грудой коробок с пометкой «Для Армии спасения». Вик опешила, увидев свой старый «Тафф Бернер». Она попала в какую-то аварию и потеряла его. Вик вспомнила, как родители обсуждали это, не зная, что она их подслушивала.
Разве что… Возможно, ей показалось, что она слышала. Например, отец говорил, что ее удар хватит, если он расскажет ей о пропаже «Тафф Бернера». Почему-то она тогда подумала, что велосипед потерялся и папа не смог его найти. А мать говорила, что рада исчезновению «Роли», потому что Вик сильно к нему привязалась.
Она привязалась к велику, что правда, то правда. Вик представляла, как с помощью воображаемого моста попадает в разные места и фантастические страны. Она ездила в убежище террористов, нашла пропавший браслет матери, попала в подвал, наполненный книгами, где какая-то эльфийка угостила ее чаем и предупредила о вампире.
Вик провела рукой по рулю, собрав на подушечках пальцев густую серую пыль. Все это время велосипед пылился здесь, потому что ее родители не хотели, чтобы она на нем каталась. Вик любила свой «Роли». Она пережила с ним тысячи историй, и поэтому, естественно, родители его забрали.
Она скучала по крытому мосту, по девочке, которой была. Вик знала, что тогда была во много раз лучше.
Надевая кроссовки (которые слегка подрумянились и теперь пованивали), девушка не отрывала взгляда от велосипеда.
Весна достигла почти идеального равновесия: на солнце она чувствовалась словно июль, а в тени – как январь. Вик не хотелось ехать по дороге и рисковать своей свободой. Мать могла ее заметить. По этой причине она прокралась позади дома и спустилась по тропинке в лес. Было так легко поставить ноги на педали и поехать вниз.
Вскарабкавшись на велосипед, Вик рассмеялась. Он был слишком маленьким для нее – смех, да и только. Она представила себе клоуна, втиснувшегося в крохотную машину. Ее колени цеплялись за руль, а ягодицы свисали с сиденья. Но когда она встала на педали, почувствовала, что ничего не изменилось.
Она съехала вниз с холма – в тень, где было градусов на десять холоднее, чем на солнце. В лицо дохнула зима. Ударившись о корень, она взлетела в воздух. Вик от удивления счастливо завопила. На какое-то мгновение разница между тем, кем она была, и тем, кем стала, стерлась. Все казалось таким же, как прежде: колеса под ней крутились, а ветер трепал волосы.
Она не спустилась прямо к реке, а поехала по узкой тропе, шедшей наискосок по склону холма. Прорвавшись через какие-то кусты, Вик оказалась рядом с группой мальчишек, стоявших вокруг мусорного бака, в котором горел костер. Они передавали по кругу сигарету с травкой.
– Дай затянусь! – прокричала она, проезжая мимо.
Вик изобразила, что делает маленькую затяжку. Мальчик у бака, тощий придурок в майке с Оззи Осборном, со страху подавился дымом. Она с усмешкой промчалась мимо него. Он прокашлялся и крикнул:
– Может, и дадим, если отсосешь у нас, шлюха ебнутая!
Она продолжила крутить педали, мчась сквозь холод. Стайка ворон, устроившихся на ветках толстой березы, обсуждала ее в самых грубых выражениях, когда она проезжала под ними.
«Может, отсосешь у нас», – подумала она, и в какой-то момент семнадцатилетняя девушка на детском велосипеде представила, что разворачивается, возвращается к ним и спрашивает: «Ладно, кто первый?» Мать уже считала ее шлюхой. Вик не хотела ее разочаровывать.
Спускаясь по склону холма на старом велосипеде, она какое-то время чувствовала себя прекрасно. Но счастье внезапно выгорело, оставив после себя лишь тонкую холодную ярость. Вик не знала, на кого сердилась. Ей не на ком было выместить свой гнев. Этот тихий вихрь эмоций вторил жужжанию спиц.
Она хотела поехать в торговый центр, но мысль о том, что придется нацепить на лицо улыбку ради других девчонок, вывела ее из себя. Вик не хотела ни с кем встречаться. Она не желала, чтобы ей раздавали советы. Пацанка не знала, куда ехать. Она просто хотела напороться на какую-нибудь проблему. И Вик чувствовала, что, проехав немного дальше, она обязательно нарвется на неприятности.
Вероятно, мать думала, что ее дочь уже вляпалась в неприятности и лежит где-то голой и мертвой. Вик с удовольствием посмаковала эту мысль. Жаль, что к вечеру веселье закончится и мать узнает, что она жива. Вик отчасти хотелось, чтобы Линда никогда не узнала о том, что с ней случилось. Она хотела исчезнуть из ее жизни – уйти и больше не вернуться. Как прекрасно будет бросить обоих родителей. Пусть они гадают, жива или мертва их дочь.
Ей понравилась мысль о всех тех днях и неделях, на протяжении которых они будут скучать по ней, терзаемые ужасными мыслями о том, что случилось с их дочерью. Они будут представлять, как она мерзнет под дождем, с радостью взбираясь на заднее сиденье первой же машины, которая остановится около нее. Она могла быть все еще живой где-то в кузове старого автомобиля. (Вик не заметила, что в ее уме машина стала старой – какой-то неопределенной модели.) И родители никогда не узнают, как долго какой-то старик держал ее в плену (Вик только что решила, что похититель будет старым, как и его автомобиль), что он с ней сделал и где потом закопал ее тело. Это куда хуже, чем смерть. Они никогда не узнают, с каким ужасным человеком столкнулась Вик, в какое уединенное место он увез ее и какой конец она для себя нашла.
К тому времени Вик выехала на широкую грунтовую дорогу, ведущую к Мерримаку. Желуди трещали под колесами. Она слышала рев реки, разливающейся через узкий скалистый проход, – один из лучших звуков в мире. Пацанка подняла голову, чтобы насладиться видом, но обзор перекрыл мост Короткого Пути.
Вик нажала на тормоза, позволив «Роли» плавно остановиться.
Мост был более ветхим, чем она помнила. Вся конструкция накренилась вправо, и казалось, что сильный порыв ветра мог сбросить его в Мерримак. Покосившийся вход зарос кустами плюща. Она почувствовала запах летучих мышей. В дальнем конце тоннеля виднелось слабое пятно света.
Вик дрожала от холода и непонятного чувства, напоминающего удовольствие. Она чувствовала молчаливую уверенность, что ее голову наполняют неправильные мысли. Сколько бы раз она ни принимала экстази, у нее никогда не было галлюцинаций. Хотя все когда-нибудь случается впервые.
Мост ждал, чтобы она через него проехала. Вик понимала, что, сделав это, она упадет в пустоту. Ее запомнят как обдолбанную наркотиками цыпочку, которая съехала с утеса на велосипеде и сломала себе шею. Такая перспектива ее не пугала. Лучше уж смерть в потоке, чем быть похищенной каким-то стариком (Призраком) без возможности передать кому-нибудь весточку о себе.
В то же время – хотя она знала, что моста не существовало, – какая-то ее часть хотела посмотреть, что скрывается на том конце. Вик встала на педали и подъехала ближе – прямо на край, где деревянная рама опиралась на грунт.
Слева, на внутренней стене, зеленой аэрозольной краской были написаны два слова:
