Джон Гришэм
Время милосердия
Они немного прошли, держась за руки.
– Ты можешь отказаться от дела? – спросила Карла.
– Я только вчера принял его.
– Я помню. Утром у тебя встреча с судьей Нузом?
– Да, с утра пораньше. Тема – «Смоллвуд».
– А про новое дело разговор зайдет?
– Обязательно. Оно у всех на языке. Дрю нуждается в помощи прямо сейчас, надо показать его специалисту. Если получится, я попрошу об этом судью. Если он уже нашел другого адвоката, то не станет это скрывать от меня.
– Маловероятно.
– Да, слишком рано. Я буду вести дело на предварительном этапе, позабочусь о защите прав этого паренька, попытаюсь оказать ему помощь. Через пару-тройку недель я потребую от Нуза замены.
– Обещай.
– Обещаю. Ты сомневаешься?
– Представь, да.
– Почему?
– Потому что ты неравнодушный человек. Подозреваю, ты уже переживаешь за этого мальчика и его семью, хочешь защитить их. Если у судьи Нуза возникнут трудности с подбором другого адвоката, он запросто принудит тебя продолжить. Ты будешь на своем месте. Семья проникнется к тебе доверием. Не обманывай себя, Джейк, тебе нравится находиться в центре событий.
Они свернули на узкую аллею и залюбовались своим чудесным домом, оплотом безопасности и покоя.
– Я полагал, ты хочешь, чтобы я защищал мальчишку.
– Я тоже так считала, но потом начались звонки.
– Это просто телефон, Карла. Лишь бы не стали стрелять, а остальное ерунда.
– Ты умеешь успокаивать.
Как уверял адвокат Эрла, дом принадлежал одному Стюарту, ставшему собственником по утвержденному судом завещанию деда, умершего двенадцать лет назад. Обе бывшие жены Стюарта давно сбежали от него, их имен в завещании не было. Детей Стюарт не завел. Он не оставил завещания, следовательно, согласно законам штата Миссисипи, его собственность переходила в равных долях родителям, Эрлу и Джанет, и его младшим братьям.
После ужина в понедельник Эрл и двое его оставшихся сыновей, Барри и Сесил, впервые отправились навестить дом; днем его покинули дознаватели штата. Им туда совсем не хотелось, однако избежать поездки было нельзя. Эрл припарковался позади пикапа Стюарта и выключил фары. Троица долго сидела в темноте, глядя на дом, знакомый каждому из них с рождения. Барри и Сесил спросили, можно ли им остаться в машине. Отец ответил, что нет: пусть увидят место, где погиб брат. Барри, сидевший сзади, не справился с чувствами и зарыдал. Вскоре они вылезли из машины и приблизились к незапертой двери.
Эрл собрал волю в кулак и первым вошел в спальню. На матрасе не было простыни и одеяла, посредине темнело большое страшное пятно высохшей крови. Эрл сел на единственный в комнате стул и прикрыл ладонью глаза. Барри и Сесил, оставшиеся около двери, хмуро смотрели туда, где погиб их брат. На стене виднелись брызги крови и следы мозгового вещества, частично удаленные специалистами для каких-то своих экспертиз. В комнате пахло смертью и злом – так пахнет раздавленное колесом животное на дороге. Чем дольше они здесь находились, тем сильнее становился этот отвратительный запах.
Оззи разрешил им спалить матрас. Они выволокли его через кухню на задний двор. Туда же отправилось изголовье кровати, каркас, пружинная основа, подушки. Никто больше не будет спать на кровати Стюарта. В небольшом стенном шкафу в холле нашлась одежда и обувь Джози. Эрл, брезгливо взглянув на это добро, велел: «Тоже в огонь!» В комоде лежало ее нижнее белье, пижамы, чулки и прочее, в ванной – фен и туалетные принадлежности. Сумка была в кухне, рядом с телефоном и ключами от автомобиля. Сесил не дотронулся до ключей, а сумку, не заглянув внутрь, бросил на матрас вместе с остальными вещами Джози.
Эрл плеснул жидкостью для розжига и чиркнул спичкой. Все трое, отступив, уставились на быстро вспыхнувший костер.
– Тащите сюда детское барахло! – приказал отец. – Они сюда не вернутся.
Сыновья бросились наверх, в комнату Дрю, и вынесли все, что могло гореть: постельное белье, одежду, обувь, дешевый CD-плеер, плакатики со стен. Потом Барри занялся комнатой Киры. У нее было больше всего, чем у брата, водились плюшевые мишки и прочее зверье, в шкафу прятались старые куклы и другие игрушки – все это он стащил вниз и швырнул в танцующее пламя. Всем троим пришлось отступить от жара. Они завороженно следили, как огонь снова разгорается, а потом стихает.
– Как быть с ее машиной? – спросил Барри отца.
Эрл презрительно покосился на старую мазду перед домом, размышляя, не стоит ли и ее спалить.
– Думаю, она за нее задолжала, – возразил Барри, угадав мысли отца.
– Тогда не трогайте, – махнул рукой Эрл.
У них было намерение собрать личные вещи Стюарта, оружие и одежду, но потом Эрл понял, что с этим можно повременить. Дом давно принадлежал семье и надежно запирался. Тем не менее Эрл хотел уже завтра поменять замки и ежедневно сюда наведываться. А еще задумал намекнуть через Оззи Уоллса женщине, ее детям, всем их знакомым, что впредь им нечего делать на земле Коферов. Судьбу машины Джози шериф мог решить сам.
Пес Хикман владел единственным в городе магазином мотоциклов и торговал новым и подержанным двухколесным транспортом. Не брезговал и незаконными сделками, но был достаточно хитер, чтобы не попадаться; у него даже не было конфликтов с законом, не считая старой судимости за вождение в пьяном виде. Полиция знала его как облупленного, однако не трогала, поскольку он никого не беспокоил. К порокам Пса относились азартные игры, бутлегерство и торговля наркотиками.
Мик Суэйз покупал у Пса мотоциклы и неплохо знал его. С наступлением вечера в понедельник Мик заехал к нему в магазин, сообщил, что он не на дежурстве, и откупорил банку пива. Сразу перейдя к делу, Мик пообещал Псу, что шериф не ищет виноватых, а просто хочет разобраться в произошедшем в субботу вечером.
– Оззи меня не волнует, – заявил Пес. Они курили на улице, привалившись к его «мустангу». – Я ничем не провинился. Ну, может, если бы я так не набрался, то не пустил бы Стью за руль, это да. А так, я не сделал ничего дурного.
– Это нам известно, – кивнул Суэйз, – как и то, что в хижине вас, выпивох, было пятеро. Кем были остальные трое?
– Учти, я не стукач.
– Какое стукачество, Пес, если никто не совершил преступления?
– А зачем тогда ты прикатил со своими вопросами?
– Оззи интересуется, вот и все. Кофер был одним из наших, шериф делал на него ставку. Мы все любили Стюарта – хороший был коп и славный малый. Но нализался он в субботу сильно, до 0,36!
Пес Хикман недоверчиво покачал головой и сплюнул на землю.
– Я скажу тебе все, как есть. Вчера утром я проснулся вот с такой головой, будто у меня было все 0,55. Целый день провалялся, даже сегодня еле встал. Ну и крепкая же дрянь!
– Что пили-то?
– Свежак от Гэри Гарвера, со вкусом персика.
– Он – третий. А двое других?
– Строго между нами, договорились? Не для протокола.
– Заметано.
– Келвин Марр и Уэйн Эгнор. Начали с упаковки пива. Играем в моей хижине в покер, никаких планов не строим. Тут подваливает Гэри с двумя баклажками своей самогонки. Ну, мы и не сдержались. Залили глаза. Со мной такое впервые за долгое время. Я даже думаю завязать.
– Во сколько уехал Кофер?
– Не известно. Когда он укатил, я уже лежал пластом.
– Кто не спал?
– Не знаю, Мик, честно. Наверное, мы все вырубились. Я мало что помню. Ночью, понятия не имею, во сколько, Стью и Гэри смотались. Продрал глаза в воскресенье, вижу, Келвин и Уэйн никуда не делись, оба в хлам. Ну, мы встали, кое-как встряхнулись, выпили по паре пива, чтобы башка меньше болела, а тут звонит телефон, и мой брат сообщает, что Стью убили. Какой-то щенок выстрелил ему в голову. Только что он сидел с нами за столом, играл в карты, пил персиковый виски из кофейной чашки – и на тебе!
– Вы со Стью были приятелями?
– Даже не знаю. Что это за вопрос?
– Простой вопрос.
– Не такими, как год назад. Он уже не владел собой, ты в курсе, Мик? Раз в месяц мы резались в покер, обычно в моей хижине, и Стью все чаще перебирал, пил и не мог остановиться. Я-то ладно, но о нем поползли слухи. Некоторые его дружки начали беспокоиться. Все мы пьянствуем почем зря, но пьяницы, бывает, видят дальше других. Мы думали, Оззи в курсе, но закрывает на это глаза.
– Вряд ли. Стью каждый день являлся на работу и делал все, что положено. Шериф его выделял.
– Я тоже. Стью все любили.
– Ты расскажешь все это Оззи?
– Не хотелось бы.
– Спешки нет, но поговорить стоит. Может, после похорон?
– У меня есть выбор?
– Нет.
10
Как обычно бывает со слухами, касающимися судебной процедуры, источник этого слуха остался неизвестным. Отражал ли он истину или стал продолжением шутки, пущенной кем-то в кадастровом бюро на втором этаже? Может, его сочинил скучающий адвокат, решивший проверить, как быстро слух опишет круг и вернется к нему самому? Здание суда, да что там, весь город полнился подробностями убийства, поэтому легко предположить, что некто с полномочиями – может, помощник шерифа, а может, судебный пристав – обронил нечто вроде: «Сегодня мы займемся парнем».
Рано утром во вторник половина округа твердо знала, что юнец, убивший Стюарта Кофера, вот-вот впервые предстанет перед судом. Очень скоро к этому слуху добавился другой неопровержимый факт: юнца, вероятно, отпустят! Дескать, по малолетству.
Обычно на оглашении списка гражданских дел к слушанию присутствовала лишь горстка адвокатов – тех, кого это касалось. Толпы зевак подобные скучные процедуры никогда не собирали. Но во вторник половина зрительских мест была занята. Десятки людей собрались в зале суда, чтобы присутствовать при вопиющей ошибке правосудия. Судебные клерки проверяли и перепроверяли список дел из опасения, что что-то пропустили. Судью Нуза ждали только к десяти часам, когда должно было начаться слушание по первому делу. Джейк, пришедший в 9.30, сначала решил, что ошибся датой. Пошептавшись с девушкой-клерком, он узнал о распространившемся слухе.
– Странно… – пробормотал адвокат, обведя взглядом суровые лица. – Кому знать, пора ли моему клиенту в суд, как не мне!
– У нас всегда так, – прошептала девушка.
Пришел Гарри Рекс и принялся глумиться над страховым адвокатом. Остальные, разглядывая толпу, недоумевали, что ее сюда привело. Приставы и помощники шерифа стояли в стороне; зная о слухе, они тем не менее не получали приказа доставить обвиняемого в суд.
Лоуэлл Дайер вошел в боковую дверь и поздоровался с Джейком. Они условились как можно скорее переговорить с Нузом. В десять часов Его честь вызвал обоих к себе в комнату, предложил им кофе, а сам принял вторую дозу своих ежедневных медикаментов. Его мантия висела около двери, пиджак – на стуле.
– Как там обвиняемый? – спросил он.
Костлявый Нуз имел вытянутое бледное лицо и обвислый красный нос. Он никогда не выглядел здоровым человеком, и сейчас, наблюдая, как судья глотает одну за другой нескончаемые таблетки, адвокаты сторон задумались, как сильно он болен. Спросить, в чем состоит недуг, они не смели.
Джейк налил кофе в два бумажных стаканчика и сел вместе с Лоуэллом напротив судьи.
– Не очень хорошо, – ответил Джейк на вопрос Нуза о Дрю. – Я видел его сегодня уже в третий раз, и он выглядит еще хуже. У него психологическая травма, упадок сил. Может, нужно показать его врачам и подлечить? У нас на руках больной мальчуган.
– Мальчуган? – усмехнулся Лоуэлл. – Расскажи об этом Коферам.
– Ему уже шестнадцать лет, – напомнил Нуз. – Не мальчик.
– Вот посмотрите на него и решите.
– Где ты предлагаешь его лечить? – спросил Лоуэлл.
– Я бы предпочел поручить это профессионалам из больницы штата.
– Лоуэлл?
– Штат против, во всяком случае в данный момент.
– Не уверен, что ты вправе возражать, Лоуэлл, – произнес Джейк. – Дела еще нет. Разве не нужно дождаться вердикта о привлечении к уголовной ответственности?
– Не спорю.
– Тут есть проблема, – продолжил он. – Парню нужна помощь прямо сейчас. Сегодня. В этот самый момент. У него психологическая травма, и от сидения за решеткой ему не становится лучше. Необходим врач, психиатр, кто-нибудь поумнее нас. Иначе ему будет все хуже. Бывает, он вообще не желает со мной говорить. Не помнит, какой сегодня день. Не ест. У него кошмары, галлюцинации. Иногда он сидит и смотрит перед собой, странно посапывая, словно уже повредился рассудком. Разве тебе не нужен здоровый обвиняемый, Лоуэлл? Если он сойдет с ума, то ты не сможешь устроить процесс. Не будет никакого вреда, если его осмотрит врач.
Лоуэлл посмотрел на судью, жевавшего в этот момент что-то горькое.
– Преступление, подозрение, арест, тюрьма, – сказал Нуз. – По мне, так назрела первая явка в суд.
– Мы этого не допустим, – предупредил Джейк. – Нет никакого толку сажать парня в полицейскую машину и везти в суд. Сейчас это ему просто не под силу. Я с вами честен, господин судья: вряд ли он вообще понимает, что происходит.
Лоуэлл улыбнулся и покачал головой, будто у него возникли сомнения.
– Я улавливаю подготовку к объявлению его невменяемым, Джейк.
– Ничего подобного. Судья Нуз обещал мне найти для процесса другого адвоката – если будет процесс.
– Еще как будет, Джейк! Это я тебе обещаю, – произнес Лоуэлл. – Нельзя хладнокровно убить человека и выйти сухим из воды.
– Никто не выходит сухим из воды. Я волнуюсь за паренька, вот и все. Он не осознает реальность. Разве кому-то повредит его медицинское освидетельствование?
Нуз принял наконец все свои лекарства, но еще не запил водой. Глядя на Джейка, он спросил:
– Где это можно сделать?
– Например, в филиале больницы штата в Оксфорде. Мы бы его отвезли.
– А может, они пришлют своего специалиста сюда? – предложил судья. – Не нравится мне идея такого быстрого отъезда обвиняемого из окружной тюрьмы.
– Я согласен, – кивнул Лоуэлл. – Еще не прошли похороны. Не уверен, что за пределами следственного изолятора парень будет в безопасности.
– Или так, – уступил Джейк. – Способ – не главное.
Нуз поднял руки, призывая обоих к порядку.
– Давайте-ка выработаем план, друзья. Насколько я понимаю, мистер Дайер, вы намерены требовать обвинения в тягчайшем убийстве?
– Об этом преждевременно говорить, господин судья, но, признаюсь, сейчас я склоняюсь к этому. Из фактов вытекает именно такое обвинение.
– Когда вы вынесете дело на рассмотрение большого жюри?
– Через две недели, но можно и раньше. Что предпочитаете вы?
– У меня нет предпочтений. Большое жюри – не мое дело. Мистер Брайгенс, как вам видятся предстоящие недели?
– Благодарю, Ваша честь. Ввиду юного возраста моего клиента я не имею другого выбора, кроме как просить вас о переносе разбирательства в суд по делам несовершеннолетних.
Лоуэлл Дайер прикусил язык, давая высказаться судье. Тот взглянул на него, приподняв брови, и прокурор заметил:
– Штат будет, разумеется, против. Мы считаем, что дело должно рассматриваться в этом суде и обвиняемый должен быть судим как взрослый.
Джейк не отреагировал. Глотнув кофе, он посмотрел на свой линованный блокнот, словно знал, что сейчас произойдет. Он действительно знал это: не было ни малейшего шанса, что досточтимый судья Нуз позволит разбирать дело о столь серьезном преступлении суду по делам несовершеннолетних округа Форд. Туда часто отправлялись более мелкие правонарушения подростков – угон машин, наркотики, воровство, грабеж. Местный судья славился здравомыслием. Однако серьезные преступления, связанные с вредом для здоровья, тем более убийства, туда не попадали.
Большинство белых южан твердо придерживались мнения, что шестнадцатилетний юноша, вроде Дрю Гэмбла, застреливший человека, спавшего в своей постели, подлежит суду как взрослый и заслуживает сурового приговора, вплоть до смертной казни. Скромное меньшинство считало иначе. Джейк пока не составил собственного мнения, но уже сомневался в способности Дрю понять, что такое преступный умысел.
А еще Джейк знал политический расклад. В следующем, 1991 году обоим, Омару Нузу и Лоуэллу Дайеру, предстояло переизбрание – Дайеру первое, Нузу аж пятое. Его честь приближался к семидесяти годам и горстями глотал таблетки, однако не изъявлял ни малейшего желания уходить с дистанции. Ему нравилась работа, престиж, зарплата. Он никогда не сталкивался с сильным противодействием – мало кто из юристов был готов бросить вызов могущественному, хорошо окопавшемуся судье, но оставался шанс, что выборы свернут не туда, заведомый неудачник оседлает волну, избиратели решат, что хотят видеть новое лицо. Три года назад судья едва не проиграл выборы ушлому адвокату из округа Милберн, необоснованно утверждавшему, будто Нуз выносит снисходительные приговоры по уголовным делам. Тогда соперник собрал треть голосов – немало для не заслужившего доверия новичка.
Теперь назревала еще более серьезная угроза. Раз слухи дошли до Джейка, то можно было не сомневаться: о них слышал и сам Нуз. Хвастун Руфус Бакли, бывший окружной прокурор, с трудом побежденный на последних выборах Дайером, снова погнал волну, намекая, что хочет подвинуть с судейской скамьи Омара Нуза. Оттесненный на задний план Бакли коротал время в маленькой конторе в Смитфилде, составляя купчие и строя планы триумфального возвращения. Самой крупной его неудачей стал вердикт «не виновен» на процессе Карла Ли Хейли, в котором он винил Нуза, Джейка и всех, кто был хотя бы отдаленно связан с тем делом. Всех, кроме самого себя.
– Подавайте ходатайство в установленном порядке, – произнес Нуз таким тоном, будто уже принял решение.
– Да, сэр. Теперь о психиатрическом освидетельствовании.
Судья с кряхтением встал, подошел к столу, взял из пепельницы трубку и зажал ее желтыми зубами.
– Думаете, это срочно?
– Да, господин судья. Боюсь, парню с каждым часом все хуже.
– Оззи его видел?
– Оззи не психиатр. Видел, конечно, ведь парень – его заключенный.
– Ваша позиция? – обратился Нуз к Дайеру.
– Штат не против освидетельствования, но я не хочу, чтобы этот парень по какой-либо причине покинул окружную тюрьму.
– Понял вас. Что ж, я подпишу постановление. Какие-нибудь еще вопросы на сегодня?
– Нет, сэр, – ответил Дайер.
– Вы свободны.
Любопытные продолжали просачиваться в зал суда. Шли минуты, судья Нуз все не появлялся. Рядом со скамьей присяжных сидел Уолтер Салливан и его коллега-защитник Шон Джилдер, адвокат по страховым делам из Джексона, защищавшие железную дорогу в деле «Смоллвуд». Они тихо беседовали, главным образом, на юридические темы. Но по мере роста толпы Уолтер начал кое-что понимать.
Интуиция не обманула Гарри Рекса. Адвокаты железной дороги и ее страховая компания согласились, наконец, на предварительные переговоры о досудебной сделке. При этом они собирались соблюдать максимальную осторожность. С одной стороны, дело представляло опасность из-за тяжести причиненного вреда – четырех смертей в одной семье, к тому же Джейк останется на собственной территории, в этом самом зале суда, где они сейчас сидели и откуда он в свое время вышел вместе с оправданным Карлом Ли Хейли. Но, с другой стороны, адвокаты железной дороги и страховой компании все еще не сомневались в победе, которую одержат ввиду признания ответственности соперничающей стороны. Тейлор Смоллвуд, водитель, врезался в четырнадцатый вагон движущегося товарного состава, так и не прикоснувшись ногой к педали тормоза. Их эксперт утверждал, что он несся со скоростью 70 миль в час. Эксперт Джейка говорил о скорости 60 миль в час. Ограничение скорости на этом заброшенном участке дороги составляло 55 миль в час.
Существовали и иные тревожные моменты. Железнодорожный переезд давно находился в плохом состоянии, доказательства чего имелись у Джейка в виде отчетов и фотографий. Аварии случались там и раньше, и Джейк был готов представить присяжным доказательства этого в доходчивом, увеличенном виде. Единственным свидетелем аварии был нетвердый в своих показаниях плотник, ехавший за машиной Смоллвудов на расстоянии примерно ста ярдов. Он утверждал, что светофор в момент столкновения не работал. Ходили, правда, не слишком надежные слухи, будто плотник перед этим напился в каком-то притоне.
Но опасность суда в округе Форд заключалась в другом. Джейк Брайгенс был незаурядным молодым адвокатом с безупречной репутацией, на чью готовность играть по правилам можно было положиться. Однако он действовал не один – рядом с ним орудовали Гарри Рекс, его партнер по иску, и ужасный Люсьен Уилбэнкс; оба ни в грош не ставили этические правила профессии.
Это создавало возможность для громкого вердикта, хотя присяжные могли с тем же успехом признать вину Тейлора Смоллвуда и решить дело в пользу железной дороги. В такой обстановке неизвестности страховая компания не возражала против досудебного соглашения. Если бы Джейк потребовал миллионы, переговоры быстро прервались бы. Но если бы он проявил благоразумие, то можно было бы найти общий язык, к всеобщему удовольствию.
Уолтер Салливан редко выступал защитником на суде, предпочитая роль местного адвоката, когда в процессах участвовали крупные фирмы из Джексона и Мемфиса, нуждавшиеся в его услугах. Он получал скромное вознаграждение за то, что не перенапрягался, разве что использовал свои связи и помогал устранению потенциальных проблем при отборе членов коллегии присяжных.
Сейчас, покуда множились слухи, Уолтер Салливан смекнул, что Джейку Брайгенсу грозит участь наименее популярного в городе адвоката. Люди собрались в зале не для того, чтобы поддержать Дрю Гэмбла и его родных. Вот уж нет! Они явились, чтобы с ненавистью взглянуть на убийцу и молча возмутиться несправедливостью, какой им казалось сочувственное к нему отношение. Если бы Брайгенсу снова удалось сотворить чудо и добиться освобождения мальчишки, то на улицах могли бы вспыхнуть беспорядки.
Салливан наклонился к своему напарнику и произнес:
– Давай ограничимся ходатайствами. Оставим идею соглашения до следующего раза.
– Почему?
– Потом объясню. Времени полно.
В другом конце зала Гарри Рекс жевал растрепанный кончик незажженной сигары и делал вид, что, разглядывая толпу, слушает пристава, рассказывающего несмешной анекдот. Он узнал свою одноклассницу, не смог вспомнить ее фамилию, зато вспомнил, что она вышла замуж за одного из Коферов. Сколько здесь родственников потерпевшего? Сколько ненавистников Джейка Брайгенса?
Шли минуты, толпа росла, опасения Гарри Рекса подтверждались. Его закадычный друг Джейк взялся за дело, которое принесет гроши, и тем самым наносил вред собственным позициям в деле, сулившем золотой дождь.
