Джон Гришэм
Информатор
– Не жду ничего хорошего, – буркнула она вместо приветствия.
– Правильно делаешь. Нам нужна помощь. Верна валится с ног, мне не лучше. Пиппин орет, как резаная, весь дом на уши поставила. Нам необходимо хотя бы немного поспать. Верна не хочет вызывать мою мать, я – ее. Как насчет неоценимой услуги?
– А как же, уже еду.
Это был третий ночной вызов после появления новорожденной, не считая вечернего сидения со всеми четырьмя детьми, чтобы Хьюго и Верна могли спокойно поужинать. Лейси быстро натянула джинсы и футболку и оставила Фрэнки в явном недоумении перед дверью. Гонка по пустым улицам в «Мидоус» – и она предстала перед Хэтчами через двадцать минут после их звонка. Верна встретила ее в дверях с примолкшей Пиппин на руках.
– Это, наверное, зубки, – прошептала она. – Мы трижды за неделю показывали ее доктору. Не спит, и все, ну что тут поделаешь?
– Где бутылочки? – спросила Лейси, осторожно забирая малышку у матери.
– На кофейном столике. В доме полный кавардак. Мне так стыдно! – Губы Верны кривились, в глазах стояли слезы.
– Брось, Верна, меня можно не стыдиться. Ступай в постель, попробуй уснуть. Утро вечера муд- ренее.
Верна чмокнула ее в щеку, сказала «спасибо» и уползла. Лейси услышала звук тихо затворяемой двери. Прижав к себе Пиппин, она заходила взад-вперед по захламленной детской, бормоча ласковые словечки и поглаживая бедняжку по спинке и попке. Спокойствие длилось недолго. При новом приступе рева Лейси сунула ей в ротик бутылочку с соской, опустилась в кресло-качалку и заворковала; это продолжалось до тех пор, пока малышка наконец не забылась. Через полчаса, когда ребенок крепко уснул, Лейси положила ее в переносную люльку-качалку и тихо включила колыбельную. Пиппин нахмурилась и завозилась; казалось, она сейчас снова примется надрываться, но вместо этого успокоилась и продолжила спать.
Немного погодя Лейси оставила ребенка и на цыпочках прошла в кухню. Включив верхний свет, она вздрогнула от зрелища первозданного хаоса. Мойка была переполнена грязной посудой, всюду громоздились кастрюли и сковородки, стол был завален пустыми коробками, ранцами и даже нестиранным бельем. Здесь требовалось как следует потрудиться, но это значило бы поднять шум, поэтому Лейси решила отложить уборку, пока семья не проснется. Выключив свет, она испытала счастливое чувство, которым ни с кем не могла поделиться: с улыбкой возблагодарила свою удачу, одиночество и блаженную необремененность.
Она соорудила себе гнездышко на диване рядом с малышкой и тоже уснула. В 3.13 Пиппин проснулась голодной и сердитой, но твердо отправленная ей в рот бутылочка с соской сделала свое дело. Лейси поменяла ей подгузник, еще поворковала, умаслила плаксу ласковым голосом и заставила уснуть, после чего сама проспала почти до шести часов.
Глава 8
Уилтон Мейс жил в разноуровневом доме из красного кирпича на гравийной дороге, в двух милях от казино. Он не проявил желания разговаривать по телефону, сказав, что сначала должен посоветоваться с братом. Назавтра он позвонил Хьюго и согласился встретиться. Он ждал в шезлонге у навеса для автомобиля, отгоняя мух и попивая чай со льдом. День выдался облачный и не слишком жаркий. Он предложил Лейси и Хьюго сладкого чаю, те отказались. Он указал на другие два шезлонга, и они сели. На заднем дворике в пластмассовом бассейне-корыте плескался под бабушкиным надзором годовалый ре- бенок.
Уилтон был на три года моложе Джуниора, но мог сойти за его близнеца: смуглая кожа, еще более темные глаза, длинные седые волосы почти до плеч. Он говорил низким голосом и, казалось, взвешивал, превосходя обстоятельностью даже Джуниора, не просто каждое слово, а каждый слог.
– Это ваш внук? – спросила Лейси, чтобы самой сломать лед, раз Уилтон не порывался этого сделать.
– Внучка, первая. А это моя жена Нелл.
– На той неделе мы познакомились в Старке с Джуниором, – сообщил Хьюго.
– Спасибо, что навестили брата. Я бываю у него два раза в месяц и знаю, что это не лучшее развлечение. Собственный народ забыл Джуниора, и это тяжело вынести, особенно когда ты такой гордец, как Джуниор.
– По его словам, большинство таппаколов верит, что он убил жену и Сона Разко, – сказала Лейси.
Уилтон опустил голову, а потом проговорил:
– Так и есть. Удобная история, ее легко повторять, легко запомнить. Джуниор застал их в постели и прикончил.
– Насколько мы понимаем, вы говорили с ним после нас? – уточнил Хьюго.
– Да, вчера. Ему дают двадцать минут в день на телефонные разговоры. Он мне рассказал, что у вас за дело.
– Джуниор говорит, что вы хотели устроиться работать в казино, но не получилось. Можете объяснить, почему? – поинтересовалась Лейси.
– Запросто. Племя раскололось на две части, и обе части серьезно окопались. Это продолжается с голосования об азартных играх. Выигравшие построили казино, их вождь всем заправляет, включая наем и увольнения. Я оказался на неправильной стороне, поэтому работы мне не видать. В казино трудятся две тысячи человек, большинство – пришлые. Таппаколы, желающие работать, должны быть политически благонадежными, иначе – мимо кассы.
– Обида еще свежа? – спросил Хьюго на- прямик.
Уилтон закряхтел, потом улыбнулся.
– Можно подумать, что мы – два племени, которые развела кровная вражда. Никто не делает попыток примирения. Это никому не нужно.
– По словам Джуниора, они с Соном напрасно боролись с казино, потому что оно принесло племени много пользы, – заметила Лейси. – Вы с этим согласны?
Уилтон долго молчал, собираясь с мыслями. Его внучка подняла плач и была унесена в дом. Он хлебнул чаю и ответил:
– Как ни трудно признать свою неправоту, я сознаюсь: да, мы были не правы. Казино вытащило нас из нищеты, дало нам много хороших вещей, все это – один большой плюс. Мы стали счастливее, здоровее, наше положение надежно. Чужие съезжаются сюда и отдают нам свои деньги – очень вдохновляющее зрелище и чувство! Нам кое-что возвращается, это как возмездие. Правда, некоторые из нас переживают, что наша жизнь основана на подачках. От безделья недалеко до беды. Мы стали больше пить, наши дети употребляют наркотики.
– Если жизнь стала богаче, почему не рождается больше детей? – спросил Хьюго.
– По глупости. В совете тон задают идиоты, и правила они пишут идиотские. Когда женщине исполняется восемнадцать лет, она начинает получать по пять тысяч в месяц, и так происходит уже не первый год. Если она выходит замуж, чек уменьшается вдвое: например, моя жена получает две с половиной тысячи. Поэтому наши молодые женщины все чаще отмахиваются от замужества. Мужчины пьют и безобразничают, так зачем женщинам мужья, когда одиночкам платят вдвое больше? Есть еще предположение, что чем меньше нас останется, тем больше будут получать выжившие… Опять плохой план. В здоровом обществе надо вкладывать в детей.
Лейси посмотрела на Хьюго и произнесла:
– Теперь перейдем к Макдоувер.
– Про судью я знаю мало, – предупредил Уилтон. – Я высидел весь процесс. Тогда я считал ее слишком молодой и неопытной. Она никак не защищала права моего брата. Ее атакуют апелляциями, но ее приговор удерживается, хотя иногда кажется, что он вот-вот рухнет.
– Вы читаете апелляционные жалобы? – поинтересовался Хьюго.
– Все до одной, мистер Хэтч. Читаю и перечитываю. Моего брата могут казнить за преступления, которых он не совершал. Вникать во все подробности и поддерживать его – наименьшее, что я могу для него сделать. Да и времени у меня хоть от- бавляй.
– У Сона Разко действительно была связь с женой Джуниора? – спросил Хьюго.
– Это очень сомнительно, хотя, как вам известно, в таких делах чего только не бывает… Сон был человеком принципиальным, нравственным, состоял в счастливом браке. Я не верил и не верю, что он связался с моей невесткой.
– Кто же тогда их убил?
– Не знаю. Вскоре после открытия казино мы стали получать наши куски пирога, вернее, началось с маленьких кусочков. Я тогда водил грузовик, в профсоюзе, ясное дело, не состоял, и с моей зарплаты, с зарплаты жены – она была поварихой – и с дивидендов мы наэкономили двадцать пять тысяч. Я отдал эти деньги частному детективу из Пенсаколы – говорят, одному из лучших. Он рылся почти год и ничего не накопал. Адвокат у брата на суде был хуже некуда – парень-неумеха, совершенно ни в чем не разбирался. Зато апелляции подают ребята хоть куда. Эти уж как роются, пыль столбом, вон сколько лет не унимаются – и тоже ничего. Так что я не могу назвать вам подозреваемого, мистер Хэтч. Хотел бы, но нет, не могу. Моего брата подставили так, что не подкопаешься. Все идет к тому, что штат Флорида в конце концов с ним расправится.
– Вы знаете человека по имени Вонн Дьюбоз? – спросила Лейси.
– Имя слышал, но не встречал.
– Что про него говорят?
Уилтон поболтал кубиками льда в стакане. Вид у него стал вдруг усталым. Лейси пожалела его: трудно представить, каково это – полжизни ждать казни брата, да еще осужденного по ложному обвинению. Наконец Уилтон проговорил:
– Болтали тут одно время всякое… Будто бы все это – дело рук крупного мошенника по фамилии Дьюбоз: и казино, и строительство вокруг, и жилые комплексы, растущие как грибыотсюда до самого побережья. Будто бы ради этого Сона с Эйлин и убили. Но сейчас болтовня стихла, не выдержала напора развлечений, игр, звонкой монеты, джекпотов, водных аттракционов и «счастливых часов», я уж не говорю про соцобеспечение… Какое это имеет значение теперь, когда жизнь так хороша? Есть ли этот человек, действительно ли у него рыльце в пушку – никому нет дела, никому не хочется его тормошить. Если бы он сейчас появился в казино и объявил правду, его бы провозгласили героем. Не будь его, ничего этого не было бы.
– А вы сами как считаете? – задал вопрос Хьюго.
– Мое мнение не имеет значения, мистер Хэтч.
– Предположим, не имеет. Но мне все равно интересно.
– Ну, если вы настаиваете… Да, в строительстве казино участвовала организованная преступность. Те же самые парни, безымянные и безликие, по-прежнему при делах. Они вооружены, они сумели запугать нашего вождя и его подпевал.
– Как вы думаете, сможем мы найти внутри казино кого-нибудь, кто согласился бы с нами поговорить? – спросила Лейси.
Уилтон усмехнулся и пробормотал:
– Как я погляжу, вы ничего не понимаете… – Он снова погремел кубиками льда и уставился на что-то за дорогой. Лейси и Хьюго ждали, глядя друг на друга. Ждать пришлось долго. Наконец он выдавил: – Мы – племя, народ, раса – не доверяем чужакам. Мы держим язык за зубами. Я сижу тут и болтаю с вами, но на общие темы. Мы никогда никому не раскрываем секретов. Скрытность у нас в крови. Я презираю тех, на другой стороне, но никогда ничего вам про них не расскажу.
– Вдруг какой-нибудь рассерженный работник окажется не таким осторожным? – предположила Лейси. – Такой раскол, столько недоверия! Наверняка найдется хотя бы горстка обозленных на вождя и его камарилью.
– Есть такие, кто ненавидит вождя, но не забывайте, что он получил на последних выборах семьдесят процентов голосов. У него сплоченный внутренний круг. Каждый из них имеет жирный кусок пирога и счастлив до беспамятства. Найти болтуна внутри? Даже не надейтесь. – Уилтон снова умолк. Юристы терпеливо ждали, беря пример с собеседника, который, казалось, мог промолчать до следующего утра. В конце концов он над ними сжалился: – Я бы советовал вам держаться от всего этого подальше. Если судья Макдоувер заодно с мошенниками, значит, ее надежно защищают ребята, любящие пугать и применять насилие. Это индейская земля, мисс Штольц, здесь попросту не действуют правила нормального общества, все то, во что вы верите. Мы сами себе хозяева. У нас свои законы. Ни штат Флорида, ни федеральное правительство не могут вмешиваться в наши дела, особенно в том, что касается казино.
Они простились с Уилтоном спустя час, так и не услышав ничего полезного, кроме предостережений, и вернулись на четырехполосную платную дорогу, построенную округом, чтобы получать от казино хотя бы что-то. Перед въездом в резервацию они остановились у будки и заплатили пять долларов за право ехать дальше.
– Наверное, это то место, где судья Макдоувер однажды решила остановить движение своим судебным запретом, – заметил Хьюго.
– Ты читал дело? – осведомилась Лейси, набирая скорость.
– В кратком изложении Сейделл. Судья аргументировала тем, что плотное движение представляет угрозу для здоровья населения, и шестеро сотрудников управления шерифа шесть дней блокировали движение. Дело было в две тысячи первом году, десять лет назад.
– Представляешь себе ее разговор с Вонном Дьюбозом?
– Ей повезло, обошлось без пули в лоб.
– Ну, для этого она слишком умна. Не глупее самого Дьюбоза. Они сумели найти общий язык, и судебный запрет был отменен.
Сразу за постом оплаты запестрели щиты, оповещавшие о том, что они въехали на земли таппаколов. На больших указателях было написано «Рэббит Ран», вдали виднелись ряды кондоминиумов и особняков вдоль лужаек для гольфа. До резервации оттуда было рукой подать, и, как говорил Грег Майерс, от поля для гольфа до резервации не больше пяти минут пешком. На карте собственность таппаколов могла соперничать замысловатостью очертаний с выкроенным с целью махинаций округом для выборов в конгресс. Дьюбоз и компания натыкали по ее периметру домов. Кто-то – скорее всего, сам Дьюбоз – выбрал место для казино как можно ближе к своим землям. Все удалось блес- тяще.
Расследователи подкатили к огромному зданию казино, манившему сиянием огромных неоновых панелей всех цветов радуги. По обеим сторонам от казино громоздились отели, спроектированные в одном с ним стиле. С переполненной стоянки автобус-шаттл подвез их к ослепительному входу. Внутри они разделились и битый час слонялись по игровым этажам. Встретившись в четыре часа, юристы сели пить кофе в баре над столами для игры в кости и «очко». Все здесь – неумолкающая музыка, непрерывный лязг игровых автоматов и звон выплевываемых ими монет, рев голосов, сопровождавший выигрыши, возбужденные разговоры за выпивкой – свидетельствовало о непрерывном переходе из рук в руки крупных денежных сумм.
Глава 9
Комиссию Флориды по игорному бизнесу возглавлял Эдди Нейлор, бывший сенатор штата, с радостью обменявший место законодателя на заманчивую зарплату главы нового агентства в начале 90-х, когда в штате началась эпидемия азартных игр, вместе с которой возникла потребность как-то ее регулировать. Его офис находился в трех кварталах от офиса Лейси, поэтому организовать встречу не составило труда. В отличие от плачевного состояния штаб-квартиры Комиссии по проверке действий судей кабинет Нейлора располагался в современном здании и был хорошо обставлен. Это, а также большое количество сотрудников свидетельствовало о щедром бюджете. Азартные игры добавляли Флориде процветания, гибкие налоговые схемы этому вовсе не мешали, а наоборот, способствовали.
Всего разок взглянув на Лейси, Нейлор решил, что с ней лучше беседовать не из-за баррикады рабочего стола, а за кофейным столиком. Пока несли кофе, она дважды отметила его интерес к ее ногам, унять который не удавалось одергиванием коротковатой юбки. После необходимых вводных фраз Лейси приступила к делу:
– Как вы понимаете, наша структура проверяет жалобы на судей нефедерального уровня в штате. Жалоб набирается много, работы полно. Наши расследования конфиденциальны, прошу учитывать это при сотрудничестве с нами.
– А как же! – отозвался Нейлор. Ничто в нем не вызывало доверия: ни бегающие глазки, ни масляная улыбка, ни плохо сидевший костюм, ни грозившие оторваться от напора пуговицы на белой рубашке. «Свобода расходов» – вот как Лейси обобщила про себя впечатление, производимое собеседником. Его вполне можно было принять за одного из многочисленных в столице штата лоббистов.
Желая произвести впечатление, Нейлор долго перечислял обязанности «своей» комиссии. За всеми заведениями штата, специализировавшимися на азартных играх, наблюдала одна она, а он был в ней царь и бог. Скачки, собачьи бега, лотереи, игровые автоматы, казино, круизные корабли, даже джай-алай[4] – все находилось в его юрисдикции. Задача выглядела колоссальной, но он не жаловался.
– Насколько вам подконтрольны индейские казино? – спросила Лейси.
– Всеми казино во Флориде распоряжаются индейцы. На первом месте семинолы. Честно говоря – хочу быть с вами совершенно откровенным, – в случае индейских казино наш надзор и контроль минимальны. Признанное федеральными властями племя – это государство в государстве с собственными законами. Мы во Флориде вступили со всеми операторами казино в договорные отношения, позволяющие взимать хоть какой-то налог с их доходов. Как он ни мал, это лучше, чем ничего. Сейчас действует девять казино, и у всех дела идут неплохо.
– Вы вправе войти в казино и проверить его бухгалтерию?
Нейлор важно покачал головой:
– Нет, не можем. Каждое казино подает ежеквартальный отчет, где показывает свою выручку и чистую прибыль, что служит основанием для исчисления налога. Как видите, нам приходится полагаться на их честное слово.
– Выходит, казино может заявлять о любых цифрах?
– Таков закон. Вряд ли он изменится.
– Как насчет федеральных налогов?
– Нет, их казино не платят. Договор – способ взять с них хоть что-то в казну штата. Мы со своей стороны строим дороги, предоставляем какие-то услуги вроде медицинских и образовательных. Бывает, они о чем-то просят штат. Но, честно говоря, здесь действует принцип добровольности. Если племя говорит «нет» тому или иному виду налогообложения, то мы бессильны что-либо предпринять. К счастью, они так не поступают.
– Сколько они платят?
– Полпроцента от чистой выручки. В прошлом году это составило сорок миллионов. Средства идут нашей комиссии и в фонд экстренных ситуаций Флориды. Можно поинтересоваться, куда вы кло- ните?
– Разумеется. Поступила исковая жалоба на поведение одного окружного судьи. Там замешан девелопер, сговорившийся с индейским племенем и с его казино. Судья участвует в дележе прибылей.
Нейлор поставил свою кофейную чашку на столик и покачал головой:
– Хотите начистоту, мисс Штольц? Я не очень удивлен. Если казино хочет мошенничать и передавать часть прибылей в чьи-то руки или просто тайно их распределять, то ему почти нельзя помешать. Самая что ни есть коррупционная ситуация. Казалось бы, непритязательные люди – и вдруг на них сваливаются колоссальные доходы. Понятно, жулики и любители «помочь» слетаются на них, как пчелы на мед. Добавьте к этому, что там почти весь оборот происходит наличными. Понимаете, какая это взрывчатая смесь? Мы, комиссия, только руками разводим. Они нам почти не подотчетны.
– Значит, здравствуй, коррупция?
– Я этого не говорил. Я толкую только о потенциале.
– Наблюдение и то отсутствует?
Нейлор повозил полными ногами, обдумывая ответ.
– Полномочиями расследовать любые правонарушения на индейских территориях обладает ФБР. Страшноватая перспектива, вы согласны? Повторяю, мы говорим о простых людях: от одной мысли, что к ним нагрянет ФБР, они без постороннего принуждения строятся в шеренги. К тому же большинство наших казино состоят в договорных отношениях с уважаемыми фирмами, умеющими управлять ка- зино.
– Может ли ФБР предъявить ордер и конфисковать бухгалтерские книги?
– Не уверен. Насколько я знаю, такого еще не бывало. В последние двадцать лет ФБР проявляет мало интереса к индейским делам.
– Почему?
– Точно не знаю. Наверное, дело в нехватке людей. ФБР сосредоточилось на борьбе с терроризмом и с киберпреступностью. Какой интерес представляет для него мелкое мошенничество в казино? Зачем отвлекаться? Индейцам никогда так хорошо не жилось, в последние пару сотен лет – точно. – Нейлор бросил в свой кофе еще кусочек сахару и помешал кофе пальцем. – Речь случайно не о таппа- колах?
– О них.
– Неудивительно.
– Почему неудивительно?
– Многолетние слухи. – Он отпил кофе, ожидая следующего вопроса.
– Что за слухи?
– О влиянии извне. Там с самого начала были замешаны какие-то темные личности, не брезгавшие убийствами, лишь бы появилось казино. Это только подозрения, не более того. Мы не расследуем преступления, даже близко к этому не подходим. Если нам становится известно о злоупотреблениях, полагается уведомлять ФБР.
– А слухи о дележе наличности не ходят?
Нейлор покачал головой:
– О таком не слышал.
– А про судью?
Он еще раз помотал головой, но оговорился:
– Хотя что-то в этом роде меня бы не удивило.
– Как ни странно, наш источник это подтверждает.
– Такие горы живых денег творят с людьми чудеса. Советую вам быть настороже, мисс Штольц. Осторожность и еще раз осторожность!
– Сдается мне, вы знаете больше, чем готовы сказать.
– Вовсе нет.
– Ну, как хотите. Прошу, не забудьте, что наше расследование сугубо конфиденциальное.
– Обещаю помнить.
Пока Лейси в первый – и в последний – раз посещала Комиссию Флориды по игорному бизнесу, ее напарник в первый – и в последний – раз оказался на поле для гольфа. По предложению Майкла Гейсмара, одолжившего ему по такому случаю свои редко используемые клюшки, Хьюго уговорил коллегу Джастина Барроу прикинуться парой гольфистов. Джастин обратился к своему другу, тот еще к кому-то, и в результате тонких манипуляций и наглого вранья один игрок получил возможность пригласить другого в качестве гостя на партию в «Рэббит Ран». Джастин играл в гольф по уик-эндам, поэтому, зная основные правила и этикет, не вызвал подозрений. Хьюго, напротив, был абсолютным новичком, вдобавок не испытывал к гольфу ни малейшего интереса. В мире, где он вырос, гольф считался нелепым занятием белых, которому они предаются в своих белых загородных клубах.
Первый ти-бокс – площадка для первого удара – в восточной части «Рэббит Ран» находился совсем рядом с площадкой для отработки дальних ударов и с клабхаусом, поэтому то, что Хьюго, в отличие от Джастина, не произвел первого удара, ни привлекло ничьего внимания. К 10.30 августовского утра температура значительно превысила 30 градусов по Цельсию, поэтому на поле было пусто. Даже будучи полным профаном в игре, Хьюго, руливший гольф-каром, радостно критиковал неумелость Джастина. Когда тот три раза подряд не смог выбить мяч из бункера – песчаной ловушки – на грине, участке с короткой травой вокруг ловушки, Хьюго покатился со смеху. На третьем грине Хьюго вооружился клюшкой-паттером Гейсмара, уверенный, что загнать мяч в лунку – невесть какая премудрость. Но даже с расстояния всего в десять футов это оказалось непростой задачей. Джастин отыгрался и разразился презрительной тирадой сплошь из заумных терминов.
При помощи спутниковых фото были обнаружены все четыре кондо, предположительно принадлежавшие под разными прикрытиями одному и тому же владельцу – судье Клаудии Макдоувер. Но Гейсмар требовал снимков, сделанных на месте. Стоя на четвертом ти-боксе, Хьюго и Джастин провожали взглядом мяч, улетевший после «пар 5» влево, и при этом изучали вереницу симпатичных кондо на удалении 250 ярдов.
– Теперь я знаю, что ты мастер отправлять мяч в неведомую даль. Запули-ка его лучше вон туда, к тем трем развалюхам! – попросил Хьюго. – Покажи класс!
– А может, сам попробуешь, раз это так просто, как ты утверждаешь?
– И попробую! – Хьюго воткнул подставку в траву, поставил на нее мяч, изготовился, расслабился и картинно исполнил свинг. Мяч улетел на добрую милю, от хука отклоняясь на лету влево. Место его падения в зарослях отследить не удалось. Хьюго молча достал из кармана еще один мяч и поставил его на подставку. Новый, еще более решительный взмах. Мяч сначала летел низом, потом стал набирать высоту. Казалось, траектория влечет его прямиком к цели, но он взмыл так высоко, что упал где-то за кондоминиумами.
– Хорошо, что поле такое широкое, тебе есть где развернуться, – заметил Джастин. – Миля туда, миля сюда – подумаешь! Вот только перелет нам ни к чему.
– Сгодится для первого раза.
– Как скажешь. – Джастин, готовясь к удару, оглядел фервей – участок с травой средней длины. – Я буду осторожен, чтобы не засветить прямо в окно. Не хочу бить стекла.
– Не болтай, лучше бей. Я готов искать мяч.
Удар, отменный слайс, удался: мяч нырнул в кусты у самой цели.
– В яблочко! – похвалил Хьюго.
– Спасибо на добром слове, – сказал Джастин.
Они сели в гольф-кар, промчались поперек фервея и свернули вправо, к кондоминиумам. Джастин незаметно обронил мяч в траву – пусть кто-нибудь заикнется, что не он его сюда забросил! – а потом достал приборчик, похожий на лазерный дальномер, которым определяют расстояние от мяча до флагштока. На самом деле это была видеокамера. Пока Хьюго лениво брел к ограде дома номер 1614D, изображая поиски потерявшегося мяча, Джастин отснял кондоминиум с близкого расстояния. У Хьюго на поясе был прикреплен фотоаппарат, делавший снимки, пока он шарил в кустах, используя супер-клюшку, айрон номер 7, как вульгарную палку.
Со стороны они выглядели гольфистами-неудачниками, ищущими потерявшиеся мячи. Такое происходило ежедневно и ни у кого не вызывало любопытства.
Через три часа, устав от поисков лжепотерь, Хьюго с Джастином решили, что дело сделано. Уезжая, Хьюго молча поклялся, что ноги его больше никогда не будет на поле для гольфа.
По пути в Таллахассу они завернули в городок Экмен, поболтать с тамошним адвокатом Элом Беннетом. У Беннета был хороший офис на Мейн-стрит, и он был рад гостям, отвлекшим его от надоевшей рутины. Джастин предложил посидеть часок в кафе.
Пятью годами раньше Беннет в первый и в последний раз попытал удачи в политике, сразившись с пошедшей на переизбрание Клаудией Макдоувер. Он подошел к кампании со всей серьезностью и очень потратился, поэтому, получив всего 31 процент голосов, поспешил убраться обратно в Экмен с сильно поколебленным желанием служить обществу. В предварительном телефонном разговоре Хьюго не сказал ему ничего определенного, а только попросил разрешения задать несколько вопросов о местном судье.
Теперь, при личной встрече, Хьюго сознался, что КПДС в конфиденциальном порядке разбирает жалобу на судью Макдоувер, которая вполне может оказаться пустяком. Тема была скользкая, так что Хьюго первым делом взял с Беннета слово держать язык за зубами.
– А как же! – пообещал Беннет. Его уже разбирало любопытство. Разговаривая с ним, Хьюго не переставал удивляться, как этот человек умудрился набрать даже 31 процент голосов: торопливая сбивчивая речь, визгливый голос – угроза для барабанных перепонок. Невозможно было представить его произносящим предвыборную речь или обращающимся к присяжным.
Хьюго начинал разговор настороженно. Адвокатам полагалось соблюдать тайны клиентов, но в остальных случаях они сплошь и рядом оказывались чудовищными сплетниками. Чем больше свидетелей придется опросить, тем больше будет утечек, и в результате судья Макдоувер очень скоро узнает, что под нее копают. Лейси была того же мнения, но Гейсмар настоял, что без разговора с Беннетом обойтись нельзя.
– Напряженная была кампания? – спросил Хьюго.
– В конце – да, даже очень. Это как попасть под оползень. Было больно, но я уже оправился.
– Больно и нечисто?
Беннет испытал соблазн облить бывшую соперницу грязью, но быстро его превозмог:
– До личностей не доходило. Она умело использовала отсутствие у меня судейского опыта. С этим я не мог поспорить, пришлось набраться терпения и объяснять, что у нее тоже не было этого опыта, пока ее не выбрали в первый раз. Объяснения выходили долгими, а избиратель, как вам известно, грешит рассеянностью. И потом, не забывайте, мистер Хэтч, что у судьи Макдоувер была хорошая репутация.
– Вы на нее нападали?
– Несильно. Мало что нашел.
– Кто-нибудь упрекал ее в нарушении этических стандартов?
Беннет покачал головой:
– Нет. Какого рода нарушения этических стандартов вы расследуете?
Хьюго решил избегать конкретики. Раз Беннет даже в разгар острой борьбы не слышал разговоров о должностных нарушениях, то зачем делиться с ним неподтвержденными предположениями?
– Совсем ничего не слышали? – поинтересовался Хьюго.
Беннет пожал плечами:
– Толком ничего. У нее за плечами был тяжелый развод. Она так и осталась одинокой, живет одна, детей нет, общественных интересов тоже. Мы не искали грязи, поэтому не вскрыли грязевых гейзеров. Простите, если разочаровал.
– Все в порядке. Спасибо, что уделили нам время.
На самом деле Хьюго был разочарован. Он покидал Экмен с мыслью, что зря потратил целый день, не узнав о Клаудии Макдоувер ничего нового.
Вдова Сона Разко жила в маленьком доме около Форт-Уолтон-Бич, примерно в часе езды от резервации таппаколов. Она снова вышла замуж и технически вдовой не была. Звали ее Луизой. Сначала она не хотела говорить с Лейси, но во втором телефонном разговоре согласилась ненадолго встретиться в кондитерской. Она работала, поэтому встречу назначили после завершения рабочего дня. На дорогу у Лейси ушло три часа. Встреча произошла в 6 часов вечера того дня, когда Хьюго разъезжал в гольф-каре по лужайкам гольф-клуба «Рэббит Ран».
В бумагах Лейси значилось, что Луизе Разко был 31 год, когда обнаженное тело ее убитого мужа нашли в одной спальне с телом жены Джуниора Мейса. У них с Соном было двое детей, которые с тех пор успели повзрослеть и покинуть Флориду. Несколько лет назад Луиза снова вышла замуж и уехала из резервации.
Перед Лейси сидела приземистая седая женщина пятидесяти лет. Годы оказались к ней немилосердны.
Лейси объяснила цель встречи, но Луиза осталась равнодушной.
– Я не буду обсуждать убийства и вообще все это, – сразу предупредила она.
– Хорошо, давайте о другом. Вы помните судью Макдоувер?
Луиза тянула через соломинку чай со льдом. Было видно, что ей хочется сбежать. Небрежно пожав плечами, она ответила:
– Только на суде.
– Значит, вы следили за судом? – спросила Лейси наугад, лишь бы завязать разговор.
– А как же, конечно, следила. От начала до конца.
– Какое впечатление на вас произвела судья?
– Какая разница? Столько лет прошло. Вы расследуете какие-то тогдашние дела судьи?
– Нет, тут совсем другое. В исковой жалобе говорится об участии судьи в незаконной деятельности, связанной с подкупом. Все упирается в казино.
– Мне бы не хотелось разговаривать о казино. Оно развратило мой народ.
Отлично, Луиза! Казино не трогать, об убийстве мужа молчок. Зачем тогда было сюда тащиться? Лейси писала в блокноте, изображая глубокие раздумья.
– Кто-нибудь из ваших родственников когда-либо работал в казино?
– Почему вы спрашиваете?
– Потому что нам нужны сведения о казино. Их нелегко раздобыть. Нам бы очень помог человек, знающий все изнутри.
– Даже не мечтайте. С вами никто не станет говорить. Те, кто там работает, счастливы: у них и работа, и чеки. Те, кто туда не допущен, завидуют и, может, даже злятся, но тоже получают чеки, поэтому помалкивают. На казино никто не замахнется.
