Джоан Дункан Оливер
Беседы с Буддой
Когда появилась утренняя звезда, Сиддхартха достиг нирваны – «нет старения, нет болезней, нет смерти, нет печали, невероятное освобождение от бремени». Бодхисаттва, стремящийся к просветлению, исчез. На его месте сидел Будда, «пробужденный». С тех пор он был известен как Татхагата, «тот, кто вышел за пределы» – он больше не был заключен в сансаре, круговороте рождений и смертей. Эта жизнь будет для него последней.
После просветления
Мы знаем, что Будда провел следующие сорок девять дней, медитируя у дерева Бодхи и формулируя те глубокие истины, которые он так долго стремился постичь. Он начал раздумывать – не должен ли он нести эти истины другим людям. Нет, решил он, зачем суетиться? Только зря потратишь слова. Эта дхарма – истина – для большинства людей слишком тонка и сложна для понимания.
Тогда вмешался бог Брахма Сахампати. «Человечество утопает в боли», – сказал Брахма. Он попросил Будду передумать. Осознав, что его пробуждение совершилось не только для его пользы, Будда уступил. Но с кем ему говорить теперь? Его прежние учители уже умерли. И тут он вспомнил пятерых аскетов, которые жили в Оленьей роще в Сарнатхе около Бенареса (сейчас Варанаси). Он отправился в путь, чтобы найти их. По пути Будда встретил другого старого приятеля из леса. «Да ты отлично выглядишь – такой спокойный, – заметил монах. – Кто твой учитель?» Будда описал свое великое пробуждение, но не смог убедить монаха. «Да ну тебя», – пробормотал тот, покачал головой и поспешил прочь.
Сначала Будде показалось, что его не лучше примут и в Оленьей роще. Хотя пять аскетов были радушны, они не забыли, что он проявил «слабость». Однако их привлекло спокойствие Будды. Внимательно выслушав его объяснение Четырех благородных истин и Срединного пути – пути равновесия между эгоизмом и умерщвлением плоти, – аскеты были так воодушевлены, что вскоре все пятеро стали просветленными, первыми буддийскими монахами-бхикшу.
Распространение дхармы
Проповедь Будды в Оленьей роще, позже получившее название «Первый поворот колеса дхармы», ознаменовала начало его сорокапятилетнего учительства. С того времени и вплоть до смерти в возрасте восьмидесяти лет, Будда исходил долину Ганга, разъясняя дхарму своим последователям – монахам, монахиням и людям самого разного звания. Около десяти тысяч сутр, текстов учения Будды, существующих сегодня, отражают лишь небольшую часть его наследия.
Когда шестьдесят монахов достигли просветления, Будда послал их распространять его учение. «Идите во имя счастья и благополучия многих, из сострадания к миру, – говорил он им. – Несите им учение о дхарме, которое хорошо в начале, хорошо в середине и хорошо в конце…» Сангха – община учеников Будды – росла стремительно. Большую часть года монахи странствовали, но в сезон дождей оставались в роще и, благодаря приношениям богатых последователей, ни в чем не нуждались. Один из даров, бамбуковая роща, был знаком благодарности от царя Бимбисары за то, что Будда сдержал обещание вернуться и учить его. Самым щедрым благодетелем сангхи был купец по имени Анатхапиндика, «кормилец бедных», который так старался обеспечить мирный приют для Будды, что однажды вымостил всю рощу золотыми плитками, чтобы владелец рощи, принц Джета, согласился продать ее.
Члены семьи Будды один за другим присоединялись к сангхе. Его мачеха даже убеждала его создать общину буддийских монахинь. Будда отказывался, пока его двоюродный брат Ананда не убедил его в необходимости такой общины. Хотя Будда не делал различия между мужчинами и женщинами в своем учении, в отношении монашества он предъявлял другие требования. По сей день у буддийских монахинь более строгие правила жизни и более низкий статус по сравнению с монахами.
Когда Будда вернулся домой в Капилавасту через семь лет после просветления, его жена попросила маленького Рахулу: «Пойди спроси своего отца о наследстве». Мальчик надеялся на богатства, но Будда предложил ему нечто более ценное – дхарму. Рахула стал послушником в буддийской общине.
Немногие отцы выделяют детям вместо наследства совет следовать дхарме, но с годами Рахула получил свою долю. Однажды Будда дал Рахуле совет никогда не лгать даже в шутку. Он посоветовал мальчику рассматривать свои мысли, речи и действия, как если бы он смотрел на свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что они не принесут вреда ему самому или другим. В другой раз Рахула, тогда уже восемнадцатилетний юноша, собирал пожертвования вместе с Буддой и начал мечтать о том, какой была бы его жизнь, если бы его отец стал всемирным единовластным правителем, а не монахом. Будда прервал его внушением, что любую материальную вещь, а также мысль или чувство, прошлые или настоящие, нужно рассматривать так – «Это не мое, это не то, что я есть, это не я». «Что бы ни случилось в жизни, хорошее или плохое, Рахула, нельзя принимать это близко к сердцу и реагировать на него», – сказал Будда. Он предложил сыну следующее наставление:
Развивай милосердие, чтобы избавиться от недоброжелательства.
Развивай сострадание, чтобы избавиться от жестокости.
Развивай сочувствие, чтобы избавиться от равнодушия.
Развивай бесстрастие, чтобы избавиться от раздражения.
Развивай созерцание телесной мерзости, чтобы избавиться от похоти.
Развивай созерцание непостоянства, чтобы избавиться от тщеславия «Это я».
Развивай осознанность дыхания; потому что, когда оно поддерживается и хорошо развивается, это приносит хорошие плоды и много благословений.
Поскольку Будда всегда уповал на медитацию как на средство пробуждения, мы можем подумать, что он почти все свое время жил в уединении. Однако это не так. За исключением сезона дождей Будда был постоянно в пути. Его плотный график, как сказали бы мы сейчас, очень напоминал расписание деятельности нынешнего далай-ламы. К нему постоянно приходили люди за советом или наставлением, а иногда просто чтобы побыть рядом с ним. Утром Будда выходил собирать подаяния – один или вместе с монахами. Когда его приглашали к кому-нибудь в дом на трапезу, он пользовался этим, чтобы рассказывать о своем учении. Днем он обычно давал наставления монахам и проводил открытые собрания. Иногда у него был короткий перерыв на омовение и медитацию перед наступлением времени для частных бесед. Даже когда он удалялся на отдых в конце дня, Будда не сидел без дела. О нем говорили, что ночью он спал только один час. Во время медитации он направлял свой мудрый взгляд на землю и небо, ища тех, кто нуждался в помощи.
Безграничное сострадание Будды было легендарным. Он никогда не судил других и не принижал их верований. В результате его ревностными последователями становились иногда самые неожиданные люди. Ужасный убийца Ангулимала подстерегал путников, убивал их и отрезал им пальцы, которые нанизывал на веревку и носил на шее в виде ожерелья. Однажды Ангулимала увидел Будду, идущего по дороге, и подумал, что одинокого монаха будет легко убить. Он подкрался к нему сзади и завопил: «Стой, монах!» Будда обернулся к нему и сказал: «Я стою, Ангулимала, потому что когда-то навсегда отказался от насилия в отношении всех живых существ. Почему бы тебе тоже не остановиться?» После этого Ангулимала бросился Будде в ноги и попросил посвятить его в монахи. И хотя он стал хорошим монахом, многие люди не могли забыть его прошлое и не давали ему еду, когда он ходил за подаянием. «Нужно терпеть, – мягко говорил ему Будда. – Это кармическое последствие твоих прошлых деяний».
Абсолютная нирвана
Незадолго до того, как Будде исполнилось восемьдесят лет, он начал приводить свои дела в порядок и готовить сангху, чтобы она могла продолжать существовать после его смерти. Он пережил нелегкие времена, включая раскол в сангхе и даже несколько покушений на его жизнь, устроенных его амбициозным двоюродным братом. Его ближайшие ученики, Сарипутта и Могаллана, и другие дорогие ему люди уже умерли. Жизнь верного Ананды текла спокойно, а его способность помнить любое слово, произнесенное Буддой, оказалась бесценной после смерти Будды, когда монахи стали совместно оформлять его учение и правила монашеской жизни. Ананда был так подавлен при мысли о грядущей смерти любимого учителя, что не прислушался к намекам, что Будда, если его попросить, мог бы «дожить свой век» – остаться до конца этой исторической эпохи. Но, когда Ананда попросил его, было уже слишком поздно.