Джоанн Харрис
Осколки света
5
Суббота, 26 марта
Понимаю, как наивно звучат мои слова. Постарайтесь понять: я нечасто думаю: «Вдруг я права?» Большую часть жизни мужчины отмахивались от моих предчувствий и эмоций. Мужчины – хранители здравого смысла, благоразумия и уравновешенности. А вот женщины излишне впечатлительны и подвержены влиянию гормонов. Поэтому Мартин частенько не принимает мои чувства всерьез. Себя он считает человеком логичным, а меня – эмоциональным. Когда-то его привлекала эта черта; он говорил, что я растопила его сердце. Теперь моя впечатлительность ему докучает.
Запыхавшись, я вошла в книжный, опоздав минут на пять. Салена уже открылась и расставляла книги на витрине. Она не выпрямляет свои черные кудряшки, и бьющий в окно утренний луч окружил шапку ее волос огненным ореолом. На столике неподалеку лежала стопка цветной шелковой бумаги. Бумажные бутоны, сердечки и птицы расцветали между коричневыми пальцами Салены.
– Все хорошо? – спросила она. – Ты какая-то… – «Усталая»? «Взмыленная»? Она пыталась подобрать слово, не намекающее на возраст.
– Просто нужен кофе, – улыбнулась я.
В конце магазина у нас есть кухонька-столовая. Через минуту-две Салена вернулась оттуда с двумя кружками ромашкового чая.
– Вот уж что тебе не нужно, так это кофе, – сказала она. – Возьми, успокоишься. С соцсетями я разобралась, осталось только Кафку выложить.
В основном Салена занимается профилем нашего книжного в соцсетях. В этом году дела идут вяло, поэтому мы пытаемся заинтересовать людей и поднять продажи с помощью интернета. Умных идей у Салены много, а самая изобретательная – ежедневно выкладывать фото Кафки, кота из книжного. Раньше он жил на улице вместе с другими животными, которых Салена и сейчас кормит. Из драного бездомыша он превратился в ухоженного котяру с белыми лапками и белоснежной грудкой и теперь навсегда поселился в магазине. Иногда спит прямо на оконной витрине, забавляя прохожих. У него свой профиль в «Твиттере» и «Инстаграме», а еще ютьюб-канал на восемьдесят с лишком тысяч подписчиков. Есть даже аккаунт на «Пейпал» под названием «Купи Кафке книгу». Собранных денег хватает коту на еду и ветеринара.
– Выложу сама, раз уж пришла, – предлагаю я.
– Хорошо.
Салена возвращается к витрине, а мне остается найти Кафку, сфотографировать и загрузить в «Инстаграм» с «Твиттером», а еще обновить раздел «Что Кафка читает» (сегодня – биографию Нельсона Манделы).
Увы, я засела в «Твиттере», где в разделе «Актуальное» по-прежнему висит имя Джо Перри. Столичная полиция просит женщин не выходить на улицу одних. Интересно, а когда они попросят мужчин не нападать на женщин?
@бернимун: Почему женщины должны меняться? Почему не мужчины?
@уайти2947: Здравый смысл, вот и все. Жертвами не просто так становятся.
@бернимун: Она ни в чем не виновата.
@уайти2947: Я и не обвиняю, но если бы она не ходила одна, то ее бы не убили и дети не остались бы без матери.
Я взялась печатать ответ, потом закрыла приложение и выдохнула. Кожу опять начало покалывать от жара. Ни к чему ввязываться в споры, в интернете никто не меняет мнения. А ведь в детстве нас учили: женское терпение может приручить и чудовище. Только в сказках почему-то умалчивают о силе женского гнева.
– Все хорошо?
Чай уже остыл. Салена глядела на меня с тревогой. Я хотела ответить, что все хорошо, но ведь это неправда. Я злилась. Злилась, а еще едва ли не плакала от случившегося сегодня.
Салена все поняла по лицу, шагнула ко мне и молча обняла.
Простой жест. Объятие. Почти забыла, каково это. Волосы Сален пахли кокосовым маслом; аромат напомнил о лете и о том, как Данте еще мальчиком строил замок из песка… Я заплакала.
– Извини.
– За что? – удивилась Салена.
– Все нормально, просто ночь выдалась неважная, вот я и расклеилась…
– Ничего не нормально, Берни. Возьми отгул. Я одна продержусь.
– Выходные же. – Я покачала головой.
– И? В прошлые мы продали всего шесть книг. И потом, уж прости, выглядишь ты фигово. – Ласковый тон смягчил резкость ее слов. – Что случилось?
– Ничего. Так, гормоны.
– «Ничего», говоришь? От гормонов все зависит. Сходи умойся, а я заварю еще чаю. На этот раз выпей весь!
Я зашла в туалет и взглянула на себя в зеркало. Да уж, Салена права – вид ужасный. И не только вид. Пульс скачет; расстроенная, на грани истерики. Мой врач говорит, это нормально, однако никакого выхода не предлагает. Доктор Ловетт сказал: «Если серьезных жалоб нет, пусть природа берет свое». А еще он сказал, что полное изнеможение, перепады настроения, набор веса, приливы, сонный паралич и ночная потливость – не поводы для тревоги; зато спросил, не понизился ли мой интерес к интимной жизни. Я сказала, что нет. Мой интерес всегда был делом последним. Мне снова кажется, что у Мартина роман на стороне. Он поздно возвращается домой. Настроение у него меняется по щелчку. Он постоянно бегает в душ. И злится. Говорят, и у мужчин бывает менопауза. Если так, то пора им признать и нашу.
Я умылась холодной водой. Сменила прокладку – она промокла насквозь. Если верить «Менопаузе как есть», то за это мне полагается долька темного шоколада. Целая долька! Улыбнувшись, я вдруг поняла, как сильно проголодалась. Маффин на завтрак я ела будто в прошлой жизни. Из зеркала на меня смотрело покрасневшее лицо без косметики, и все же вид стал немного лучше.
Салена тем временем открыла пачку печенья.
– Ого, хорошее печенье! Шикуем. – Я взяла штучку. – Извини. Не хотела устраивать истерику.
– Эмоции на то и даны, чтобы их чувствовать, – ответила Салена, поглядывая на меня. – Так говорит моя подруга Леони. Ей ли не знать: полжизни ходит к психологу.
– Печально. – Я мало знаю о близких Салены. Собственно, и о ней тоже, если учесть, сколько времени мы проводим вместе. Иногда в соцсетях мелькают фрагменты ее домашней жизни, но кто знает, может, у нее ничего больше и нет, кроме нашего маленького мирка – магазина, кота, покупателей.
– Все у нее в порядке, – успокоила Салена. – Из моих знакомых она самая уравновешенная.
Я улыбнулась. Повеселела. Взяла еще печенье. Чай был травяной, на вкус – смесь солодки и мяты.
– Наверное, как раз такой чай пьет Диди у бассейна. После пилатеса, например.
– Кто-кто?
Я объяснила про Диди Ля Дус и «Менопаузу как есть».
– Не Ля Дус, а Ля Дур, – проворчала Салена, потянувшись за печеньем.
– Ты же понимаешь, что теперь я так и запомню ее фамилию? – рассмеялась я.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Салена.
К четырем в «Книжный Салены» заглянуло одиннадцать человек. Пятеро – чтобы погладить кота. Только один сделал покупку. В этом и проблема независимых книжных: людям нравится идея, но полную цену они платить не хотят. Заходят, разглядывают полки, обсуждают с Саленой свои вкусы, слушают ее советы, потом притворяются, будто кто-то позвонил, и уходят заказать нужное на «Амазон». Один посетитель и притворяться не стал: отсканировал штрих-коды – и был таков, даже дверь не закрыл.
Вот козел.
«Если и дальше пойдет в таком духе, – подумала я, – к Пасхе разоримся».
Заглянула в телефон. Мартин был «онлайн». Я зашла на его «Фейсбук»: муж обсуждал вечер встречи выпускников «Пог-Хилл». Под публикацией Лукаса отметились человек сто. Об убийстве Джо Перри – ни слова. Наверное, Мартин еще не читал новостей.
– Странно, что нет полицейских на каждом шагу после вчерашнего-то, – удивилась я.
– Джо Перри? – Салена подняла глаза.
Я кивнула.
– Не бойся, его поймают. Такие дела не спускают на тормозах.
Конечно, она права. Джо Перри – молодая, красивая, белая. Достойный инфоповод. Ее жизнь имеет ценность. Замужняя женщина, мать двоих детей. А ведь столько цветных женщин погибает в жестоких руках, и в новостях о них не пишут.
Салена подняла Кафку с подоконника.
– Полицейские сегодня заглянули в спортзал. Искали там ее преследователя.
«Преследователя»… Вспомнился Джим из Качалки. Как он смотрел на Айрис, словно на пирожное в магазине. А вдруг я права? Вдруг Джим – маньяк?
Я наклонилась погладить Кафку. Кот довольно заурчал и подставил пузико. Значит, разрешил погладить. Иногда ему это нравится. А когда нет, он дает знать. Я улыбнулась внезапной мысли. Ничего сложного, подумала я. Хозяева кошек хорошо понимают, что такое согласие.
– Допустим, ты подозреваешь, что твоя подруга в опасности, – начала я. – Как ты поступишь?
– О какой опасности речь?
– Скажем, ее преследуют.
– Господи, Берни! – ужаснулась Салена. – Ты о себе? Ходила в полицию? Мать честная, после Джо Перри…
– Я не о том. – Неожиданно навалилась усталость. Как найти нужные слова?.. – Нельзя обвинить человека просто потому, что тебе рядом с ним тревожно.
– Верно, – нахмурилась Салена. – Но ты ведь не просто так тревожишься. Ты поделилась со своей подругой?
Я покачала головой.
– Так поделись. Может, она его тоже подозревает. Так хоть ты ее поддержишь.
И вновь я покачала головой. Мы с Айрис даже не знакомы, как с ней поделиться? И в полицию не пойдешь. Ни малейших доказательств, что Вуди задумал недоброе. Климактеричка винит мужчину в приливе жара? Да меня на смех подняли бы. Или саму бы арестовали.
И все же Салена права. Многие женщины не придают значения своей тревоге. Многие боятся показаться грубыми, истеричками. Многие женщины прикрывают свои страдания завесой вежливости. Слишком многие.
– Наверное, надо вернуться, – пробормотала я. – Вернусь и…
Остановлю его.
Этот голос. Чей он? Уже не грозного внутреннего критика, а скорее… почти подруги? У тебя получится, сама знаешь, – говорила она. – И знала с первой минуты, как его увидела. Тебя учили пренебрегать своими чувствами. Хорошие девочки не устраивают сцен. Но ты не хорошая девочка, правда же?
Я повернулась к Салене.
– Ты права. Можно я уйду пораньше? Кафе закрывается в пять, вдруг он ее поджидает…
– Конечно. Думаешь, он явится? Ну, тот жуткий тип? Преследователь?
Я пожала плечами.
– Надеюсь, нет.
Лгунья, – прошептал внутренний голос.
«Плохая девочка, ох плохая», – подумала я. И улыбнулась.
6
Суббота, 26 марта
Я дошла до «Буфетной Присциллы» в начале шестого. Табличка на двери гласила: «ЗАКРЫТО», но свет внутри еще горел; Айрис прибиралась, вытирала столы и составляла стулья. Ни следа Вуди. Тренажерный зал, где он работает, всего в улице-другой отсюда. Нет, не тот, куда ходила Джо Перри, а просто небольшой зальчик, где женщины ходят на йогу, а мужчины – на персональные тренировки. Вуди совсем не трудно заглянуть и проверить, когда Айрис работает. Совсем не трудно пойти за ней по пятам. Сделать то, что делал прежде.
Я перешла дорогу и выбрала уголок, откуда удобнее было следить за кафе. Зажегся оранжевый свет фонарей, с неба накрапывал легкий дождик: промокнуть я не промокла, но на волосы опустилась вуаль прозрачных капель. По-своему приятное чувство. Хоть освежило лицо. Я засомневалась, придет ли Вуди. Может, мне почудилось? Обычное дело, убеждала я себя, стоя под дождем. Берни Мун в очередной раз напридумывала чепухи. Берни Мун портит все вокруг с тысяча девятьсот девяносто второго.
А если он придет, что будешь делать?
Вернулся мой внутренний критик с маминым голосом.
Остановлю его.
А сможешь? Очень уж ты уверенна. Конечно, тебе не впервой. Напомни-ка, чем в прошлый раз дело кончилось?
Надо признать, она права. Я рано забеременела и загубила свое будущее. Подвела маму. И парня. И сына. И подругу. Так почему сегодня так уверена в своей правоте? Зачем вообще сюда пришла?
Вдруг на противоположной стороне улицы показался Вуди, переодевшийся из спортивного костюма в белую футболку и кожаную куртку. Я знала: он принял душ, намазался лосьоном после бритья. Знала, почему он здесь. Знала, что он придет, с первой же минуты, как заглянула к нему в «дом».
Я юркнула в тень ближайшего козырька. Безотчетная мера предосторожности, хотя излишняя – женщины вроде меня невидимы. Можно идти за ним сколько захочешь, если только намеренно не привлекать внимание.
Вуди подошел к двери кафе, дернул ручку на себя. Закрыто. Взглянул на Айрис в окно. Теперь она мыла пол. Вуди постучал по стеклу. Айрис подняла голову и показала на дверь: «Извините, мы закрыты».
Вуди улыбнулся. Довольно дружелюбно, и только я догадывалась, как быстро он может рассердиться. Он поднял руки – гляди, мол, я безоружен. Впусти, я твой друг.
Айрис колебалась. Ни одна женщина, оставшись ночью одна, не видит в незнакомце друга. Вуди снова улыбнулся и сложил ладони в шутливой мольбе: «Всего одну минутку, пожалуйста». Хорош! Изображает безобидного клоуна. Интересно, много раз он так делал?
Я попыталась внушить Айрис, чтобы не впускала его. Чтобы отвернулась и забыла о нем. Напрасно – похоже, она его узнала. Может, в кафе он частый гость. Айрис открыла дверь, и Вуди скользнул внутрь. Прошло несколько минут. Теплые капли дождика стекали у меня по лицу. Как поступить? Пойти за ним? Сердце бешено колотилось, руки сжались в кулаки. В очередной раз пришла мысль: а вдруг я свихнулась?
Вдруг зазвонил мой мобильник. Из глубин сумочки Мит Лоуф запевал: “I’d Do Anything For Love”[13]. Ругнувшись, я принялась судорожно шарить рукой по дну. Звони кто-нибудь другой, я бы просто убрала звук или выключила телефон. Но эту песню я поставила на звонки от Данте. Когда он родился, песня Мит Лоуфа занимала первое место в хит-парадах.
– Данте?
– Мам? – Голос Данте остался таким же, как в детстве, только на октаву ниже. Слегка жутковато. В нем звучит рассеянность, даже удивление, словно сын ожидал услышать кого-то другого. – Ой, я нечаянно нажал. Извини. Наверное, сунул телефон в карман, а экран не заблокировал. Прости.
– Ничего. – Что ж, это все объясняет. Данте мне никогда не звонит. – Главное, что с тобой ничего не случилось.
– Да нет, все нормально. А у тебя все хорошо?
– Конечно! – нарочито веселым тоном ответила я. – Иду домой. День выдался долгий.
– Понятно. – Данте не терпелось закончить. – Ну…
– Чем занимаешься? – перебила я.
Внезапно мне отчаянно захотелось, чтобы он поговорил со мной. Рассказал, как прошел рабочий день, что у него на ужин. Во что одет, куда ходил, что смотрел по телевизору. В детстве Данте был очень общительным: разговаривал сам с собой, с игрушками и вообще со всеми вокруг. Став подростком, он утратил эту черту. Теперь он человек неразговорчивый, слова его уклончивы, и каждое – на вес золота.
– Ничего. Буррито готовлю. – Недолгое молчание. – Мам, у тебя правда все нормально? Ты какая-то… взвинченная.
– Ничего серьезного. Ты слышал об убийстве? Через дорогу, в парке Виктории? Женщина вышла на пробежку. Тело нашли сегодня.
– А, вот в чем дело! – с облегчением в голосе отозвался сын. – Тогда понятно, почему ты всполошилась. Слушай, все образуется. Пойди домой, отдохни. Потом перезвоню, ладно, мам?
– А какие буррито?
– С курицей. Ладно, мне правда пора…
– Конечно. Пока-по…
Он отключился, не успела я сказать «Люблю тебя» или «Береги себя, Дэн». Мой сын не любит, когда чувства выражают вот так, запросто. А вдруг это моя вина? Как бы он отреагировал, если бы я признала: «Ничего у меня не хорошо. Я кое-кого поджидаю у кофейни. Наверное, схожу с ума».
Свет в «Буфетной Присциллы» погас. Внутри никого не было. Увлекшись разговором, я забыла о слежке. Дождь лил с чернильно-синего, как джинсовая ткань, неба. Мимо проехал автобус, потом еще один, подняв веер брызг. Я растерянно глядела на машины под струями дождя. По коже сороконожкой проползла липкая тревога. Неужели я их упустила? Они ушли, пока я говорила с Данте?
Может, оно и к лучшему, – рассудил внутренний критик. – Может, звонок Данте уберег тебя от большой ошибки.
И тут я заметила их метрах в пятидесяти от меня, на главной дороге. Айрис шагала в светлом пальто, с зонтиком в руках. Ее розовые волосы привлекали внимание даже издали. Я поспешила за ней.
Большая ошибка, – повторил голос.
Я отправила его в «комнату тишины». Перешла дорогу. Торопливо зашагала по Главной улице, подняла воротник, прячась от дождя, – случайная, неприметная прохожая спешит домой. Средних лет, тускло освещенная фонарями, в туфлях на низком каблуке. Вуди меня не заметил бы – слишком для него стара, Айрис же вряд ли меня запомнила. Догнав их, я будто случайно увернулась от брызг дождя из-под колес и задела локоть Вуди…
Снова электрический заряд, контакт. Отражения из «дома» Вуди промчались перед глазами, словно я проехала мимо на машине.
Вот и хорошо. У меня получится.
Я встала под козырек театра, притворяясь, что смотрю в телефон. Вуди с Айрис опять неторопливо прошли мимо. От Айрис повеяло чем-то легким, цветочным, домашним.
«Дом» Вуди стоял нараспашку. В гостиной приветливо горел свет. Расстарался для Айрис. Пытается ее очаровать. Словно бы издалека послышался его смех и ее короткий, вежливый ответ – будто маленькой девочки на дне рождения знакомого, который ей не очень нравится.
Я смогу. И ничуть не схожу с ума.
Глубоко вдохнув, я бесшумно переступила порог.
7
Суббота, 26 марта
Ни один мужчина в глубине души не признает себя маньяком. Большинство обвинит жертву – одежда не та, оказалась не там, мало сопротивлялась. Одни винят жен за неудовлетворенность. Другие – матерей за воспитание. Некоторые даже убеждают себя, что следуют природному инстинкту, таким образом обвиняя в своем безволии матушку-природу. В каждом преступлении против женщин якобы виновата женщина.
Вуди, например, все беды сваливает на феминисток. Считает, что они все испортили. До них мир был прост и понятен. Мужчины и женщины знали свое место. Мужчины были добытчиками, защитниками, героями. Женщины носили платья и уважали себя. Мужчин ждали чистый дом и ужин на столе. И все жили счастливо. А сейчас даже не разберешь, где парень, а где девушка. Сплошные #MeToo, гендерные заморочки, трансвеститы и татуировки. Наверняка у нее есть татушки. И все равно… – косой взгляд на девушку – …надо ломать комедию. Говорить политкорректную дурь. А девчонка ничего, если приведет себя в порядок. Если перестанет быть такой зажатой…
Его ушами я услышала Айрис:
– Я немного устала. Может, в другой раз?
Наверное, пригласил ее на свидание. Она ему тактично отказала. Необязательно было заглядывать в ее «дом», чтобы все понять. Вуди для нее темная лошадка – кто знает, как он может себя повести? А он говорил ей приятные слова. Она не возражала – по крайней мере, в рабочее время. В конце концов, посетители должны уходить довольными. Но теперь-то рабочее время кончилось. Ее внимание уже не оплачивалось.
– Всего один коктейль, – упрашивал Вуди. – Я ведь ради вас сюда пришел.
– Я весь день на ногах. Правда не хочется.
– Всего один бокальчик. Честно. Ну пожалуйста!
Мужчины! Выпрашивают, как дети. Данте в детстве был таким же. А вот меня мама воспитала иначе. «Много хочешь – мало получишь». Интересно, всех женщин этому учат? Ставить желания мужчин превыше своих?
– Ладно. Только один!
Он был доволен, словно предвкушал особенно вкусный обед. Отлично, крошка. Одного вполне хватит.
Я правильно сделала. Он явно задумал недоброе.
Ярко освещенная гостиная его «дома», всюду декорации, мишура. Портреты самого себя на стене. Спортивные награды, пин-ап-плакаты. Реквизит, нужный лишь для спектакля. За ним – рычаги и блоки, поднимающие и опускающие занавес, потом лестница в темный подвал – там реквизиторская и костюмерная. Только в этом театре вместо реквизита – воспоминания, тайны, порно, журналы для качков, фитнес-тренажеры, здоровая пища, стопка фотографий самого себя рядом с теориями заговора, бытовым расизмом, сексистскими шутками, мечтами о лихих приключениях и ноткой сладкой тоски по воображаемому прошлому, где мужчин уважали, а женщины и иммигранты знали свое место.
Я почти забыла, как скучно обиталище подобных типов. Он не жестокий злодей. Он друг, брат, сын. Рассказывает дурацкие анекдоты на вечеринках. Ходит петь в караоке. Все его близкие друзья – мужчины и считают его похождения на одну ночь с пьяными девицами обычной потребностью здорового мужчины. Вокруг смутно ощущалось его невезение с женщинами – последние три подружки оказались «истеричками», – но в целом Вуди хороший парень. Может, чуть грубоватый снаружи, зато добрый внутри.
Интересно, у убийцы Джо Перри были друзья? Тоже считали его хорошим? Люди куда сложнее, чем их профили в соцсетях. Зло не носит отличительных одежд или каиновой печати. Оно обыденно. Зло – это твой знакомый. И невозможно вообразить, что он способен на ужасный поступок, ведь он твой друг, а ты хороший человек.
Мне и додумывать не надо. Все как на ладони. Я видела его подвал. Там тоже не таится зло, только старомодное порно, показушные подростковые ухаживания, смутные воспоминания о приключениях по пьяни, глубоко зарытая фантазия о матери лучшего друга, жутковатые фейковые аккаунты в «Твиттере» и – напоследок – гаденькая шуточка о Джо Перри:
@радфем_Бонни95: Она просто бегала.
@ДжимИзКачалки69: Видать, не слишком быстро.
На миг во мне поселилось жуткое подозрение. А вдруг надо копнуть глубже?.. Нет, Вуди едва заметил Джо и только на минутку задержался на новостях о ее смерти. Нарвалась, тупая курица, – подумал он тогда, на мгновение остановив взгляд на ее фото под заголовком. – Жаль. Еще и дети остались. Не надо было бегать одной. Дальнейший поиск ничего нового не показал, кроме легкого неодобрения – ему не понравилась ее футболка – и подсознательной мыслишки: она, скорее всего, сама напросилась.
Слава богу. Не он снился мне в кошмаре. И все же я достаточно задержалась в его «доме» и чувствовала: что-то не так. Секс с пьяными девушками, которые чуть ли не в отключке. Просьбы «не зажиматься». Фотографии после – доказательства его побед. И раз за разом исполненная надежды мысль: «Не как в прошлый раз», – а подле нее другая, полуоптимистичная-полусмиренная: «Возьму на всякий случай».
Он покупает на «Ибэй» таблетки. Капсулы с порошком, который очень просто подмешать в напиток. Опыта Вуди набрался предостаточно. Подумаешь, мышечный релаксант, от него никакого вреда, думает он. Они только счастливее становятся. Забывают о трудах и заботах современной жизни. Возвращаются к женской покорности и доверчивости. Сразу становятся мягче, ласковее. Вовсе это не изнасилование, глупость какая! Он же не маньяк. Это феминисткам везде изнасилования чудятся.
«А сколько еще таких? – подумала я. – Сколько еще среди мужчин насильников?»
Я шла за ним следом, держась чуть поодаль, и по-прежнему следила за цепочкой его мыслей. Айрис шла сбоку от спутника, как послушная маленькая девочка на празднике, с которого невежливо просто взять и уйти. Время от времени она подавала голос, в основном же я слышала бесконечный снисходительный монолог Вуди обо всем сразу: политике, режиме тренировок, юморе, правильном питании. Такие речи не требуют ответа, кроме редкого «угу» в знак согласия. «Я, я, я…»
Минут через двадцать мы дошли до нужного места. Гастропаб с претензией на Тюдоров, с деревянными панелями – Айрис такой не выбрала бы, а вот Вуди здесь сольется с толпой. Я прекрасно знала, что он задумал. Оставалось только его остановить. Как? «Наверное, пойду за ними, – подумала я. – Поймаю его на месте преступления». Допустим, но поверят ли мне? Поверит ли Айрис? Или посчитает сумасшедшей, которая на пустом месте обвиняет едва знакомого человека?
Я ждала снаружи. Уже стемнело. Намокшие под дождем волосы прилипли к голове. Я наблюдала изнутри, как Вуди заказывает напитки, а потом незаметно подмешивает содержимое капсулы Айрис в бокал. Ловко получилось. Явно много тренировался. Сегодня был далеко не первый раз. Он знал, что делает. Могла ли я о себе сказать то же?
Я уже так делала.
Да, и чем дело кончилось? – напомнил внутренний критик голосом Кэти Малкин. От него сложно отмахнуться. Кэти была со мной с самого начала, Кэти забылась в день госпожи Чаровник.
Я не знала. Откуда ребенку зна…
Тебе понравилось, правда же?
То-то и оно. Внутренний голос раздается из места более сокровенного, чем сердце; ложь там бесполезна, а мораль отброшена за ненадобностью. Невозможно пропустить эти слова мимо ушей, нельзя им не поверить. Порезы у него на руках. А как он вздрагивал, когда мимо проходила любая девочка…
Да, мне понравилось. Очень.
И потом, он заслужил.
8
Суббота, 26 марта
Еще в «Малберри» я узнала, как Архимед предотвратил нападение греков на Сиракузы с помощью зеркал – отполированных щитов. Он направил солнечный свет на корабли противника, и они загорелись. Может, это лишь легенда, но принцип за ней стоит вполне научный. Отраженный солнечный свет и правда вызывает огонь. А мысли – те же отражения чувств.
Жди.
«Рогипнол» начинает действовать минут через двадцать. Я выждала пятнадцать. Потом зашла внутрь. Разумеется, Айрис и Вуди сидели в углу. Вуди предпочитает угловые столики. Оттуда лучше обзор. Айрис пила ром с колой – понятный выбор, так проще что-нибудь подмешать. Сыплешь лекарство в банку газировки, а иногда прямиком в бокал. Напиток темный, льда много – осадок на донышке незаметен.
Айрис почти допила. Конечно, ей не терпелось. Один коктейль, и все, как и обещала. Ей от самой себя было тошно. Ничего не поделаешь, иногда стоит немного уступить, чтобы избежать лишнего шума. Я заглянула в ее мысли, совсем чуть-чуть. Не стала трогать воспоминания, это личное. Тогда я стану не лучше Вуди.
Давай, Спящая красавица… «Рогипнол» начал действовать. Внутри Айрис разлилась странная легкость, словно она превратилась в воздушный шарик. Вот Айрис еще ребенок, смотрит на желтый шарик, парящий в ясном летнем небе… Безобидное милое воспоминание. Это хорошо. Теперь она не испугается и не станет сопротивляться. Айрис погружалась в мягкое, теплое забытье, которое Вуди считал «естественным для женщины». Выждав немного, я открыла дверь в комнату, где таилась опасность, где жил хищник.
Абракадабра!
Как же просто воскресают в памяти огни, зеркала, скатерть. Фокус, проделанный безупречно, в мгновение ока. Вот в чем магия. В зеркалах. Мама была права. Среди мастеров фокус госпожи Чаровник называется «Разворот стола». Для него нужны только зеркала и отраженный свет. Столу с приборами ничего не грозит. И ничего не разбивается. Даже на репетициях. А вот с людьми, увы, дело обстоит иначе. Временами зеркала для них опасны. Особенно если определяешь углы и перспективы наугад.
Порезы у него на руках.
Воспоминание меня не покидает. Крошечный осколок стекла в глазу, вечное напоминание: я плохая девочка. Ты заставила его на тебя смотреть. Да-да, – упрекает внутренний голос. – Ты разозлилась. Вышла из себя. Вот поэтому маленьким девочкам и нельзя играть в мальчишеские игрушки.
А госпожа Чаровник? Вспомнились ее цилиндр и сияющая серебром улыбка. Как она одним плавным движением развернула стол. Она играла в мужские игрушки. Не выходила из себя. Затмила фокусника на сцене. Оказалось, я помню запах концертного зала, библиотечный душок бархатных кресел, как у пыльных старых книг в темноте; спертый запах пудры, сценического дыма, попкорна и шоколада. Внутренний критик осыпал меня издевками. Я прогнала его в «комнату тишины». Все было в моих руках.
Взгляни на меня.
Абракадабра!
Самый подходящий момент: сонная Айрис была восприимчива, еще вспоминала желтый шарик, а Вуди пока ничего не заподозрил и сосредоточился на своем. Вуди не успел как следует удивиться, когда я вошла в бар, и приветственно поднял руку, но благодушие на его лице мигом сменилось досадой.
Опять эта!
Улыбнувшись, я потянулась к его руке и одновременно коснулась руки Айрис. На миг мне открылись оба их «дома». В обители Айрис царила мягкая, как пастельный кашемир, сонливость, а в его – зловещий лабиринт, сплошь колючая проволока и горы мусора. Зрители умолкли, прогремела барабанная дробь, померк свет…
А потом я зеркально отразила их. Поменяла местами. В мгновение ока. Даже руку пожать – и то медленнее. Я поменяла ее вялое полузабытье на его настороженность. Бум! Не сложнее, чем сменить вкус клубничного «опальчика» на кусок пирога со свининой. Все тарелки остались на месте, ни одна тайна не выплеснулась из бокалов. Сердце билось почти как обычно. Вуди задремал как ребенок, которому давно пора в постель, Айрис же резко вскочила, светясь беспокойной энергией.
– Что случилось? – Все лампы в ее «доме» разом загорелись. Сознание Вуди, напротив, затемнилось. Наконец-то сработал «Рогипнол». – Кто вы?
– Берни, – улыбнулась я. – Не беспокойся. С тобой все будет хорошо.
– А с ним?
– С ним тоже. Честное слово.
Теперь, когда опасность осталась позади, кожу привычно защипало от волны жара. Весь воздух в людном баре внезапно испарился, стояла духота.
– Вы как? – Айрис встревоженно нахмурилась.
– Прилив, – вымученно улыбнулась я. – Привет, менопауза!
– Ой, извините.
– Ничего. – Я опустилась на скамейку. Жар подступал к лицу, голове, шее, корням волос. В горле разом пересохло. Я мигом осушила недопитый бокал Вуди. Айрис не сводила с меня глаз. В тот миг она казалась мне диковинным животным в таинственных джунглях, а я была лишь путником, смотрящим на нее через пламя костра. Пришлось заглянуть в ее мысли. Среди них выделялась одна: лишь по счастливой случайности ей удалось избежать охотника.
Она перевела взгляд на Вуди, потом опять на меня.
– Говорят, так нельзя. Пить из чужого стакана.
– Верно, нельзя, – согласилась я.
– С ним все нормально?
Я кивнула.
– Не волнуйся, ничего с ним не станется.
Снотворное вырубит его часа на два. Я держала себя в руках. Все осталось целым, ни царапинки, ничего не исчезло бесследно. Он лишь уснул безобидным сном без сновидений, а потом проснется бодрым и ни одной женщине не причинит вреда. Идеально.
Айрис меня рассматривала. Раньше она походила на сонного ребенка. Теперь вдруг повзрослела, в ней появилась твердость. Я невольно поддалась ее спокойному авторитету, словно заняла место жертвы вместо нее.
– Что вы сделали?
– Ничего. – Увы, прозвучало как оправдание. – Послушай, он всего-навсего перепил. Ничего с ним не случится. Но тебе надо домой.
– А зачем вы здесь? Знакомы с ним?
– Жить будет, поверь. Пойдем отсюда, пока нас не заметили.
Айрис опять бросила взгляд на спящего. В ее глазах светилась задумчивость, почти умиление. Она склонилась над ним, как для поцелуя, но лишь вытащила у него из кармана бумажник, взяла несколько мятых двадцаток и положила бумажник на место.
– Поедем на такси, – сказала она, повернувшись ко мне.
– Оплатит, не разорится.
Я кивнула, хотя немного встревожилась. Спорить не решилась. Когда переставляешь мебель в чужом «доме», случаются неожиданности – не стоит вмешиваться еще сильнее. Не знаю, чего я ожидала. Наверное, что Айрис немного растеряется. Расплачется. Обрадуется неожиданному спасению, а я ее по-матерински утешу. Мы подружимся. Вот к чему я готовилась и на что, честно говоря, надеялась. После Кэти Малкин у меня не было друзей. Ни единого. Только Мартин.
